Горящий призрак без имени — антология ужасов

Глава 19. Оно было в моей квартире

— А куда делся портрет женщины?

— Я думала это ты его убрал.

— Нет, я всё время рассматривал Агату.

— Пиздец, а вот это уже точно ненормально. Как блядь могло пройти десять с половиной часов, чтобы мы не заметили?

— Я не знаю.

Ева отлипла от окна и стала судорожно метаться по комнате.

— Ты можешь включить телевизор? — резко попросила она.

Я взял пульт с дивана, включил его, там как обычно шли вечерние новости. Ева отобрала пульт и стала переключать каналы, попадая на новый, она каждый раз материлась.

— Сука, тут везде вечерние программы, то есть это не шутка твою мать?!

Почувствовав в ногах боль, я присел на диван. Закончив ругаться, Ева села рядом и опять закурила. Сигаретный дым поднимался к потолку, она стучала голой стопой по полу.

— Какая-то загадочная ерунда ей богу, — приговаривала Ева, затягиваясь.

Я ничего не отвечал, тупо уставившись в телевизор. Происходящее там веселье казалось таким далёким.

— Чёрт, у меня ноги замёрзли.

Она соскочила с дивана, отыскала колготки и упала обратно рядом со мной, натягивая их.

— И куда делась эта ебучая картина?

— Не знаю.

— Так бля, я не собираюсь разбираться с этим на трезвую голову. Тут недалеко есть одна дыра, где можно заправиться пивом на сто рублей. Не хочешь сходить со мной?

— Пиво не пью, но оставаться тут один не намерен. Идём.

Мы оставили всё как было, — картину на столе, грязные тряпки и тазики на полу. Портрет женщины искать не стали. Зажав сигарету в зубах, Ева набросила куртку и пошла обуваться. Я тоже оделся, и заодно взял карманные деньги, оставленные родителями.

По носу ударил крепкий мороз. Город неумолимо засыпало снегом, видимо за то время, что мы были в квартире, снежный буран не прекращался. Машины во дворе укрывало толстое снежное одеяло. Ева уверенно шагала по сугробам, я старался не отставать. Колючий снег хлестал по лицу. Тёмные улицы сверкали неоновыми вывесками закрытых на ночь магазинов. Особенно ярко мигали светофоры.

Мы перешли дорогу и побрели среди прохожих, как вдруг один из них окликнул меня. Это был Денис из параллельного класса в компании какого-то своего друга. Я уже и забыл про него. Он вечно лез ко мне со всякой ерундой, в школе или на улице, если мы встречались.

— Эй, Дим!

Мы с Евой остановились. Они подбежали к нам, оба искоса посматривая на Еву, и снова перевели взгляд на меня.

— Слушай Дим, — сказал Денис. — Помнишь, ты обещал купить мне чипсов?

Этого не было.

— Когда это я тебе такое обещал?

— Ну когда я провожал тебя до дома после школы.

Он никогда не провожал меня.

— Не было такого, — отрицал я.

— Как ты мог забыть? Это же было на прошлой неделе.

— Да? И где я живу?

Этот вопрос слегка сбил его уверенность.

— Ну… там.

— Понятно.

— Слушай пацан, — обратился ко мне его друг, он выглядел выше и старше, чем мы с Денисом. — Денис мог и забыть твой адрес, это не важно. Главное, что он не забыл обещание. А если пацан дал обещание, его надо исполнять.

— Ауф, — рассмеялась Ева. — Слушайте, клоуны, вам больше пристать не к кому? Мы тут вообще-то делом заняты.

— Как ты нас назвала?

— Мудаками. Ну и что ты мне сделаешь?

Я был шокированным подобным резким ответом не меньше этого парня. Он слегка опешил, но стараясь сохранять лицо, усмехнулся и обратился ко мне:

— Это что, сестра твоя? Люблю таких дерзких, познакомишь?

— Во-первых, — встряла Ева, — я его девушка, а во-вторых, если не отвалите, я познакомлю ваши яйца со своим сапогом.

— Да что ты? — парень стал стремительно приближаться к ней. — А может познакомить тебя с моим чле… — но внезапно остановился и опустил голову вниз.

В его пах упирался раскладной нож Евы. Я и не заметил, как она достала его.

— Ну что теперь жеребец? Хочешь ещё воткнуть в меня что-нибудь? Или может это мне в тебя что-то воткнуть?

Кривая улыбка застыла на лице парня, он не знал, как реагировать. Но Ева не стала ждать его реакции, она быстро убрала нож и со всей силы приложила парня коленом по яйцам. Он согнулся, испустив стон. После чего она тут же ударила его в лоб вторым коленом, отчего он свалился в снег.

Несколько прохожих, ахнули, увидев это. Денис с испуганным видом отступил назад, после чего побежал в кусты с криком:

— Пацаны! Наших бьют!

Оказывается всё это время, за происходящим наблюдали какие-то ребята на лавочках. Мы не заметили их из-за метели и темноты. Спрыгнув с насиженных мест, они побежали к нам.

— Что-то их слишком много, — проговорила Ева. — Бежим!

Пнув напоследок лежащего на земле парня, Ева схватила меня за руку и потянула за собой. Сзади послышалась ругань. Нас пытались догнать. Она свернула с тротуара и потащила меня через сугробы к дороге. Не успел я опомниться, как мы кубарем выпали на проезжую часть. Фары машин осветили наши лица. Водитель истерично засигналил, и обогнув нас в последний момент, проскочил мимо.

Поднявшись, Ева вырвала меня из забытья, и мы побежали через дорогу. Я обернулся. Парни падали с сугробов, расплёскивая снег, пытались нагнать нас. Кто-то из водителей перегородил им дорогу машиной и с криком бросился разбираться. Мы перебежали на другую сторону и рванули во дворы. Крики и ругань постепенно оставались позади.

Отдышались мы только когда добежали до Евиной забегаловки. Она больше походила на небольшую комнату общаги, пропахшую парами алкоголя и сигарет. Окон нет, только подобие стойки бара с одной стороны и три высоких столика без стульев с другой. На стенах висели замызганные плакаты давно распавшихся рок групп. Мы долго стояли в дверях и хихикали как два дурачка. Затем поправив одежду и убрав с лица налипшие волосы, Ева подошла к стойке и заказала пиво с орешками. Я купил себе персикового сока, он на удивление тоже там был.

Мы встали за высокий столик. Ева грызла орешки и хлебала пиво, будто сейчас жаркое лето. А я рассматривал тёмную улицу через мутное окно в пластиковой двери. Метель слегка успокоилась, теперь снег медленно засыпал дома и деревья. Ко мне снова вернулось новогоднее настроение.

— Зачем ты сказала им, что моя девушка?

— Чтобы впредь боялись подходить и немного завидовали.

— А-а-а, продумано, — кивнул я.

А самооценки ей не занимать.

— А то тоже мне, удумали, на улице к школьникам приставать. Но на самом деле не нужна тебе такая девушка, как я. Агата бы подошла на эту роль лучше.

— А что в тебе плохого? Немного пьёшь и куришь, это все делают.

— Ну вообще-то я имела в виду свой скверный характер, — смутилась она. — Но это тоже.

С улицы зашла женщина, звякнув колокольчиками на двери. Купила несколько бутылок пива наразлив и тут же ушла.

— Расскажи мне об Агате, — попросил я.

— Тебе интересно, какой бы она была девушкой?

— Да нет, просто когда так долго слышишь о ком-то, уже хочется узнать его поближе. Расскажи, что она была за человек.

— Агата была весёлой. Она бы никогда не бросила друга в беде. У неё был крепкий характер, который трудно сломить. Даже если кто-то сильно обижал её в школе, она никогда не плакала перед ним. Она любила «k-pop», все уши мне им прожужжала. Говорила: «вот, Ева, посмотри дебютный клип этой группы, он эпичный и в нём красивые мальчики». А я отвечала: «да не понимаю я ничего в твоём кей-попе, и все мальчики там на одно лицо», но всё равно смотрела, хоть и без особого интереса.

— Понимаю, я сам мало смыслю в музыке, а в кей-попе тем более.

— Вот и мне раньше было всё равно, что там в этих клипах происходит, хотя Агата упорно рассказывала мне, кто есть кто, объясняла сложные сюжеты и лор группы. А теперь я иногда сама включаю клипы «BTS», «ITZY» или «StrayKids» и смотрю их, чтобы вспомнить её. Когда гляжу от них новые видео, представляю, чтобы бы сказала про них Агата. Понравилось бы ей или нет? Это ненадолго возвращает меня в те хорошие дни, когда она была рядом и мы могли видеться каждый день. Тогда я не ценила этого.

— Надеюсь, ты не винишь себя за это? Я считаю, что совершенно нормально — относится к чему-то привычному, — как к данности. Мы конечно можем благодарить бога за то, что у нас есть хлеб, чугунные батареи холодной зимой и горячая вода в кране, вот только их нам дал не бог, а работяги на заводах, им платит деньги работодатель или государство, а мы платим налоги, так что по сути все квиты. И нет смысла называть себя зажравшимся с жиру неблагодарным негодяем.

— Что-то я совсем запуталась в твоей аналогии про батареи.

— Я к тому, что ты и не могла ценить те дни, так как не знала, что они вообще должны закончиться. Ты вполне логично предполагала, что вы с Агатой всегда будете подругами и не какой загадочный маньяк вдруг не похитит её.

— Да, но… вот её нет, и я одна и не с кем поговорить. Никто больше не может успокоить меня, когда я злюсь из-за чего-то, не может сказать: «да плюнь ты на них Ева, нечего из-за всякого дерьма переживать!». Всё-таки я трусиха, если бы пропала я, а не Агата, то она бы не успокоилась, пока не нашла моё бренное тело. Поставила бы на уши весь город, перевернула тут всё вверх дном. Такой она была человек — твёрдый и настойчивый, но гораздо вежливее, чем я. Никогда не материлась.

— Интересно, хотел бы я поболтать с ней.

— Я бы тоже, — печально добавила Ева.

В отсутствии покупателей, продавец присел покурить, из-за стойки потянулась тонкая струйка дыма. На висевшем под потолком квадратном телевизоре тихонько показывали какой-то фильм.

— И что ты думаешь делать с картиной? — спросил я.

— Я уже и забыла о ней.

— Может просто выкинем или сожжём?

— Ну можно конечно, но портрет Агаты я бы хотела оставить себе. Что если это единственное, что осталось от неё в этом мире?

— Может она ещё жива.

— Я так не думаю, прошло уже три года. Помню, смотрела один корейский фильм, как раз по совету Агаты, там сказали, что около семидесяти процентов женщин умирают уже через семь часов после похищения.

— Правда?

— Да, кажется «Юные копы» или как-то так назывался. Хороший кстати.

— Ну да, три года — это немногим больше семи часов.

— Да, если бы она была жива, объявилась бы давно или нашли труп.

Ева тяжело вздохнула и хлебнула ещё пива.

— А может ну это всё нахер и пойдём ко мне смотреть фильмы? — предложила она. — Наберём всякой вредной еды и будим сидеть до утра.

— Есть что посмотреть?

— Да, есть одна дорама, недавно вышла, там ребят в какой-то детской игре убивают.

— Я бы с радостью, конечно, глянул, но что делать с потерянными часами? Мы же просто потеряли целый день и не заметили этого. Будто кто-то стёр нам память или типа того.

— Не напоминай даже об этом беспределе. И ведь так незаметно всё случилось, будто мы просто стояли перед картинами, рассматривали их и тут на тебе.

Она взяла из чашки горстку солёного арахиса, закинула себе в рот и захрустела.

— Не будем спорить относительно того, реально это или нет, — сказала она. — Мы оба это видели. Логичнее рассудить из-за чего это случилось? Всё дело в той жидкости с пауками? Или может в портрете с женщиной, который пропал.

— Я не знаю, поэтому и предложил просто сжечь всё.

— Я считала, ты будешь действовать обдуманнее.

— А что тут думать? Мы ничего не знаем. Может мы сами чуть не стали жертвами картины в тот момент?

— Как же сложно, — протянула Ева, массируя переносицу. — Голова отказывается работать.

Я залпом выпиваю стакан сока, вынимаю из кармана телефон и смотрю на часы: — 21:04. До завтрашнего вечера времени ещё полно.

— Ладно, — ударила бутылкой по столу Ева, — сейчас я допью, куплю ещё бутылку и мы пойдём разбираться, что это за говно вообще твориться с этой картиной. А потом пойдём ко мне, посмотрим фильм и нажрёмся всякого.

— Ого, серьёзный настрой.

— А то, я готова ебать.

Как только мы зашли в квартиру, я сразу почувствовал что-то не то.

— Стой, чувствуешь запах?

— Это от меня, — улыбнулась Ева. — Я уже дня четыре в этой рубашке хожу.

— Да нет, его раньше не было.

В воздухе витал странный аромат, похожий на тот, что исходил от чёрной массы, — словно что-то стухло.

Мы включили свет и замерли, полы в квартире покрывали мокрые следы. Обувь родителей лежала перевёрнутой. Двери, ведущие в туалет и ванну — открыты.

— Кто-то влез сюда, — прошептал я.

Ева тут же сделалась серьёзной. Она аккуратно поставила бутылку пива на пол, достала из кармана юбки нож и сказала:

— Стой в дверях и если что беги, а я пойду проверю.

Я остался стоять в открытых дверях.

Держа перед собой короткий ножик, Ева осторожно шла по коридору. Она заглянула в ванну и туалет, затем пошла дальше в тёмный зал. Остановилась в пороге, вглядываясь в тьму, потом включила свет и осмотрелась.

— Как же тут воняет.

Затем скрылась в моей комнате. Я продолжал стоять в пороге, попеременно глядя то в квартиру, то в подъезд. Показалась Ева.

— Походу тут никого нет, — сказала она, складывая нож. — Но кто-то явно тут был.

— Похититель?

Она пожала плечами.

— Но как он забрался сюда? — спросил я. — Замок цел и это пятый этаж.

— Видимо он человек-паук.

Мы оба разулись и прошли в зал. Ева сходила на кухню, откупорила бутылку пива и вернулась обратно. Я проверил окна в доме, они все стояли целыми и закрытыми. Непонятно, как кто-то мог пробраться сюда.

— Что ты там говорил про дыхание?

— Я слышал, как ночью кто-то дышал прямо в моей комнате.

— Наверное, это один тот же человек.

— Получается, если бы я остался здесь, пока ты ходишь, он бы забрал и меня?

— Скорее всего, так.

На секунду я представил, как худой лысый мужчина в чёрном плаще вылезает из картины и утаскивает меня внутрь.

— Что если он вылез из картины? — предположил я вслух.

— Учитывая все странности — это логично.

Ева подошла к столу, где по-прежнему лежала Агата. Картина была слегка сдвинута, но оставалась на том же месте. Она взяла её в руки и поднесла к лицу.

— И как же ты это делаешь?

И вдруг я заметил пропажу.

— Вот же она!

— Кто?

Я указал на стол. Портрет с жуткой женщиной всё это время лежал под портретом Агаты.

— Так она не пропала, — сказала Ева. — Но кто из нас её туда положил?

— Может это и не мы были.

— Если это сделал похититель, пока мы были в забвении, то почему он сразу не убил нас?

— Я не знаю, но если он вылез откуда-то из этих картин, их надо уничтожить.

— Погоди, успеем, я хочу понять, из какой именно он вылез.

— Зачем?

— Затем чтобы оставить себе Агату, я не хочу уничтожать её. От неё буквально пахнет, как от моей подруги, это жутко, но в то же время, я думала что больше никогда не почувствую этот запах.

— Ладно, тогда давай хотя бы сожжём женщину.

— Хорошо.

Ева отложила Агату, мы взяли портрет женщины, и перешли в ванную. Положили его в ванну, Ева без сожаления полила его пивом, после чего поднесла зажигалку. Полотно долго не хотело зажигаться, но в итоге появилось слабое пламя. От него приятно веяло пивом.

— Ладно, — глотнула пива Ева, — будем считать, мы обезопасили себя. Теперь надо разобраться с картиной.

Вернулись в комнату. Ева подняла Агату и стала вертеть её в руках, как в первый раз. Рассматривала со всех сторон, будто ожидая, что картина сама ответит на все вопросы. Развернув её задней стороной, она всматривалась дольше обычного. Затем попросила меня выключить свет. В темноте она поднесла картину к окну и произнесла:

— Твою мать… Ты только глянь.

Подойдя к ней я заметил, что уличные фонари просвечивают сквозь холст, словно мы смотрим через мантию.

— Ого. Раньше же так не было?

— Нет, днём он не просвечивал. Да и вообще сомневаюсь, что масляные краски могут так просвечивать.

Ева развернула Агату к нам передом, с лицевой стороны картина не просвечивала.

— Прозрачна только с одной стороны, как полицейские зеркала в фильмах.

— Хм… — задумался я. — Кажется я начинаю понимать, как он наблюдал за нами.

— Через Агату?

— Да, поэтому и дыхание я слышал только ночью, днём картина снова непрозрачная.

— А портрет той женщины зачем?

— Хрен его знает, может это и был похититель.

— Ну если это был он, то получается мы его уничтожили и теперь спасены? Конец войне?

— Если только женщина не была лишь окном.

— Окно же Агата.

— Я не знаю, просто спекулирую.

— Хорошо, но тогда почему весь пол мокрый, а картина нет? — Ева нахмурилась. — Если бы похититель магическим образом или как-то вылез из неё, разве он не должен был намочить всё вокруг?

— Может он был аккуратен.

Ева забавно посмотрела на меня.

— Ладно, давай поищем источник этих следов, — предложила она. — Может он вообще из унитаза вылез.

— Кстати мы же туда пауков слили.

— Получается, всё сходится.

Мы включили свет и начали смотреть с туалета. Кто-то перевернул тут всё вверх дном. Пропали грязные тряпки, которыми мы вытирали густую чёрную массу. Исчезли также и тазики, в которые мы собирали её. На кухню и в спальню родителей он вроде как не заходил. Больше всего мокрых следов было в зале и моей спальне. Мы заметили, что рама от картины, почему-то лежит в моей комнате, посреди огромной лужи.

Мы медленно приблизились к ней. Ева хотела поднять её, но не смогла оторвать от пола. Тогда я встал с другого краю, и мы вместе попытались поставить её на ребро. Вес был такой, будто это цельный кусок толстого металла.

— Чего это вдруг она такая тяжёлая стала?

— Давай поставим её к стене, — скомандовала Ева.

Мы протащили её по линолеуму, на котором остались вмятины и прислонили к стене. Отойдя назад, мы замерли. Никто не мог проронить ни слова, потому что каждый пытался осмыслить, на что он смотрит. Не выдержав, Ева выругалась:

— Да какого хрена, вы что ли прикалываетесь?

— На приколы эту уже не похоже.

Рама вела в длинный бетонный коридор.