Сукины дети 6. Жмурки 2

Глава 26

Спи моя радость усни,

Глазки скорее сомкни

Птички уснули в пруду

Рыбки заснули в саду…

Меня разобрал нервный смех.

Настолько нелепыми, неуместными казались слова детской песенки здесь и сейчас, на этом стадионе, во время кровавой бойни.

К тому же, Маша совершенно не умела петь — у неё не было слуха.

Но микрофон работал и детский высокий голос разносился над стадионом.

Маша не пыталась перекричать барабаны. Её голос звучал контрапунктом, совершенно в другой тональности — и потому не терялся, а выделялся на фоне басовитого грохота.

И сначала ничего не происходило. Никто не поднял головы, никто не повёл даже ухом, и я махнул рукой: если не получилось у таких титанов, как Владимир и Алекс…

А потом на помост, к Маше, запрыгнул Чумарь.

Голый по-пояс, как всегда во время выступлений, он присоединил свой козлетон к Машиному мышиному писку.

Месяц в окошко глядит… — выводил рэпер.

В отличие от Маши, нот он не путал, но согласитесь: татуированный мужик, вдохновенно поющий детскую колыбельную — это что-то.

И оно подействовало.

В прямом смысле: делегаты не просто успокаивались и прекращали отрывать друг другу уши и откусывать лапы.

Они ложились на травку, сворачивались клубочками и… засыпали.

Рядом со мной мирно прикорнули вервольф и леший. Волчонок вкусно почмокивал во сне, а леший счастливо шелестел веточками — им снилось что-то хорошее.

Чуть дальше вытянулся лугару — я узнал его по относительно человеческим чертам лица вкупе с острыми, покрытыми мехом ушами.

Некто с огромными глазами совы вспрыгнул на уцелевшую часть ограждения и сунул голову под крыло.

Спал громадный белый тигр. Похрапывала в унисон медвежья семейка. Ведьма привалилась к пушистому боку лиса, её огненная грива гармонично слилась с рыжим хвостом…

Через пять минут поле походило на игровую комнату детского сада в сонный час. И только воспитатель — Гоплит — ходил меж спящих и заботливо поправлял одеяльца.

Так это выглядело со стороны: он наклонялся, проводил руками над телом, что-то шептал…

Через секунду я понял, что происходит: он занимался целительством.

Побоище для многих не прошло даром — несколько тел так и остались лежать неподвижно, было видно, что им не поможет ни песня, ни то, что творил старый ящер. Но остальные ведь могли истечь кровью — ибо спали недобудимо.

Маша с Чумарём допели колыбельную до конца и взявшись за руки, соскочили с помоста в траву.

Только сейчас я заметил, что барабаны стихли.

В какой момент это произошло — не берусь сказать. Но над стадионом повисла тишина. Но не мёртвая, а живая: то и дело она прерывалась коротким лаем, взвизгами и могучим, перекрывающим всё остальное, храпом.

Без сил упал я в ближайшее пластиковое кресло. Веки слипались, в голове — пусто, как в весеннем погребе, тело налилось приятной тяжестью, расслабляясь, принимая отдых, как награду. Я вытянул ноги, пытаясь устроиться на жестком сиденье как можно удобнее…

РОТАПОДЪЁМ!

Заряд энергии был таким мощным, что позвоночник распрямился, как пружина, подбросив меня в воздух.

ЕСТЬ!

Ответ вылетел сам собой, на автомате. Я уже стоял по стойке смирно: плечи расправлены, подбородок приподнят, руки по швам.

Шаман сбежал, поручик. Пока мы тут… развлекались, он успел скрыться.

Значит, мы должны его найти. Правильно? То, что он устроил…

Я этим займусь, а ты предупреди остальных.

Как вы его найдёте, шеф? — но голос уже стих, оставив лёгкое послевкусие табака и французского одеколона.

Стряхнув дремоту, я принялся пробираться к центру поля, лавируя меж распростёртых существ, перешагивая разбросанные во сне руки, ноги и хвосты…

Но я не прошел и трети пути. Случайно взглянув на трибуну слева от себя, я опять заметил движение. Для человека — слишком быстро. Для оборотня… Но все оборотни здесь, спят без задних лапок!

Забыв обо всём, я устремился к тому месту, где засёк движение. Разумеется, когда я до него добрался — никого там не было. Зато что-то мельтешило, двигалось под самой крышей…

Сработанная из лёгких швеллеров, она свободно пропускала свет и воздух, и вот мне показалось, что кто-то под этой крышей есть… В смысле — ПОД САМОЙ крышей, и перемещается, цепляясь руками за эти конструкции, как за перекладины турника.

На таком расстоянии фигурка казалась крохотной. И вообще: это мог быть обман зрения. Но я послушался инстинкта и устремился за ней.

Подпрыгнул, ухватился за нижнюю перекладину, подтянулся… Я не стал перебирать руками, а влез внутрь конструкции из перекрещивающихся балок. А потом встал на ноги. Балки, которые снизу казались частой сеткой, на деле были довольно широко расположены, невозможно перешагнуть с одной на другую, только прыгнуть, каждый раз уповая на то, что подошва не соскользнёт, и я не полечу вниз, в пропасть…

Неожиданно фигурка оказалась близко — и это несомненно был Шаман. Он тоже вылез внутрь крыши и ловко, как канатоходец, бежал по длинной стальной балке к самому краю.

— СТОЙ! — я побежал за ним. — Остановись, не надо! Ты разобьёшься.

На миг он замер на самом краю, оглянулся… Наши глаза встретились.

А потом Шаман улыбнулся и… Упал за край.

Просто шагнул в пропасть, словно ступал на твёрдую землю. И исчез.

Дыхание перехватило.

Бросившись к краю, я заглянул вниз, ожидая увидеть на асфальте распростёртое тело… И конечно же, не увидел.

Он опять нас перехитрил.

С этой стороны стадион от моря отделяла узкая полоска пляжа, весьма оживлённая трасса и парковка.

И вот, у самого берега, в полосе прибоя, я вдруг снова увидел…

Как он это делает? — я моргнул. — Артефакт левитации? А почему бы и нет.

У меня никаких артефактов не было. Но зато я вспомнил, как прыгал с девятиэтажки — просто так, потому что энергию девать некуда.

Здесь было несколько выше, но не будем придираться к мелочам.

Земля ударила в пятки с костедробительным равнодушием. Позвоночник пронзила раскалённая стальная спица, зубы лязгнули. Надо было погасить удар кувырком… Но меньше всего я думал о собственном комфорте.

Кое-как взгромоздив себя на ноги, я побежал к морю.

Пляж был пуст — пустые шезлонги, сиротливо спущенные зонтики… В воду уходила одинокая цепочка следов.

И я уже собирался бросится в волну, забыв о тяжелых ботинках, о куртке и джинсах… Но остановился, обуреваемый природным своим недоверием.

Слишком просто.

Артефакт левитации — ладно, бывает. Но… Артефакт, превращающий в дельфина?.. Я вас умоляю.

Гидрокостюм с аквалангом?

На то, чтобы всё это надеть, требуется время, а нырять просто так — самоубийство. Конец декабря, через десять минут мозг скопытится от переохлаждения.

Шаман на самоубийцу не похож.

Похож на того, кто умеет мастерски заметать следы, кто всю жизнь только и делал, что убегал.

Но почему сюда? — я оглядел пустой пляж в обе стороны. — Он мог схорониться на парковке, среди машин. Мог даже угнать одну. Мог оставить свою — как разумное средство отступления…

Я вспомнил тщедушного подростка, каким он мне запомнился по психбольнице.

За него всё делал Очкастый. Проводил опыты, даже включал и выключал телевизор. Шаман не умеет водить!

Армия нищих, говорила Мириам. Детей, выброшенных на обочину жизни. Их никто не учит кататься на велосипеде, не читает на ночь сказки, не печёт пирожки… Зато их учат незаметно проникать куда угодно, красть ценные вещи и так же незаметно уходить.

Ключевое слово — незаметно.

Я оглядел ряды шезлонгов. Под одним из них тень была несколько гуще…

А по пляжу уже спешили Алекс и рядом с ним Владимир, неразлучный с своим молотом; за ними шли Чумарь и Маша, рэпер натянул спортивную красную куртку и издалека казалось, что они с девочкой — близнецы, братцы-акробатцы из цирка.

С другой стороны приближались Гоплит и отец Прохор — которого и духу не было на референдуме…

А с парковки, отдуваясь и вытирая потную лысину, тяжело бухал сапогами Котов, в зимней дохе и тёплых унтах — видать, только с самолёта, не успел переодеться.

Устало опустив плечи, я шагнул к одному из шезлонгов и опустился на него. Бегать за преступниками — та ещё работёнка.

Посидел так, и вспомнив, что в кармане куртке есть сигареты, с удовольствием закурил. Выпустил дым, посмотрел на море… А потом постучал костяшками пальцев в деревянный настил шезлонга.

— Вылазь, пацан. Деваться тебе некуда.

Галька под ногами издала негромкий шелест, шаткая конструкция шезлонга подпрыгнула и передо мной воздвигся Шаман — во всём своём прыщавом великолепии.

— Как ты догадался, что я здесь? — спросил он с интересом.

— Тень, чувак, — солнце било в глаза и мне пришлось хорошенько прищуриться, чтобы рассмотреть его лицо. — В Сирии мы так вычисляли снайперов. Ты можешь сколько угодно кутаться в маскировочную сеть, но солнце сквозь тебя всё равно не просвечивает.

Первым к нам подошел Алекс. Владимир чуть отстал, о чём-то беседуя с Чумарём, зато Маша быстро догнала шефа и теперь стояла рядом, глядя на Шамана.

— Привет, Лойза, — сказала она.

— А, девочка с магическим даром, — он слегка улыбнулся и притронулся к козырьку кепки кончиками пальцев. — Знаешь, а я рад, что ты не умерла.

— И я рада, что ты не умер, Лойза.

— Боюсь, это ненадолго, добрая девочка, — усмехнулся подросток. — Твои друзья не хотят видеть меня живым.

— А вот и нет! — удивительно, но остальные молчали: ни я, ни Алекс, ни подошедший Владимир не говорили ни слова: всю ответственность за переговоры взяла на себя Маша. — Сашхен обещал тебя не убивать, — заявила она. — И дядя Саша обещал. И дядя Вова, и Аника…

Какая ХИТРАЯ маленькая девочка: предусмотрительно заручилась Словом всех дознавателей.

— Я этому паршивцу ничего не обещал, — рявкнул с места в карьер Котов, как только остановился рядом с нами. Парку он скинул, унты расстегнул и теперь вытирал лысину обширным клетчатым платком.

Я невольно улыбнулся: это был всё тот же старый добрый Котов, которого я знал и любил. Хорошо, что он вернулся.

Маша вздрогнула. В глазах её промелькнул испуг, но девочка упрямо сжала губы и вдруг шагнула к Шаману. Встала перед ним, словно защищая, закрывая своим телом — хотя росту в ней было, ему по-пояс. И непримиримо уставилась на Котова.

Она же не знает, — мелькнула мысль. — Для Маши майор остаётся злобным дядькой, из-за которого её похитили.

— Почему ты меня защищаешь? — вдруг спросил Шаман. Перестав обращать внимание на других — на отца Прохора, на Гоплита, на нас с Алексом, он опустился на колени, прямо на гальку, и смотрел только на Машу. — Я причинил тебе боль, — сказал он. — Так почему ты защищаешь меня?

— Потому что кто-то же должен, — откликнулась девочка. — Потому что дети должны держаться вместе, и даже Гарри Поттер простил Драко, хотя тот и был гнусный паршивец, гораздо хуже тебя, Лойза, — и она требовательно посмотрела на дознавателей — на всех по-очереди. — Ну?.. — спросила девочка. — Вы же его не тронете?

— Прости, Звезда моя, — ответил Алекс. Он был ближе всех, и уже двигался, медленно, незаметно стараясь зайти за спину Шамана. — Но то, что он учинил на стадионе, спустить с рук нельзя. За зло нужно отвечать.

— Но Лойза ничего не сделал! Мы с Аникой быстренько всех усыпили, никто не успел пострадать…

— А как же комната с мёртвыми охранниками? — тихо спросил Алекс.

— Их убил не Лойза, — твёрдо заявила девочка. — Дядя Саша, я же вам уже говорила: там не было его запаха. Лойзичек ВООБЩЕ не пахнет убийством! Скажи им, — она повернулась к Шаману и уставилась тому в лицо.

Но я и так уже знал ответ: его глаза, язык тела — всё говорило за то, что Шаман и вправду впервые слышит об убийствах. Он их не совершал. И не просил никого совершить.

— Это не он, шеф, — на всякий случай сказал я.

— Остаётся ещё убийство Великого Князя Скопина-Шуйского, — подал голос мрачный, как утреннее похмелье, Владимир.

— И Железного Коня, — добавил Гоплит. — Впрочем, если учитывать, что ФАКТИЧЕСКИ действовал не он…

— Нет, это был я, — перебил Шаман. — Я убил Князя и убил Коня. Хотя и сожалею об этом. Они были хорошими людьми. Но я был ДОЛЖЕН, вы понимаете?

— Тебя кто-то заставил? — тут же подобрался Гоплит. — Кто это был?

Шаман покачал головой и слегка улыбнулся.

— Что вы, никто меня не заставлял, — он посмотрел на всех по-очереди — словно хотел убедиться, что его понимают. — Но это было необходимо. Вот я и убил, — теперь он смотрел на Машу. — Потому что кто-то же должен.

— Но… Зачем? — Гоплит подошел к парню вплотную, было видно, что он волнуется. Острый раздвоенный язык то и дело трогал воздух, высовываясь из его губ.

— Чтобы все наконец-то всё поняли, — пожал плечами Шаман — так, словно слова были излишни. — Совет прогнил, а они были теми, кто управляет Советом. Так что их смерть… — он взмахнул руками, я напрягся. — Так что их смерть пошла только на пользу, разворошила гнездо. И теперь необходимо создать новый Совет — разумный и справедливый.

— Так ты что, хочешь сказать… Ты оказал нам УСЛУГУ? — Алекс побледнел. На белом подбородке проступила щетина, глаза сделались похожи на льдинки.

Задирая подбородок, он сделал шаг к Шаману, но Владимир тронул шефа за рукав, и тот опомнился.

— А как же бойня на стадионе? — спросил я. — Ведь ты не будешь отрицать, что её спровоцировал ты. И если б не эта маленькая девочка…

— Сашхен, — Маша дёрнулась, словно я её ударил. — Хватит звать меня маленькой.

— Прости, — я повернулся к ней. — Прости, я был не прав. Ты — достаточно взрослая для того, чтобы…

— Это не отменяет бойни на стадионе, — напомнил Алекс. — Да, её удалось предотвратить. Благодаря вот этой э… юной… — Маша смотрела на него испытующе. — Барышне, — вывернулся шеф, хотя и неуклюже. — И если б не она, всех двусущих — и не только их — ждала смерть.

— Я не хотел их убивать, — сообщил Лойза. — После того, как я встретил Машу, и ещё вот его, — он кивнул в мою сторону. — Я понял, что не все существа — злые.

— Конечно нет! — шагнув к Шаману, Маша доверчиво взяла его за руку и заглянула в лицо. — Дядя Гоплит, например, очень добрый. И Сашхен.

— Я?..

Меньше всего я ожидал услышать, что кто-то считает добрым МЕНЯ.

— И ты тоже добрый, Лойза, — не обращая внимания на мой возглас, продолжила Маша. — Просто тебя много обижали, и ты ожесточился, понимаешь? Но в голове у тебя нет зла, а значит — ты тоже добрый.

Я прерывисто вздохнул.

Хорошо быть Машей: только чёрное и только белое, если ты не злой — значит, добрый, и нечего там…

В глазах Шамана вспыхнула надежда. Она была такой жгучей, такой ослепительной, что хотелось прикрыть глаза.

Вспыхнула — и сгорела. Выгорела без следа, и глаза мальчишки стали похожи на подёрнувшиеся пеплом угли.

Он коротко рассмеялся, а затем дёрнул Машу за руку и повернув к себе спиной, крепко прижал. В руку его скользнул нож и он приставил его к горлу девочки.

Я непроизвольно сглотнул.

— Поздно, добрая ты моя, — спокойно сказал Лойза. Глядел он в это время на нас. — Может, Лойза Харусек и был когда-то добрым мальчиком, но он давно умер. Остался только Шаман. Он знает: нет никакого добра. Только справедливость. Только она заслуживает того, чтобы ей служили. И я буду служить ей, даже если мне придётся убить всех, кто стоит на пути.

— О какой справедливости ты лопочешь, Лойзичек?

Этот голос был новым. Пока мы были сосредоточены на Шамане и Маше, к нам подошел ещё один человек.

Невольно посмотрел я на него, но отшатнулся, пораженный не столько внешним уродством, сколько злобой и ненавистью, сквозившей во всех его чертах.

Был он небольшого роста, крепкий и кряжистый, но какой-то весь перекошенный, с горбом на спине и таким же на груди, с коричневой, как печёное яблоко, кожей, с огромным носом, рыхлая картофелина которого нависала над бледными синеватыми губами, чуть не касаясь их. Редкие волосы, седые и тонкие, как траченные молью нити, свисали на его лоб и уши, а над ними, как купол, возвышалась испещренная родинками и пигментными пятнами лысина.

Руки его больше походили на выкопанные из земли корни, в каждой было по костылю, на которые человек опирался всей тяжестью — это чувствовалось по напрягшимся под кожей фиолетовым венам.

— Аарон Вассертрум, — выдохнул Гоплит. — Что делаешь ты здесь?

По глазам, по выражению лица старого ящера было видно, что сказать он хочет многое и многое, но сдерживает свой порыв — из-за нас.

— Забираю свою собственность, — неприветливо буркнул Вечный. — Лойза, пошли, — властно сверкнув глазами, он развернулся на своих костылях, нисколько не сомневаясь, что Шаман последует за ним.

— Одну минутку, любезнейший!

Вперёд вышел Алекс. Встал в своей любимой позе, боком к противнику и высокомерно задрал подбородок.

— Лойза Харусек находится на территории, подвластной Совету. И должен предстать перед судом.

Вассертрум захихикал. А потом посмотрел на шефа, с каким-то даже интересом.

— И как же вы намерены добиться своего? — ехидство так и сочилось из его хриплого, отвратительного голоса. — Знаете, мой Лойзичек довольно ловкий малый, — Вассертрум на своих костылях переместился чуть ближе к нам.

Несмотря на щегольской шерстяной костюм и надраенные до блеска ботинки, пахло от него, как от бомжа.

— Вы и представить себе не можете, из каких мест сбегал этот прохвост. Ну и переполох он временами устраивает! Особенно Лойзичек любит аварии. Бензовоз, который врезается в цистерну с соляркой, и вместе они, кувыркаясь, летят в жилой дом… Буфф! — лицо его осветилось мстительной радостью.

— Что ж, очень жаль, — кивнул шеф. — Но могу вас уверить: из-под Оков Справедливости ещё никому не удавалось сбежать.

— Это вы мне говорите?.. — Аарон Вассертрум хитро прищурился, от чего лицо его сделалось ещё безобразней. — А как же, герр Голем, ваш ручной стригой? — и вечный похабно подмигнул.

Я понял, почему он кажется таким уродливым. Все пороки, сколько их есть на свете, были собраны в этом, отдельно взятом, человеке. Он был их ВОПЛОЩЕНИЕМ, живой рекламой. От него и правда воняло — гнусными мыслями и ещё более гнусными поступками.

— Исключение лишь подтверждает правило, — негромко сказал Гоплит. — Все мы знаем: на твоего воспитанника, Аарон, Оковы подействуют. Уходи. Ты ведь понимаешь, мальчика мы не отдадим. Хотя бы потому, что любые оковы будут лучше того, что приготовил ему ты.

— Лойза принадлежит мне, — жестко сказал Вассертрум. На Гоплита он не глядел, всё внимание сосредоточив на Шамане. — Я честно заплатил за его дар — полновесными золотыми монетами.

— Хочешь сказать, его родители умерли по твоему приказу? — негромко спросил Гоплит.

— Я ничем не хуже этого засранца Бэкона, — проворчал старик.

— Ты… — Шаман, который до сих пор не издавал ни звука, вдруг заговорил. Обращался он к своему наставнику. — Это ты убил моих родителей.

— Ой, я всего лишь нашел оголодавшего вервольфа, — отмахнулся старик. — Он сделал всё чисто и быстро, ты должен быть мне благодарен, мальчик. Под моей опекой ты станешь властелином мира — когда-нибудь. А если б они остались живы, ты вырос бы ничем не примечательным. Ты был бы ОБЫЧНЫМ.

Отбросив Машу, Шаман кинулся на Вассертрума. Высоко подняв нож, он спикировал к нему, как коршун.

Одна из рук старика, отбросив костыль, исчезла в кармане пиджака. Появилась она уже вместе с пистолетом, небольшой береттой.

Раздался выстрел.

Шаман упал.

На груди его расползлось красное пятно…

— Ну, вот и для меня работёнка нашлась, — вперёд вышел майор Котов. На ходу он извлёк из кармана наручники — дужки раскрылись, как челюсти капкана. — Господин Вассертрум, вы арестованы за убийство, — объявил он, делая шаг к старому еврею.

Но рука того вновь скрылась в кармане, и извлекла на свет…

Мать моя женщина. Детонатор.

Большой палец лежит на кнопке, остальные крепко обхватили рукоять.

— Стой, где стоишь, мент позорный, — зловеще прошипел Вассертрум. Это было так театрально, что я едва не рассмеялся. Остановил решительный блеск в глазах старика. Котов, видать, его тоже заметил, так как замер сразу, стоя на одной ноге. — Я ожидал, что переговоры не пройдут гладко, — мягко продолжил Вассертрум. — И приготовил сюрприз.

— Арон, брось этот цирк, — посоветовал Гоплит. — Ты один.

— Это не важно, — улыбнулся Вассертрум. У него были заячья губа и кривые коричневые зубы. — Я заминировал пещеры.

— Э… какие пещеры? — тоном экскурсовода осведомился Алекс.

— Все, какие есть, — глазки еврея злобно сверкнули. — На побережье, в горах… У меня было мно-о-ого времени. Пока вы гонялись за моим непутёвым сыном, пока летали в Шотландию, чтобы выручить эту малютку, — он кивнул в сторону Маши, — Словом, пока вы занимались сущей ерундой, я не тратил времени даром. Если я нажму кнопку, весь город взлетит на воздух. Так что, просто дайте мне уйти. Разумеется, Лойзичека я заберу. Погрузите его ко мне в машину, как видите, у меня заняты руки… — глянув на детонатор, он мелко захихикал. — Ты, лысый, бери эту падаль и неси за мной.

Развернувшись, Вассертрум удивительно ловко поковылял к парковке, быстро переставляя единственную трость.

— СТОЙ.

Дорогу ему заступил отец Прохор.

— Я узнал тебя, торговец детьми. Так и не бросил своего мерзкого занятия?

Вассертрум подслеповато прищурился.

— Кто ты такой, дьявол тебя забери?

— Пролив Босфор, — сказал чудо-отрок. — Ты погрузил нас на свой корабль, обещая отвезти в землю Обетованную. А вместо этого продал в рабство.

— А, значит, ты из ТЕХ, — кивнул старик. — Что ж, поздравляю. Не думал, что кто-то из этих глупых щенков прожил больше полугода.

Детонатор он держал перед собой, чуть не тыкая им в лицо отца Прохора.

— То, что мы встретились — это судьба, — заявил чудо-отрок. — Я не выпущу тебя живым, Аарон Вассертрум.

— Святой отец, — негромко позвал Гоплит. — Я сочувствую вашей трагедии. Но поверьте: лучше его отпустить. Этот человек способен на всё.

— Я знаю, — сказал отец Прохор, не оборачиваясь. — Продолжайте заниматься своими делами, уважаемые. А я займусь своими.

Как всегда в моменты особые, чудо-отрок переменился. Стал выше ростом, раздался в плечах, волосы его сделались белыми и длинными, макушку накрыл чёрный клобук…

— Тебе меня не запугать! — завизжал Вассертрум, отступая от величественной фигуры, нависающей над ним, подобно карающему мечу.

Святой отец улыбнулся, а затем простёр руку и легко забрал у него детонатор.

И в этот миг земля дрогнула.

Вассертрум мстительно рассмеялся.

Земля дрогнула ещё раз, пляжные зонтики зашатались.

— Я предупреждал! — прокричал Вассертрум. — Надо было отпустить меня, и всё бы закончилось. Теперь вы всё равно меня отпустите, а потом приметесь разгребать последствия катастрофы — которую сами же и спровоцировали!

Повернувшись, он побежал, отбросив и второй костыль, неловко, но споро перебирая ногами.

А на берег уже набегала громадная волна, и отец Прохор, раскинув руки, стоял перед ней, выкрикивая в воду грозные слова.

От его слов волна загустела, стала масляной, как жидкое стекло и… медленно осела, не добежав до берега каких-нибудь десяти метров.

А ведь гребень её был выше крыши стадиона…

Но где-то под ногами продолжало бухать, и вот уже Владимир стоит, широко расставив ноги, уперев молот в землю, и говорит, говорит что-то — и земля успокаивается.

А потом загрохотали горы, и вдоль воды, вдоль всего пляжа и к нашим ногам побежала трещина.

Котов подхватывает на руки Машу, Алекс оттолкнул Гоплита, и сам упал вместе с ним, но Шаман так и лежал на пути трещины, в груди его зияла дыра, но я чувствовал: мальчишка ещё жив.

Земля дрогнула, и я упал, вытянув руки, но Лойза уже исчез в трещине, та зубасто ухмыльнулась, а я подтянулся и успел схватить его за штанину…

Моя голова свешивалась вниз, в пропасть.

Вокруг водопадом сыпалась галька, а в фокусе зрения вдруг оказались чёрные бусины: из-под воротника рубашки выпал подарок покойного Князя, чётки из драконьего жемчуга.

Я моргнул. Потом моргнул ещё раз.

Протянул руку к чёткам и порвал крепкую просмоленную нить. Шею обожгло болью, жемчужины полетели в пропасть, как мелкие брызги.

Последнее желание, — шептали мои губы. — Всего одно.

Пускай все будут живы…