Горящий призрак без имени — антология ужасов

Глава 27. Нарастающий страх

Плечи шаманки вздрагивали при каждом вздохе, а взмокшие чёрные волосы закрывали лицо. Разожжённый в очаге огонь практически погас под ударами ветра из распахнутой форточки. Удивительно, но судя по тёмным окнам соседних квартир — никто не услышал этой свистопляски.

Всё кончено.

Я перевёл бинокль на рыжего парня, который согнувшись словно креветка, по-прежнему сидел на полу. Вид у него был такой, словно он изрыгнул собственную душу. Перед ним образовалась приличная лужа непонятной чёрной жидкости, в которой просматривались какие-то мелкие комочки. Возможно, частицы ужина. Жидкость медленно расплывалась по пятнистому линолеуму.

Сначала я подумал, что она просто течёт, подчиняясь гравитации, но в её движении было что-то слишком целеустремлённое, слишком странное, будто у неё появились свои намеренья. Я не сразу понял это, но когда заметил, как она уверенно огибает сидящего перед ней парня — у меня волосы встали дыбом.

Рыжий, тоже осознав это, побледнел, вытаращив глаза на зловещие сгустки жидкости, которые волнами переливались по полу, двигаясь к стене. В какой-то дикой панике он вскочил на ноги и стал пытаться преграждать им путь, отмахивая ногами в стороны, будто сбивая дым. Но это не помогало! Жидкость словно не замечая его отчаянных попыток, продолжала медленно подбираться к косому плинтусу. Это напугало рыжего ещё больше, размахивая руками, он привлёк внимание шаманки. Она подбежала к нему и, сообразив, что происходит, схватила свою водолазку, попытавшись ею будто тряпкой остановить жидкость.

И тут я заметил, как плинтус приподнялся. Чёрная жидкость стремительно вползала под него, исчезая из виду, но не полностью — её тонкие, подвижные ручейки ещё скользили по полу, как тараканы, заползая в найденные щёлки. Шаманка и рыжий пытались остановить их, но у них ничего не выходило. Капли огибали их, или вовсе спрыгивали с водолазки, пропадая между полом и плинтусом. Измученные бесплодными попытками напарники свалились на пол и замерли.

Огонь в очаге полностью потух.

Когда всё немного успокоилось, я неожиданно обнаружил, насколько всё это время было тихо у меня на кухне. Раньше я этого не замечал, но теперь эта тишина пугала сильнее, творящегося прежде хаоса. Я решил воспользоваться образовавшейся паузой, отложил бинокль и опять поставил себе чайник. Достал из холодильника кастрюлю с картошкой пюре и сковородку с подливом, и поочерёдно зачерпывая ложкой сначала первое, а затем второе — немного перекусил. Я не участвовал в происходящем в той квартире, но мне требовались силы.

Краем глаза я заметил, как под квартирой на четвёртом этаже появилось ещё одно окно. Бросив еду, я схватил бинокль. Свет зажёгся в комнате той самой девятилетней девочки — она включила лампу около кровати. Уже осознавая к чему это ведёт, я затаил дыхание. Расползаясь пятном, на кровать девочки сочилась та самая густая субстанция. Капля за каплей, зловещие чёрные пятна проступали на подушке. Я не знаю, каким образом, но эта жидкость была живой и точно знала что искать.

Внезапно чёрное пятно прыгнуло прямо в лицо девочке. От неожиданности та отскочила назад, ударившись о стену. Я с трудом удержался, чтобы не вскрикнуть. Оно напало на неё! Девочка пыталась отбиваться, как-то отнять субстанцию от своего лица, но та расползалась по нему, проникая в рот, ноздри и даже глаза. Поздно спохватившись, девочка попыталась позвать на помощь родителей, но упала с кровати ослеплённая странной жидкостью. Нет, это была не просто жидкость — а сама смерть, непреодолимая сила, пришедшая с другой стороны реальности.

Я на полном серьёзе бросил бинокль и хотел побежать к этому дому. Возможно, я ещё мог спасти девочку, но остановил себя у дверей. Без ключей я вряд ли попаду к ним подъезд, а если позвоню по домофону, поверят ли мне соседи и впустят ли? Стоит ли мне показываться перед той шаманкой и рыжим парнем? Кто сказал, что они хорошие? И самое главное — хочу ли я рисковать своей жизнью, оказываясь в непосредственной близости от этой чёрной мерзости и гигантского тела на четвёртом этаже?

Нет, не хочу.

Иногда думать в первую очередь о себе — это не плохо.

Когда я вернулся на кухню и посмотрел через бинокль, увидел неожиданное — девочка мирно спала, будто ничего и не было. Нигде не осталось следов чёрной жидкости, даже на подушке. Одеяло ровно накрывало девочку, руки которой лежали сверху. Золотистые кудри покоились на плечах.

Она была сама безмятежность.

Лишь свет в комнате продолжал гореть.

Я поднял бинокль вверх, но рыжего и шаманки в комнате уже не было. Более того, пропало всё оборудование, очаг для костра и вообще любые признаки того, что они там находились. Даже форточка была вновь закрыта. Лишь чужеродных размеров покойница всё также лежала в одиночестве.

Я просидел на кухне ещё час или два, но ничего не поменялось. Мне хотелось спать, но лежать одному в гостиной или спальне теперь было невозможно. И тогда я сделал первое пришедшее в голову — вытащил матрас со своей кровати, притащил его на кухню и постелил себе здесь. Теперь эта кухня была единственным местом, где я чувствовал себя в безопасности, под мерцающим светом кинескопного телевизора.

Засыпая я договорился с собой, что когда завтра вернутся родители, я дождусь ночи и покажу эту великаншу отцу. Это будет моим доказательством, тогда он мне точно поверит. А что делать с этой информацией, пускай решает сам.

Всю ночь меня мучил беспокойный сон о бесконечном снеге, который засыпал всё вокруг, и с первыми лучами холодного солнца я включил телевизор. Синоптики в новостях сообщали, что обильные снегопады продолжаться ещё целую неделю.

Уже к четырём часам дня их прогнозы сбылись, и намело больше двадцати миллиметров суточной нормы осадков. Снаружи не было ни души, очевидно что в такое воскресенье люди старались сидеть дома и лишний раз не показываться. Во дворе ветер выкручивал из снега жуткие, изломанные хребты, похожие на рёбра древних чудовищ, выползших из-под земли.

У меня было плохое предчувствие.

Оно стало оправдываться, когда позвонила мама. Она сказала, что дороги между нашим городком и деревней настолько замело, что проехать по ним на машине невозможно. Они уже предупредили коллег по работе, чтобы те заменили их в понедельник, а мне разрешили остаться дома и не ходить в школу, если снегопад не ослабнет к следующему утру.

Я остался один.

Окна квартиры на четвёртом этаже как всегда были зашторены, комната девочки тоже и я старался безуспешно убедить себя, что всё в порядке. Происходящее вчера было лишь моим сном.

К вечеру я всё-таки набросил пальто и сбегал до магазина, чтобы прикупить некоторые ингредиенты для горячих бутербродов по моему фирменному рецепту. Когда у меня бывает мрачное настроение — я всегда готовлю.

Рецепт бутербродов был прост: сперва на нарезанные пополам дольки чёрного хлеба я выкладывал копчёный сервелат, и закидывал в микроволновку. Там они не только разогревались, — свиной шпик в ломтиках колбасы выпаривался и, растворившись в хлебе, делал его сочным. Затем на горячие бутерброды я раскладывал толсто нарезанную помидорку из холодильника. Вы спросите, почему я не разогрел её вместе с колбасой? В контрастном сочетании горячей колбасы и холодного сока помидора вся суть. Без него эффект от поедания будет не тот. А пока бутерброды не успели остыть, я натирал сверху сыра, таким образом, чтобы он расплавился и скрепил всю конструкцию.

Запарив к ним вкусного растворимого кофе с щепоткой шоколадной крошки, я сел общаться с комментаторами на разных сайтах. Окно мне было совершенно не интересно, по крайней мере, это я так решил.

Шли часы.

Я вспомнил про свою подругу Нарину, которая живёт в том же доме. Раз уж мы всё равно вряд ли увидимся в школе завтра, я мог бы пригласить её к себе сегодня и показать эту девушку в красном платье. Нарина не из пугливых, к тому же я остро ощущаю необходимость в ком-то ещё, кто разделил бы эту ситуацию со мной. Однако это ещё надо уговорить её прийти ко мне в гости, а строгие родители вряд ли отпустят единственную дочь к мальчику, пока у него никого нет дома. Не, это дохлая затея, я даже пробовать не стану.

Я развернулся и глянул в экран 14-ти дюймового ЭЛТ-телевизора, который теснился на кухонном гарнитуре. Там по Рен-тв беззвучно шёл фильм «Предместье» 1989-го года с ещё молодым Томом Хэнксом. Я на полном серьёзе принял решение больше не смотреть в то окно, пока родители не вернуться и вместо этого смотреть фильм. Ну правда, может я и крут, но по сути лишь ученик 7-го класса, что я могу противопоставить всему этому неведомому ужасу?

Однако попытки смотреть фильм увенчались провалом, и уже полчаса спустя я попытал счастье с ноутбуком. Я всячески старался игнорировать окно, но имело ли это смысл? Остановить происходящее я не мог, да, но лучше бессильно наблюдать и быть в курсе событий, чем сидеть тут один на один с тревожными мыслями. Вчера я вроде как обещал себе, что не буду отворачиваться и увижу всё до конца. К тому же есть ещё кое-что в глубине моего живота — священный огонь — он не позволит мне отступить!

Бинокль, пролежавший целый день на подоконнике был холоден, как мёртвая кожа. И вот я снова прижимал к глазам его ледяные окуляры, и теперь они были единственной преградой между мной и тьмой, что затопила четырёхэтажный дом напротив.

Снаружи завывала страшная метель, но я прекрасно всё видел и сквозь неё. Выловив свет нужной мне квартиры среди прочих, я заметил в ней нечто необычное. На этот раз свет был не только в комнате с гробом, но и в остальных — вся квартира горела огнями, которые заливали стены и скудную мебель жёлтыми отсветами. Раньше такого никогда не было.

Что там случилось с этими двумя?

Мои глаза выхватили суетливую фигуру шаманки — она металась по гостиной, её движения были нервными и растерянными. Что-то точно пошло не так. Когда она склонилась над диваном я, наконец, понял что — там лежал её рыжий напарник. Он выглядел не просто бледным — на его лице застыла такая маска неподвижности и смертельного спокойствия, словно я уже смотрел на него сквозь первый слой земли. Видимо тот непонятный чёрным дым сказался на нём не лучшим образом. И судя по поведению шаманки, они явно рассчитывали не на такой результат.

Она дёргала напарника за плечи, затем хлопала по щекам — раз, другой, третий — так сильно, что я почти слышал удары сквозь стекло и расстояние. Она безнадёжно кричала на него, но лицо рыжего оставалось бесчувственным. Тогда шаманка бросилась к рюкзаку и достала оттуда стеклянный шприц (похоже это её фишка), но на этот раз жидкость в нём была прозрачная, не светилась и больше напоминала лекарство. Она вонзила его в руку рыжему, подождала несколько секунд, потом опять ударила по щекам. Но бесполезно.

Никакого движения.

Я чувствовал, как напряжение нарастает, словно кто-то туго закручивал пружину у меня в груди. Оставив шаманку сидящей на коленях перед диваном, я перевёл бинокль в комнату с девушкой в красном. В тусклом жёлтом свете по-прежнему стоял гигантский открытый гроб. Поражаюсь силе двух табуретов, что поддерживают его вес. Высокое тело девушки, её руки, её лицо, закрытые веки — всё до такой степени неподвижно, словно она никогда до этого и не была жива.

И тут я заметил то, отчего меня буквально начало тошнить. Со всех углов комнаты стекались комковатые чёрные сгустки, как живые нити тьмы. Они ползли по полу, направляемые невидимой волей, взбирались по толстым ножкам табуретов и тянулись к гробу. Я не видел, но практически ощущал, как они всасывались в его основание, исчезая под телом девушки.

Внезапно в комнату вбежала взмыленная шаманка, и когда увидела эти сгустки, её глаза на лоб полезли, а лицо исказилось паникой.

Я прекрасно её понимал. Даже сидя здесь мне постоянно хотелось разбить бинокль и убежать подальше, а какого ей находиться там я даже думать не хотел. В глазах шаманки я видел осознание неминуемого ужаса. На мгновение я был уверен, что сейчас она выбежит из квартиры, но вместо этого она взяла себя в руки и сделала то, что заставило меня вновь удивиться.

Перепрыгивая через пульсирующие струйки, она подбежала к окну и без малейших колебаний распахнула створки настежь — впустив в комнату холодный зимний ветер, смешенный со снегом.

Я видел, как крупные снежинки стремительно заполняли комнату, оседая белыми хлопьями на полу, позволяя морозу окутать помещение. Чёрные сгустки неожиданно вздрогнули, словно охваченные страхом и начали отползать от гроба, обтекая ноги шаманки. Они постепенно отступали к стенам, где извиваясь, прятались под линолеум. Жидкость словно бежала от обжигающего холода.

Кем бы ни была шаманка — она знала как с этим обращаться и делала что в её силах.

Увидев, как чёрная жидкость скрывается под полом, я внезапно вспомнил про девятилетнюю девочку. Я опустил окуляры ниже, переводя взгляд на окна квартиры третьего этажа. Сердце застучало в груди, гулко отдаваясь в ушах. Девочка была в своей комнате.

Она сидела на кровати, спокойно расчёсывая свои золотистые локоны. В её движениях не было той яркости и живости, которые я видел ещё недавно. Она не обращала внимания на своего медвежонка. Теперь она действовала размерено, плавно, что было вовсе не свойственно ребёнку её возраста. Она будто повзрослела внутри, но не снаружи.

Чувство недоброго нарастало у меня внутри, словно невидимые пальцы сжимали моё горло.

Я перевёл бинокль на другие комнаты её квартиры, и в спальне обнаружил родителей девочки — они лежали на двуспальной кровати, не раздетые, без движения, и с белыми, словно измазанными белилами, лицами. Нет, они не спали — что-то в этом положении, в этих лицах, в этом ярком свете, бросающем тени на их недвижимые тела, совершенно не походило на сон. Они выглядели так, будто кто-то вынул из них жизнь, оставив пустые, неживые оболочки. И их дочь в соседней комнате это явно не волновало.

От осознания всё моё тело пробило мелкой дрожью, ещё чуть-чуть и бинокль выскользнул бы из моих рук.

Если это чёрная зараза добралась и до них…

Мои дрожащие руки невольно повернули бинокль на другие квартиры, примыкающие к этой злополучной комнате на четвёртом этаже.

Вот он, тот самый парень-программист, что раньше кодил за компьютером. Теперь его комната залита светом, хотя раньше он его не любил, и сам он лежит на диване, вытянувшись, как покойник. В его лице застыл тот же мертвенный оттенок, что и у остальных.

Я судорожно, почти вслепую, стал шарить взглядом по соседним окнам, с ужасом замечал, что почти половина квартир светилась, словно оранжевые пятна гнили в глубокой ночи. В каждой из этих квартир — были неподвижные тела, залитые холодным светом ламп. Манекены, которые как будто лежали в ожидании чего-то, невидимого и неотвратимого.

Сердце пропустило удар.

Ужасная догадка вспыхнула во мне, как искра: эта мерзкая чёрная субстанция, медленно заползающая под плинтуса, — за неполные сутки, что прошли с момента, как я последний раз наблюдал за домом — пробралась в половину квартир, и словно зараза, неумолимо пожрала всех людей на своём пути.

Она словно тьма, проникла в этих людей, лишив их разума, движения и воли, оставив валяться, как брошенные манекены в ожидании чего-то.

Или кого-то?

И что теперь будет? Что будет с этим домом, с этими людьми… и со мной? Как далеко собирается забраться эта штука?

Но эти вопросы отмелись в сторону, едва в голове пронеслось знакомое имя — Нарина — ужас накатил на меня новой волной. Я совсем забыл, что она живёт в этом же доме!