Гончие Дзара

Глава 17 Сопереживание

— И в самом деле, — согласно протянула Гия и, бросив свое предыдущее занятие, приблизилась к углублению. Лицо ее при этом сделалось мрачно-сосредоточенным, что красноречивей любых слов говорило о неуместности обнаруженного здесь мною предмета.

Я, увы, не был специалистом в подобного рода вещах и, даже если б лично знал убитого, ни за что б не определил это так сходу. Однако даже моих скромных знаний анатомии оказалось достаточно, чтобы понять: голова принадлежала женщине. Об этом по крайней мере говорили весьма скромные размеры и довольно миловидные черты, которые все еще угадывались в посмертии, несмотря на совершенно варварским образом зашитые глаза и рот.

— Кто это такая? — спросил я, не сумев удержаться, и наклонился поближе. За что и был бесцеремонно оттянут, успевшим незаметно приблизиться, Аргусом. — Эй! Интересно же!

Гию мое восклицание однако слегка удивило и даже чуть-чуть покоробило, кажется. Во всяком случае, свой следующий вопрос она задала с каким-то изумленным отвращением:

— Тебе интересны трупы? Ты что извращенец или типа того?

Аргус, все еще державший руку на моем плече, тихо фыркнул.

Я же праведно возмутился:

— Меня интересует необъяснимое, а вовсе не трупы. Кто она такая? Как здесь оказалась? И чем заслужила такую участь? Вот что мне хочется знать.

Гия отреагировала не менее резко:

— Тихо-тихо. Поняла я тебя, юный следопыт, поняла. — Затем вновь обратила внимание к голове и проговорила уже более спокойным тоном: — Впрочем, вопросы твои вполне справедливы. Я вот не знаю личности той, что сейчас перед нами.

— Зато знаю я, — сказал вдруг Аргус.

Мы с Гией одновременно повернули головы к стражу и с одинаковым вопросом на лицах уставились на него.

Не дожидаясь, пока мы зададим их вслух, Аргус убрал руку с моего плеча и произнес:

— Ее звали Терцепсия Яо. Она была одной из приближенных Метары, когда та еще стояла во главе куатов.

Услышав это, я не смог удержаться от замечания:

— Я думал, ты был ее единственным приближенным.

— Ты ошибался, — отозвался страж и на этот раз уже сам приблизился к углублению с головой. Он рассматривал изуродованное жуткими стежками лицо убитой с каким-то чрезвычайным вниманием.

— Вот-вот, — меж тем кивнула Гия. — У Метары имелся целый набор лизоблюдов всех мастей, кормившихся за счет орденских средств. И наоборот — являвшихся источником финансов.

Я был крайне слабо осведомлен об Ордене куатов и том, что творилась в его застенках. Все, что мне было известно, так это его общая история и связь с лейрами, которым куаты многие стони лет тщетно противостояли. Я так же знал, что, в отличие от лейров, куаты (в подавляющей своей массе) практически не владели искусством управления Тенями. Как и лейры, они вели свое начало от группы шаманов-преступников, обитавших в густых параксанских зарослях и промышлявших разбоем, однако в отличие от первых, впитавших в себя весь мистицизм предков, избрали своей стезей путь политического и военного превосходства. А еще они считали лейров идейными предателями, осквернителями заповедей общих предков и вообще однажды добились их изгнания с Паракса. Собственно, таким образом Вселенная и узнала о том, кто такие лейры.

Пока лейры занимались распространением своих идей по Галактике, создавая Ордена и строя цитадели, куаты долгое время не покидали Паракс. Их власть на планете росла, а влияние на соседние системы ширилось. Пока в один из моментов количество лейров и их последователей не разрослось до такой степени, что им пришлось взяться за завоевание новых территорий. Разразилась Первая война лейров, со временем охватившая всю освоенную Галактику, включая Паракс. Тогда-то куаты поняли, что политика относительного изоляционизма до добра их не доведет и в спешном порядке бросились на поиски союзников, с которыми могли бы сформировать мощный военный альянс.

Могущество лейров было велико, но и куаты не до конца утратили связи с предками. Их навыки управления Тенями конечно же не шли ни в какое сравнение с лейровскими, однако и тех скудных умений хватило, чтобы обучить группу воинов противостоять обнаружению и ментальному теневому влиянию. Так появились первые Серые Стражи, которых, после окончания войны и полного разгрома лейров, подмял под себя Риомм. Как, впрочем, и самих куатов.

Больше мне об их истории не было известно ничего.

Не в пример, как выяснилось, Гие, которая с большой охотой хоть и довольно сжато поведала дальнейшую историю братства. Она сказала:

— Восход Метары к власти в Ордене куатов был довольно многоступенчатым. Во-первых, и это само собой разумеется, никто из внутренних членов Ордена не должен был прознать о том, что она и две ее самые преданные сторонницы являются лейрами. Во-вторых, прежде чем убедить большинство признать ее верховенство, Майре пришлось доказать свою полезность.

В ту пору лейры уже считались историей и чуть ли не все поголовно, в том числе и в стане куатов, были убеждены, что больше никогда о них не услышат. После окончания войны Генерал Занди, нашедший и использовавший легендарную Иглу Дживана, заперся на Боиджии, а влияние куатов на Риоммский Сенат и Совет Лордов Тетисс стало постепенно сходить на нет. С уничтожением лейров отпала нужда и в тех, кто был способен их истребить. Серую Стражу сделали тайной полицией Империи, а поток средств в Орден практически иссяк и им пришлось вернуться на Паракс — единственное место в Галактике, где их имя еще хоть что-то значило. На долгое время в Галактике воцарился относительный мир, буквально до Второй войны лейров, случившейся спустя практически полторы тысячи лет и на этот раз ее завершение означало полный разгром лейров и их окончательное истребление.

Как считалось.

— Зло, говорят, невозможно уничтожить навсегда, — слегка высокопарно заметила Гия. — Пройдет время и оно вновь напомнит о себе. Сменятся эпохи, изменится сам облик этого зла, однако суть его деяний останется прежней. Так-то.

— Короче излагай, — нетерпеливо притопнул Аргус.

На что Гия сделала вид, что вовсе его не услышала и просто продолжила рассказ.

По ее словам, Майре Метаре отлично удалось мимикрировать под куата. Никто не знал, откуда она взялась, но в ее руках оказалось немало ресурсов, ставших очень хорошей подкормкой для начавшего хиреть куатского Ордена. Ходили слухи, будто она происходила из весьма обеспеченного тетийсского рода, но доказательств тому добыто не было. Поначалу такая таинственность немало напрягала подозрительных куатов, но после того, как Метаре удалось проникнуть в самое сердце Риомма и обратить нескольких воинов Серой Стражи в куатскую веру, а затем и едва ли не весь Сенат заставить есть со своих ладоней, всякое недовольство внутри Ордена испарилось без следа. Число сторонников Майры росло день ото дня и уже совсем скоро достигло такого количества, что любое ее предложение в Ордене проходило без каких-либо проволочек. Так появились экспериментальные станции на Тиссане и в еще нескольких разбросанных по Галактике колониях, а спустя еще парочку лет Метара уже заняла пост Верховного Претора Ордена куатов. Один только некий Шиан И пытался ей противостоять, но долго он, увы, не протянул.

— Умер? — спросил я, нутром чуя, что это не так.

— Возможно, — заметила Гия. — Он просто исчез. И, как я полагаю, не без помощи нашей драгоценной Метары. Так-то.

Вспомнив то, как эта мерзкая тетка поступила с Мекетом, Ди и со мной лично, я холодно протянул:

— Верховный Претор. Довольно помпезный титул для абсолютно бессовестной и злобной суки.

На что Гия ответила лишь индифферентным пожатием плечами:

— Все же эта сука сделала не так уж и мало. Не без помощи из вне, конечно. Про Мирею Винтерс и Тассию Руэ, сдается мне, вы и сами неплохо осведомлены, так что больше я не вставлю ни словечка. Так-то.

Я удивился: она на что-то обиделась? Но Аргус лишь многозначительно фыркнул и, снова остановив свой взгляд на оторванной голове, на этот раз решил поведать кое-что сам.

— Терцепсия не была ни лейрой, ни куатом и входила в свиту Метары лишь потому, что ее муж частично спонсировал весь этот бедлам.

— Параксанский меценат? — спросил я и тут же мысленно сам себе ответил: Паракс был центром религиозной власти куатов и нет ничего удивительного в том, что им тем или иным образом удалось подмять под себя местную элиту. Планета, где политика и религия тесно переплетены, а единственным истинным верованием считается исключительно куатство, подобное, пожалуй, даже норма.

Я посмотрел Аргусу прямо в глаза:

— Я хочу увидеть, что она покажет. — И с этими словами уже приготовился распустить сети ихора, как вдруг уперся в одно единственное и абсолютно непоколебимое:

— Нет.

Я даже отступил на шаг, изумившись:

— Что значит «нет»? Эту голову нам оставили с явным умыслом, и я хочу выяснить, каким именно. Нельзя же просто…

Однако Аргус, чьи глаза сияли серебристым огнем, оставался непреклонен.

— Не сейчас и не здесь.

Подумаешь беда! Нет ничего проще.

— Ладно. Давай заберем ее на корабль. — И прежде, чем он успел ответить, повернулся к молчавшей, как и обещала, Гие: — У вас не найдется с собой небольшого мешка или чего-нибудь подобного?

Гия открыла рот, возможно, для того, чтобы послать меня куда подальше, но тут Аргус прогрохотал просто нечеловеческим голосом, заставив нас обоих вздрогнуть:

— Никто и ничего с этой головой делать не будет! Понятно?!

На лицо стража было страшно смотреть, но, учитывая, что мне и прежде доводилось сталкиваться с проявлениями его внутреннего зверя, это не особо впечатляло, хоть, стоит признать, часть поджилок все же немного подрагивала. Я невольно отступил еще на шаг, чисто инстинктивно, не разрывая при этом зрительного контакта.

— Зачем же так злиться? — Меня это и впрямь удивляло. — Ты не хуже меня понимаешь ценность этой головы. Ведь так? Понимаешь?

Тон Аргуса не потеплел ни на градус:

— Это ничего не меняет.

— Как это не меняет?! — Я вскинул брови. — Да ведь это же просто кладезь полезной информации!

— А еще это может быть ловушкой. Тот, кто оставил эту голову здесь, едва ли друг мне и уж точно не друг тебе.

— Э-э, погодите-ка, — осторожно вступила в разговор Гия. — А о какой ценности может идти речь? Ведь это просто голова, варварски оторванная притом. Да и к тому же довольно несвежая. Даже странно, что она так неплохо сохранилась.

Я бы и рад был бы дать ей ответ, да все еще не до конца верил в то, что Гия действительно наш союзник. К тому же, если бы мне удалось переспорить Аргуса, она бы смогла увидеть все своими собственными глазами и все объяснения стали бы излишни. Вот только Аргус оказался подлинным упрямцем и уступать не желал ни в какую.

— Риши, я все сказал. К этой голове ты не притронешься.

— Чего ты так бесишься? Боишься, что я узнаю твои тайны?

Его лицо, разумеется, на этом даже не дрогнуло. Он просто отмел мое предложение, как полную чушь.

И все же, интуиция подсказывала, что я попал в самое яблочко. Аргус всегда был очень скрытным и никогда добровольно не делился деталями своей прошлой жизни или хотя бы собственными мыслями. Все сведения о нем я получал только из третьих рук, для чего приходилось прибегать к хитрости и уловкам. А если же мне вдруг случалось подступиться ближе, чем ему того бы хотелось, он тут же выходил из себя, делая все, чтобы снова оттолкнуть меня как можно дальше. И потому из головы никак не выходил один и тот же вопрос: чего Аргус боялся?

— Ты не понимаешь во что ввязываешься, — прорычал он.

Но я понимал. Я очень хорошо понимал суть нашей находки. Что это, если не подачка того, кто выпустил Джерика Т’анна со Шлемом? Что это, как не доказательство того, что личность, стоявшая за всем этим, куда могущественней и просвещенней, чем мы изначально предполагали? Этот некто отлично знал о моих навыках проникать в предсмертные видения жертв и наверняка нарочно подбрасывал фрагменты для общей мозаики. Голова хэфу в Хранилище юхани, доступном только крайне могущественным лейрам, была непросто подсказкой, но и намеком. Тот, кто оставил ее там, наверняка забрал себе искомый Затворником предмет и, вполне возможно, даже знал о его назначении. Затворник, кстати, тоже не выглядел случайным знакомым, но пока его мотивы не выглядели для меня в достаточной степени интересными. Важней всего было выудить из окружения как можно больше информации, а уж потом строить догадки, поскольку в глаза так и бросалось, что абсолютно все в этой истории так или иначе взаимосвязано.

И поэтому я не мог пойти на поводу у желаний Аргуса и просто забыть о столь ценном источнике информации, пусть даже его совершенно нарочно оставил враг.

По-прежнему открыто глядя прямо в посеревшее от злости лицо бывшего стража, я сделал разочарованный вдох и, заведя руки за спину, сделал пару шагов в сторону от того места, где лежала голова. Уловка была совершенно идиотской, но, похоже, Аргус оказался слишком хорошего обо мне мнения. Едва заметив, что я уступил, он расслабился и вернул внимание к саркофагам.

Мне было почти совестно так нагло обманывать его доверие, и все же ихор уже клубился на кончиках моих пальцев, требуя пустить его в ход. Темные нити с едва-заметными багряными искорками торопливо заструились по полу, словно призрачные болотные змейки. Добравшись до стены, они, надежно скрываемые сумраком, поднялись к голове, а в следующий миг, окружив ее, будто настоящие, встали в атакующую позицию и вонзились в мертвую плоть.

— Эй, что это там за хреновина?! — совершенно невовремя воскликнула Гия, с крайне диким видом уставившись на мое творение.

Аргус тут же повернулся. Заметив мои манипуляции и удовлетворенную улыбку, он сделался похож на настоящего мертвеца. Лицо его перекосило и он выкрикнул:

— Ты!..

Но было уже поздно. Даже если бы Аргус захотел что-нибудь предпринять, ихор уже вступил во взаимодействие с насильно умерщвленной жертвой и, спустя еще мгновение, в довольно примитивном ключе нарисовал в воздухе сцену. Примитивной сцена выглядела, конечно, только для окружающих. Я же видел ее со всей детализированной четкостью, будто наяву.

Полутемный склеп растворился в мгновение ока, явив передо мной большую округлую комнату с множеством стрельчатых окон, сквозь которые лился кроваво-алый солнечный свет. У комнаты имелся высокий потолок и десяток металлических клеток с черными птицами внутри. Вида эти птицы были откровенно хищного, но при этом сохраняли подозрительную неподвижность, словно все до единой являлись обыкновенными чучелами. Зачем и кому понадобилось запирать чучела в клетках, я не знал, однако кое-какие догадки относительно того, что за место разглядываю, все-таки имел. Кровавое солнце и клетки с птицами под потолком… Интуиция подсказывала, что мне показывают Паракс, а если точнее, самое логово Ордена куатов.

Внезапно тяжелая двустворчатая дверь в дальнем конце комнаты распахнулась и в мою сторону устремились несколько сановитого вида анаки. Каждый из вошедших был облачен в длинную ярко-красную мантию с вышитой на груди раззявившей зубастый клюв черной птицей (она точь-в-точь походила на те, что безжизненными тушами болтались в клетках наверху). Головы сановников украшали высокие и еще более вычурные, чем их платья, тиары, а лица практически не отличались одно от другого, будто то было несколько клонов одного человека. Интересно, был ли среди них Шиан И?

Рассредоточившись вокруг большого черного стола в центре комнаты, старейшины Ордена, а это были именно они, замерли в ожидании, которое, в общем-то, продлилось не так уж и долго.

Не успел я как следует рассмотреть подозрительного вида автоматические манипуляторы, выступавшие с двух из сторон стола и оснащенные устрашающего вида длинными тонкими иглами, дверь распахнулась снова, на этот раз впустив внутрь саму Майру Метару. В неизменных черных одеждах она, все так же притворяясь прекрасной и молодой, деловито прошагала к старейшинам и, окинув каждого презрительнейшим взглядом, разразилась гневной тирадой:

— Что это вы на себя напялили? Я же сказала…

На лицах старейшин отобразились одновременно и удивление, и смущение. Один из них все-таки умудрился побороть собственный страх перед Претором и проговорил:

— Мадам, это же традиция нашего О…

Однако Метара его безжалостно перебила:

— Какой мне прок от ваших традиций, если все равно ничего не работает?! Это будет уже седьмая по счету попытка! А вам, вместо того, чтобы принаряжаться, следовало бы подумать над тем, как довести процедуру до ума. Или я не права?

На этот раз ей ответил уже другой:

— Госпожа, уверяю, мы предусмотрели все возможное. В этот раз никаких проволочек случиться не должно.

— Не должно, — громко и зло хохотнула Метара, сверкнув необыкновенными зелеными глазами. — Это я слышала и раньше. А что в итоге?

— Но теперь все действительно иначе! К тому же этот ваш кандидат… он…

Договорить ему, как и его предшественнику, не посчастливилось. Стоило только заикнуться о некоем кандидате, как Метара тут же рассвирепела. На ее красивом лице отразилась такая лютая злоба, что каждого из присутствующих в комнате наверняка бросило в холодный пот. К чести самой Майры стоило сказать, что она не стала вести себя, точно безумная, и, подавив вспышку гнева, ледяным тоном объявила:

— Довольно болтовни! Даю вам последний шанс меня впечатлить. Но если и в этот раз все пойдет не по плану, пеняйте на себя. Начинайте! Яо!

Последнее слово, или вернее сказать имя, она выкрикнула до того резко и звонко, что даже я вздрогнул. И, видимо, потому не сразу заметил невысокий девичий силуэт, просеменивший мимо меня и раболепно поклонившийся Метаре:

— Я здесь, госпожа.

Ума не приложу, почему я сразу ее не увидел, ведь по логике вещей это было бы неизбежно — именно в ее воспоминании мне довелось очутиться. Однако ответ мог заключаться в том, что Терцепсия Яо оказалась молодой и довольно робкой, хоть и не лишенной привлекательности, женщиной, и потому с самого появления в комнате куатов в тиарах не отходила от стены.

— Госпожа Яо, — на этот раз мягче произнесла Метара и даже изволила выдавить из себя нечто похожее на улыбку. — Мне безумно жаль, что вам пришлось все это услышать, однако и у моего могущества есть свои границы. К примеру над идиотизмом я не властна. — Она не упустила возможности метнуть в старейшин презрительный взгляд. — И все же мне не хочется, чтобы вы подумали, будто в Ордене куатов творится сплошной бардак. Вашего мужа, полагаю, подобное бы точно неприятно изумило.

— Ну что вы! — воскликнула Терцепсия Яо, и голос ее был настолько искренен, что я невольно поразился. Как вообще эту милашку занесло в подобную клоаку? — Мой муж просто души в вас не чает. Особенно после того, что вы сделали для нашего сына… — Тут она повернулась и махнула тихому анакийскому парнишке лет пятнадцати, подобно матери скромно притихшему у стены (Да что не так с моим вниманием?!). Тот моментально отлип от стены и на нетвердых ногах приблизился к двум женщинам и, что оказалось еще более удивительно, поклонился Метаре.

— Уверена, что сегодняшний день надолго врежется в его память, — промурлыкала Метара и потрепала синекожего паренька по макушке.

Этот немного вульгарный жест заставил и без того стеснительного парнишку еще ниже опустить свою голову и прильнуть к матери. Метара сделала выводы.

— О, не надо меня бояться, малыш, — сказала она, одарив его очередной, как должно быть сама считала, дружелюбной улыбкой. — Я здесь лишь для того, чтобы помочь куатам выйти из тени и снова заявить о себе Галактике. Скажи, ведь это наша общая цель, да?

— Да, госпожа, — очень-очень тихо ответил парнишка.

Метара резко хлопнула в ладоши, чем снова заставила всех собравшихся в комнате вздрогнуть:

— Вот и отлично! Час нашего всеобщего триумфа практически наступил. — И повторила: — Господа, начинайте!

Старейшины быстро поклонились и уже в следующий миг кто-то из слуг втолкнул в комнату антигравитационные сани на которых, скованное по рукам и ногам, распростерлось нагое мужское тело. Терцепсия Яо, едва глянув в сторону вошедших, сразу же стыдливо опустила голову. Чего нельзя было сказать о ее сыне, который, несмотря на природную скромность, украдкой и с большим интересом поглядывал на процессию.

Слуги между тем довольно проворно оттолкали сани к черному столу и без каких-либо особых церемоний переложили на него тело.

Метаре это не понравилось. Она прикрикнула, заставив слуг в страхе замереть:

— Эй, полегче! Не знаете будто, кого привезли. — Потом, не обращая внимание на невнятный лепет, приблизилась к скованному мужчине и любовно погладила его сначала по щеке, а потом и вообще провела кончиками пальцев вдоль всего тела. Она зачем-то ущипнула его за подушечку большого пальца ноги, отчего даже старейшины неловко потупились. — Ты всегда был великолепен, мой милый мальчик. Во всем. Но ты не хуже меня знаешь, что совершенству нет предела.

Как и всем прочим, мне поначалу было немного неловко рассматривать голого мужчину, прикованного к широкому столу, однако после слов Метары, неловкость сменилась неприятным покалыванием в груди. Это покалывание родило подозрения. Неужто?..

Я присмотрелся к лицу пленника, бледному и с бородой-косицей, кончиком едва достающей до груди, и в следующий же миг застыл, словно булыжником по голове ударенный. Наконец стало очевидным, почему Аргус так отчаянно не хотел, чтобы я все это видел. Ведь на столе лежал не кто иной как он сам! Только в абсолютно бессознательном состоянии и с ног до головы покрытый равномерно рассредоточенными черными точками. Похоже, мне сомнительным образом повезло стать свидетелем того самого ритуала преображения серого стража в гончую Дзара!

Я и сам не заметил, в какое из мгновений меня прошиб озноб, однако дрожащие руки по привычке спрятал за спиной. Без сомнения, Аргус, распластанный на столе, был вполне себе жив. Его могучая грудь вздымалась и опускалась в так дыханию. Природную бледность не могло скрыть даже бьющее сквозь окна параксанское солнце, однако ни о какой мертвенности еще не шло и речи.

До того мига, как начался ритуал.

— Он так и пробудет все время без сознания? — совершенно неожиданно спросила Терцепсия Яо.

Метара хищно улыбнулась:

— Это было бы очень гуманно. Но увы. Во время процесса преображения он должен находиться в полном сознании.

— Процесс болезненный?

— Безумно. — Тут Метара глянула на слуг и требовательно вопросила: — Ну и почему он до сих пор спит? Разве действие снотворного не должно было уже пройти? Разбудите его уже!

Слуги засуетились без единого слова в ответ. Один из них извлек из рукава инъектор и быстро ввел в плечо Аргусу некий раствор. Спустя всего лишь пару мгновений он распахнул глаза.

— Доброе утро, мой хороший, — проворковала склонившаяся над ним Метара.

Аргус ей, однако, не ответил. Даже секундой внимания не удостоил, лишь слегка пошевелился, чем заставил всех, кто был в комнате, дружно отступить на шаг назад. Он осмотрелся с подчеркнуто безразличным выражением, на мгновение задержав посуровевший взгляд на двух гостях, о которых, судя по всему, не подозревал, затем проверил прочность металлических держателей на руках и ногах, а после совершенно спокойно улегся обратно. Словно ничего необычного и не происходило.

Едва голова стража вновь опустилась на ложемент, Метара облизнулась:

— Мой любимый экземпляр. Ты готов?

Аргус все так же молча кивнул.

— Будет больно.

— Потерплю.

Одно единственное слово привело Метару в какой-то неописуемый восторг. Она едва ли не пританцовывала:

— Превосходно! Просто великолепно! — Затем оглянулась в сторону вновь отступившей к стене парочки и игриво подмигнула им: — Приступим же.

Я невольно затаил дыхание. Процесс преображения начался.

Приказ Метары заставил старейшин рассредоточиться по комнате и опуститься прямо на пол, а затем замереть в медитативной позе. Я немного было опешил от подобного их поведения, однако припомнил, что тонкости обращения с Тенями у лейров и куатов разнятся настолько, что когда одни воспринимали их как нечто само собой разумеющееся и использовали в качестве инструментов для достижения целей, вторые относились к ним с подчеркнуто сакральным трепетом, а потому прибегали лишь в крайнем случае, да и то через погружение в медитативный транс. Немного несовременно, но кто я такой, чтобы ругать чьи-то убеждения? К тому же оба способа, как видно, оказались вполне действенны.

Метара, некоторое время наблюдавшая за действом со стороны, казалось, с трудом сдерживалась от того, чтобы не рассмеяться в голос. Я же боролся с желанием как следует врезать по этой нахальной и обманчиво красивой личине. Вот только, несмотря на зуд в руках, дотянуться до нее сквозь пространство и время мне было не дано. Да и знание того, как именно ее жизнь в итоге завершится, немного согревало душу. Каждому по заслугам, что называется.

Воздух над Аргусом, безучастно глядящим в потолок, как будто загустел и начал подрагивать. Свет солнца, бьющий сквозь частые решетки окон, начал стремительно темнеть, приобретая оттенок насыщенного рубинового цвета. Откуда ни возьмись подул совершенно мистический ветер. И почему-то именно в этот момент меня кольнуло предчувствие, что все происходящее по большей части являлось лишь спектаклем, нарочно учиненным для пары неискушенных зрителей, с открытыми ртами внимавшим всему, что творилось.

Окажись я там, в реальности, знал бы ответ наверняка.

Тем временем Метара, дождавшись некоего знакомого ей одной сигнала, привела манипуляторы в действие. Иглы зловеще сверкнули, а затем с подчеркнуто механическим звуком опустились к Аргусу и принялись вшивать в его тело те самые полупрозрачные сгустки, что мерно плавали над ним.

После того, как выбрался живым с Тиссана, я решил, что знаю все на свете о боли, однако стоило мне увидеть лицо такого юного Аргуса, с явным усилием сдерживающего вопли, я понял, насколько я заблуждался. То, что ему приходилось испытывать уж точно не шло ни в какое сравнение с легкими электрическими разрядами, которыми пытались «пробудить» мою Тень.

Манипуляторы работали монотонно, каждый раз погружая иглы на толщину пальца под кожу Аргуса. При этом сначала они били точно в отметки, нанесенные на тело, но после того как эта часть процедуры оказалась завершена, делили оставшиеся квадраты на меньшие но равные доли и все повторялось сначала, и так, пока каждая клеточка тела серого стража не оказалась под иглой.

Аргусу все трудней было сдерживаться и в какой-то момент он перестал молча терпеть боль и начал без стеснения кричать и извиваться, чем несказанно радовал Метару. Прочные металлические крепления, однако, не позволяли ему уклониться от игл, так что процесс не прерывался ни на секунду.

Трудно сказать, сколько времени ушло на всю процедуру. В видении все всегда воспринимается иначе. Дни могут запросто пролететь за секунды. Однако, пускай быстрая, но скрупулезная работа манипуляторов никак не могла занять меньше пяти-шести часов, никто из присутствующих при ритуале даже не подумал шевельнуться. В том числе и приглашенные мать с сыном, что, признаться, несколько обескураживало.

К завершению ритуала, когда практически каждая клеточка тела Аргуса была нашпигована заряженными частицами Тени, внешний облик стража начал меняться. И пускай изменения эти никак нельзя назвать критическими, все же не заметить из оказалось невозможно. Первым среди броских отличий стала кожа, в один миг приобретшая совершенно обескровленный цвет. Расплавленное серебро в глазах, и прежде считавшееся отличительным признаком Аргуса, теперь же буквально сияло каким-то внутренним и абсолютно потусторонним свечением. Черты лица стали более резкими и чуть-чуть угловатым, что моментально накинуло ему с десяток лет. Он на глазах превращался в того, кого я знал.

Смотреть на это добровольное истязание было невыносимо, но по какой-то неведомой причине, отвернуться от него я тоже не мог. Взгляд точно приклеился к одолеваемому нечеловеческими муками лицу стража, а в груди разлился невыносимый жар. И трудно было понять, что это: сочувственная боль или бешенство?

Майра как-то назвала Аргуса фанатиком, вот только не уточнила, фанатиком чего он являлся. Очевидно, что куатом до мозга костей он точно не был, но зато совершенно добровольно согласился подвергнуть себя столь зверской пытке. И ради чего? Только лишь для того, чтобы отомстить Мекету? Неужели подобного желания достаточно? Неужели он и впрямь его так ненавидел, что готов был положить даже собственную жизнь, ради призрачного шанса отомстить? Которого, кстати, все равно в итоге оказался лишен.

Для меня все это оставалось за гранью понимания. Впрочем, как и причина, из-за которой он переметнулся на сторону врага. Не альтруизма же ради он отрекся от всех, кого знал, и пошел по тому же пути, что и человек, которого он всей душою ненавидел?..

Внезапно бешенная работа манипуляторов прекратилась. В воздухе раздался свист втягиваемых игл, а затем наступила тишина. С прекращением истязаний Аргус так же прекратил извиваться и кричать, однако вместо того, чтобы как нормальный человек перевести дух, казалось, просто отключился. Или нет?..

Старейшины вышли из транса и поочередно, один за другим стали подниматься на ноги, кто кряхтя, кто постанывая. Метара выглядела так, что, казалось, будто сама себя от счастья не помнила. Ее глаза жадно забегали по неподвижному телу Аргуса, словно по истинному произведению искусства, творцом которого, лейра себя бесспорно и считала.

Несколько секунд ничего не происходило. Аргус был похож на самый настоящий труп, отчего мне стало сильно не по себе. Жар в груди сменился холодом, начавшим подниматься откуда-то из внутренних глубин.

Я заметил краем глаза, что Терцепсия Яо и ее сын зашевелились и очень медленно и осторожно, словно боясь потревожить хищника, приблизились к столу. Их взгляды при этом не отражали ничего, кроме скромного интереса, что тут же меня насторожило. Не став терять времени, я последовал за ними.

— Получилось? — спросила Терцепсия.

Майра не ответила, лишь расплылась в жабьей улыбке и сверкнула глазищами. Вдруг она извлекла из кармана своей черной юбки небольшой нож и твердой рукой оставила на теле Аргуса глубокий порез. Я поморщился, ощутив небольшую дрожь, пробежавшую по телу.

Рана, нанесенная лейрой, оказалась совершенно бескровной, а спустя мгновение от нее не осталось и следа: теперь больше похожая на мрамор кожа ко всеобщему изумленному вздоху затянулась сама собой.

— Совершенство! — вдохновенно пропела она. — Он просто совершенство! Идеальный страж, идеальный куат, идеальный во всем!

— Когда он придет в себя? — вяло спросил кто-то из сановников.

Метара равнодушно пожала плечами:

— Должно быть, скоро. Кто знает. Ему пришлось столько вытерпеть! Пускай отдохнет.

— Он хоть не помер? — пробубнил еще кто-то из клики в алом, но Метара так на них глянула, что никто больше не решился нарушать тишину.

Кроме Терцепсии Яо, как ни странно.

— Примите мои поздравления, госпожа Метара. Я убеждена, что моему мужу понравится то, что вы создали. — Она изо всех сил старалась, чтобы слова ее звучали торжественно, но не могла совладать с голосом, который все время дрожал. Парнишка, вцепившийся в руку матери, то и дело исподволь бросал в сторону Аргуса заинтересованные взгляды. Создавалось впечатление, будто ему страшно, но при этом невероятно любопытно.

Метара же не переставала во все стороны источать елей:

— И заметьте себе, что мы еще не видели его в деле. О, уверяю вас, это будет просто грандиозное зрелище. Как только наш Аргус…

Она замолчала настолько внезапно, что любой бы заподозрил неладное. А поскольку единственным источником потенциальных неприятностей в комнате являлся Аргус, все взгляды моментально сосредоточились на нем. Похоже, никто не ожидал, что он так быстро вернется в сознание.

Глаза стража распахнулись, явив уже знакомый и леденящий душу серебристый свет, и снова бесцельно уставились в потолок. Он уже не дышал, что само по себе, было вполне понятным, и потому выглядел эдакой неодушевленной марионеткой: делай с ним что хочешь, и слова не скажет. Вот только в лишенном каких бы то ни было эмоций лице, казалось, проступает нечто демоническое. Всего-лишь иллюзия, конечно, однако заставившая всех трусливо отступить. Предчувствие беды так и зудело в моем сознании. Сглотнув вставший в горле ком, я стал наблюдать за тем, как Метара медленно наклоняется над Аргусом.

— Милый Ди, ты меня слышишь?

«Милый Ди», однако, на ее вопрос не отозвался. Он какое-то время все еще с совершенно безучастным видом смотрел в потолок, а затем вдруг резко выбросил левую руку и совершенно нечеловеческим ударом отправил Метару в полет.

Силы в только что преобразившейся гончей Дзара оказалось столько, что даже кандалы не выдержали. Он оторвал их с легкостью, словно те были из бумаги, и с совершенно жуткой механической грацией поднялся на ноги. Разодетые в пух и прах куаты заголосили на разные лады и обезумевшим стадом бросились вон из комнаты. Метара, здорово приложившаяся затылком о стену, потихоньку приходила в себя, пока Терцепсия Яо, схватив в охапку сына, в бессознательном ужасе пятилась туда, откуда выхода не было. Как ей удавалось при этом молчать, для меня навсегда останется загадкой.

Аргус осматривался. Как дикий зверь, внезапно вырвавшийся из клетки, он оценивал обстановку. Его жуткий взгляд скользил по комнате изучающе, и когда вдруг пересекся с моим, меня точно ледяной водой окатило. Казалось, что все человеческое, что когда-либо было в нем, исчезло, а взамен остались только голые инстинкты.

Сам Аргус, понятное дело, меня видеть никак не мог и потому остановил внимание на единственных живых, кто оставался на ногах: Терцепсии Яо и ее сыне. Он, казалось, вознамерился двинуться в их сторону, но тут со стороны донеслось злобное проклятье:

— Ах, ты, скотина безмозглая! Ты что тут устроил?!

Аргус обернулся и все так же молча уставился на Метару, кое-как поднявшуюся на ноги и изрыгающую такие ругательства, какие мне даже на Семерке слышать не доводилось.

— На что уставился, увалень? Думаешь, я на такого как ты управы не найду? Я создала тебя, тварь! Я же и убью! — Весь лоск и чванство Метары слетело с нее, оставив лишь нутро базарной девки из дремучего захолустья.

Тем временем, Аргус, казалось, даже не понимал, что все ее недовольство было адресовано ему. На лице на мгновение проступило нечто вроде недоумения, которое затем быстро сменилось раздражением от визгливого голоса Метары. Он злобно оскалился и изготовился к прыжку, чтобы избавить себя от раздражающих звуков… Но тут Терцепсии Яо зачем-то понадобилось влезть. Как будто забыв о собственной безопасности, она, отодвинув сына себе за спину, мягко произнесла:

— Госпожа Метара, мне кажется, он просто еще не осознал нового себя.

Едва услышав ее голос, Аргус тут же выпрямился и снова обернулся. Метара побледнела. И я, кажется, вместе с ней.

— Госпожа Яо, ни в коем случае не двигайтесь!

— Мама! Вернись! — пискнул парнишка, от страха забившийся в самый дальний угол.

Но Терцепсия Яо будто не слышала. Она не отрываясь смотрела в глаза Аргуса и шаг за шагом зачем-то приближалась к нему и даже протянула руку. Наблюдая за ней, я с трудом глазам своим верил. Не может быть, чтобы она не понимала, чем чревато то, что она пыталась сотворить! Похоже, Терцепсия Яо приняла Аргуса за взбесившееся животное, которое можно урезонить добрым отношением и мягким словом. Возможно, она даже проворачивала нечто подобное с необъезженными гофаями в поместье ее мужа. Вот только Аргус, несмотря на необузданную натуру, гофаем, увы, все же не был. Очевидно, что процедура сильно смутила его сознание, подавив способность к здравомыслию и выдвинув на первый план инстинкты. Глупо было даже пытаться урезонить его словами.

Но Терцепсии Яо об этом никто не сказал.

Она сделала еще несколько осторожных шажков в сторону Аргуса, а затем…

Черт, мне бы так хотелось надеяться, что она не осознала произошедшего и не услышала полных невыразимой боли и дичайшего ужаса крика «Мама!», когда метнувшийся в призрачном рывке Аргус оторвал ей голову голыми руками.