Господин следователь. Книга десятая

Глава 23 Волшебник-недоучка

Составил отчеты, понес Лентовскому, чтобы начальник оценит мое усердие. Но у него посетитель, так что, пришлось подождать. За это время сверил свои записи с теми, что имелись в регистрационном журнале. Кажется, все совпадает. Даже в формулировках не погрешил.

Дверь начальственного кабинета скрипнула и оттуда вышел… титулярный советник Виноградов. Этот-то откуда взялся? Слышал, что продал дом в Череповце, переехал вместе с семьей куда-то туда, откуда удобнее осматривать шлюзы. Александр Иванович презрительно посмотрел на меня, с преувеличенной вежливостью пожал руку главе нашей канцелярии, потом гордо заявил:

— А вам, Чернавский, я руки не подам!

— И это правильно, — кивнул я. — Иначе придется неделю ладонь отмывать.

Титулярный советник дернул щекой, потом выскочил из приемной.

— И что это было? — поинтересовался я у Игоря Ивановича, но тот дипломатично пожал плечами, кивая на кабинет генерала. Дескать — все вопросы к начальству.

Постучавшись для приличия, поздоровался и спросил:

— Николай Викентьевич, нескромный вопрос — а что здесь господин Виноградов делает? Неужели пришел обратно на службу проситься?

— Угадали, — кивнул Лентовский. — Что-то у него там на шлюзах не получилось, не сработался, просится, чтобы взяли обратно. Согласен ехать судебным приставом хоть в Кириллов, хоть в Устюжну.

— И морде не стыдно? — хмыкнул я, вспоминая золотой портсигар, который господин Виноградов украл у собственного начальника.

Господин действительный статский советник вздохнул, дернул плечом. Жалко, что мы эполеты не носим — тогда бы эффектнее вышло.

— Говорит — все понял, больше не повторится. Христос заповедовал врагов прощать, а он разве враг? По службе нареканий не было, взяток не брал. Опять-таки — дочку надо учить. А я, по правде-то говоря, проявил слабину. У меня сейчас вакансий нет, но в Тихвине должность судебного следователя свободна. Округ не наш, но судебная палата у нас одна. Опыт у Виноградова большой, может, еще и послужит. Формуляр чистый, напишет прошение, думаю, что возьмут. Протекцию я ему оказывать не стану, но и пакостить не буду.

Что ж, может, и взялся человек за ум, не станет больше подворовывать. Надежды, конечно, слабые, но теперь это не мое дело. В конце концов, Лентовский генерал, а генералам виднее.

— Николай Викентьевич, если не сложно — посмотрите отчет, — попросил я, выкладывая на стол начальника свои листочки.

Его Превосходительство скользнул взглядом по моим бумажкам, кивнул, потом сказал:

— Все хорошо, но следует указать, что вы проводите — то есть, проводили встречи с представителями городской думы и земской управы, на которых высказывались о неукоснительном соблюдении законности органами местного самоуправления.

— А я проводил? — слегка оторопел я.

— Конечно, — с удивлением поднял на меня очи наш генерал. — Я же вас сам на собрание посылал. Разве забыли? Вы выступали перед земцами, и перед думцами. И выступали не как частное лицо, а как исполняющий обязанности товарища прокурора. А тесть говорил, что господин Чернавский обращал внимание присутствующих на необходимость соблюдать законы Российской империи. В обязанности прокурора, кстати, и это входит, вы здесь все верно угадали. Так что — непременно впишите.

Я покивал и вышел из кабинета. Раз генерал сказал, что призывал к соблюдению законности, значит, так оно и есть. Пока шел к себе, вспомнил, что рекомендовал земцам обзавестись юристом, чтобы впредь они не лезли в такие дела, вроде строительства железных дорог, решение о которых принимает государь. Но это, вроде бы, само-собой разумеющееся. Вишь, сам-то уже забыл, а Милютин помнит.

Склероз надо лечить. Сахара что ли побольше есть? Или рыбы? Приду домой — скажу кухарке, чтобы рыбу почаще готовила. И жареную, и на пару. И еще какую-нибудь.

Времени семь, можно домой идти. Надеюсь, Анька всех гостей выпроводила? Мы точное время не обговаривали, но должна сама догадаться, что Иван придет усталый, а ему толпа шумных девчонок совсем ни к чему.

Собрал бумаги, аккуратно уложил в стол, оделся, спустился вниз. Исполнил ритуал со служителем, понял, что никто меня нынче не ожидает, не караулит.

На всякий случай сделал крюк — а вдруг девчонки еще не разошлись? Но не бродить же мне вечно? Что за дела? Когда толкнул калитку, понял, что празднество в самом разгаре. Не скажу, что дом содрогался, но слышно, что внутри отплясывает не меньше десятка ног. Они что, канкан там танцуют? Нет, канкан бы провинциальные гимназистки плясать не стали, да его, вроде, еще не придумали. Скорее всего — кадриль отплясывают. Танец, хоть и считается простонародным, но пока в моде. Да, а как гимназистки танцам учатся — вальсу там, танго, где требуется партнер? Ах ты, какое танго? Танго еще не скоро появится, да и танец не слишком приличный.

— Ме-а, — вякнула из сарайки Манька. Я ее настроение по голосу узнаю — грустненькая.

Открыл двери — по осеннему времени темновато, но два зеленых глаза в кормушке углядел. Понятное дело — старый друг явился проведать. Нет, отыскал укрытие у подруги.

— Кузя, ты от девчонок сбежал? — догадался я.

— Ме-ее-е, — ответила коза за своего младшего друга, подтверждая мои опасения.

Я Кузьму понимаю. Котик, конечно любит, когда его гладят, но восемь — или, сколько там? девчонок — загладят и залюбят так, что кто угодно удерет.

Мне тоже расхотелось входить в собственный дом. Не то, чтобы опасался, что и меня «загладят», но все равно, лучше бы держаться подальше. Был бы я лет на десять или пятнадцать помоложе, ничем не связан — конечно, рванул бы на тусовку с шестнадцатилетними девчонками. А так, слишком старый. Может, отправиться к Десятовым, к Леночке? Но меня там нынче не ждут, а невесте нужно хоть изредка к собственным урокам готовиться. И есть хочется. Гимназистки уже все слопали или мне что-то оставили?

А может — пойти в гости к Абрютиным? Скажу, что форс-мажор, кормите лучшего друга семьи.

Эх, не успел.

— Иван Александрович, а мы вас уже заждались, — высунулось из дверей существо в гимназической форме, да еще в белом фартуке. Кажется, она как-то к Аньке в гости приходила.

Из распахнутой двери донеслись звуки песни. Ишь, про гимназистку шестого класса поют. Нет, определенно барышни приняли. Много ли им надо? Сбегу.

А следом высунулась Анька. Эта уже в обычной юбке и блузке — имеет право.

— Ваня, мы тебя ждем. В окошко смотрим — все глаза проглядели. Не удирай!

Сказала с такой интонацией — мол, догоним! И ведь догонят, мартышки. Представив, как бегу по улице, а меня преследуют гимназистки — содрогнулся.

— Да я и не собирался. Я, вообще-то, в собственный дом иду. То есть — в наш дом.

— Тогда заходи, не стой, словно незваный гость. Чего возле сарайки-то встал? У Маньки уже один постоялец есть, тебе места не хватит.

В прихожей все завалено маленькими калошами, вешалка не вмещала девчачьи пальтишки.

— Давай, я к себе унесу, — ухватила мою шинель Анька. — Проходи, поужинаешь, потом станем чай пить. Правда, мы с девочками уже попили, но еще попьем, за компанию.

Мне бы еще руки помыть, хорошо, что при выходе из суда догадался кое-куда зайти, а то, при девчонках и неудобно. Что-то во мне школьник проснулся. Ходил же я в школьный туалет, будучи учителем и ничего, не стеснялся.

В столовой, которая еще и моя гостиная, полно девчонок. Анька же говорила, что их немного? Показалось, что здесь их штук сто.

Барышни, пусть и скромно, но пытались познакомиться. Я кивал, понимая, что все равно не запомню — которая Муся, а кто здесь Настя и Катя. Тем более, что Катей оказалось две, а еще, среди девчонок оказалась и Анна. Эту запомню, со своей Анькой не перепутаю — крупная девочка, с круглыми щечками.

Нет, девчонок поменьше, про сто это мне с перепуга показалось. И спиртным не пахло. Гора с плеч. А то я уже себя накрутил — явятся родители, предъявят претензии. Спаивание несовершеннолетних и прочее. Забываю, что в этом возрасте можно повеселиться и без спиртного.

Чтобы не смущать уже поевших девчонок, пошел на кухню, где Аня занималась своими старыми обязанностями — вытаскивала из печки горшок со щами.

Считается, что щами нужно обедать, но я могу ими и обедать, и ужинать.

— Давай я здесь поем, — предложил я, надеясь, что у девчонок проснется совесть и они догадаются, что пора расходится. Куда годится, чтобы хозяин на кухне ел, словно бедный родственник? Как же.

— Тетя Таня щи вкусные наварила, — сообщила Аня, выставляя миску и выливая в нее поварешку щей. Вздохнула. — Пожалуй, получше, чем у меня.

— Не забывай, сколько лет Татьяна варит, а сколько ты, — утешил я девчонку. — Тем более, что на самом-то деле твои щи замечательные. Беги к девчонкам, сметану я сам в состоянии положить.

Щи мне позволили съесть в одиночестве, а потом вытащили в гостиную, усадили за стол, налили чаю, положили пару конфет. Пирожные, похоже, гимназистки уже слопали, но хоть что-то.

Приятно, конечно, когда за тобой ухаживает столько красивых девчонок, но где-то имеется подвох. Наверняка начнут вопросы задавать — а трудно ли писать рассказы? И что я хочу поведать читателю и чему научить?

— Ваня, у девочек для тебя подарок есть, — сообщила Анька таинственным шепотом.

— А что за подарок? — полюбопытствовал я.

— Тебе понравится, — пообещала сестренка, потом кивнула. — Муся, неси!

Одна из барышень — худенькая, с большими глазами и с темными, слегка вьющимися волосами, гордая своей ролью, под смех остальных девчонок вручила мне коробку.

Ух ты! Фарфоровая фигурка козы, стоящей на задних лапах, то есть, ногах, одетой в старинный гусарский мундир, да еще и с саблей. Кивера нет, но зачем кивер, если на голове рога? Стоп, если в мундире и с саблей, это не коза, а козел. Ладно, пусть козлик.

Перевернув фигурку, увидел клеймо — лосиная морда, повернутая в профиль. А кто это?

— Приказчик сказал — Гарднера отыскали, — сказала барышня по имени Муся. — Козлику почти сто лет.

Про завод Гарднера я не только слышал, но однажды протирал тарелки и чашки с изображением орденов. Это когда в музее подрабатывал. Не знал, что он еще и фигурки животных выпускал, да еще и в такой легкомысленной манере. Думал — лепили всякие «орденские» сервизы. Интересно, гусары не обиделись за козлика?

— Здорово! — восхитился я, потом забеспокоился. — Не слишком дорого для вас? Что родители скажут?

— Ваня, мы по полтинничку сбросились. Не бойся — родители у девочек знают, не сердятся, — успокоила меня Анька. Потом, посмотрев на меня так, как смотрит Кузьма, если собирается что-то попросить (а не дашь — так сам заберет!), спросила: — А ты же взаправду нам сегодня споешь? Девочки давно мечтают тебя послушать. Я и гитару от Елены Георгиевны принесла.

Вот ведь, нахальная деточка. Но коли козу такую подарили — придется отрабатывать. Понял, в чем здесь подвох. Гимназисткам, видите ли, мое пение захотелось послушать. Вишь, глазенки-то навострили. Ждут. Нельзя обманывать ожидания детей, значит, спою.

Я выставил табурет на середину комнаты, сел, начал проверять — настроены ли струны, спросил:

— А что мы с вами петь станем?

— Про первоклассника! — предложила Аня-вторая и запела густым басом: Нагружать все больше нас, стали почему-то!

— А лучше — про гимназистку, — заспорила с ней Муся.

Мнения девчонок разделились, поэтому, в опасении, чтобы они не поссорились, я решил взять инициативу на себя. Нужно бы что-то школьное, но если спою «Школьный вальс» — не поймут.

— Барышни, есть песня, которая мне очень нравится. Возможно, вы ее даже знаете? Если да — подпевайте.

Понятно, что девчонки не знают.

— Вычислить путь звезды

И развести сады,

И укротить тайфун

— Все может магия.

Есть у меня диплом,

Только вот дело в том,

Что всемогущий маг

Лишь на бумаге я.

Девчонки песни не знали, но очень скоро самозабвенно подпевали припев:

— Даром преподаватели

Время со мною тратили.

Даром со мною мучился

Самый искусный маг. Да, да, да!

Мудрых преподавателей

Слушал я невнимательно.

Все, что ни задавали мне,

Делал я кое как[1].

Думаю, завтра-послезавтра песня про волшебника-недоучку разлетится по всему городу, охватит все наши учебные заведения, а через месяц-другой начнет гулять по матушке Руси. Пусть гуляет, станет народной.

Для волшебника-недоучки одной лишь гитары мало — нужны и духовые инструменты, но, уж как сумел. А теперь пусть барышни послушают песню, которую я очень люблю.

— Призрачно всё в этом мире бушующем,

Есть только миг, за него и держись.

Есть только миг между прошлым и будущим,

Именно он называется жизнь!

Вечный покой сердце вряд ли обрадует,

Вечный покой — для седых пирамид.

А для звезды, что сорвалась и падает,

Есть только миг, ослепительный миг [2].

Пел и играл я еще час, а то и полтора. Исполнил и «У природы нет плохой погоды», и «Песенку первоклассника», и своего любимого Булата Шалвовича не забыл — и про солдатика, и про капли датского короля, и про убитую маркитантку.

Я бы, конечно, много чего мог спеть, да вот беда — не станешь петь песни, в которых имеются какие-то анахронизмы, не соответствующие нынешнему времени. Пришлось выкручиваться. Гумилев с его изысканным жирафом на озере Чад у барышень восторгов не вызвал. А мне-то Николай Степанович всегда нравился. Визбора можно девчонкам спеть. Нет, не стоит. Спою «Милая моя, солнышко лесное» — а я ее еще Леночке не пел. Может, что-то из Боярского? Едва не спел про «зеленоглазое такси», но вовремя вспомнилась другая песня. Видимо, по аналогии.

— У беды глаза зеленые,

Не простят, не пощадят.

С головой иду склоненною,

Виноватый прячу взгляд[3].

Вот эта песня оказалась самой «убойной». Сумела-таки довести до слез тех, кто не поплакал над Рубцовым. Правильно — она и про любовь, и про разлуку, и про вышитую рубашку. В шестнадцать лет девушки любят стихи и песни про несчастную любовь.

Хорошо сидим, хорошо поем, но все-таки, девушкам пора расходится. Иначе родители придут за своими отроковицами. Или прислугу пришлют — если такая имеется.

Но про гимназистку все-таки пришлось спеть. Уж слишком просили. Кое-что я выбросил, но основное оставил.

— Продам я книжки, продам тетради,

Пойду в артистки я смеха ради.

Ах, шарабан мой, американка,

А я девчонка, я шарлатанка.

Прощайте, други, я уезжаю.

Кому должна я, я всем прощаю,

Ах, шарабан мой, американка,

А я девчонка, я шарлатанка.

Выучили влет. Наверняка начнут петь реалистам и «александровцам»: «Куда ты лезешь, с такою рожей?»

Барышни в конце вечера дружно унесли грязную посуду. Аня-вторая и Муся принялись мыть, Катя (или Настя?) протирала все насухо. Остальные быстренько расставляли все по местам. Вроде, грязи особой нет, но Татьяне завтра все равно все мыть.

А потом во мне включился учитель. Время-то позднее, десятый час — как девчонки до дома одни пойдут? В Череповце их никто не съест, но все равно — не удержался, пошел провожать. Вернее — мы всей толпой «провожались». Вначале отвели тех, кто жил подальше, потом прочих.

Шли и пели «Волшебника-недоучку». Точно, переполошили половину города. На одном из перекрестков встретили фельдфебеля Егорушкина. Фрол, разумеется, должен был разогнать нашу веселую компанию, но вместо этого пошел с нами, а к концу прогулки уже бодро пел, что «Не хотел бы вновь, встретиться с той козой!».

Мне показалось, что такой поход барышням понравился не меньше, нежели песнопения.

Наконец-таки мы остались с Анькой вдвоем, теперь мне только ее осталось проводить. Дошли до дома Десятовых.

— Ну вот, — хмыкнул я. — Как придешь — скажи Леночке, что у входа стою. Заходить не стану, пусть выскочит на пару минут.

— Ага, пару, — фыркнула мелкая. — Вы с ней с полчаса обниматься станете, пока Анна Николаевна не выйдет, да не разгонит. Знаю я вас. Кстати — Муся с Катей сказали, что коли названная сестра уезжает, то они готовы меня заменить.

— Ань, ты с дуба рухнула? — обалдел я.

— А я-то что? Что сказали, то и передаю. Но я девочкам сказала, что это они должны у Елены Георгиевна спрашивать.

— А они?

— Так они же барышни умные. Понимают, что Елена Георгиевна барышня добрая, но за такое и пришибить может.

Аня уже собралась войти в ворота, но вдруг остановилась:

— Ваня, совсем забыла. Там на твое имя посылка пришла. Я ее в сенях оставила, внизу. При девочках говорить не стала, чтобы не отвлекать.

— А что за посылка? — заинтересовался я. — На что похоже?

Может, Лейкин нам авторские экземпляры прислал? Не то, чтобы мне особо нужны были тоненькие книги под фамилией Артамонов (или Максимов — уже сам запутался), но посмотреть все равно интересно.

— Если бы от господина Лейкина, там бы обратный адрес был, и фамилия. А там написано — Чернавскому, лично в руки. Поэтому, я открывать не стала. И непохоже, чтобы книжки прислали. Коробка узкая, пахнет плохо. Кузька подошел, обнюхал, и нос скривил.

Интересно, что за посылка? Надеюсь, не бомба? Но я не та фигура, чтобы меня взрывать, к тому же — не придумали еще дистанционного взрывателя. Приду — посмотрю.

[1] Слова Леонида Дербенева, музыка Александра Зацепина. Тот случай, когда песня, написанная к фильму получает известность, но кто вспомнит фильм «Отважный Ширак»? И таких песен немало.

[2] Авторы те же.

[3] Слова Татьяны Коршиловой.