Господин следователь. Книга десятая

Глава 21 Семья Милютиных

Кроме меня, на ужине присутствовали родственники Ивана Андреевича. Дочка с мужем, что приходится мне начальником, да брат. Тот самый, с которым Городской голова собирался меня познакомить. Кстати, я до сих пор не знаком с сыновьями Городского головы, но они вечно в разъездах, живут своими домами, а повода пересечься нет.

Василий Андреевич моложе брата на три года, но выглядел так, словно между ними разница не меньше лет семи, если не десяти. Наверное, из-за того, что Милютин-старший пониже, посолиднее, а волосы и борода обильно украшены сединой. Младший же, несмотря на то, что ему тоже за пятьдесят, мог похвастать черными волосами и черной же бородой. В бороде, правда, седина пробивалась, но слегка.

Еще Василий Андреевич отличался немногословием. Таких людей я очень уважаю. Наверное, потому, что сам люблю поболтать, а еще привык быть в центре внимания. Впрочем, «центр внимания» — издержки прежней профессии.

В прихожей меня «мариновать» не стали, а сразу же повели за стол. И правильно, время идет, а яства имеют свойство остывать.

— Иван Андреевич, вы в ближайшее время в столицу не собираетесь? — сразу взял я быка за рога.

— В столицу? — призадумался Милютин. — А вам зачем, если не секрет?

— Наверное, Иван Александрович собирается заказать вам еще одну фарфоровую козочку, — предположил Председатель суда и пояснил: — В нашем суде все изрядно озадачены увлечением господина следователя. В сарайке у него живая коза живет, а в доме — фарфоровые пасутся. А глядя на него и иные начали собирательством увлекаться.

Родственники дружно засмеялись. Даже Василий Андреевич улыбнулся. Промолчу — из-за кого я «подсел» на собирательство козочек, но они и сами должны помнить.

Фарфоровые экспонаты — это прекрасно, но, если за тебя их ищет кто-то другой — неинтересно. Как говорил мой отец (тот, что полковник), в период «застоя», самым тяжким было отсутствие книг. Стояли в очередях, меняли, доставали по блату. Деду было полегче — как директор школы и член райкома КПСС, он имел доступ к дефициту. Вон, то же «черненькое» издание Конан Дойла получал через какой-то распределитель. И журнал «Искатель». «Искатель» до сих пор перечитываю с удовольствием.

Зато сколько счастья, если удавалось раздобыть интересную книгу! Вот мне, допустим, этого счастья не понять. Нужна бумажная книга — полез в Интернет, нашел и купил.

С коллекционированием фарфора гораздо интереснее. Одного боюсь — сейчас увлекся, но вполне себе могу и остынуть. В школе пытался собирать значки и монеты, но бросил. Нет во мне азарта.

— Нет, Иван Андреевич, козу мне везти не надо — ни фарфоровую, ни живую, я вам свою названную сестричку хотел поручить, — пояснил я. — У Анны сразу же после Рождества, учеба в медицинском училище начинается, а ее одну отпускать — волноваться стану.

Мне пришлось опять объяснять — что за медицинское училище, почему учебный год начинается в январе. Выслушал похвалу моему батюшке, придумавшему такой замечательный план по обучению женщин. Вот тут я согласен. Товарищ министра, тайный советник Чернавский хорошо придумал. И кадры не растерял, и новую смену педиатров с акушерками подготовит. А раз я сын своего собственного отца, так и мне немножечко славы перепадет.

— Это хорошо, что такая славная барышня, как Аня, учиться станет, — одобрил Иван Андреевич, потом спросил: — От города не надо ли какого-нибудь вспоможения? Училище-то наверняка платное.

— Спасибо, ничего не надо. За Анну я сам готов плату за обучение внести, но, скорее всего, родители все оплатят. У Анечки с моей матушкой свои секреты — письма друг другу пишут, — улыбнулся я. — А в остальном, так и расходы невелики. Главное в столице — жилье, но барышня в родительской квартире жить станет, там же и столоваться, так что — не такие и большие траты. Лучше потом какую-нибудь умненькую девчонку отправьте. В гимназии умные барышни есть, но не у всех возможность учиться.

Умолчу, что Анька сама в состоянии оплатить училище. Да что там — она способна себя профинансировать в Европах — хоть в Германии, а хоть и во Франции. Не помню, сколько у нее денег — не меньше пяти тысяч, если не больше. Если перевести на французскую валюту, получится двадцать тысяч франков. Хватит на учебу хоть у Пастера, хоть в Сорбонне (не помню, принимают ли туда женщин или пока нет?), а еще на квартиру останется в Париже. В том смысле — что на свою.

— Иван Александрович, не обижайтесь, но дело-то не в этом, — пришел на выручку старшего брата младший. — Медицинского училища до сей поры не было, а тут появилось, а одна из первых учениц — из Череповца. А вдруг дочка крестьянина Игната Сизнева знаменитостью станет?

Хм… А вот в таком аспекте я не задумывался.

— А ведь и на самом деле, — согласился я. — Именная стипендия от города для талантливой студентки…

Деталь для будущего биографа. Анна Игнатьевна — дочь крестьянина, учившаяся в школе грамоты (выяснить — есть ли у нее какая-нибудь справка?), закончившая женскую гимназию за четыре года (так в аттестате, но историки раскопают, что за два месяца!), получившая стипендию от Череповецкой городской думы. Череповецкие меценаты углядели, поддержали. Пора мне уже потихонечку готовить материалы для книги про Анну Сизневу. Наверняка будет такая в серии «Жизнь замечательных людей». Если Анька пойдет в науку — точно, что-то там и откроет. Глядишь, и я вместе с ней прославлюсь. Мол — увидел, поддержал, принялся поливать росток, пробившийся из нашей болотистой почвы.

Шучу, конечно. Все еще может быть. И, скорее всего, все пойдет не так, как я мечтаю. Главное, чтобы Анька в революцию не ушла.С ее-то умом — жуть, что может случиться. А если предлагают учебу оплатить — зачем отказываться? Найду, на что деньги потратить.

Как водится, начали ужин с некого ритуала, о котором я говорить не стану. Н-ну, вздрогнули, закусили, а уже потом принялись за еду.

Ловко орудуя ножом и вилкой, Иван Андреевич пообещал:

— О стипендии для Анны Сизневой на ближайшем же заседании Городской думы решим. Не сомневаюсь, что отыщем для нее деньги. Я сам и выделю, или кто-то из Демидовых захочет дать, а то и Высотский. Этот мне как-то говорил — ума палата у девки. Жалеет, что сын у него непутевый, иначе бы Анну сосватал. Девка бы складами руководила, а у отца бы на душе было спокойно.

Если это тот сын, что деньги у отца воровал, а потом девчонок-горничных подставлял — не надо. Понимаю, что парня нужно воспитывать, направлять, так сказать, на путь истинный, но пусть его направляет кто-то другой.

Но Милютин идею сватовства развивать не стал.

— Вы мне потом запишите — какова плата за год, сколько лет продлится учеба. А вот соберусь ли на Рождество в Петербург, пока сам не знаю. Рождество собирался дома встречать, но все может быть. Если соберусь, тотчас же дам вам знать и с удовольствием составлю компанию вашей Ане.

Мария Ивановна же сразу «насела» на мужа:

— Коленька, а ты, разве Ивана Александровича в отпуск не отпустишь, чтобы он сестренку в столицу отвез?

— Да как же не отпущу? — оторопел Его Превосходительство. — Но он у меня пока и не просился. Как только прошение напишет — сразу и подпишу. Хоть на неделю, а хоть на месяц.

— Коленька, а без прошения?

Мария Ивановна умница. С прошением у меня время отпуска из стажа вычтут, а без прошения нет. Но тут уж наш генерал не согласился:

— Нет, Машенька, пусть лучше прошение будет. Напишет, я подпишу, а там и посмотрим. Если что, так придумаем, куда бумажку деть.

Намек понятен. Отсутствующий подчиненный без прошения — это одно, а с прошением, да официально, совсем другое. Понятно, что из Судебной палаты никто на праздники проверять не явится, но лучше подстраховаться. А прошение мое не обязательно вкладывать в личное дело, его можно вместо черновика использовать.

— Спасибо, Николай Викентьевич, — поблагодарил я начальника, хотя еще не знаю — а смогу ли сам ехать в столицу?

Вообще-то, следовало отправляться в Санкт-Петербург и праздновать вместе с родителями. Разумеется, на уровне Череповецкого уезда, коллежский асессор и судебный следователь по особо важным делам — большая шишка, но на уровне Российской империи я всего лишь сын товарища министра, что налагает определенные обязанности. Как их правильно обозвать? Представительские или семейные? Батюшка меня в праздники и начальству должен показывать, и подчиненным, а еще следует поздравить дедушку, который генерал. Боюсь, на меня опять начнут давить — дескать, нам очень нравится твой выбор, но, пока не связал себя узами брака, не лучше ли тебе обратить внимание на какую-нибудь особу, у которой и приданое побольше, и связей?

А мне хотелось Рождество вместе с Леночкой встретить, но здесь тоже своя закавыка. Родители моей кареглазки, скорее всего, в Череповец не приедут. У Бравлина-старшего в Белозерске не только дом, но и служба, и подчиненные. Рождество — праздник узкосемейный, но службу следует отстоять вместе с семьей, в главном храме, на глазах у «бомонда» — предводителя тамошнего дворянства, исправника и прочих влиятельных персон. И сам статский советник Бравлин входит в число первых лиц уезда.

Зять мог бы вместе с тестем в храме стоять, а вот у жениха дочери, тем паче, иногороднего, пока статус не тот. Его даже на праздник не полагается приглашать. Плюнуть на все, да и рвануть в Белозерск? Авось, будущий тест и теща не выпроводят за порог? А выпроводят, так гостиницу найду.

Сейчас Леночка пытается убедить родителей, что в Белозерске, для представительства семьи хватит и брата Николая — малолетнего картежника (надеюсь, это только родственники знают?) и гимназиста, а ей лучше остаться в Череповце, чтобы тетушка Аня не слишком скучала. Беда лишь, что все разговоры ведутся в письмах, а письмо в Белозерск идет аж два дня, да два обратно.

— Иван Александрович, мы с Василием и Машей все просчитали, прибыль будет, так что не меньше десяти процентов ваши, — отвлек меня от тягостных раздумий Городской голова.

Что они просчитали? Какие десять процентов?

Видя мой недоуменный взгляд, Иван Андреевич разъяснил:

— Ферму нашу учебную расширять станем. Земельки нужно прирезать — с эти трудно, но решим, стало увеличить голов до ста-ста пятидесяти.

— Лучше уж сразу двести, — подал голос Василий Милютин. — Близ Мяксы заливные луга неплохие, но мужики продавать сразу не хотят, цену заламывают, придется поторговаться. Думаю, сторгуемся, вот тогда и коровок побольше прикупим. У меня уже в Ярославль посланы люди, прикупят.

— Ну, пусть двести, — не стал возражать старший брат.

— Пока луга покупаем, коров, тут и помещение надстроим. Я уже толковому человеку задание дал, чтобы и сепаратор купил побольше, и чаны, чтобы сливки кипятить.

Мы сделали небольшую паузу, чтобы дождаться, пока прислуга поменяет тарелки.

Кажется, старший брат удивился длинной тираде своего младшего брата, но тот, как я понял, уже увлечен новым делом, а раз увлечен — так все и сделает. Но пусть они сами со своими коровами разбираются. Мне интересно другое.

— Сегодня услышал, что рабочие на вашем заводе переживают — не уволят ли их? С чего вдруг такие волнения? Я считал, что завод Милютиных — самое стабильное место во всей губернии, а то и в России.

Братья переглянулись, дружно вздохнули. Отвечать начал старший:

— Не только у нас, по всей Волге так. Вон, на заводах Бернадаки, что в Сормове, убытки за прошлый год с полмиллиона, а сколько за этот будет — пока не считали. У нас за минувший год убыток пятьдесят тысяч, в этом, думается, поменьше, но за счет того, что ни одного судна на воду не спустили, только ремонтами пробавлялись. А как на следующий год будет — подумать страшно. Покроем, конечно, за счет зерна, но все равно — жалко завод терять. Литейный цех свой, паровой молот новый, а самое главное — людей мы поштучно собирали. Восемьдесят человек! Уже подумываем — не перепрофилировать ли завод во что-то другое? Может, плуги начать выпускать, сеялки.

В Сормове, насколько помню, крупнейший завод по производству речных пароходов. Череповецкий судостроительный — муравей против этого гиганта. Но все равно, переходить на плуги с сеялками, после производства барж и паровиков — явная деградация.

— А что с пароходами не так? — поинтересовался я. — Кажется, неурожаев ни в том году, ни в этом нет, зерно возят.

— Зерноторговцы пароходы перестали брать, да и баржи тоже, — ответил Иван Андреевич. — Того, что уже есть — достаточно, а новое пока никому не нужно. Так хоть вот нас с братом взять. У нас и своего флота хватает, зачем нам больше? Но мы бы еще с десяток барж продали, так никто не берет.

Все ясно. Говоря научным языком — «кризис перепроизводства». Про кризисы в экономике России я знал, пусть досконально и не изучал этот вопрос. Ну да, серьезный кризис случился после отмены крепостного права, когда исчезли помещичьи мануфактуры, основанные на крепостном труде. Но как это часто бывает с кризисами — за ними обязательно идет подъем. Вот только, иной раз борьба с экономическими кризисами приводит к такому, что лучше не вспоминать.

— Иван Андреевич, а вы с братом не желаете паровозами заняться? — поинтересовался я. — База у вас имеется, рабочие тоже. Река рядом, чтобы сырье и уголь возить.

— Слабенькая у нас база, и рабочих квалифицированных маловато, — с сожалением сказал Иван Андреевич. Посмотрев на брата, улыбнулся: — Но, если будет к нам железная дорога подведена, то можно с Губониным потолковать — не захочет ли он у нас свой заводик открыть? Разумеется, с нами на паях.

— Прошу прощения — а кто такой Губонин? — поинтересовался я. Вот, ни о чем мне эта фамилия не говорит.

— А Губонин, это главный пайщик «Общества механических и горных заводов», — ответил вместо тестя Николай Викентьевич. — Если не самый богатый в России купец, но уж точно — один из главных богачей.

Если общество механических и горных заводов, значит, специализируется на паровозах и пароходах, а еще на добыче полезных ископаемых. Неудивительно, что человек богатый.

— Ну вот, — хмыкнул я. — Будет паровозостроительный завод — будет и город расширяться.

— Дай-то бог, — кивнул Иван Андреевич. — Вы, когда на собрании выступали, интересную идею подсказали.

Я идею подсказал? Кажется, ничего интересного не выдал. Даже не предлагал отправить телеграмму на Марс, чтобы приобщить марсиан к развитию города.

— Я в тот раз много чего наговорил, — развел я руками. — Напомните, о чем хоть болтал? О вагонах-холодильниках, в которых можно масло возить?

— О вагонах тоже дельная мысль, — кивнул Городской голова. — Если начнем разворачивать паровозостроительный завод, так можно заложить цех и под вагоны. Но вы еще говорили о высшем учебном заведении

— А, вот вы о чем, — вспомнил я и принялся развивать идею. — Наши университеты и институты, все больше по крупным городам создаются. Это понятно — там и преподавательский состав, и ученая молодежь. А если высшее учебное заведение построить в провинции? Конечно, свои минусы есть. Поначалу преподавателей будет мало, опять-таки — материально-учебную часть придется с нуля создавать. Но это решаемо. Есть молодые амбициозные ученые, которые захотят профессорами стать, поедут и к нам. И студенты понаедут, потому что и жить здесь дешевле, и диплом станет модным. С железной дорогой и добираться не сложно — это вам не на лошадях ехать неделю. А главное, чтобы после окончания технического института, выпускники работу получат. Создать этакий городок, где имеются учебные корпуса, общежития для студентов, дома для преподавателей. Все компактно, все рядом. И для города польза. Студентов с преподавателями кормить и поить нужно, дома ремонтировать, дровами снабжать. Еще и одежду чинить, и в бане мыть.

— Это, как в Англии? — спросила Мария Ивановна. — Оксфорд с Кембриджем так существуют.

— Примерно так, — кивнул я. — Можно ведь ничего нового не изобретать, а развернуть Александровское техническое училище до технологического института, чтобы инженеров готовить. Преподавательский состав у вас и так сильный, если приедет пара-тройка докторов наук для солидности— будет вообще замечательно. И места достаточно, чтобы рядом жилые дома возвести.

К моему удивлению, услышав такое предложение, Иван Андреевич поморщился:

— Я ведь Александровское училище с иной целью создавал — чтобы у нас специалисты среднего звена имелись. Допустим, инженеров хватает, рабочие есть, а где же взять мастеров, машинистов? Да тех же чертежников? Десять с лишним лет понадобилось, чтобы раскачаться. Начинали-то со школы при заводе, с двадцати человек, так и тех, еле-еле наскребли… Верно, Василий?

— Верно, — кивнул младший брат, — Начинали всего с двадцати, а теперь двести учащихся. Конкурс — на одно место три-четыре человека. Со всей Волги к нам едут, из Санкт- Петербурга, даже из Варшавы. И плата у нас такая же, как в гимназии или в реальном, а все равно едут.

Еще бы не ехать. Будь я на месте родителя, рассуждал бы так — неизвестно, что выйдет из ребетенка после гимназии, или реального, поступит ли куда, нет ли, а тут надежно. Механик или машинист — верный кусок хлеба. А машинист паровоза получает сто рублей в месяц. Из шкуры вывернешься, а деньги на обучение отыщешь. Понятно, что безлошадный крестьянин себе такого позволить не сможет — ему бы семью прокормить, но есть и другие.

— Так кто мешает готовить и средний персонал, и инженеров? — хмыкнул я. — Насколько я знаю, срок обучения в училище 6 лет. Четыре года — теория, два практика. Предположим, пришел мальчишка на учебу, отучился 6 лет и решил — все, хватит, да и денег у семьи лишних нет, пойду-ка я лучше в машинисты парохода — или паровоза, или в механики. Тут он уже и жалованье, почет и уважение. А другой подумал, да и решил — я инженером желаю стать. Не беда, что еще года три за партой сидеть. Зато, после выхода, станет он инженером-механиком.

— На практике за обучение платить не надо, — поправил меня Милютин, — они сами жалованье получают.

— Жалованье на практике — это хорошо. Но после практики не каждый пожелает опять за учебу браться. Но кто-то и пожелает. И плюс здесь какой — на инженера станет учиться не вчерашний реалист, который отвертки от молотка не отличает, а практик. Из таких и инженеры выйдут толковые. А ежели железных дорог станет больше — а их станет больше, то инженеры позарез нужны.

— А ведь интересная мысль, — посмотрел Иван Андреевич на брата.

— Не спорю, — отозвался тот, потом с осторожностью сказал: — Думать надо, просчитывать.

— Просчитывать, — фыркнула Мария Ивановна, превратившись на пару секунд из серьезной женщины в своевольную барышню. — Дядя Вася, просчитывать мне придется, так и скажи.

— Так Машенька, ты у нас самая умная, — улыбнулся Василий Андреевич племяннице. Потом покачал головой. — Учебный корпус, общежития, дома для преподавателей — деньги немалые. Боюсь, на первых порах нам самим придется все расходы нести, а уж потом казна раскачается.

— Так ведь не первый раз, — улыбнулся городской голова. — Надеюсь, тысяч в сто уложимся?

— С александровским в двадцать пять уложились, с реальным — в тридцать, — сообщила Мария Ивановна. — С техническим институтом, думаю, в семьдесят. Вот только, что нам Новгород скажет? Губернское земство крик поднимет — мол, опять учебное заведение у Череповца?

— А земство-то нам зачем? — удивился я. — Училище у кого в подчинении? У министерства финансов?

— У него, — кивнул городской голова. — В ведение департамента торговли и мануфактур. Но там у меня хорошие знакомые есть, поддержат. Еще хорошо бы министерство внутренних дел подключить…

Взгляды всего семейства переключились на меня. Ага, что ж я сразу не догадался, что они собираются использовать мои родственные связи? Да нет, конечно же догадался, как только Милютин заговорил о вузе. Высшее учебное заведение в провинции все равно согласовывать с губернатором, а это, считай, что с МВД.

А чем можно заинтересовать министерство внутренних дел? Учебные заведения, особенно высшие, в наше время потенциальный источник революционной опасности. О, придумал!

— Нужно в проект отдельную страничку вписать, — предложил я. — О том, что в случае революционных брожений высшее учебное заведение, находящееся в провинции в виде студенческого городка, проще контролировать. Студенческие общежития на виду, это не частные квартиры, в которых обитают столичные студенты. Ищи-ка их, свищи. (Про агентуру, которую можно внедрить к студентам, я умолчу, но это очевидно. Впрочем — там, где народу много, агентура появится). Еще — в том случае, ежели провинциальный технический вуз охватят студенческие беспорядки — для столицы это не опасно. Вот здесь уже и батюшку можно подключать, поддержит.

Председатель окружного суда, слушая мою речь, усмехнулся:

— Проще говоря — ежели, в Череповце студенты начнут буйствовать, чего-то требовать — так и ладно, пусть себе буйствуют. Поорут — перестанут.

— Это точно, — согласился я. — Да, Ивана Андреевич, еще есть идея. Когда своих друзей и знакомых станете к проекту технического института привлекать — помимо прочего, пообещайте, что присвоите им звание почетных докторов.

— Почетных докторов? — удивился Милютин-старший.

— Ну да, ученая степень, но в данном случае — лишь почетное звание, — пожал я плечами. — Вы же наверняка в попечительский совет нового института войдете. Диплом красивый дадите, можно медальку. Вам не жалко, а они на стенку повесят, хвастаться станут.