— ПОДОЖДИТЕ! — перед глазами прыгали круги, сердце колотилось так, словно оно вновь было живым. — Там же ЛЮДИ!
— Они всё равно что мертвы, поручик. Согласись: для пострадавших это будет куда гуманней, чем… — он не договорил. А я замотал головой.
— Владимир сказал, на том конце кто-то ждёт. Потом есть ещё кордон из волчат наверху, да мало ли ещё…
— Я сейчас позвоню, — встрял Владимир. — Скажу, что здесь чумка — сразу разбегутся. Как укушенные.
— Даю пять минут, — кивнул шеф.
В туннеле что-то клубилось. Пока что оно клубилось в глубине, но я чувствовал: ещё немного, и ему станет тесно в бетонных, облицованных мрамором стенах.
Владимир достал смартфон. Посмотрел на экран…
— Чёрт, не ловит.
— Надо подняться на перрон, — поспешно сказал Чумарь. — Там должна быть станция.
Владимир побежал к светлому проёму. Края его плаща колыхались, как крылья гигантского голубя, ноги в огромных ботинках неуклюже ступали на шпалы. Вот он поскользнулся, полетел носом в землю, телефон вылетел из руки…
— Дядя Вова!
Чумарь бросился к московскому дознавателю, помог встать, подобрал смартфон, вместе они выскочили на высокий перрон и уставились в экранчик.
Телефон вдруг ожил, Владимир поднёс его к уху… Мы с шефом выдохнули: слава Богу, есть связь.
Он рявкнул несколько слов в трубку, я расслышал лишь «заражение» и «карантин», и бросив смартфон в карман, снова спрыгнул на рельсы.
— Ну всё, — широко ступая по шпалам, Владимир подошел к нам. Чумарь шел следом. Он словно опасался, что наставник вновь споткнётся, и был готов подхватить. — Ждём отбивки. Как только все уберутся, так мы и…
— Здесь же не ловит, — напомнил я.
Владимир растерянно моргнул.
Чумарь, достав из кармана наставника смартфон, глянул на того молча и побежал назад, к перрону.
Застыл там, глядя на экран, подняв вверх руку…
Одна минута, две… Я прямо слышал, как тикают в голове часы, отрезая тонкие ломтики вечности, приближая нас к абокралипсису.
Чёрт, как привязчивы иногда бывают детские словечки.
Вспомнил о Маше — и вдруг, очень сильно, захотелось её увидеть.
Не думал, что так привяжусь к ребёнку. А вот поди ж ты.
Может, это просыпается мой, нереализованный инстинкт отцовства?..
— Ну что там? — нетерпеливо крикнул шеф.
— Пока тишина, — ответствовал рэпер. Хотя это и так было ясно — звонок мы бы услышали.
— Послушайте, шеф… — я знал, что он меня не послушает. Но попробовать всё же стоило. — Мы с Владимиром справимся сами. Вам лучше подняться наверх, вместе с Чумарём.
— И правда, Сергеич. Шел бы ты куда подальше.
Алекс глянул на нас сумрачно, исподлобья, и отвернулся к чёрному провалу.
И тут же отшатнулся, сделал шаг назад, зацепился каблуком за шпалу…
Если б не Владимир, копчик он бы себе отбил.
— Начинайте, — выдохнул Алекс, ещё не успев выпрямиться. — Ждать нельзя.
В туннеле что-то клубилось. Оно походило на стаю летучих мышей, или чёрных воробьёв, и было их много, очень много. Они крутились, свернувшись в столб, как торнадо, а потом вытянулись веретеном и устремились к нам.
— ДАВАЙ!.. — заревел шеф не своим голосом.
Владимир медлил.
Подняв молот, он застыл под замковым камнем и напряженно смотрел на Чумаря.
Тот не двигался.
Остриё веретена почти добралось до нас, осталось метров десять, не больше.
— Бей, Володенька, — быстро заговорил шеф. — Или сейчас, или будет поздно. Если оно вылетит из туннеля…
Глядя на эту клубящуюся тьму, я вдруг понял, почему её назвали именно так: Затаившийся Страх.
Это было…
Сложно объяснить.
Словно кто-то перетряхнул все пыльные, тёмные закоулки души и вытащил на поверхность фобии, копившиеся там всю жизнь. Забытые детские страшилки, замурованные подростковые переживания, взрослые ужасы, накопленные за годы войны, болезней, разлук и смертей.
Всё это поднялось на поверхность единой волной, затопило мозг и хлынуло наружу.
Я оцепенел.
Самое страшное: я чётко сознавал, кто я и что здесь делаю. Но пошевелиться не мог. И если б в этот момент меня начали жрать поедом, начиная с лица, я бы ничего не мог сделать.
Так и стоял бы, ощущая каждую крупицу боли, но не в силах даже заорать.
И когда Алекс огрел меня по лицу — пощечина вышла знатная, он вложил в неё всю душу — я даже не моргнул.
— Первый раз уста человека
Говорить осмелились днём,
Раздалось в первый раз от века
Запрещённое слово: ОМ
Солнце вспыхнуло красным жаром
И надтреснуло.
Метеор
Оторвался и лёгким паром
От него рванулся в простор…
Алекс говорил, а в это время молот в руке Владимира начал разбег.
Алекс говорил, а молот, наращивая свист, крутился всё быстрей.
Алекс говорил, а мои пальцы сами собой складывались в мудру.
Для этой мудры понадобились пальцы обеих рук. Такой я ещё никогда не плёл — даже не знал, что смогу.
В тот момент, когда молот Владимира ударил в замковый камень, я ВЫТОЛКНУЛ мудру к потолку.
То, что случилось дальше, было проще увидеть, чем описать.
По туннелю и впрямь побежала волна — каменная волна. Она ширилась, набирала бег, и когда достигла острия веретена — оно было уже метрах в пяти от нас, не дальше — камни не выдержали и начали падать.
Облицовка, бетонные блоки, удерживающая породу стальная сетка — она рвалась и сквозь неё потоком рушилась земля…
Всё это случилось сразу, одновременно.
В воздух взметнулись клубы пыли, застили обзор, мы начали кашлять…
А потом волна покатилась в нашу сторону.
Потолок над нами — гораздо выше, чем в туннеле — треснул, лопнул, перекосился и вдруг, одним широким пластом, рухнул нам на головы.
Я инстинктивно поднял руки, ладонями вверх, словно собирался удержать эту махину.
Владимир поднял над собой молот, Алекс ещё что-то кричал, шевелюру его запорошила белая пыль, и…
Всё стихло.
Счётчик в голове продолжал отрезать тонкие пластики секунд, а нас окутала темнота, сквозь которую не пробивалось ни одного лучика света.
— Нас завалило, господа.
Голос Алекса звучал сдавленно, и я испугался, что он попал под обвал, и теперь лежит, не в силах пошевелиться, под многими тоннами камней…
— Шеф, вы в порядке?
Голос дал петуха.
В этот момент я не мог прислушаться к своему внутреннему «Я», не мог думать, не мог чувствовать…
— Буду. Как только Володенька с меня слезет.
— Прости, Сергеич, — рядом шумно завозились. — Я хотел, как лучше.
Глаза уже привыкли настолько, что я различил две смутные тени. Они тяжело ворочались на полу, и вдруг меня осенило: Владимир прикрыл Алекса.
Когда на нас стали рушиться камни, он заслонил Алекса собой.
А я?
Что делал в этот момент я?
Думал о себе?..
Честно говоря, не помню, чтобы я вообще о чём-то думал.
Вспыхнул свет фонарика.
Алекс поводил им по сводам и констатировал:
— Мешок. Каменный.
Был он метров двух в диаметре — в самой широкой части, и сходился над головами, на высоте человеческого роста.
— Ты нас спас, мон шер ами.
— Я?..
— Успел сложить мудру, — пояснил Владимир. — Признаться, я не сразу понял, что случилось. Успел помочь тебе в последний миг, но ты удержал свод.
— А Чумарь? — сердце бухало, как камень в железной бочке. — Он цел?
— Эге-гей! — крикнул Владимир. — Аника-воин!.. Ты там?
Голос провалился, заглох, будто он кричал в подушку.
Алекс ещё раз поводил лучом фонаря по стенам нашей темницы. Просветы если и были, мы их не видели — настолько они были малы.
Интересно: что с воздухом?..
Словно почувствовав мои мысли, Владимир достал из кармана коробок и чиркнул спичкой.
Пламя постояло вертикально и отклонилось в сторону.
— Чудесно, — заметил Алекс. — Умирать будем долго.
— Можно попробовать разобрать завал, — я уже потянулся к одному из камней, за который можно было ухватиться.
— Не трожь, — шеф стукнул меня по руке. — Мы не знаем, насколько большой завал. Так можно обвалить весь свод и тогда…
Я представил: сплошная груда обломков, и в самом низу, на рельсах — крошечная камера, пузырёк воздуха, в котором схоронились три человека.
Точнее, два человека. И один стригой.
— О-о. Кажется, шеф, у нас проблема.
— Кроме тех, что уже есть? Прекрасно. Чем больше, тем веселее.
— Я что хочу сказать: неизвестно, сколько мы здесь просидим. И если Жажда станет нестерпимой…
Дёсны болели неимоверно.
Я чувствовал клыки постоянно, я трогал их языком — так человек не может удержаться, чтобы то и дело не проверять дупло в больном зубе.
Нахождение в столь тесном пространстве с двумя дышащими теплокровными людьми — это слишком для стригойских инстинктов.
— Володенька, спрошу тебя, как дознаватель дознавателя: у тебя при себе имеется кол?
Тон шефа подразумевал, что это он так шутит. Но Владимир, не меняясь в лице, распахнул полу просторного плаща. В желтом, как масло, свете фонаря блеснуло несколько серебряных заострённых зубил.
Каждое аккуратно упаковано в отдельный кордуровый чехол.
Я присвистнул. Этого «арсенала» хватит, чтобы предать окончательной смерти как минимум… двух стригоев. Если уметь целиться, конечно.
А в качестве киянки можно использовать молот, — губы невольно дёрнулись в улыбке.
— Надеюсь, вы не станете ждать, пока станет слишком поздно, — сказал я, как мне казалось, равнодушно и отстранённо.
— У-у… — притворно испугался Алекс. — Страшнее Моськи зверя нет.
Я разозлился.
— Вам всё шуточки. А на самом деле…
— На самом деле, Аника уже побежал за помощью, — уверенно сказал Владимир. — Нас скоро откопают. Не о чём волноваться.
— Думаете, они вернутся? После того, как вы напугали их чумкой? — я специально подбавил в голос скепсиса. — И вообще: кто знает, НАСКОЛЬКО далеко мы обвалили туннель. Может быть, рухнула вся секция.
— Да, трое дознавателей в одном флаконе — это страшная сила, — протянул задумчиво Алекс.
— Да, Сергеич, — Владимир запахнул плащ и крепко завязал концы пояса. — Чего это тебе вздумалось Николай Степаныча вспомнить?
Шеф смутился.
А я уже говорил: чтобы смутить Алекса, надобно событие мегатонных масштабов.
— Представляешь, Володенька, — он даже почесал в макушке. С волос посыпалась тонкая белая пыль. — Я всё забыл. Стою, как дурак, смотрю на это чёрное копьё, которое летит — не поверишь! — прямо в сердце… И не могу вспомнить ни одной маны. А потом вдруг, неожиданно, всплыли эти строки.
Вот почему обрушился весь туннель.
Тройное воздействие — моё, Владимира и Алекса.
И это ещё хорошо, что вспомнил он не свою, так сказать, авторскую ману, а чужую.
Страшно представить, что бы было, если Алекс в такой обстановке принялся читать из себя…
Пожалуй, никогда мы этого не узнаем. И слава Богу.
Зубы ломило всё сильнее, в желудке разгорался пожар — явный признак того, что скоро я буду готов укусить собственную руку, лишь бы напиться крови.
— Господа, — я попробовал подобрать подходящие, обтекаемые и щадящие слова, и не смог. — А вы уверены, что Чумарь успел выбежать? Мы же не знаем, насколько масштабны разрушения. Может, и его тоже…
— А что ты сам думаешь, поручик? — быстро перебил Алекс.
Я знал, что он имеет в виду.
Попробовать почувствовать, отыскать биение его сердца…
Я пытался это проделать всё время, что мы находились здесь, под завалом.
Безуспешно.
— Я его не чувствую, — сказал я.
Дознаватели синхронно кивнули. Моё признание означало одно из двух: или Чумарь выбрался и уже ищет помощь, или он лежит там, переломанный обломками плит, и сердце его уже не бьётся.
Усевшись в трёх равноудалённых друг от друга точках, мы замолчали.
Наверное, каждый думал о своём.
Владимир беспокоился о судьбе Чумаря, я — о том, как превращаюсь в человека… Клыки вдруг перестают зудеть, сердце начинает биться само по себе, а не потому что я его заставляю…
Сунув руку за пазуху, я нащупал чётки.
В этот момент мне показалось, что на груди чего-то не хватает. Но мысли сбились, и я об этом сразу забыл.
Интересно: получится ли у меня когда-нибудь сформулировать желание так, чтобы драконья жемчужина поняла, что от неё требуется?
Не счесть, сколько раз я пробовал…
А может, — на спину будто вылили ушат ледяной воды. — А может, моё желание неисполнимо? По определению? И я просто зря трачу драгоценный артефакт.
Алекс наверняка думал об этом Затаившимся Страхе.
Пытался прикинуть: мог ли он просочиться на поверхность, и какие действия нужно предпринять для его устранения…
— А ведьма Матрёна в Москве осталась, или в бега подалась?
Ну конечно. Кто о чём, а шеф — о бабах.
— Осталась, — откликнулся Владимир. — У неё подвязки в Стае.
— Вот интересно, — я старался говорить отстранённо. — А этот Ужас Ползучий…
— Затаившийся Страх, — строго поправил Алекс. — Не надо путать круглое с мягким, мон шер ами.
— Затаившийся Страх, — послушно повторил я. — Он может проникнуть… Ну, сюда? К нам?..
Ещё минуту царила тишина — дознаватели прикидывали вероятности.
— Очень даже запросто, — наконец уверенно сказал шеф. — Лицо не чешется, поручик? Желания закусить носом Владимира не ощущаешь?
— Тьфу на вас три раза.
Я отвернулся.
Учитывая моё э… агрегатное состояние, как метко выразился Гоплит, шутка была ниже пояса.
Мы даже умудрились поспать.
Конечно, это был не совсем сон, так, забытье.
Летаргия.
В эти минуты я ничем не отличался от слегка залежалого трупа, поэтому старался уединяться — в обычных условиях, конечно.
Здесь это было невозможно, и утешало одно: обоим дознавателям не впервой сидеть в окопе.
Не знаю, сколько прошло времени. Летаргия помогла на какое-то время приглушить голод, но когда я очнулся, сразу понял: дело плохо.
Клыки торчали изо рта, как у призового нехолощеного хряка.
Я попытался их втянуть — бесполезно.
В ушах стоял неумолчный грохот — словно где-то неподалёку ворочалась гидротурбина…
Это был шум крови — Владимира и Алекса.
Ему вторил сдвоенный перестук литавров — человечьи сердца.
Горло свело от вожделения, и я не придумал ничего лучше, чем свернуться клубком, на полу, обхватить колени руками и зажмуриться.
Не помогло.
Я понимал: если и дальше сдерживать жажду, я начну «пить» их на расстоянии — цедить жизненные силы, пока не высосу всё, до последней капли.
На спину мне опустилась горячая ладонь.
Усилием воли я сбросил её, сел прямо и открыл глаза. Попавший в поле зрения собственный клок волос походил на паутину.
— Что, плохо, поручик?
Я молча дернул плечом.
— Знаешь, — голос Алекса был небрежным, легким — как накануне дуэли. — Чем мучиться, проще тебя накормить.
Рывком я отодвинулся от него подальше.
— Третья метка, шеф, — я сам себе был противен. Язык царапали клыки, голос звучал шепеляво, как у сумасшедшего.
— Об чём вы там гуторите? — заинтересовался Владимир.
Алекс рассказал.
Московский дознаватель пожал могучими плечами.
— Дак за чем же дело встало? — он расстегнул пуговку на манжете рубашки и протянул мне голое запястье с бьющейся жилкой.
Оказавшись меж двух горячих, с бьющимися сердцами людей, я вжался в стену и выставил перед собой руки.
Пальцы гнулись сами собой, складываясь в ману защиты. Я знаю, она снесла бы всё, вплоть до нашего зыбкого убежища… Тогда я расцепил руки и спрятал в карманы куртки.
— Не дури, кадет, — негромко сказал Алекс. — Мы оба знаем, что рано или поздно ты потеряешь контроль, и нам ПРИДЁТСЯ тебя убить.
Он говорил правду.
В какой-то момент планка у меня упадёт и я перестану соображать.
Никогда ещё подобного со мной не случалось — и от этого было ещё страшнее.
В кого я превращусь?
Сохраню ли хоть крупицу разума?
Тарас никогда об этом не говорил.
Я спрашивал, но он свёл всё к шутке: пожуёшь, мол, увидишь.
К этому я готов не был.
Потеря лица — вот чего я хотел избежать любой ценой. Удара по самолюбию…
Одно дело, в чрезвычайных обстоятельствах, взять кровь у Алекса, своего наставника, который — и это главное — уже состоял в «отношениях» со стригоем, и потому прекрасно всё понимает.
Другое дело — пасть так низко, что удовольствоваться подачкой, брошенной «с барского плеча», человеком, которого я бесконечно уважаю и ценю.
Это унизило бы нас обоих.
— Знаете, я всё-таки попробую пробить нам проход, — сказал Владимир, застёгивая крупными пальцами крохотную пуговку на манжете. — А чего? Прошло часов десять, порода уже улеглась. Что могло осыпаться — давно осыпалось. А я долбану тихонечко так, вы ничего и не почувствуете…
Я вспомнил чудовищные дыры в стенах его собственного клуба.
Тихонечко. Ага, как же…
— Давайте, — сказал я.
— И правда, Володенька, — встрепенулся шеф. — Попробуй.
Десять часов назад это не прокатило. Но сейчас, насидевшись и заскучав, Алекс и сам был за любой кипеш — кроме голодовки, конечно.
Походив вдоль нашей крипты и наскоро простукав камни костяшками пальцев, Владимир поудобней перехватил молот.
Огляделся, проверяя, хватит ли замаха, и…
— Стойте!
Всё это время я сидел, прижавшись спиной к «стенке». Ничего, кроме проникающего сквозь толстую кожу куртки холода я не чувствовал.
Но сейчас…
— Оставь сомненья, всяк, сюда входящий, — отмахнулся Алекс. — Раньше сядем, раньше выйдем, поручик.
— Нет, правда, шеф, Владимир… подождите. Я чувствую вибрацию.
— Ну надо же, — в голосе Алекса мне послышалось какое-то разочарование. — Нас всё-таки откопали.
— Или к нам идёт Затаившийся Страх, — задумчиво сказал Владимир.