— Я нашла Агату!
— И что теперь делать?
— Давай я спущу, подхвати её.
Она вырвала трубки, отрезала крепления, медленно пододвинула брикет к краю стеллажа и стала опускать его. Я подхватил его, он оказался гораздо легче, чем я ожидал, но был слишком большой, чтобы я смог нормально опустить его. Уперев брикет одним краем о стеллаж, я подождал пока Ева спуститься, и потом мы сообща положили его на пол.
Руки испачкались чем-то мокрым и склизким, теперь они пахли точно так же, как картина у меня дома. Весь брикет пропитался знакомым запахом.
— Это запах пота Агаты? — спросил я.
— Да-да он.
Ева вынула из юбки ножик, раскрыла его и принялась резать по краю. Потом мы взялись за полотно и стали отдирать его, обнажая металлическую раму, на которую оно натянуто. Понемногу показались голые стопы, за ними ноги обтянутые мокрыми штанами, потом футболка с «Пивозавром» и худые руки покрытые татуировками, а затем бледное лицо, облепленное чёрными волосами. Только пирсинга на нём не было.
Отодрав полотно, мы швырнули его в сторону, будто грязную тряпку, вытерев руки об одежду. С мрачным видом Ева встала на колени, убрала с лица Агаты волосы и осмотрела тело подруги.
— Она почти не изменилась, — сказала, — только подросла немного.
— Что оно с ней сделало?
— Не знаю, но надо за… — Ева вдруг замолчала.
Она положила руку на грудь Агаты, подождала чуть-чуть и поглядела на меня ошарашенными глазами.
— Она дышит.
— Она жива?
Ева положила пальцы на шею Агаты, нахмурилась, потом наклонилась и послушала сердцебиенье.
— Ну что там?
— Не могу прощупать пульс и сердцебиенья не слышу, но она дышит!
— Может она в коме, поэтому пульс плохо прощупывается.
— Самое главное — она жива, я так рада!
Агата тихо вдохнула, я увидел блеск в её глазах, — они открылись! Она рассеяно оглядывала потолок, стараясь придти в себя. Увидев это, Ева просияла, на её лице медленно проявлялась улыбка, на глаза навернулись слёзы. Трясущимися от волнения руками она повернула голову Агаты в свою сторону.
— Агата, — заплакала она. — Агата, я нашла тебя. Ты меня слышишь?
— Привет, — с лёгкой улыбкой, выдавила из себя Агата. — Я видела вас. Вы догадались вскрыть картину.
Ева крепко обняла её, она плакала и не могла сказать ничего членораздельного. Слабыми руками Агата поглаживала Еву по спине.
— Она там… она там, — сказала Агата.
— Кто там?
— Художница рыщет в квартире.
Слова довались ей нелегко, как после долгого сна и резкого пробуждения. Ева помогла ей сесть, Агата растирала лицо руками, убирая гной с глаз, силясь взбодрить себя.
— Ты видела то существо?
— Да, перед тем, как вы разбудили меня.
— Через картину?
— Да, через свой портрет. Она ищет вас.
— Тогда нам надо бежать отсюда, — бросил я.
— Куда мы побежим, если оно в квартире? — спросила Ева. — Лучше тогда подождать где-то здесь.
— Нет, нет, нет… — затараторила Агата. — Когда я просыпалась, то она уже ушла оттуда. Наверно она поняла, где вы и разозлилась.
— Блядь. Ладно, ты прав, надо уходить, — кивнула Ева и снова посмотрела на подругу. — Мы вытащим тебя отсюда, не волнуйся. Сможешь подняться?
— Попробую. Я не ходила три года, или больше?
Цвет кожи Агаты выглядел пугающе неправильно, — слишком бледный, с оттенками синеватого и зелёного. Она была худее, чем на картине, и в целом смотрелась болезненно. Следы от пирсинга если и были, то давно заросли, ни оставив после себя даже шрамов. А вот причёска не изменилась, волосы не отросли, да и ногти были словно подстрижены.
Своё оружие мы попрятали по карманам. Подхватили Агату под руки и помогли встать. В этот момент я обратил внимание, что бурление котлов усилилось. Раньше оно было тише. Агата внезапно сжала моё плечо.
— Ева, — застонала она. — Я слышу её топот, Художница идёт сюда!
Её ноги перебирали по стенам и полу, стремительно приближаясь к нам. Доковыляв до выхода из комнаты, мы озирались по сторонам, не зная, куда податься.
— Давайте добежим до церкви, — предложила Ева. — Там есть одно хорошее место, где можно спрятаться.
— Нет-нет, не туда, — сказала Агата. — Я знаю короткий путь до квартиры, там можно укрыться. Быстрее ведите меня налево.
Мы побежали по коридору, особо не скрываясь. Агата с трудом держалась на ногах, нам приходилось тащить её. Лампочки редели, света становилось меньше. Железные стены сменились бетонными плитами, покрытыми плесенью.
— Надо в ту комнату, — попросила Агата.
Мы зашли в полутёмное помещение с низким потолком, где пахло словно в холодной бане. В конце комнаты покоился чугунный агрегат, который занимал собой всё пространство.
— Видите бойлер? — спросила она. — Нужно залезть и запереться изнутри.
Я хотел спросить, зачем это, но доносившееся сзади звуки мешали думать. Что-то бежало по тем коридорам, где недавно были мы. Вместе мы открыли тяжёлый толстый люк, и я залез первым, затем помог втащить Агату. Ева залезла последней. Мы задраили люк в тот момент, когда нечто выбило дверь и с грохотом врезалось в бойлер. Его стены содрогнулись, мы непроизвольно вскрикнули.
Всю комнату мгновенно заполнило что-то крупное, оно тёрлось о стены, хваталось за ручки люка и пыталось отпереть его.
— Надо уходить, не стойте!
Агата криком прервала наше оцепенение, она пыталась развернуть нас лицом назад, и мы поддались. Ева включила фонарик, и я увидел, что задней стены у бойлера нет, вместо неё длинная лестница поднимается наверх.
— Давайте скорее, — требовала Агата. — Она быстрее нас, но у нас пока преимущество.
Было страшно даже дышать, пока та тварь бесновалась снаружи, но Агата буквально подталкивала нас вперёд. Мы пустились бежать по лестнице.
С каждой ступенькой тепло коридоров куда-то рассеивалось, вокруг становилось прохладнее. Когда три минуты спустя мы наконец выбежали на свежий воздух, оказалось, что мы опять попали в то место с гигантскими колоннами, напоминавшее город гномов.
— До галереи отсюда недалеко, — объяснила Агата. — Но Художница наверняка уже бежит сюда, поторопимся.
Она направила нас в нужную сторону, мы рванули туда. На моё удивление уже спустя минуту сплошная стена с проходом замаячила в поле зрения. Мы вдвое сократили путь, и теперь до туннеля оставалось совсем немного.
Не успел я обрадоваться, как оглушительный грохот вмиг разорвал тишину. Испуганные, мы оглянулись. Из пропасти в полу вылетела железная дверь и, повертевшись в воздухе, свалилась на бетон.
— Не стойте! — закричала Агата.
Последнее что я рассмотрел в темноте, как из дыры выросла многорукая тень, словно колоссальная сороконожка. Ева потащила нас обоих к входу в тоннель. Из-за резкого напряжения у меня свело ногу, я стал хромать. Гигантская тварь затопотала у нас за спиной. Она приближалась стремительно, будто поезд в метро.
Агата чуть не упала, но Ева подхватила её. Моё лицо горело, а лёгкие разрывались. Сзади появился свирепый вой. И с каждой секундой он становился ближе. Пол под ногами затрясся. Мы задыхались. У входа в тоннель Ева толкнула нас вперёд, и, выхватив тесак из моего заднего кармана, завопила:
— Мы с тобой остаёмся здесь, сука!
И кинулась назад. Вопль разом прервался. Я хотел обернуться, но что-то громадное треснуло нас с Агатой по спине и отбросило в глубину тоннеля. Пустые помещения наполнились хаотичной гневной вознёй. Я не успел придти в себя, как Агата подхватила меня и потащила к картинам.
Она помогала мне перелазить через преграды, а я помогал ей. Ноги сами несли меня, хотя внутри пылало желание помочь Еве. От ударов существа, с потолка сыпалась пыль. Перепрыгнув через последнюю преграду, я указал Агате на нашу картину. Она впихнула меня в раму, и я тут же стал помогать ей забираться.
У неё за спиной в полутьме взвивалась и билась о стены сотнерукая тварь, но Евы я не видел. Существо двигалось в нашу сторону. Оказавшись на полу моей комнаты, Агата стала судорожно оглядываться по сторонам.
— Что ты ищешь?!
— Надо чем-то сломать портал!
— Не знаю, нечего нет! Я могу сбегать за ножом на кухню.
— Нет, открой окно.
Я разом сбросил с подоконника всё лишнее и распахнул окно. Из темноты в комнату ринулся холодный поток ветра и снега. Взявшись за раму, мы стали тащить её по полу, пока та тварь, врезаясь во все стены, приближалась к нам.
У Агаты подкашивались ноги, я был ослаблен, а от грохота твари в квартире тряслись полы и глохли уши. Взвалив тяжеленную, будто торпеду подлодки раму на подоконник, мы стали пропихивать её в раскрытую створку. Её края царапали стекло, углы цеплялись за оконный проём. Приложив последние силы, мы приподняли её и наполовину выпихнули наружу, придавив заснеженный отлив. Вдруг из рамы выскочила рука этой твари и попыталась за что-то ухватиться. Заорав, мы резким толчком вытолкнули раму вниз.
Она вертелась в воздухе, и я видел портал и как та тварь мечется в нём, а затем рама шлёпнулась о крышу беседки во дворе и разлетелась вдребезги. Сработала сигнализация у ближайшего автомобиля, но спустя минуту прекратила.
Во дворе воцарилась тишина.
Мы с Агатой стояли перед распахнутым окном и смотрели на разбитую крышу и остатки рамы минут десять, продуваемые ветрами. Потом стало совсем холодно, и я закрыл окно. Без сил мы свалились на пол и сидели там молча.
Наверное прошло не меньше часа, перед тем, как кто-то из нас заговорил.
— Дима, — позвала Агата, — ты как себя чувствуешь?
— Где Ева?
— Кажется она бросилась на то существо, чтобы задержать его. Она обожает делать такие глупости.
От нахлынувших эмоций хотелось плакать, но слёз не было.
— Зря она так, — сказал я, — мы бы успели, наверняка.
— Не думаю. Художница слишком быстрая, от неё почти невозможно убежать. Особенно если она знает, где тебя искать. Мы первые кому чудом удалось обогнать её.
— У нас неплохо получалось, зря она так.
— Мои знания дали нам несколько минут, но если бы не Ева, Художница схватила бы нас в галерее и затащила обратно.
Мне было нечего ответить на это, мы снова замолчали. Я вспоминал Еву, её забавные гримасы и привычку постоянно материться. От этих мыслей стало как-то тоскливо, хотелось увидеть как они с Агатой наконец пообщаются, после стольких лет разлуки.
Потом мне стало интересно, и я спросил:
— Почему ты называешь «это» — Художницей? Её так зовут?
— Нет, не знаю, я сама выдумала это имя, пока лежала там.
— Ты была в сознании?
— Ну типа того, это вроде долгого сна наяву.
— Так необычно видеть тебя вживую, а не на картине, после всего произошедшего.
— А мне приятно наконец оказаться здесь вживую, — она протянула мне руки и я взял их. — Теперь я могу коснуться тебя, ты вполне настоящий, а раньше был лишь моим сном. Я благодарна, что ты обратил на меня внимания, тогда в библиотеке. Если бы не это, не сидеть мне сейчас тут.
— Меня привлекли твои татуировки. Я подумал тогда: картина выглядит такой старой, но у девушки на ней вся шея покрыта татуировками, это необычно.
— Ого, получается хоть какая-то польза от них, — рассмеялась Агата. — Не зря тратила столько денег.
Смех давался ей тяжело. Взмокшая, бледновато-зелёная и худая, она выглядела словно умирающий пациент онкологической больницы.
— Кстати, меня всегда мучил вопрос, — сказал я. — Кто принёс твой портрет в школьную библиотеку?
— Это сделала сама Художница, я видела это.
— Как такая огромная тварь прокралась незаметно и ничего не сломала?
— У неё в рукавах есть пара фокусов. Я расскажу тебе о них, но сперва мне надо поесть. Всё-таки я не делала этого много лет.
Мы встали с пола, и пришли на кухню. Я поставил кипятиться чайник, нашёл в холодильнике кусок колбасы и помидоры.
За окном нас встречал холодный рассвет.
Уже глядя на то, как Агата уплетает сделанные мной бутерброды, я сходил за телефоном и посмотрел время: 10:32 утра.
— Как утро так быстро настало, ещё же недавно ночь была? — удивился я.
— Коридоры там внизу срезают часы, — начала объяснять Агата с набитым ртом. — Особенно последний в который я вас завела, он может и целый день срезать.
— Серьёзно? Так погоди…
Я глянул на дату и с удивлением обнаружил, что сейчас вовсе не воскресенье, а понедельник! То есть родители уже должны быть дома, но их нет.
— Кажется я опоздал в школу.
— У тебя веская причина, так что нормально.
— Ты так спокойной говоришь об этом, как будто это обычное дело.
— Да, я уже три года в этом варюсь. Для меня любая ситуация — обычное дело. Когда я вижу очередное отклонение от нормы привычного мне миропорядка, то просто говорю себе — ладно, бывает и такое. И иду дальше.
— Вообще ты выглядишь настолько безмятежной, словно Еву вовсе не похищала гигантская сороконожка. Разве ты не волнуешься за неё?
— Волнуюсь, разумеется, просто я уставшая, мне необходимо восстановить силы. Но есть и одна вещь, которая успокаивает меня.
— Какая?
— Художница ничего не успеет с ней сделать, — расплылась в улыбке Агата. — Мы спасём её гораздо раньше. Так что с ней не случится того же, что случилось со мной. Она не станет новой картиной.
— И как мы это сделаем?
— Я расскажу тебе, но позже. Для начала не против, если я воспользуюсь ванной? — Агата подцепила пальцами футболку и поднесла к носу. — Я вся словно пропиталась потом. Чувствую себя так, будто бы не мылась три года.
— Конечно я не против, чувствуй себя как дома.
— Только тут такое дело, — она вдруг смутилась и спрятала от меня взгляд, — не думаю, что после произошедшего я смогу оставаться где-то одна.
— В каком смысле?
— Не мог бы ты составить мне компанию.
— Так стоп…
— Да ну не в том смысле! — перебила Агата. — Просто я боюсь оставаться одна в ванной. Мне всё время кажется, что Художница внезапно вылезет откуда-нибудь из вентиляции и утащит меня.
— А это возможно?
— Сейчас я уже плохо помню, но она схватила меня примерно также. Мне тогда было лет 14. Я училась в 8-ом классе. Помню вернулась домой под вечер с дополнительных занятий, родителей не было. Я решила принять ванну, включил горячую воду, бросила туда солевую бомбочку — такую бурлящую шутку, которая окрашивает воду в свой цвет.
— Ага, видел такие в магазине.
— Залезла в ванну, растянулась в ней, мне было так хорошо. Тогда я чувствовала себя дома в полной безопасности, и даже дверь в ванную не запирала, хоть и была совершенно одна. Сидела в телефоне и переписывалась с подругой. Всё произошло в одно мгновение. Сперва неожиданно выключился свет, и тут же в квартире раздался грохот, словно на пол свалился полуторатонный мешок с цементом. Я вздрогнула, чуть не закричала, но не успела, дверь в ванну вышибло внутрь, и она налетела на меня, словно цунами. И больше я ничего не помню.
— А как Художница попала к тебе в квартиру? Ты тоже принесла в дом картину?
— Да, именно. Я нашла в школе бесхозную картину красивого мальчика примерно твоего возраста. Мне захотелось забрать картину себе, чтобы любоваться им, сколько влезет, и я принесла её домой. Это была моя ошибка. По ночам Художница смотрит за людьми сквозь полотна, и знает, когда мы наиболее уязвимы.
— А почему она не схватила меня в первый же день, когда я остался один дома?
— Не знаю, она выжидает, любит подолгу наблюдать. Думаю её заводит сам процесс подглядывания за чужой жизнью. Она получает от этого какое-то своё извращённое удовольствие.
— Хорошо, давай я составлю тебе компанию. Честно говоря, я и сам больше не ощущаю себя здесь как дома, и не хочу оставаться один, даже если нам будет разделять всего лишь дверь.
Агата доела свои бутерброды, допела чай, и я показал ей ванную комнату. Она спросила, почему здесь так воняет сгоревшим пивом? Я рассказал, как ещё несколько часов назад мы с Евой сжигали тут портрет Художницы. От него, кстати, не осталось и следа, будто и не было. Агата похвалила нашу находчивость и пояснила, что это сделало Художницу слепой, а ещё очень злой, так как на создание подобного автопортрета уходит куда больше сил, чем на картины с обычными людьми.
— Ты видела, как она создаёт свои картины? — спросил я.
— Только раз, когда мой портрет сушился в специальной комнате. Я видела, сколько сил у неё уходит, чтобы нарисовать себя углём на том маленьком полотне. Наверное, здесь замешена особая чёрная магия, — улыбнулась она.
Агата без особого стеснения стала стягивать с себя влажную футболку, под которой ничего не было. Я смущённо отвернулся. Комнату наполнял шум горячей воды, заполняющей чугунную ванну. Футболку с «Пивозавром», штаны и носки Агата бросила сверху на ящик для грязного белья, а потом медленно вошла в воду, усевшись в центре ванны, поджав колени.
— Садись рядом, а то так и будешь там стоять.
Я сел на прорезиненный коврик на полу, прислонившись спиной к тёплой стенке ванны. Агата взяла меня за руку, её прикосновение было прохладным, а рука немного подрагивала.