Сукины дети 6. Жмурки 2

Глава 14

Ночь была чернильная, без единого просвета.

За те несколько часов, что Аурус находился в пути, мы значительно продвинулись на юг, так что снега здесь не было, а ветер пах прелой землёй и палыми листьями.

По настоянию Алекса, мы игнорировали скоростную трассу и пробирались окольными тропами — старыми раздолбанными шоссейками, проложенными сквозь города и веси в незапамятные времена.

В данный момент мы стояли на таком вот шоссе. Впереди, в паре километров, светились скудные поселковые огни… Впрочем может и не поселковые, а городские — времени было около трёх пополуночи, и основной народ всё же спал.

Дорогу преграждало упавшее дерево.

Сразу вспомнились лихие разбойничьи времена, когда таким вот нехитрым способом Соловей Одихмантьевич со товарищи останавливали путников, взимая «дорожный сбор» в виде личных и государственных ценностей…

— Маша, не высовывайся! — рявкнул я, но вредное чадо уже топало по асфальту своими красными сапожками. Рядом с ней солидно вышагивал Рамзес.

С другой стороны… Может, это и неплохо.

Увидят господа разбойнички девочку с пёсиком, и не будут открывать огонь.

В ребёнка стрелять… Тьфу ты, господи, прицепилось же.

Впрочем, иллюзии о нашем мирном паломничестве напрочь разбивались о дробовик в руках Алекса.

Место для засады было подобрано со вкусом. Слева непролазная чащоба, острые шипы по-зимнему голых ветвей шиповника и малины преграждали путь не хуже противотанковых «ежей».

Справа раскинулось обширное поле. Я его не видел, просто угадывал, по вою ветра, по свистящей пустоте… Вздумай туда бежать — и будешь не хуже движущейся мишени в тире.

Если сейчас позади Ауруса выедет, к примеру, трактор, или грузовик — мы окажемся в ловушке.

— Рамзес, ты что-нибудь чуешь?

Алекс уже вложился, наблюдая ночь через прицел.

— Впереди, — рыкнул пёс.

Ага. Значит, основной заградительный отряд прячется за стволом могучей берёзы — и не жалко было такую красоту ломать?

Только её ствол, воронёный бок Ауруса, да ещё дробовик в руках шефа и светились в ночи, ни звёзд, ни месяца, ни электрических огней — Валид благоразумно потушил фары.

— Эй! — крикнул шеф в пустоту. — Есть кто живой?

А ведь лучше бы мы остались в автобусе, он хотя бы бронированный…

Но Алекса было не остановить — ему кровь из носу втемяшилось поучаствовать в разборке.

На его крик, понятно, никто не ответил. Но завозился: послышались невнятные шорохи, звон металла и приглушенные ругательства.

— Мы не хотим неприятностей, — увещевал Алекс. — В конце концов, мы можем развернуться и просто уехать…

— Дядя Саша, — громко сказала Маша и сделав пару шагов, доверчиво взяла его за руку. — Как-то нехорошо здесь.

Я закусил губу.

Ну что мне стоило схватить её, да и запихать в автобус? И захлопнуть дверь. Но теперь Маша оказалась между мной и предполагаемой опасностью…

Она и Алекс. Как приманка для тигра.

Очень интересно, кадет. С каких пор ты считаешь, что сильнее меня?

Упс. И правда: с каких?..

Не помню. Вестимо, с тех самых, как стал стригоем.

Нет, это была даже не мысль — не хотелось, чтобы Алекс её уловил.

Просто промелькнуло и — сгинуло, утонуло в бескрайнем море бессознательного.

И тут я что-то почувствовал. Причём не со стороны поваленной берёзы, а с другой, из-за спины.

Точнее, из леса.

Это были не звук, не движение, просто вдруг накатило что-то, зловещее, безмолвное, тягучее, как смола.

В нём проскакивали искры, всполохи — я даже решил, что это обман зрения.

— А что это такое светится? — вдруг спросила Маша.

— Ты тоже это видишь? — я не мог оторвать взгляда от этой сверкающей и переливающейся тьмы.

И не потому что в ней было нечто привлекательное, завораживающее — совсем наоборот.

Именно эти искры и пугали до чёртиков.

Случись подобное летом — и я бы не почесался. Подумаешь: светлячки. В ночь на Ивана Купалу от них в лесу светло, как днём.

Но сейчас — зима. Середина декабря. Какие, к лешему, светлячки?..

— Спокойно, поручик, — скомандовал Алекс. Его голос взрезал тьму, как консервный нож. — Обратите внимание, — продолжил шеф тоном матёрого экскурсовода. — Слева от шоссе вы можете наблюдать такое старинное и традиционное явление, как огни святого Эльма, — говорил он спокойно и громко, но при этом осторожно, не отпуская руки Маши, пятился к Аурусу. — Обыкновенно эти огни предшествуют какому-либо несчастью…

— И какому несчастью, дядя Саша?

Маша уходить не хотела. Упиралась изо всех сил и смотрела в лес, рядом с ней пятился пёс — голова Рамзеса находилась на уровне плеча девочки.

Он находился чуть впереди, как бы закрывая ребёнка собой.

Потеряв терпение, шеф плавно, одним движением, забросил Ремингтон на плечо, на другое подхватил Машу, отвесил Рамзесу пинка — как без ноги не остался, не знаю, — и в два прыжка запрыгнул в автобус.

— Сашхен! — рявкнул он, схватившись за поручень.

Белый кончик собачьего хвоста исчез в салоне, девочка была уже где-то там.

В два прыжка преодолев расстояние до двери, я захлопнул её со своей стороны, едва не ударив Алекса по носу.

— Попробую оттащить дерево, — крикнул я, но вряд ли они меня слышали, бронированный корпус плохо пропускает звуки.

Зато могли видеть, как я побежал к берёзе, как, переступив ствол, схватился за ветку…

И окаменел.

Пуль я не боялся, сил мне было не занимать. На то и рассчитывал: пугану разбойничков, отодвину дерево — и рванём как можно быстрее из этого лукавого места.

Но обойдя берёзу, я наконец смог разглядеть, что было за ней.

Короче говоря, это и была засада.

Четыре мужика, в камуфляже, в разгрузках, даже каски у них были, «тактические», последний писк армейской моды. Лежали на карематах, пристроив винтовки меж веток и смотрели на мир через прицелы…

Ничто им не помогло, ни винтовки ни каски.

Поначалу я даже повреждений никаких не заметил — лежат, смотрят, словно в ступоре. Или заледенели.

Только через пару секунд я понял, что лица всех четверых напоминают. Мумии.

Сухая пергаментная кожа, запавшие, похожие на изюмины глаза, провалившиеся рты…

— Упокой, Господь, души их грешные.

Рядом стоял отец Прохор.

Как он выбрался из автобуса — я не слышал.

Крест, который обычно прятался под кенгурушкой, был на виду, камни, которые я всегда принимал за обычные брюлики, испускали слабое сияние…

За святым отцом высился Валид, рядом с ним — Алекс с верным дробовиком.

Маши с Рамзесом не было. И на том спасибо.

— Это кто их так? Стригои? — спросил я, кивая на мертвецов. — Упыри? Вурдалаки?..

— Вряд ли на этих трупах мы отыщем следы зубов, — мрачно сказал шеф. Опустившись на колени, он осветил фонариком холодные лица.

Что меня поразило: на всех четырёх застыло выражение дикого, экзистенциального ужаса.

Черты были искажены, словно мышцы их свело судорогой.

Невозможно было определить: старые они или молодые, но судя по седой щетине на подбородках — не мальчики.

— Бедняги. В войнушку решили поиграть, — задумчиво проговорил Алекс, поднимаясь с колен и глядя на мертвецов сверху вниз. — Вот и доигрались.

— Но что их убило?

Я тоже опустился на колени и прикоснулся к ближайшему мужику. На ощупь тот был твёрдым, как деревяшка.

— А не всё ли равно? — шеф равнодушно пожал плечами. — Ведь они сюда тоже не доброе дело пришли вершить, верно? — и он кивнул на растресканный асфальт впереди себя.

В чуть сероватых предрассветных сумерках было видно, что дорога эта — единственная, которая вела к селению.

На фоне светлеющего неба я разглядел церковный шпиль, и подумал, что самое время звонить к заутрене.

Но колокол почему-то не звонил.

Я моргнул. Тряхнул головой, отгоняя неприятное предчувствие.

И всё же: такой чёрствости я от Алекса не ожидал. Кто бы ни были эти люди, они такой смерти не заслужили.

Никто не заслужил.

— Это не лихие люди, — подал голос отец Прохор. — Не та одежда, слишком дорогое оружие… Смотри сам, Алексашка: они не поджидали неосторожных путников. Деревню защитить пытались — от того, что могло прийти извне.

— Значит, они просто глупцы, — отрезал шеф и круто повернувшись, пошел к автобусу.

Я чувствовал его злость.

Чувствовал его бессилие, его неудовлетворённость.

Шеф не знает, что делать, — понимание пришло вдруг, неожиданно. — Он, дознаватель класса «архангел», не может тут же, не сходя с места, пресечь безобразие, и это бесит его до белого каления.

Невольно всмотрелся я опять в чащу.

Уже рассвело — настолько, что можно было разглядеть отдельные стволы деревьев. В колючих ветках запутался туман, он колыхался неопрятными серыми лохмами, словно в просительном жесте простирая к нам длинные руки…

В поле тоже колыхался туман.

Он продолжался до самой деревни, накрывая её, словно прозрачным опалесцирующим куполом. В нём просверкивали редкие огоньки — те самые, которые шеф называл огнями святого Эльма.

Долгую секунду смотрел я на эти лохмы-руки, на огоньки, а затем организм мой заработал на автопилоте, отключив мозг и рефлексы.

Остался лишь один безусловный, базовый инстинкт — выживания.

Повинуясь ему, я сгрёб отца Прохора подмышку, толкнул оборотня и припустил вслед за шефом.

Тот стоял рядом с автобусом и смотрел на поле…

Грубо втолкнув Алекса в салон, я забросил туда же святого отца и вскочил на ступеньку.

— Рвём когти, Валид.

Тот уже сидел за рулём — оборотень тоже прекрасно чуял опасность. Все волосы на его голове стояли дыбом — как шерсть, глаза запали и приобрели желтоватый блеск. Вкупе с вертикальными зрачками смотрелось это непривычно. На руках выросли крепкие коричневые когти…

Управлять автобусом они ему, слава Богу, не мешали.

Не тратя времени на разворот, Валид включил заднюю и дал по газам.

К этому времени дорога между нами и селом уже заполнилась зыбкими, похожими на туман, фигурами. Они колыхались, наползали одна на другую, протягивали к нам свои призрачные лохмы…

Сзади призраков тоже было полно.

Бронированный корпус Ауруса резал их, рассекал, раздвигал в стороны, словно ледокол — паковый лёд.

Мотор натужно ревел.

Маша, конечно же, не спала.

Взобравшись на полукруглый диван в конце салона, она во все глаза пялилась на тени, Рамзес стоял рядом с ней. На его голове, между ушами, сидел мыш Терентий и тоже смотрел в окно…

Напряжение потихоньку начало отпускать.

Судя по всему, в Аурус эти тени пробраться не в силах — кто знает, может, благодаря бронированному корпусу, а может — и это не стоит сбрасывать со счетов — присутствию на борту святого отрока, который, сжимая в потных ладошках напузный крест, не прерываясь даже на вздох, читал молитвы…

— Сочинение «Как я провела зимние каникулы» произвело бы в школе фурор, — сказала Маша.

Дыхнув на поверхность окна, она нарисовала смеющуюся рожицу, простой смайлик — и от сердца отлегло.

А ведь это своего рода охранительная Печать, — сообразил я. — Не важно, как она выглядит — главное, работает.

Доехав до развилки — одна из петель старого шоссе огибала селение сбоку — Валид остановил автобус.

— Можем вернуться на скоростную трассу, — сказал оборотень. Шерсть на его голове улеглась, глаза приобрели нормальный карий цвет.

Вот интересно: в обличье ящера Валид совершенно лыс — как и положено нормальной рептилии. А в состоянии человека волосат, как неандерталец.

Компенсация.

— Мне надо в село, — неожиданно сказал отец Прохор.

Чудо-отрок не отрываясь смотрел вперёд, в сторону сгрудившихся у самого горизонта домов.

— Вряд ли там кому-либо надобна ваша помощь, — флегматично ответил Алекс.

— Их душам — надобна, — ответствовал чудо-отрок непреклонно. — Кто-то должен отслужить панихиду, помолиться за упокой…

— Как бы не пришлось служить панихиду по вам, святой отец.

— Алексашка, ты знаешь, что такое — Божья сила?..

— Я знаю, я! Божья масса, помноженная на Божье ускорение!

Шеф даже не изменился в лице. Просто перевёл взгляд на Машу и выставил большой палец. А потом подмигнул.

Я беззвучно давился хохотом, спрятавшись за спинку дивана.

Удивительно, как это дитя умеет сбивать наш взрослый, а от того чрезвычайно тупой, пафос.

Валид, не расслышав и половины диалога, и потому не понимая, в чём весь сыр-бор, тихонько тронул автобус с места и переполз на объездную ветку шоссе. А потом поехал вперёд.

Ага. Стало быть, авторитет отца Прохора для него выше, чем шефа. Или вера в его силу — крепче. Что, по здравом размышлении, одно и то же.

— Там не осталось никого живого, — чувствуя безнадёжность спора, сказал я.

— Мёртвые тоже нуждаются в утешении, — парировал чудо-отрок.

Где-то я его понимал.

Мне и самому претило уехать вот так — ничего не сделав… И Алексу тоже, я это чувствовал.

Но самое главное: что тут делать кроме того, что может, и собирается делать святой отец, я не представляю.

Наверное, потому мы и смирились.

— Я видел церковь, — сказал Алекс. — Даже если там никого не осталось…

— Мне святые стены будут защитой, — отец Прохор понял, что шеф хотел сказать.

На прощание чудо-отрок отдал свой Нинтендо Маше.

А потом вышел. И быстро, не оглядываясь, направился к порогу небольшой обветшалой церквушки…

— Увы, мой друг, теперь нас только двое, но то же в нас стремленье роковое… — негромко пропел Алекс, глядя на тощую сутулую спину отца Прохора.

Поднявшись на осыпавшиеся ступени, чудо-отрок взялся за металлическое кольцо и стукнул в растресканные доски двери. Один раз… Второй…

Дверь приоткрылась.

Мы хором выдохнули.

Знать, что он будет не один — огромное облегчение.

— Ничего, — Маша едва слышно хлюпнула носом. — Мир не без добрых людей, да-да-да… Он нас обязательно догонит.

Я посмотрел на Машу. Как на прорицательницу — сивиллу, как на истину в последней инстанции.

Девочка серьёзно кивнула.

А потом села и включила Нинтендо.

Шеф кивнул и расслабился.

Ну конечно. Благодаря игрушке отца Прохора, Маша всегда сможет его найти…

Я сменил Валида за рулём — не хотелось маяться бездельем, бездумно глядя в окно и гадая, что же там произошло на самом деле.

— Как ты думаешь, поручик, что за явление мы имели возможность наблюдать?

То, что шеф сам пришел поговорить, было неожиданно и приятно.

Он устроился в соседнем, «штурманском» кресле и вновь положил на колени рабочий дневник Платона Фёдоровича.

Надо же… В последние дни столько всего стряслось, что я напрочь забыл о том, с чего всё начиналось.

Но спрашивал шеф, разумеется, не об Очкастом.

Я сглотнул.

Это проверка? Небольшой экзамен на тему, как хорошо я знаком со сверхъестественным биоценозом нашей Родины?

Я усмехнулся.

БИОценозом это назвать можно не всегда… НЕКРОценоз — так будет вернее.

— Баньши, — уверенно сказал я, глядя на дорогу. — Насколько я помню, они своим криком повергают путников в жуткий ужас, а потом лишают жизни, выпивая жизненную силу.

К моему удивлению, шеф не рассмеялся.

Он долго молчал, переваривая мой ответ, а потом кивнул.

— Умно, — похвала была приятной. — Я бы даже сказал, не лишено налёта благородного безумия.

— Просто их оказалось очень много, — я решил ковать успех, не отходя от кассы. — И поэтому их воздействие имело столь… катастрофический результат.

— В точку! — шеф стукнул себя ладонями по коленям. Я скосил на него один глаз… — Я бы обязательно дал тебе пирожок, кадет. Если бы мы жили в Шотландии, обитателями вересковых пустошей которой и являются Баньши. Для наших же широт это существа, согласись, не только экзотические, но и редкие — вплоть до полного исчезновения.

— Но мы же охотились на вендиго в Питере, — с обидой сказал я. — Хотя он тоже происходит с другого континента.

Алекс фыркнул.

— Опять ты путаешь круглое с мягким, кадет. Вендиго, Ырки, горгульи или лугару — это всё существа физиологические. Иными словами, у них есть тело, есть зубы, есть пищеварительный тракт, в конце концов. Ну а баньши, это… — он помахал рукой в воздухе.

— Духи? Призраки?

— Скорее, порождения людской веры.

Я переварил.

— Вы хотите сказать, что баньши обитают в Шотландии, потому что там в них верят. Тогда как у нас верят в водяных и леших.

— Что-то вроде того, — кивнул шеф.

— Значит, вы тоже не представляете, кто — или что — это могло быть, — сказал я.

— Не имею ни малейшего понятия, — кивнул шеф. — И это, поручик — самое страшное.