Горящий призрак без имени — антология ужасов

Новелла №2: Сияющие глаза полуночи, Глава 11. Китайская стена

Брожу около памятника Чернову, поглядывая на часы. На плече — штатив, хотя сегодня постараюсь им не пользоваться. В рюкзаке за спиной — камера. Не думал, что окажусь здесь, когда слезал с кровати, но рано утром мне позвонила клиентка, попросив ночную фотосессию.

Хотя заказов у меня не было уже полгода, сперва я опешил и попытался переубедить её идти в двадцатиградусный мороз, да ещё и по темноте. Однако девушка, назвавшаяся Динарой, не унималась. Честно сказать, у меня и желания-то особого снимать не было, отвык я заниматься любимым делом, но Динара оказалась настойчивее и уломала меня принять заказ, оплатив половину суммы вперёд. Никто никогда так не делал. Наверное именно этот шаг заставил меня почувствовать себя неловко, что пытаюсь ей отказать, хотя самому вроде как нужны деньги.

И вот меня медленно засыпает снег, я хожу туда-сюда вдоль памятника, грея руки в карманах, и высматриваю свою клиентку.

Повезло, что день выдался тёплый, вместо двадцати градусов, вполне могли быть все сорок. Надеюсь, батарея в камере не замёрзнет. На всякий случай в нагрудном кармане рубашки согревается дополнительная. Сумеречная синева постепенно сменяется ночью. На тёмную влажную дорогу падает снег, бесследно растворяясь на ней словно в воде.

И тут я вижу, как со стороны спортивного комплекса «Олимп» дорогу переходит молодая смуглая девушка в чёрном пальто. Она заметно косится на меня. Хоть мы оба и не знали, как выглядим, она наверняка узнала меня из-за штатива. Собственно для этого и взял. Девушка подошла ко мне, протянула руку, поздоровалась и спросила: «я ли фотограф?» Утвердительно киваю ей и пожимаю руку.

— Не передумали? — спрашиваю у неё.

— Нет, — улыбается она, — куда пойдём?

Кажется темнота, снегопад и занимающаяся метель лишь раззадорили её.

— Пошлите в сторону площади, а там посмотрим.

Мы прошли мимо грузного здания «Северстали», где я для разминки сфотографировал её на фоне огромной выше человеческого роста ёлочной игрушки выполненной из белой гирлянды.

Разглядывал её кофейного цвета лицо в видоискатель, она пыталась улыбаться, но выходило ненатурально.

Затем мы перебежали дорогу и оказались на площади, где сверкала ёлка, а на пьедесталах стояли фигуры деда мороза и снегурочки. Это конечно пошловатый фон для персональной фотосессии, но при съёмке на фиксированный тридцатимиллиметровый объектив задний план по большому счёту не имеет значения. Всё равно он размоётся до неузнаваемости. Тут важно ухватить эмоции человека, с этим у Динары как раз и возникли трудности.

Сначала я решил, что она пока не успела побороть смущение перед камерой и малознакомым человеком, но чем дольше мы работали, тем яснее становилось — её мысли далеко отсюда. Она старалась позировать, но не могла целиком отдаться этому.

— Вы любите фотографироваться? — спросил я.

— Не то чтобы, раньше я никогда этого вот так не делала.

— Главное не переживайте. Вы получаетесь хорошо, просто выглядите немного зажатой.

Я развернул камеру и показал ей результат. Динара убрала от лица тёмные пряди волос, падающие на глаза, присмотрелась к маленькому экрану, немного полистала назад и сказала:

— Вы правы, выгляжу будто меня похитили.

Это заявление рассмешило меня.

— Ладно, — она хлопнула в ладоши и растёрла их, — давайте серьёзно, я постараюсь собраться.

Динара выдохнула и стала менять позу чаще, словно вспомнила модельные навыки из прошлой жизни. Просила, чтобы я смешил её. Я немного разогрелся, отснял её на фоне всевозможных новогодних светильников. Вспомнил, что это вообще такое — фотографировать кого-то.

Затем мы прошли под окнами гостиницы, пересекли Яновского и зашли во дворы. Бродили мимо пятиэтажных панелек с детскими садами в центре. Света камере было мало, мы выискивали оранжевые уличные фонари, работающие через раз и розовые лампы для рассады. Последние Динаре понравились больше всего. Она спокойно позировала под окнами неизвестных людей, что удивило меня. Ей постепенно становилось легче, она чаще смеялась. Наигранные улыбки сменились искренними.

Мы гуляли дальше среди дворов, я разглядывал знакомые улицы, засыпаемые снегом. В полутьме улицы снежинки были не видны, но ворохом метались вокруг лампы фонарей, словно стая мотыльков. Дороги засыпало, но в городе ещё терпимо, а вот из города на машине уже и не выехать наверное. Нужно ждать пока расчистят. На краю улицы стоял старенький ПАЗ, покрытый ржавыми пятнами, он как и все машины в округе медленно, но верно превращался в гигантский сугроб.

Мы с Динарой вышли на Ломоносова, где уткнулись в пустыри, оставшиеся от снесённых когда-то зданий. Туда решили не ходить, опять затерялись в лабиринте домов.

— А вы давно этим занимаетесь? — спросила она. — Ну в смысле фотографией.

— Да нет, где-то лет шесть наверное.

— Где этому научились?

— Да как и большинство фотографов — сам в интернете. Тут на самом деле печальная предыстория. С детства я смотрел много фильмов, мне это занятие было по душе. Вскоре и самому захотелось рассказывать истории, но у нас с матерью не было денег даже на самую дешёвую мыльницу. Пришлось как-то забыть об этом. А уже к концу школы, когда я смог позволить себе ультразум за три тысячи, ни осталось ни друзей, ни запала заниматься фильмами. Вот я и начал фотографировать, на этом хотя бы можно заработать. А там и нормальную камеру купил.

— И что как успехи, много клиентов?

— Клиентов конечно не так много, как хотелось бы. Я думаю наш народ пока не готов тратить деньги на себя любимых.

Услышав это, она выдала:

— А цену снижать не пробовал?

Мы оба засмеялись.

Диалог вроде бы стал налаживаться и незаметно для нас самих перешёл на «ты». Нашли неплохо сохранившуюся «Победу» одиноко стоявшую под фонарём со снежной шапкой на крыше. Динара настолько осмелела, что без просьбы сама залезла на её округлое крыло и позировала мне.

Она могла быть настоящей, когда хотела, но как человек, разбирающийся в чужих эмоциях, я чувствовал — фотосессия ей неинтересна. Она забывалась на несколько секунд, но затем сразу возвращалась обратно к внутренним проблемам. Только сейчас мне удалось разглядеть нехорошие тени под её глазами, которые она пыталась замазать тональником. И я спросил:

— Плохо спишь?

— А что это настолько заметно? — прыснула она.

— Есть такое. Выглядишь как будто измотанной.

Она снова сделалась серьёзной.

— Полагаю так и есть, я плохо сплю. Вообще-то я давно думала, как подвести к этому разговор.

— Что такое?

— Понимаю, как это прозвучит, ты пожалуйста не обижайся, но фотосессия меня не слишком интересует.

— Так и знал, по тебе это было сразу видно. Но обижаться в моём случае странно — ведь ты платишь.

— Да, я скорее извиняюсь за то, о чём собираюсь попросить. Это не по теме фотосессии.

— Ну хорошо, я слушаю.

Динара вынула из сумки пачку сигарет, достала одну и закурила, обводя взглядом улицу позади меня.

— Даже не знаю, как это назвать. Каждое утро я просыпаюсь уставшей, будто и не спала вовсе, но это странно, я никогда не страдала лунатизмом.

— Давно это началось?

— Где-то с месяц.

— К врачам обращалась?

— Ага. Они говорят, что нарушений никаких нет. С моим здоровьем всё в порядке. Но меня тревожит не только недосып. Иногда я просыпаюсь посреди ночи и слышу на кухне странные звуки.

— Какого рода звуки?

— Словно листва шелестит. Затем будто кто-то отодвигает дверцу хрущёвского холодильника и через пару минут всё стихает. Когда я насмеливаюсь пойти туда и проверить, то уже никого и ничего нет.

— Может это что-то вроде последствий недосыпа? Или сонный паралич?

— Тоже так думала, но никогда галлюцинациями не страдала, даже в самые тяжелые времена. Да и паралича у меня такого нет.

— Хм-м… — только и протянул я.

Динара затянулась, подождала несколько секунд и выдохнула дым, который густо окутал её лицо. Это показалось мне красивым и я сделал снимок.

— А ты пробовала не ложиться и дождаться этих странных звуков на кухне?

— Пробовала пару раз, но я видимо уже слишком ослабевшая и не могу долго сидеть. В итоге всё равно засыпаю, а на утро просыпаюсь разбитой. По телу даже пошла непонятная сыпь.

— Кошмар конечно. И о чём ты хотела меня попросить?

— Ты можешь переночевать у меня?

— Хочешь чтобы я проследил за твоим сном и шумами на кухне?

— Да именно так. За это я выплачу оставшуюся часть суммы и дам сверху ещё пять тысяч.

— Ого, а не многовато за одну ночь?

— Могу сбросить.

— Да нет, просто это звучит скорее как ловушка.

— Правда? Об этом я не подумала. Ты боишься меня?

— И да и нет. Просто мне интересно, зачем тебе незнакомый парень. Неужели у тебя нет друга какого-нибудь? Ну или родственников на худой конец.

— Я бы не сказала, что у меня есть настолько близкие друзья, а коллегам по работе лучше не знать о моей проблеме. Из родственников у меня была только мать, да и та умерла от рака недавно.

— Как у тебя может не быть друзей?

— А у тебя они есть?

— Была парочка, но они уехали отсюда.

— Вот и у меня примерно та же проблема.

— А почему бы просто не переехать в другую квартиру, а лучше город?

— Были бы деньги.

— Так не трать их на меня, лучше сними лишний раз номер в гостинице.

— На новую квартиру у меня даже пятидесяти тысяч в заначке нет, на переезд тем более. А номер в гостинице я уже пробовала снимать.

— И как?

— Хороший был четверг, но после пришлось вернуться в квартиру, иначе оставшийся месяц пришлось бы питаться водой с солью. Вот я и решила, что лучше разобраться с проблемой, раз не могу её избежать.

— Звучит логично.

— Будет круто, если ты посидишь у меня дома одну ночь и посмотришь, что случится. Если я буду ходить во сне или бог весть что ещё делать, ты разбуди меня и всё расскажи. А ещё лучше сними на камеру, тогда я уже смогу со спокойной душой идти пытать врачей насчёт своей шизофрении.

— А где ты живёшь?

— В «китайской стене». Надеюсь тебя это не отпугнёт.

В нашем городе все знали об этом доме, и репутация у него была не самая лучшая.

— В таком месте и я бы плохо спал. Ну, хорошо, я понял. — Я погладил обледеневшую бороду и поразмыслил минуту, а потом ответил: — Хоть всё это и странно, давай попробуем.

Мы сделали крюк, вернулись туда, откуда начали, вышли на Гагарина и двинулись по прямой вдоль осыпающихся панелек. Улицы к этому времени совсем опустели, магазины закрылись, фары редких машин с трудом пробивали белую пелену снегопада. Стало так тихо, что возгласы пьяниц где-то недалеко отдавались эхом.

Я видел дом Динары уже отсюда, мрачное здание стоящие стеной в конце улицы, без единого светлого окна, будто заброшенное. Хоть её история и показалась мне правдивой, идти туда, словно добровольно лезть в капкан. Что если у неё в квартире меня поджидает толпа воров-грабителей, готовых забрать не только мои деньги, но и достоинство? Хотя это в худшем случае.

«Никогда не соглашайтесь идти на вторую локацию, когда встречаетесь с незнакомцами», — сказали бы в западной передаче. Secondary location — это такое известное английское выражение, связанное с техникой безопасности. Но обычно о таком мужчины просят женщин, а не наоборот. К примеру, будь я фотографом-маньяком, мог бы предложить Динаре из центра поехать куда-нибудь на природу и поснимать там. Таким образом, я бы изолировал её от других людей, а потом всё — «больше её никто не видел».

Но когда о таком просит девушка, да ещё и при первой встрече — чувства внутри появляются самые неоднозначные. Однако когда Динара сказала, что хочет выявить у себя возможную болезнь, я понял её. Есть в этом поступке что-то мужественное, поэтому и согласился.

Она шла чуть впереди, держа руки в карманах, конец её палантина развивался на ветру. Мы перешли Дмитрова, миновали яркий жёлто-синий спортивный комплекс «Арктика», и передо мной предстал монументальный по своей задумке многоквартирный дом, который с годами превратился в жуткую общагу малосемейку. Большинство окон закрыты ржавыми стальными листами. Одноместные балконы завалены снегом. Серые стены почернели от влаги. Но сильнее всего в глаза бросалась надпись на крыше: — «Покорителям Заполярья — слава!». Ещё пару лет назад она была в терпимом состоянии, но сейчас стала совсем нечитаемая. Слово «заполярья» так и вообще практически раскрошилось, выходило — «заго…ярья».

— Кем ты работаешь? — спросил я Динару.

— Учительницей английского в 23-ей школе. Она тут рядом. Из дома выхожу за пять минут до звонка, раз и уже там.

— Удобно.

Мы вошли в подъезд через стоящие нараспашку деревянные двери, которые дублировались с обратной стороны дома. Выглядел он, как и должен: с почтовых ящиков сорваны дверцы. Зелёная краска на стенах изрезана надписями, исписана баллончиками и распадается под действием времени. Окрашенный извёсткой потолок закоптился от многочисленных пожаров, и тоже изрисован. Даже одинокая тусклая лампочка, освещающая разве что саму себя, здесь заперта в железную клетку для безопасности. Все кто живёт в городе, так или иначе, слышали про этот дом. Если вдруг будите у нас в гостях и захотите посмотреть на него, то просто спросите у любого прохожего: «В какой стороне китайская стена?», и вам укажут дорогу.

Динара бодро вбежала по короткой лестнице и скрылась в тёмном коридоре. Я покрепче сжал штатив и догнал её, пристроившись за плечом.

— Тут раньше вроде был опорный пункт милиции? — спросил я от страха, чтобы поддержать разговор, хотя прекрасно знал ответ.

— Был, да всплыл, — сказала она вполголоса. — Как и консьержка. Кстати придётся идти по лестнице — второй лифт сломался.

— А что случилось с первым?

— Провалился в шахту ещё несколько лет назад.

— Тогда выбора и, правда, нет.

Наши шаги эхом отражались от грязных облупленных стен. Пахло плесенью и мочой. Проходя мимо одной из заброшенных квартир, проход в которую был наспех закрыт дырявой фанерой, я почувствовал, как меня обдало ветром. Поскольку я никогда тут лично не был, появилось внезапное желание исследовать всё, но Динара не собиралась ждать и уже поднималась наверх.

Я снова догнал её и сказал:

— Дай угадаю, живёшь ты не на втором этаже?

— Угадал. На восьмом.

— Этого-то я и боялся.

Мы больше не разговаривали и тихо поднимались по лестнице. На четвёртом пролёте Динара предупредила меня, чтобы я смотрел под ноги, и я переступил через высушенный кошачий труп. По длинным коридорам гулял сквозняк. Во многих секциях не горело и одной лампочки, а некоторые были перекрыты массивными стальными дверьми. Хотя время ещё не слишком позднее, здесь стояла мёртвая тишина. Я задумался о том, что фактически мы гуляем по заброшенному дому, где почти все квартиры пустуют. Где-то здесь живут люди, но после наступления темноты они предпочитают делать вид, будто их нет.

На шестом этаже я услышал чьё-то чавканье. Динара не тормозила, я шёл сзади. Звук приближался, кто-то откашлялся, затем послышалось бормотание. Мы стали подниматься на седьмой, и я заметил, что на ступенях сидит какой-то мужик в поношенной куртке. В руках у него — огромный нож с изогнутым лезвием. Он отрезал им ломти колбасы, словно от яблока и клал в рот. Когда мы проходили мимо, он не сдвинулся, лишь посмотрел на меня. Я сжимал в руке штатив, готовый в любой момент использовать его, но мужик не сдвинулся, только ел колбасу и говорил тихо сам с собой. Мы поднялись на восьмой этаж, Динара вытащила из кармана звенящую цепочку ключей и сказала:

— На этом этаже живу только я, остальные девять квартир пустуют.

— Ого.

— Да, ещё одна бабушка на девятом, но я её редко вижу. Больше всего народу в той закрытой секции, там мать с дочкой и одинокий пожилой мужчина.

В этом полутёмном холодном коридоре — идея приходить сюда и ночевать в квартире незнакомой девушки — уже не казалась мне настолько хорошей.

Ладно уж, — подумал я, — не такой я и слабый, каким хочу себе казаться. С чем бы ни пришлось мне столкнуться этой ночью — я со всем справлюсь.