Сукины дети 6. Жмурки 2

Глава 9

Машин становилось всё больше, но двигались они в одну сторону: к столице.

Известное дело. При наличии беспорядков народ всегда стекается в город — под защиту крепостных стен.

Едва проехав Зеленоград, мы врюхались в исполинскую пробку. Полоса, ведущая из города, оказалась тоже забита: не считаясь с правилами, народ пытался прорваться в город по встречке.

— Что будем делать? — дёрнув ручник, я вылез из водительского кресла и потянулся.

Валид уже склонялся над какой-то карабулей, из которой показался… небольшой дрон.

Собрав машинку, приладив лёгкие крылышки, оборотень открыл люк и выпустил дрон на волю.

Управлял он им мастерски — картинка на экране смартфона плыла ровно, без толчков и давала отличный обзор.

Впереди, в полутора километрах от нас, дорога была перегорожена. И не просто перекладиной. Я узнал заградительные противотанковые «ежи»…

Дальше машины пропускали по одной, перед «ежами» стоял ряд автоматчиков.

— Сдаётся, это по наши души, — Алекс тоже смотрел на экранчик, склонившись за моей спиной. — Я имею в виду, что в город не пропускают ничего сверхъестественного, — он многозначительно подмигнул. — Только обычных людей. Во избежание, так сказать.

— Оборотни, — сказал я. Алекс кивнул.

Суть в том, что в московской полиции служит много двусущих. А они прекрасно отличают «своих» от всех прочих.

— В принципе, нам не обязательно проезжать СКВОЗЬ город, — задумчиво произнёс отец Прохор. — Есть и другие трассы на…

И замолчал.

Я посмотрел на шефа.

У них было время всё обсудить. Пока мы с Машей гуляли по Любани и общались с Ахмедом, у Алекса и Ко была чёртова уйма времени.

— Мы едем в Сочи, поручик, — конечно же, шеф прекрасно уловил шедшую от меня волну недовольства. И решил её пресечь. В зародыше. — Через пару недель там начнётся большой фестиваль. Артисты, музыканты, спортсмены… В общем, уйма знаменитостей, и не только. Все, кто хоть что-то значит в России, будут там. И Шаман тоже.

И я вспомнил нашу осеннюю Ассамблею. Столько народу, и все зависят от Шамана. Точнее, все его страшно боятся — потому что им есть, что терять.

И как отчётливо, громко, в оперном зале звучал метроном…

Сейчас я понимаю, что это был не метроном. Где-то там, за кулисами, работала адская машинка Шамана — воспроизводила особый ритм, посредством которого он влиял на умы и души.

Мы с Алексом тогда не обратили на него внимания. Слишком были заняты решением своих, насущных дел.

В зобу дыханье спёрло от открывающихся перспектив…

— А вы уверены, шеф?.. — я не договорил. Он и так прекрасно понял, в чём я сомневаюсь.

— На девяносто восемь процентов. Фестиваль организовали с одной целью: чтобы Шаман мог повлиять на огромное количество людей одновременно.

Он говорил, как по писаному: надо думать, шефу уже пришлось выдержать одну битву за логику — с отцом Прохором и Гоплитом.

Я знаю, шеф терпеть не может повторять дважды. Но меня-то там не было, и чтобы убедиться в его правоте, мне надо всё проговорить самому.

— Хорошо, вы уверены, что этот фестиваль — именно то, что нам нужно. Но… не лучше ли просто выследить Шамана в каком-нибудь уединённом месте, без большого скопления народа, и сделать всё по тихому? — я покосился на Машу.

Девочка спала на одном из боковых диванов. Я чувствовал, что она именно спит: дыхание спокойное, сердце стучит ровно, ноги и руки иногда чуть подёргиваются — как у щенка, который во сне гоняется за бабочками…

Пускай будут бабочки. Всяко лучше, чем ходячие мертвецы.

— Лучший охотник тот, кто не гоняется за добычей, — неожиданно сказал Гоплит. — А ждёт. Когда она выйдет на него сама.

Ага. Значит, старичков Алекс убедил.

Что ж, такое соображение не лишено логики: ожидая Шамана в определённом месте, мы могли бы подготовиться, расставить ловушки…

А играть в жмурки можно долго: мы приезжаем туда, куда указала Маша, а его там уже нет — сел на самолёт и был таков.

— Остаётся надеяться, что за это время он не причинит большого ущерба, — пробормотал я как бы себе под нос, но прекрасно зная: все меня слышат.

— Он не успеет, — Алекс успокаивающе улыбнулся. — То, что мы будем ждать его в Сочи, ещё не значит, что Шаман получит передышку.

И он тоже покосился на Машу.

Мне ничего не оставалось, как признать своё полное и окончательное фиаско.

Я даже отдал честь — хотя и шутливо, но Алекс понял всё правильно.

Маша может работать с картой и маятником в любой точке пространства.

Мы едем в Сочи, а девочка вычисляет очередную лёжку Шамана… Алекс передаёт координаты по мобильному своим людям, и нашей дичи приходится перелетать на новое место — подобно вспугнутому фазану…

У него просто не останется времени на очередные каверзы.

— Но в город нам всё равно надо попасть, — строго напомнил шеф. — Я должен лично убедиться, что у Володеньки всё хорошо.

— А если нет?

Вопрос вырвался сам, я не хотел говорить этого вслух. Хотя думал о таком повороте событий постоянно.

— Ваш друг находится вот здесь.

Я оглянулся. Маша, оказывается, уже не спала, а сидела за столом над подробной картой Москвы. В карту был воткнут флажок. Рядом лежал свёрнутый шелковый галстук — клык даю, принадлежал он Владимиру…

Я восхищенно посмотрел на шефа. Тот куртуазно поклонился и преспокойно отправился в кухонный уголок — ставить чайник.

Комментарии были излишни.

Алекс всё предусмотрел: живой радар в виде Маши помогает отыскать любого — была бы хоть какая-то наводка. Деталь гардероба, волосок, капля крови…

Это симпатическая магия, — меня осенило вдруг, внезапно.

Маша — никакой не медиум и не экстрасенс!

Она — маг.

Не латентный, а практикующий, причём необычайной силы.

Для справки: магов ни в коем случае не надо путать с ведьмами.

Те, скорее, овладевают Искусством. Да, с Большой Буквы. Но ему всё же можно научиться. Сила ведьмы зависит не от дара — зачастую его нет. Она напрямую связана с её личными качествами, как человека. Многие ведьмы — и ведьмаки — упорно ищут силы, и она снисходит к ним, в конце концов. Дело практики, по большому счёту.

Маги — это другое.

Как правило, мы силу не ищем — она сама нас находит. И шарахает по тому месту, которое ближе всего.

Поэтому Аврора Францевна и твердила, что в Маше нет никакого таланта.

Потому что дар мага — совсем иной природы. И в эту природу наша соседка, как учёный, просто не верит — дар нельзя измерить, пощупать и посчитать. Он просто есть.

Все эти мысли вихрем пронеслись в моей голове, оставив один насущный вопрос:

— Как мы туда попадём?

Алекс как раз вернулся из хвоста автобуса, где он говорил по телефону.

— Я обо всём позаботился, — заявил шеф. — Валид, выбирайся из пробки. Автобус дальше не идёт.

Я кивнул.

Очевидно, шеф придумал какой-то способ проникнуть в город поодиночке.

Аурус — слишком заметная махина, он удобен в дороге, но в городе лишает мобильности.

Пускай пробирается окольными путями к трассе Москва — Сочи, а мы…

Кстати. А кто именно пойдёт в город? Всем там делать нечего — и так ясно.

Но вынести этот животрепещущий вопрос на обсуждение я не успел.

Сзади набежал густой утробный рёв, Аурус окружило стадо мотоциклов.

Я улыбнулся.

Гордей Степной, нынешний председатель совета директоров компании Семаргл. По-совместительству — наш большой друг, а ещё — один из самых влиятельных вервольфов в мировом сообществе двусущих.

Но самое важное в предлагаемых обстоятельствах, Гордей — хозяин байкерского клуба.

Дверь Ауруса открылась, в салон проскользнуло двое вервольфов. За то, что они двусущие, говорили их повадка, их запах, аура их мыслей.

Но выглядели они, разумеется, как обыкновенные байкеры: шлемы, косухи, высокие ботинки…

— Ты ещё не разучился водить мотоцикл, мон шер ами? — вопросил Алекс, принимая из рук одного из вервольфов куртку и шлем.

Я радостно кивнул.

Он выбрал меня. Для операции в городе шеф выбрал меня!..

Ещё пару недель назад мне не пришло бы в голову радоваться. Тогда мы были напарниками, и идти на дело вместе — само собой разумеющийся, самый очевидный выбор.

Но сейчас я радовался, как ребёнок.

— Подожди-и-ите… Вы что же, меня не берёте?

Я оглянулся.

Маша стояла в проходе, уперев кулачки в бока, шапка воинственно сдвинута на бок, из-под неё выбивается медно-рыжая прядь…

Рядом с Машей застыл Рамзес.

Рыцарь мохнатого ордена. С зубами вместо копья и летучим мышем в роли оруженосца.

— Прости, звезда моя, — слава Богу, объяснение с чадом взял на себя Алекс. — Вы с Рамзесом, несомненно, уникальная боевая единица. И поэтому в городе будете слишком заметны. К тому же, многоуважаемый пёс не умеет управлять мотоциклом.

Рамзес коротко рыкнул.

— Да, но танк — это всё же не мотоцикл, — Алекс почесал в макушке. — Тут, как бы это сказать… Требуется иное строение седалища.

А я представил картину:

Рамзес, в старинных мотоциклетных очках и каске, язык и уши по ветру… А сзади — Маша.

Всадники Нового абокралипсиса, туды их в качель.

Девочке пришлось смириться.

К счастью, она не была из тех скандальных чад, которые добиваются своего любой ценой, не мытьём, так катаньем…

Наша девочка умела держать удар.

И когда мы с Алексом покидали Аурус, крепко обняла, каждого, и строго предупредила:

— Смотрите там у меня.

То, что Маша умудрилась стащить у меня серебряную ладанку, я обнаружил гораздо позже…

Вервольфы, отдав нам свои куртки и шлемы, вышли из автобуса и растворились в толпе себе подобных, мы даже не заметили к кому они подсели.

Нам же достались два байка — не самых топовых, но и не затрапезных, стая Гордея на таких не катается.

Лавируя в неподвижном стаде машин, байкеры съехались к КПП, где предводитель — я не видел лица, лишь седые, перевязанные шнурками с перьями и бусинами косицы из-под шлема…

Так вот, предводитель вервольфов отдал капитану подорожную, одну на всех, и нас пропустили.

Доведя до МКАДа, вервольфы дружно отдали салют и растворились в вихре развязки.

Мы остались одни.

Клуб «Вяленый баклажан» — именно эти координаты указала Маша — встретил запертыми дверьми.

Никого не было вокруг приземистого, ушедшего в землю лабаза, бывшего склада или хранилища, которое Владимир в незапамятные времена выкупил и переделал в место сборища неприкаянных подростков, непризнанных, вытесненных на обочину жизни, маргинальных талантов.

— Заперто, — Алекс подёргал металлическую ручку, потряс дверь — что ожидаемо не принесло никаких плодов. — Странно.

Он имел в виду, что Маша не могла ошибаться.

— Может, надо подождать? — шеф поднял одну бровь. — Клуб открывается вечером, — пояснил я, нагибаясь и пытаясь заглянуть в расположенное у самой земли окошко. Но то ли оно было слишком грязное, то ли специально замазано изнутри серой унылой краской… — Вечером соберётся обычная публика, может, кто-то что-то знает.

— Слишком долго ждать, — отрезал шеф. — А Володенька, может, страдает.

Я с трудом мог себе представить монументального Владимира страдающим. С молотом наперевес…

Но Алекса я понимаю: когда МНЕ кажется, что с ним что-то случилось, я места себе не нахожу.

— Тогда можно навестить князя Неясыть, — мне не хотелось этого говорить. А уж делать — и подавно. Столичные стригои не оставили по себе радужных воспоминаний.

— Оставим это на крайний случай, — Алекс тоже не испытывал к князю братских чувств. Уж слишком настойчиво тот зазывал меня остаться, дабы принять бразды правления над московскими умертвиями… — Ладно, пошли отсюда. Точнее, поехали.

— Подождите.

Я всё же уловил сердцебиение. Одно. В смысле, там, в клубе, всё-таки оставался один человек.

Алекс вновь рванул ручку двери. Та загрохотала, задребезжала, и… всё.

— Позвольте мне, шеф, — я вежливо оттеснил Алекса и сам взялся за ручку.

Замок сломался за пару секунд, но что-то там было ещё, какой-то засов, что ли…

Я напрягся. Потянул дверь на себя. Старое рассохшееся дерево жалобно застонало, но выдержало. Дуб. Покрытый бесчисленными слоями краски, за годы под солнцем, ветром и дождём он окаменел, думаю, он даже гореть не будет.

А потом я стукнул себя по лбу и выругался — про себя, чтобы не травмировать нежные уши шефа.

И сложил мудру — так, как учила Настасья.

Дверь моментально распахнулась и стало видно, что ручки, с внутренней стороны, стягивал прочный велосипедный замок.

Теперь он лопнул — половинки валялись на ступеньках пыльной серой лестницы.

Изнутри шел слабый запах сивухи и могучий раскатистый храп.

Я его и раньше слышал — через дверь. Просто не мог вычислить этиологии звука, думал: где-то неподалёку работает двигатель.

Спустившись в обширный подвал, мы с шефом замерли в немом восхищении.

— Вот это размах, — нарушил молчание я.

— О поле, поле, кто тебя усеял мёртвыми костями…

Я покосился на Алекса.

Раньше я его на самоцитировании не ловил. Впрочем, в данном случае, сказанное было более чем уместно.

Нет, мёртвых костей — в буквальном смысле — не наблюдалось.

Но за то, что в помещении была драка — и не шуточная — говорило всё: перевёрнутая мебель, разбитые плафоны ламп, усеянный вырванными с корнем, поломанными и покорёженными трофеями бетонный пол. И самое впечатляющее: бетонные же, зияющие свежими дырами стены.

Я мог представить себе один инструмент, способный нанести разрушения такого масштаба.

Но почему он сделал это в собственном клубе?..

Среди всего этого мы не сразу заметили источник храпа.

Он возлежал на единственном уцелевшем бильярдном столе, под единственной мерно раскачивающейся, дающей неверные отсветы и блики лампой, и крепко спал.

— Рота подъём! — гаркнул Алекс самым настоящим сержантским басом.

Даже я подскочил, хотя и не спал.

Чумарь взвился в воздух, словно его подбросило взрывом. Треснулся головой о лампу — круглый плафон наконец лопнул, и та погасла. Упал назад, на стол — спиной прямо на угол с сеткой, я даже поморщился от сочувствия.

И наконец воздвигся на неверно стоящие ноги, потирая спину и щурясь в полумраке, стараясь разглядеть, что его потревожило.

— А, это вы, — наконец Чумарь нас узнал. — Явились, незапылились, не прошло и года.

Мы оторопели.

— Позвольте, юноша. Мы приехали, как только почувствовали, что у вас что-то не так.

— У нас всё не так, — был он в одних джинсах, босой, и казалось, что татуировки, чёрные в полумраке, ожили и ползают по его голому торсу. Как сороконожки. — И довольно давно. С тех самых пор, как…

Махнув рукой, Чумарь выудил из угловой сетки, в которую закатывают шары, бутыль с водкой, и приложился к горлышку. Надолго.

Тощий кадык, прикрытый чёрным «двуглавым орлом», прыгал вверх-вниз, бутылка пугающе быстро мелела.

— Где Володя? — нетерпеливо спросил Алекс.

Обычно его быстро утомляют выкрутасы молодёжи, я удивляюсь, как он ещё не сорвался…

Чумарь, не отрываясь от бутылки, неопределённо махнул куда-то вверх.

Я вспомнил, что в клубе был второй этаж — так называемая антресоль. Там располагались подсобные службы, склад и кабинет самого Владимира.

Алекс уже взлетел по лестнице, а я разрывался: казалось неправильным оставлять этого горе-алкаша одного. А впрочем… Я принюхался.

Водкой не пахло — из бутылки не пахло. Да, в воздухе стояло отчётливое амбре, но Чумарь пил обычную воду.

Тогда я рванул за шефом.

К человеку, способному высадить за один присест литр воды, не обязательно проявлять сострадание — сам справится.

Ворвавшись в кабинет Владимира, я замер.

Алекс тоже стоял не двигаясь — словно под прицелом.

Но в кабинете, кроме нас, никого не было.

Только молот.

Он лежал — или стоял?.. — на специальной бетонной подставке, рукоятью вверх, и кажется, наблюдал за нами, хмурым настороженным взглядом.

Вид молота добил нас с шефом окончательно.

Надо ли объяснять, что никогда, ни при каких обстоятельствах, Владимир не расстался бы со своим любимцем ДОБРОВОЛЬНО?

Первая мысль, которая пришла в голову: Владимир мёртв. Иначе как объяснить присутствие здесь его личного, настроенного только на его ауру артефакта, при полном отсутствии хозяина?

С трудом выйдя из ступора, я повернулся и на негнущихся ногах пошел вниз, к Чумарю.

Тот уже допил воду и теперь просто сидел на бильярдном столе, бессильно повесив руки и болтая босыми ногами.

— Что у вас здесь случилось? — спросил я. — Ну?..