Господин следователь. Книга десятая

Глава 15 Сложный выбор

Абрютин пошел к себе — ему еще целый час в кабинете сидеть, а я отправился домой. Василий, возможно, немного обиделся, что я отказался от нашего традиционного чаепития, но мне не терпелось. Все-таки, о чем Ане написал Бородин? Скорее всего, сообщил новость, которую мы уже и без него знаем — мол, Высшие курсы реорганизованы в Медицинское училище, как только появится аттестат — милости просим.

Удивительно, что вообще светило медицины и музыки вспомнил о своей случайно попутчице. Впрочем, у профессора большой опыт общения с учеными барышнями. Пройти мимо такого уникума, как моя названная сестрица, пусть это и простая крестьянская девчонка — просто глупо.

По дороге вспомнил, что нужно получить деньги. Револьвера с собой нет, авось да не ограбят по пути.

Двенадцать тысяч сумма большая, да что там — огромная и деньги мне вручали в кабинете почтмейстера — надворного советника Попова.

А тот, самым тщательнейшим образом все сосчитав, вручил перо, чтобы я расписался в ведомости, потом вздохнул:

— Это же мое жалованье за десять лет!

Я только руками развел — дескать, не виноват, что столько прислали, рассовал бумажки по всем карманам шинели. Удалось, но теперь у меня все оттопыривалось.

— Ме-еее! — поприветствовала меня рогатая постоялица, заслышав скрип калитки и шаги. В другое время я бы открыл дверцу сарайки, поговорил с ней, но тут только отозвался:

— И тебе здоровья.

Скоро снег выпадет, надеюсь, сарай хорошо утеплили? Не замерзла бы.

В своем собственном доме я застал обеих барышень, сидевших за столом и перерабатывающих очередной наш рассказ о Шерлоке Холмсе. То есть — о князе Крепкогорском. Князь, вместе с верным Василием Кузякиным расследует скандал в Моравии. Король Моравии Карл (а какое имя еще должен носить король?), затеял интрижку с провинциальной актрисой Ириной Хостинской (творческий псевдоним Ирэн Хоста), бросил ее, а несчастная женщина поклялась отомстить.

Ну и так далее, по тесту. Увы, не придумал — что бы такого «прогрессорского» вставить в рассказ, но решил, что и так сойдет. Переизбыток научной информации тоже вреден.

При моем появлении барышни оторвались от увлекательного занятия и кинулись встречать главного соавтора. Могли бы и раньше — небось, слышали, как Манька мекает.

Анна взяла шинель, Леночка подставила щечку для поцелуя, а когда я уселся снимать обувь, склонилась ко мне и предложила:

— Помочь?

— Лен, да ты что? — слегка испугался я.

Обе девчонки захихикали, а Анна объяснила:

— Елене Георгиевне в гимназии сказали, что примерная жена должна мужа встречать с тапочками в руках, да еще и сапоги с него снимать.

С тапочками — это ладно. Мой знакомый пытался заставить жену, чтобы та встречала его с работы рюмкой водки и огурчиком. В результате пить ему пришлось бросить.

— И кто такой умный? — поинтересовался я.

— Есть у нас одна дама — преподаватель чистописания, — отмахнулась Леночка. — Сама, правда, отродясь замуж не выходила, но гимназисток учит. Мне интересно стало — что ты мне скажешь, если я с тебя сапоги снимать стану?

— Решу, что ты заболела, — вздохнул я. Подумав, добавил: — Впрочем, все в этой жизни бывает. Допустим, я сам заболею, с работы приползу на четырех костях или мы с господином исправником малость э-э…переберем, и тоже на четырех явлюсь.

Леночка обхватила меня за плечи, прижала к себе.

— Больной, пьяный, какой угодно… Главное, чтобы ты снова с пулей не пришел.

Мне стало неловко. Знает ведь, что пуля попала вскользь, да и ранение-то пустяковое, но отчего-то переживает.

Я сидел, обхватив Леночку, она обнимала меня за голову. Подошла Анька, приобняла нас за плечи, назидательно сказала:

— Глупые вы у меня оба. И чего вы плохое вспоминаете? Ну-ка прекратите.

А тут явился Кузьма. Наш кот-подросток, оценив ситуацию, ткнулся в меня мордочкой, а потом ловко вскарабкался на колени — дескать, а меня-то забыли? А я не ваш? Ну вот, вся семья в сборе…

Но Анна не сторонница долгих объятий. Отстранившись, глубокомысленно изрекла, нарушая торжественность момента:

— Лена, как ты считаешь, твоему будущему мужу стричься не пора? Что-то он пооброс.

Вот, прагматичная особа, все-то бы ей испортить. Теперь и Леночка, вместо того, чтобы прижимать мою головенку к своей груди (приятно же!), отстранилась и провела ладонью по волосам жениха.

— Пожалуй, что и пора.

Ух ты, а ведь я собирался заскочить к мсье Жану, но отчего-то не заскочил. Не помню, что отвлекло?

— Лена, ты сама с ним сходишь, или мне? — деловито поинтересовалась Аня.

— Куда это? — не понял я.

— С тобой, с оболтусом, к парикмахеру. Иначе ты опять попросишь, чтобы подстригли покороче, состригут все, до самой лысины.

Забавно, но история повторяется. В той своей жизни я тоже просил подстричь меня покороче (чтобы лишний раз в парикмахерскую не ходить, а моя Ленка ворчала — дескать, подстригся до «до самых семечек».

В этом мире с прической вообще интересно — не носят тут «уставные стрижки», к которой со школьных лет приучил меня отец-офицер из той реальности. Но в этой-то я такого не знал, поэтому шел и стригся так, как привык. Еще пришлось объяснять — что такое канадка, чтобы куафер не путал с канаткой. Сослуживцы поначалу косились, а потом…

Потом к мосье Жану побежали наши юные судебные приставы, для которых, оказывается, я стал «иконой стиля». (Они же еще решили, что работать по дому — мыть полы и колоть дрова, это есть последний столичный шик!) Следом — уездная и городская интеллигенция. Сейчас только купцы и те из собратьев-чиновников, кто постарше и носит окладистые бороды, не носят канадку, потому что уж слишком кустисто выглядит борода, при короткой стрижке. Есть опасение, что канадка станет самой модной прической вначале в уезде, а потом эта мода расползется дальше.

— Не надо со мной никуда ходить, — попросил я. Клятвенно пообещал: — Завтра же сам схожу, попрошу, чтобы не слишком коротко, не до лысины.

— Ты мне об этом на прошлой неделе говорил, — хмыкнула Аня, зато Леночка, поцеловав меня в нестриженую макушку, пообещала:

— Ничего, я тебя и волосатым любить стану, и с лысиной.

Анна же, сердито покашляв — надо же дать понять, кто здесь главный, грозно сказала:

— Ну-ко, детишки, хорош обниматься, лапчонки мыть, и за стол. Я накрывать пошла. Лен, а ты пока бумаги убери. А хищному зверю в мисочку еда наложена, пусть лопает.

Анька ухватила котенка, уже угнездившегося на коленях и бесцеремонно поставила его на пол. Ладно, что не скинула — знает, что за такое непочтительное отношение к домашнему божеству я стану ругаться.

— Тетка Таня опять на Кузьку ябедала — мол, она стояла, картошку резала, а этот зверюга подскочил, за ляжку укусил.

За ляжку? Врет, кухарка. Там же у нее юбка толстая, как это кот — пока еще даже котенок, сумел быв том месте укусить? Да и не может такого быть, чтобы Кузенька — ангел, кого-то кусал. А если и укусил, то имелся веский повод. Наверняка парня плохо накормили, он и обиделся.

— А где кухарка наша? — поинтересовался я. Сейчас разберемся — чего это она на Кузьму поклепы возводит?

Вообще-то, Татьяна у меня не только за кухарку, но и за прочую прислугу. И кормить обязана не только меня, но и прочих членов семьи — Маньку и Кузьку. И Аньку с Леночкой, если те забегают. Потому и жалованье у нее не пять рублей, а семь, да я еще разрешаю сдачу — если медью, себе оставлять. Слышал, что прочие служанки города ей завидуют лютой завистью — мол, работы мало, а деньжищи огромные огребает. Спрашивается, зачем кухарка язык распустила и своим жалованьем хвасталась?

— Так мы ее домой отпустили, — пояснила Лена, отправляясь собирать бумаги и чернильницу с обеденного стола. — Ужин она сготовила, а уж мы с Аней как-нибудь сами на стол накроем, и накормим нашего мужчину.

Ишь, как сказала — нашего мужчину.

Пока Анька гремела посудой на кухне, мы успели разочек поцеловаться. А потом, когда гимназистка опять закашляла (она что, через переборку видит?), разбежались по сторонам. Конечно же я не удержался от «разборки». Выудив из стеклянного шкафчика мягкую игрушку, спросил:

— Елена Георгиевна, а что ваша коза в моем шкафчике делает?

Леночка прыснула, потом ответила:

— А я решила, что нужно разнообразить ваше стадо. Фарфор — это скучно. К тому же — коллекцию пополнила. А вообще-то, если честно — я для тебя фигурку искала, а лавочники лишь руками разводят. Дескать их из-за фарфоровых коз третий день трясут. А где их взять?

— Ну вот, никакой серьезности, — нарочито тяжко вздохнул я. — Я тут решил коллекцию фарфора собрать, чтобы потом, в старости, ее в какой-нибудь музей передать, как самое выдающееся собрание козлушек в России.

— У тебя уже есть выдающаяся козлушка, — сказала Аня, появившаяся из кухни с подносом и принявшаяся расставлять тарелки. — И это не я. Слышишь, как орет?

Если Манька орет, значит, кого-то принесла нелегкая. Пошел в сени, открыл дверь и увидел слугу Ивана Андреевича Милютина, собиравшегося постучать в мою дверь.

От неожиданности, парень даже отскочил.

— Ой, напугали, — пробормотал посыльный, потом протянул корзинку. — Иван Андреевич велели передать.

Точно, это же мой гонорар — пирожные. Не думал, что их так быстро доставят.

Забрав пирожные вместе с корзинкой, отыскал в кармане штанов какую-то монетку на чай, отпустил посыльного.

Вкусняшки девчонки встретили радостно.

— Ты же нынче к Лентовским не ходил? — с подозрением посмотрела на меня Анна.

— Зато я в Городской Думе выступал, а еще подарил Ивану Андреевичу секрет парижского масла, — похвалился я.

— А, тогда понятно, — кивнула сестричка, кивая — дескать, давай за стол.

Что-то такое странное с барышней. Нет бы отругать — мол, продешевил братец, секреты по дешевке отдаешь. А тут, вишь, о чем-то задумалась. Наверное, это как-то связано с письмом? Собирался выяснить сразу, с порога, но девчонки меня отвлекли.

Какое-то время ели молча, потом я спросил:

— Аня, что там за письмо от Бородина? Видел я — на деревню Анечке…

— Хочешь — сам почитай, — предложила Аня.

— Не буду, — помотал я головой. — Сама знаешь, что чужие письма читаю лишь по служебной надобности. Лучше на словах.

— А на словах: профессор Бородин пишет, что через два месяца, с января следующего года начнутся занятия в Женском медицинском училище при МВД, он меня приглашает стать слушательницей. Или учащейся — как станут называть тех, кто в медицинском училище учится?

— Подожди, но в училище, как и на Высшие медицинские курсы, наверняка набирают барышень с аттестатом? — удивился я, проигнорировав вопрос о слушательницах. Как-нибудь да придумают.

Профессор, конечно, человек рассеянный, но не до такой же степени. В вагоне мы отмечали Анькины именины, раза два повторили, что барышне пятнадцать лет. Да и по внешнему виду заметно, что она еще девочка, а не девушка. Выпускницы, они покрупнее. Про учебу в гимназии вообще речь не шла. Или шла? Вот это не помню. Помню, что Анька с профессором долго болтали, обсуждая какие-то проблемы химии. Всю ночь нам с матушкой спать не давали.

— Я в прошлый раз Александру Порфирьевичу малость соврала, — призналась Анька. — Сказала, что учусь в гимназии, хотя на самом-то деле еще не училась. Вернее, он меня сам спросил — мол, гимназистка, а я кивнула. Про школу грамоты как-то неловко было отвечать.

Ну, тут ничего страшного. Надо же было Анечке что-то ответить. Не скажешь ведь, что на тот момент она пребывала в официальном статусе моей прислуги и полуофициально — в ранге воспитанницы министерши. И в Мариинку она тем же летом поступила. Значит, не особо и соврала. Да и вопрос был задан для проформы. Кем еще могла быть юная барышня? Только гимназисткой.

— Все равно, я пока не очень-то понимаю, — признался я.

На помощь младшей подруге пришла Леночка, успевшая ознакомиться с письмом.

— Профессор Бородин написал, что готов взять Анечку на первый курс без документа об образовании, при условии, что она предъявит аттестат следующим летом — как раз, когда барышень станут на второй курс переводить. Он готов составить Ане индивидуальное расписание, чтобы та смогла учиться в гимназии.

С чего вдруг такая спешка? Из интереса к знаниям Анны или в училище слушательниц недобор? Могло быть и так, и этак. Или все вместе.

Теоретически, можно перевести Аньку в какую-нибудь столичную гимназию. Не обязательно в учебное заведение императрицы Марии Федоровны, есть ведь еще частные гимназии. Напишем письмо матушке — та расстарается. Но переведут-то мою гимназистку в шестой класс, а в гимназии нужно учиться семь. Значит, придется ей летом сдавать экстерном. А нужно ли так спешить? Опять-таки — где один год обучения без аттестата, там и два. Можно решить вопрос с руководством училища, тем более, что оно в прямом подчинении товарища министра. Неужели батюшку не уговорим? Сами не можем — маменьку подключим.

Но самое главное — не это. Главное — Анька уедет, а как же я? Останусь без сестренки? Но коли желает учиться — мешать не стану.

— Аня, а ты сама как считаешь — нужно тебе в следующем году поступать, или подождешь? Можно закончить шесть классов, а потом, все вместе в Петербург уедем. Там еще годик поучишься, спокойно закончишь седьмой класс, поступишь.

Девчонки переглянулись. Словно по команде, обе вздохнули.

— Ваня, очень хочу в медицинское училище. А здесь, я уже не знаю — чему учиться? Думаешь, в Петербурге чему-то больше научат?

— Это точно, — подтвердила Лена. — Мои сослуживцы уже не знают — чему Анну Сизневу учить, если она все знает? Жалуются иной раз — такие вопросы задает, что неизвестно, что отвечать. А господин Белинский жалеет, что барышню в шестой класс взяли, а не в седьмой. Помучились бы годик, да выпустили, а теперь два года майся.

М-да, вундеркинд. Как экс-учитель понимаю, если в классе учатся умные дети — это опасно. Жаль, я с такими не встречался.

— Ваня, я и в училище хочу, и вас с Леночкой оставлять не хочу. А ведь еще и батька, и Петька с тетей Галей. Потом еще маленький должен народиться. Но уезжать-то все равно придется. Вот, мы с Леной подумали, решили, что поступать надо. Пока зовут — нужно ехать. Все равно, и вы скоро уедете. Уж как-нибудь полгодика поскучаю. Но если с гимназией, да с училищем, то и скучать некогда.

Мне немножко взгрустнулось. Анька же говорила, что без братца она жить не сможет, а вот, намыливается в столицу. Но она права. Пока зовут — надо ехать. Кто его знает, что будет через год-два? Вдруг опять какое-нибудь перемещение, закрытие?

Плакать-вздыхать не станем. Нужно конкретные дела делать. С платой за обучение даже и заморачиваться не стану — сама оплатит. Что у нас еще?

— Какие документы тебе понадобятся, кроме аттестата? — поинтересовался я. — Кажется, метрическое свидетельство, разрешение родителей на поступление и свидетельство о благонадежности? Разрешение у отца сама возьмешь, выписку из метрической книги я выправлю — завтра даже на заутреню схожу, а свидетельство тебе Василий Яковлевич выпишет.

— Там еще удостоверение из благонадежной семьи должно быть, — сказала Аня.

— В смысле, из семьи?

— Я же из Череповецкого уезда, значит, стану проживать на съемной квартире либо у родственников, — пояснила будущая медичка. — Стало быть, либо квартирный хозяин, либо родственники должны взять на себя ответственность за мое поведение и гарантировать оплату за обучение.

Ну, накрутили бюрократы из МВД! Ишь, удостоверение из благонадежной семьи. А если квартирная хозяйка не захочет стать гарантом? Скорее всего, не захочет. Плата за обучение приличная, брать на себя лишнюю обузу? Пожалуй, нужно потолковать с батюшкой, чтобы МВД озаботилось не только зданием для Медицинского училища, но и общежитием для девчонок. Уверен — желающих учиться будет много, но вот квартирный вопрос станет препятствием для многих талантливых женщин.

— Удостоверение о гарантиях тебе господин товарищ министра даст. Ты ведь не собираешься квартиру снимать?

— Я бы сняла, так Ольга Николаевна обидится, — сообщила Анька. — А зачем мне со своей будущей начальницей ссориться?

— Почему с начальницей? — удивился я.

Теперь ответно удивились девчонки.

— Ваня, а ты газеты читаешь? — поинтересовалась Леночка.

— Вообще-то да, — кивнул я, но вспомнил, что вчера и сегодня газеты я не читал. Вчера про Крепкогорского дописывал, сегодня тоже не до них было. — Правда, свежие номера не смотрел.

Маленькая барышня меня просветила:

— В «Правительственном вестнике» сообщают, что почетной попечительницей Женского медицинского училища при министерстве внутренних дел назначена Великая княгиня Мария Александровна, а исправляющей делами начальницы станет супруга тайного советника Ольга Николаевна Чернавская.

Значит, маменька решила податься на службу? И зачем это ей? Возможно, заскучала в столице, решила себе дело найти. Плохо, что там будет еще и великая княгиня. Делать князья ничего не станут, а вот мешать — всегда пожалуйста.

Мария Александровна? Которого Александра дочь? У нынешнего императора дети маленькие, а у прошлого я дочерей не помню.

— Барышни, а вы не напомните, кто у нас Великая княгиня Мария Александровна? — поинтересовался я.

— Ваня, а разве в гимназии о правящем доме не рассказывали? — с удивлением спросила Леночка.

— Наверное и рассказывали, да я забыл. Да и зачем помнить, если у меня есть такие умные барышни? — безмятежно отозвался я.

Леночка вздохнула и сообщила:

— Великая княгиня Мария Александровна, дочь в Бозе почившего императора Александра Николаевича. Сейчас она в Лондоне, замужем за английским принцем и носит титул герцогини Эдинбургской.

Моя невеста сморщила прелестный носик, с грустью сказала:

— У великой княгини, кроме титула герцогини Эдинбургской есть еще какой-то, но я забыла. Он в три слова.

Господи, чему девчонок в этих гимназиях учат! Зачем им это надо? Вот мне самому, вроде и полагается всех персон знать, но как-то обхожусь без этого знания.

— А как княгиня станет руководить училищем, если она в Эдинбурге живет?

— Великая княгиня, скорее всего, живет в Лондоне, — предположила Лена. — А то, что она в Англии, так это и хорошо. Вон, в нашей гимназии почетная попечительница госпожа Дроздовская, так мы ее и не видим. Живет она в Санкт-Петербурге, так пусть там и живет. Приезжает раз в год на окончание гимназии, аттестаты подпишет, девочкам-выпускницам напутственное слово скажет — и все. Да, еще она ежегодно по две тысячи рублей присылает.

— А мне, несчастной, опять жить под одной крышей с педагогом, — деланно вздохнула Анька. — Ольга Николаевна писала, что она мне отдельную комнату приготовила.

— Ага, Ольга Николаевна не Елена Георгиевна, — засмеялся я. — С моей маменькой не забалуешь!

— Скажешь Лене — сразу убью! — пообещала Анька, показывая мне кулачок. Но потом хмыкнула: — Я ей сама расскажу.

После такого у Леночки загорелись глазки. Нет, определенно, любая женщина, даже самая лучшая — существо любопытное.

— А о чем? — затеребила она подружку. — Ань, так нечестно….

Анька махнула рукой, потом мрачно сообщила:

— Ольга Николаевна меня по заднице била.

Мы с Леночкой переглянулись и дружно засмеялись. Отсмеявшись, преподавательница иностранного языка выдала:

— Хоть кто-то осмелился Анечке наподдать…

— Вот-вот, — поддакнул и я. — Маменька сделала то, о чем я все время мечтал.

Леночка посмотрела на меня, ничего не сказав, но в ее карих глазах можно было прочесть, что и ей иной раз хочется шлепнуть подружку.

— Да ну вас, влюбленных дураков, — фыркнула Анька, а потом тоже засмеялась. — Давайте лучше чай пить. Мы же про пирожные-то совсем забыли.

Девчонки спохватились, начали собирать со стола грязную посуду, а я тоже вспомнил:

— Барышни, а ведь у меня тоже новость. Сегодня нам очередной гонорар пришел — куча денег.