Секунд десять господа дознаватели смотрели друг на друга, не отрываясь.
Я почувствовал себя лишним.
— В крайнем случае, мы можем отдать этому Страху меня, — сказал я, чтобы разрушить их тет-а-тет.
— Глупостей не говори, — Алекс встрепенулся. — Затаившемуся Страху совершенно без разницы, кого жрать.
— Да, но я ведь и так уже мёртв.
— Слушай, ну что ты заладил: мёртв, мёртв… Всю печень выстриг, — Алекс резко повернулся и уставился на меня — в темноте белки светились молочным блеском. — Ну да! Я виноват. Не доглядел, не уберёг… Но это НЕ ЗНАЧИТ, что мне всё время надо об этом напоминать! СТЫД я чувствую и так, спасибо большое.
С минуту я только задыхался и моргал, не в силах ничего произнести.
Господи. Какой же я идиот. Толстокожий идиот.
Всё время, что мы вместе, Алекс корит себя за то, что со мной сделал Лавей.
Нет, не так. В том, что со мной случилось, Алекс винит СЕБЯ. И я ему всё время об этом напоминаю.
— Шеф, у меня и в мыслях не было… Вы не думайте, шеф. Меня всё устраивает, нет, честно.
— Ой, всё. Заткнись уже.
Повисла гнетущая тишина.
Я мучительно вспоминал все моменты, когда я вслух страдал от своей стригойской участи…
Господи.
Я бы себя давно убил.
Просто… Он ведь вёл себя, как ни в чём ни бывало! Ну типа: жизнь подбросила лимонов — будем делать лимонад.
И я ведь ни сном, ни духом, что всё это время шеф дерёт себя когтем по сердцу.
Каждый раз, как он меня видит и слышит мои словоблудия — испытывает чувство вины.
Сверху посыпалась пыль, затем мы услышали звуки ударов металла о камень.
Кто-то наверху копает. Лопатами…
— Ну, значит, кот жив, — Алекс поднялся и деятельно потёр руки.
Мы с Владимиром переглянулись, но потом оба, одновременно, кивнули и расплылись в улыбке.
Понимать шефа — та ещё работёнка. Но мы овладели ею в совершенстве…
Сейчас объясню ход мысли Алекса.
Кот — это кот Шредингера. В данном случае — мы.
Всё то время, что мы ссорились, Алекс напряженно ждал: придёт за нами Затаившийся Страх, или это всё же спасатели.
Спасатели успели первыми.
Кот жив.
Какое-то время понадобилось на то, чтобы нас откопать.
Пыль сыпалась всё чаще, вместе с ней летели песок, мелкие камни…
— Шеф, можно вопрос? — Алекс глянул так, чтобы я сразу понял: о мертвецах темы лучше не поднимать. — Вот мы завалили туннель с этим Страхом, — тот кивнул. — Но ведь он, по вашим же словам, приходит откуда-то из-под земли, — ещё один кивок. — Что мешает ему пройти через наш завал?
— Статистика, — вместо шефа ответил Владимир.
— Э… — наверное, они услышали скрип моих мозгов.
— Не было ни единого случая в истории, чтобы Затаившийся Страх пришел дважды в одно и то же место, — сжалился шеф. — Стоит прогнать его один раз — и он исчезает. На некоторое время.
— Но всё-таки: что это такое? Какова его природа?
Алекс снова фыркнул.
— Ты воображаешь, кадет, что я могу заявиться в Академию Наук, и как в своё время Ломоносов, заорать во всё горло: бросайте, нафиг, свою физику и углубитесь в изучение Изначальной Тьмы?
— А он так орал? — мне и правда было любопытно.
— «Нет газу Теплороду» — процитировал Владимир. — А на этой теории, между прочим, строилась не одна профессорская карьера. И даже некоторые академики… М-да.
В этот момент нам на головы посыпались уже крупные камни и говорить стало невозможно.
Затем в потолке крипты образовался проран, в него хлынул синеватый ацетиленовый свет, и когда мы привыкли к его свечению, углядели маленькое на таком расстоянии личико, и расслышали тоненький голосок:
— Сашхен! Дядя Саша! Вы там?..
Услышать Машин голос… Это было неожиданно.
В глазах засвербело.
— Звезда моя! — Алекс догадался ответить первым.
— Хвала Газбоди, — это был голос Гоплита. — Александр Сергеевич, мы спускаем к вам стропы. Надо торопиться: камни могут обрушиться в любой момент.
На пол крипты упали три крепких ремня с металлическими скобами. Алекс притянул один к себе, взялся за скобы, подёргал… И свечкой взмыл наверх.
На меня он даже не посмотрел.
Владимир, обхватив одной могучей рукой — молот, другой — стропу, исчез в проране через минуту.
Я остался один.
А что если…
Я посмотрел на стены нашего убежища.
Теперь, когда свет озарил нашу каморку, стало видно, какая она тесная и хрупкая. Было видно, что камни держатся на одном лишь честном слове, что они сцепились меж собой невидимыми глазу углами — как кусочки головоломки — и стоит вытянуть хотя бы один…
Я протянул руку к стене.
Хватит. Хватит мучить себя и других. Никогда не стать мне человеком, я уже мёртв. Мёртв, как эти скребучие камни…
— Ну чего ты телишься, кадет? — в свете мощного фонаря голова Алекса казалась окруженной нимбом. — Давай скорей. У нас дел невпроворот.
Отдёрнув руку от стены, я взялся за стропу.
Голос шефа по-прежнему производит на меня магическое воздействие.
Безотносительно того, сколько нас связывает меток, я, как дисциплинированный солдат, готов выполнять все его, зачастую абсурдные, приказы…
Вкратце: под землёй мы просидели двое суток.
Чумаря тоже завалило. Сначала отбросило воздушной волной к стене — поэтому я не услышал сердцебиения — и завалило. Он потерял сознание и пребывал в таком состоянии, пока нас не нашли.
А искать нас никто и не собирался…
Когда обрушился целый сегмент метро, спасатели посмотрели на него сверху, да и разошлись с Богом — ветка была закрыта, и никого там по определению быть не могло.
Прикинули: пока приедет техника, пока соберут команду… Спокойно можно подождать. Пока пыль не уляжется.
Тревогу забила Маша.
Спустя сутки после того, как мы с Алексом уехали в город, девочка заявила, что с нами случилась беда и нас пора спасать.
Гоплит с отцом Прохором ей поверили — не такие они были люди, чтобы голословно отмести слова ребёнка.
В Москву отправились Гоплит с Машей, в сопровождении Рамзеса. Пешком, не привлекая к себе никакого внимания: ну кому нужны прилично одетые дедушка с внучкой, выгуливающие собачку?
Отец Прохор с Валидом остались на хозяйстве — в Аурусе, который к тому времени благополучно перегнали на Симферопольское шоссе.
Добравшись до центра города, и до руководителей Стаи, Гоплит навёл такого шороху, что волки забегали, как муравьи, к которым в муравейник угодил майский жук.
Оказалось, для всех двусущих — сколько их было — Гоплит являлся легендой, ожившим мифом и почти что богом.
Авторитет его был таким же мощным, как опоры Вантового моста.
Маша сказала, что искать нас надо в метро — и указала точное место, под обрушившейся станцией на ВДНХ.
Как она это определила? А очень просто.
Помните, я говорил, что на груди чего-то не хватало?.. Серебряной ладанки. Маша мастерски конфисковала её при прощании, и использовала не только как маятник при поисках, но и для «слежения» за нами, сердешными.
Именно ладанка поведала Маше, что я попал в беду — серебро потемнело.
С этим разобрались.
Машины слова подтвердили и волчата, во главе с рыжим предводителем. Они сообщили, что планируя облаву в метро, хотели пригласить и Владимира — про потасовку благоразумно умолчали, дабы не разводить сущностей.
Но когда к обвалу пригнали технику, оказалось, что рыть экскаваторами нельзя — всё держится на честном поросячьем слове, и обрушиться может в любой момент.
Тогда «на дело» пошел Рамзес…
Он просто вынюхал нас. Сначала — Чумаря, а затем — крипту, в которой хоронились мы трое.
Дальше было просто: копали вручную, лопатами, в несколько смен. Пока не выкопали.
О Затаившемся Страхе Алекс с Владимиром так никому и не сказали — кроме Гоплита.
Просто заверили, что люди больше пропадать не будут — так что, восстанавливайте сообщение, всё путём…
Алекс выразился, что некоторая загадочность авторитету дознавателей только на пользу — на том и порешили.
Ах да. Чумарь, когда его откопали, был в коме. И пребывал в оном состоянии до сих пор. Его поместили в какую-то частную клинику, и после МРТ заявили, что несовместимых с жизнью повреждений нет…
Оставалось ждать.
Владимир, кстати сказать, очень хотел поехать с нами в Сочи, они с шефом уже договорились.
Но теперь он решил остаться — будет сидеть у скорбного ложа Аники-воина, и ждать, когда тот откроет глаза.
— Мы прилетим, — пообещал московский дознаватель напоследок. — Самолёты ведь никто не отменял, правда? Главное, без нас не начинайте.
Шеф пробурчал, что мол, от него сие не зависит, фестиваль начнётся через неделю — аккурат в преддверии Нового года…
Владимир заверил, что через три, максимум, четыре дня Чумарь будет, как огурец — такой же зелёный и пупырчатый — и они встретят нас в курортном городе.
На том и попрощались.
Гоплит решил лететь с ними — перед самым началом фестиваля, а эту неделю погостить в Москве, у своих друзей вервольфов.
Даже если волки и не слишком радовались такому гостю, возразить не посмели.
Надо думать, старый ящер быстренько наведёт в рядах клыкастых такие порядок и дисциплину, что их можно будет в Римские легионы сдавать, скопом и гамузом.
За москвичей я по этому поводу был рад.
За себя — не слишком.
В отсутствии старого Гоплита, расстояние между мной и Алексом сократиться до критического.
Не знаю, каким сдерживающим фильтром послужат отец Прохор и девочка Маша, но после пребывания под землёй отношения наши не только не наладились, а ещё и натянулись, как те суперструны, которые согласно теории некоторых физиков, пронзают нашу Вселенную.
— У меня вопрос, — Аурус неторопливо удалялся от Москвы, отец Прохор раскладывал на откидном столике пасьянс из карт Таро, ему помогал мыш Терентий. Маша мирно спала, привалившись к пушистому боку Рамзеса, Валид вёл автобус, мы с Алексом несли службу, глядя в окна на проплывающие мимо серо-чёрные пейзажи. — У меня вопрос, шеф… Если мы знаем, где будет Шаман, зачем это долгое и утомительное путешествие на автобусе? Почему мы, как остальные, не можем полететь на самолёте?
Три часа — и мы приземляемся в аэропорту Сочи, вокруг солнце, море и песок…
— А как же ознакомление с Великой и Могучей державой, кадет? — Алекс по новому обыкновению фыркнул и поднявшись, скрылся в кухонном уголке. Зашумел чайник.
— Отродясь Алексашка в воздух не поднимался, — внимательно глядя в карты, пробормотал, как бы себе под нос, чудо-отрок. — Не доверяет он этим «еропланам».
— Но ведь, — я обескураженно выпучился в спину шефу. — Но ведь самолёт — это далеко не та «этажерка», на которой летали наши далёкие предки…
— А до тебя не доходит, отрок, что Алексашка — тоже предок? — отец Прохор лукаво подмигнул. — Для него и железная дорога — фантастика.
Я отвернулся.
Алекс всегда казался мне человеком на редкость прогрессивным.
Ну да, несколько старомодным — в том, что касается одежды и куртуазного обращения с дамами.
Но то, как он виртуозно владел новейшими видами огнестрельного оружия… И при этом избегал, если это возможно, пользоваться телефоном.
Имел в доме вполне современный офис — с ноутбуками, принтерами и всем, чем полагается — и практически в него не заходил, в офисе хозяйничали девчонки.
Располагал напичканным гаджетами автомобилем — но за рулём его предпочитал видеть меня…
Не то, чтобы он всего этого НЕ УМЕЛ — при необходимости шеф прекрасно «гуглил», звонил и даже мог отбить сообщение в телеграм. Просто ему всё это не нравилось.
Вспомнилось, каким счастливым Алекс был в Ненарадовке — без электричества, горячей воды и с удобствами на улице.
И тут мысли мои плавно перетекли на Гоплита…
«Я видел, как из болотистого бора, который вы зовёте Европой»… Господи, когда ж это было?.. До Нашей эры, или уже после? Признаться, НАСТОЛЬКО хорошо я историю не знаю.
Да и вообще: родиться-то он мог ещё раньше…
Интересно, каково это: лично быть свидетелем падения Карфагена, участвовать в Троянской войне, мчаться на колеснице, целясь в противника тяжелым железным копьём?..
И тем не менее, Гоплит спокойно заявил, что прибудет к месту сбора, воспользовавшись самолётом.
Вероятно у него, как у древнего рептилоида, просто было больше времени, чтобы приспособиться, — в конце концов рассудил я.
Учитывая, что он остался последним в своём роду — ты, конечно же прав, мон шер ами.
Я вздрогнул.
В последнее время Алекс избегал разговаривать со мной таким способом.
Сам я «пробиться» к нему не пробовал — мешал пиетет.
Но и отвечать не стал.
Честно говоря, просто не знал, что тут сказать.
Устроившись на одном из диванов, я задремал.
Именно задремал, а не впал в летаргию: когда мы выбрались из метро, мне передали объёмистый кейс «от неизвестного доброжелателя».
В кейсе, в переносном холодильнике, находились стерильные пакеты с донорской кровью.
Дома я обходился свиной, а учитывая, что человечья кровь имеет куда больший энергетический потенциал, содержимого кейса мне должно хватить на месяц.
Было подозрение, что посылка отправлена Тарасом — только он мог представить моё затруднительное положение во всей красе.
Позже оказалось, что и в этом я ошибался…
— Сашхен, можно к тебе? — открыв глаза, я узрел чадо.
С заспанным личиком, с растрёпанными косичками…
— Эй, а где же твоя голубая шапка?
— Не твоё дело, — чадо тут же надулось.
— Ну ладно… — подвинувшись, я освободил местечко рядом с собой. Маша тут же уселась, удобно устроилась в сгибе моего локтя и принялась болтать ножками.
Чувствовал я себя при этом как человек, на плечо которого, нежданно-негаданно, села бабочка.
Жутко приятно, удивительно, и самое главное: дико страшно, что бабочка может улететь…
— Я потеряла её там, в метро, — я сразу понял, что речь идёт о шапке.
Сделалось стыдно — хоть вой. Я ведь даже не сказал ей спасибо.
Я — такой же, как он, — подумал я. — Шеф тоже никогда ничего «такого» не говорит.
Меня это бесит — ведь мне кажется, что я заслужил хотя бы малую толику признания. А теперь веду себя не лучше.
Но если я это понимаю, значит, и шеф…
Я бросил опасливый взгляд на Алекса.
Тот с независимым видом кушал чай: положив ногу на ногу, держа в одной руке — блюдце, а в другой — сладкую коврижку с маком.
На меня он даже не глянул.
— Послушай, Маша, — сказал я громко. — А как тебе удалось стащить у меня ладанку?
Всё время хотел спросить, а раньше не до того было.
— Ловкость рук, — сообщила девочка, нисколько не смутившись. И вытащила из кармашка кофты, за цепочку, предмет спора. — На, возьми. Прости, что взяла без спроса.
— Пускай будет у тебя, — я сжал её пальчики своими, поверх кусочка серебра. — Так ты всегда сможешь узнать, всё ли со мной в порядке.
— А ты правда этого хочешь? — глаза ребёнка зажглись чистым голубым сиянием.
— Конечно правда, — я постарался улыбнуться, не обнажая клыков. — Мне так спокойнее: знать, что ты отыщешь меня, где бы я ни был.
Маша покраснела.
Засопела носом, отвернулась…
Я недоумевающе поднял брови. Вроде бы ничего такого не сказал.
Тем не менее, отец Прохор ехидно ухмыльнулся и покрутил пальцем у виска.
Так, нужно срочно пройти ликбез по общению с младенцами…
— Маша… Маш, а где твои наушники? Может, музыку послушаем?
Если она скажет, что и их посеяла в метро, я застрелюсь.
— Батарейки сдохли.
— О. Ладно. Купим на ближайшей заправке…
Опять повисла тишина.
Но через минуту Маша завозилась сама.
Шмыгнула носом, повернулась ко мне и заглянула в лицо.
— Сашхен… — была в её глазах какая-то чертовщинка. — А ты можешь рассказать сказку?
Я был удивлён, когда при слове «сказка» на меня посмотрела не только Маша, но ещё и чудо-отрок, пёс Рамзес и — это надо отметить отдельно — мыш Терентий.
— Сказку?
Господи… Дай Бог памяти, что там со сказками? Красная Шапочка? Гуси-Лебеди?.. Гарри Поттер?
Хотя… Знаю я несколько очень даже неплохих сказок.
Когда я в детстве болел, мама ставила на старинный проигрыватель пластинки. А я слушал.
Улыбнувшись с некоторой долей ехидства и мстительности, я начал:
— У Лукоморья дуб зелёный, златая цепь на дубе том. И днём, и ночью кот учёный, всё ходит по цепи кругом…
В этот момент Валид резко дал по тормозам, Аурус заскользил юзом — я едва успел подхватить Машу…
Мимо пробежал Алекс.
— Про русалку потом расскажешь, поручик. Кажется, у нас проблемы.
В руках шефа был дробовик.