Алекс дернул какой-то рычаг, с потолка упала лёгкая алюминиевая лесенка, а в крыше открылся люк. В салон хлынули гудки, шум покрышек и пахнущий выхлопными газами ветер.
Взлетев по этой лесенке, Алекс нетерпеливо защелкал пальцами.
— Он хочет, чтобы ты подал ему пушку, — пояснила Маша. Будто я сам не догадался.
Наклонившись, я неуверенно потрогал толстенький ствол носком ботинка.
— Может, не надо, шеф?
— Ещё как надо, поручик. Давай, — он вновь пощелкал пальцами и высунул голову в люк.
Если б шевелюру Алекса не прикрывала армейская кепка…
На трассе было очень шумно, на выстрел никто не обратил внимания.
Но когда он вновь нагнулся, чтобы отчитать меня за нерасторопность…
— А где ваша шапка? — тут же спросила Маша.
— Ветром унесло, — небрежно отмахнулся Алекс. — Сашхен, ну что ты мнёшься, как институтка на первом свидании!
— Вообще-то, я слышал выстрел, — я старался оставаться спокойным.
— Да ну, ерунда. Это всё скорость.
— Мы едем достаточно медленно, — подал голос Гоплит. — Да и ветра никакого нет.
— В вас стреляли, шеф, это неоспоримый факт.
— Отлично. Значит, у меня есть повод. Дай сюда гранатомёт!
Глаза у Алекса были белые. Зрачки сжались в булавочные острия, а голубая радужка высветлилась до прозрачного состояния.
Он в диком бешенстве.
Я и сам испытывал схожие чувства, просто приписывал их личным ощущениям, а не нашей с Алексом связи.
Шеф давно миновал ту стадию, когда хочется рвать и метать. Сейчас он пребывал по ту сторону границы, за которой начинается холодная, как скальпель, ярость.
— Прямое попадание в голову твоего настроения не улучшит, — флегматично поведал чудо-отрок.
Тетрис он отложил и также, как и все, напряженно следил за Алексом.
Шеф уже набрал воздуху, чтобы доходчиво просветить нас, что он думает об осторожности, граничащей, по его мнению, с позорной трусостью, но тут, совершенно неожиданно, раздался тоненький детский голосок…
— Дядя Саша, а ты правда бессмертный?
Я выдохнул.
Алекс, спустя секунду, тоже.
А потом медленно перевёл взгляд на чадо. На лице шефа обозначились глубокие раздумья: объяснять ребёнку парадигму существования Вечных он был не готов.
Плюнув, он спрыгнул на пол, и вновь дёрнул рычаг. Лестница убралась, люк закрылся, в салоне сразу сделалось тише.
— Хрен с вами, черти полосатые, — буркнул шеф и рванул ручку туалета. — Сами как хотите, так и разбирайтесь.
Ручка не поддалась, и эффектного ухода не получилось.
Алекс рванул ещё раз. Безрезультатно.
— Потяните вбок, — вежливо посоветовал Гоплит.
Шеф послушался, дверь отъехала в сторону, затем встала на место. В крошечном санузле зашумела вода.
— Он прав, — обратился я к честной компании. — С преследователями всё равно надо что-то делать.
— Ух ты! — как-то заученно, без огонька, воскликнула Маша. — Настоящая погоня.
— Я разберусь, — успокоил нас Гоплит и эффектно откинув крышку антикварной «Моторолы», поднёс к уху.
Быстро произнёс несколько слов — на идише, который я знал довольно плохо, поэтому смог уловить лишь общее побуждение к какому-то действию, — и сунул «Моторолу» обратно в нагрудный карман.
— Вот и всё, — пояснил древний ящер, улыбаясь скупо, словно за каждый миллиметр улыбки он вынужден платить. — Больше никакого беспокойства.
И верно: все три преследующие нас внедорожника вдруг оказались оттеснены на обочину чёрными крузаками, и сделано это было так легко, технично, что никто ничего не понял.
— Надо узнать, кто это был, — негромко сказал отец Прохор. — От этого зависит…
— Мне позвонят, — кивнул Гоплит.
С чудо-отроком он держал дистанцию. Как игрок, которому предстоит партия с незнакомым противником. Сначала его надо прощупать, определить стиль игры, слабые и сильные стороны…
— Это точно не Яша, — с влажными руками, заметно посвежевший, из туалета показался Алекс.
На бровях, на бакенбардах его блестели капельки воды, но щеки всё ещё были белыми.
Он успокоился. Но только внешне: я вспомнил, что шеф, в отличие от большинства, от гнева не краснеет, а бледнеет.
— Я тоже так думаю, — сейчас мне его надо поддержать. Нет, разногласия наши не испарились, я бы сказал, их даже прибавилось. Но ссориться в тесной коробке Ауруса… — Майор никогда бы не опустился до стрельбы исподтишка.
Шеф снисходительно кивнул — принял, стало быть, пальмовую ветвь. Если не мира, то хотя бы вооруженного до зубов нейтралитета.
И тут в нагрудном кармане Гоплита зазвонил телефон.
Взяв трубку, ящер молча выслушал доклад, кивнул, и повернулся к нам.
— Гастролёры, — отчитался он. — В Петербурге их никто не знает, номера машин перебиты, документов нет.
— Залётная банда? — поджал губы отец Прохор. — Но зачем мы им?
— И вообще: кто знал, что мы тут поедем? — спросил я.
Идея с путешествием на автобусе нравилась мне всё меньше. Да, удобно. Комфортно — особенно, в свете собаки и ребёнка… Но при этом мы сделались очень крупной и малоподвижной мишенью.
Как слон в ванне, — почему-то именно это животное напоминал мне наш автобус. — Даже если очень хочешь — не промахнёшься.
А впрочем… Где может затеряться такое крупное животное, как слон? В стаде себе подобных…
— Валид, отыщи ближайшую к нам автостанцию, — попросил я.
Водитель послушно забегал кончиками пальцев по экрану навигатора.
— Не надо, — Алекс пристально смотрел в окно. Не глядя на нас, он постучал по стеклу и только потом обернулся к водителю. — Видишь колонну? — тот кивнул. — Пристраивайся к ним.
Мимо проплывали, один за другим, новенькие, окрашенные также, как и наш Аурус, автобусы. Спереди и сзади у них крупными буквами сверкали надписи: «ДЕТИ».
Я посмотрел на шефа.
— Это что, совпадение?
Тот пожал плечами и загадочно улыбнулся.
— Трудно искать чёрную кошку в тёмной комнате, — сказал он. — особенно, когда её там нет.
— Как это нет? — Маша уже стояла коленками на сиденье, прижав нос к стеклу. — А я на что?
— И то правда, — смягчился Алекс. — В ребёнка стрелять и король не посмеет.
— Почему не посмеет? — тут же с любопытством обернулось чадо.
— Это цитата, — туманно пояснил шеф и покрутил в воздухе указательным пальцем. — Развернитесь к окошку, барышня, развернитесь. Пускай все видят…
Аккуратно поднявшись со своего места, я пересел на диван к Алексу. Тот даже сделал вид, что слегка подвинулся — добрый какой.
— Вы это заранее подготовили, — я кивнул за окно, на колонну автобусов.
Шеф пожал плечами.
— Господь помогает тому, кто сам себе помогает.
— Всё же надеюсь, что «дети» в этих автобусах — бородатые и с калашами, — я не хотел, но при разговоре с Алексом сарказм выходил сам собой.
— За кого вы меня держите, поручик?
Шеф фыркнул, но обида его была притворной.
— Я это к чему… — очень хотелось курить. Но при ребёнке это было бы неправильно, и приходилось страдать молча. — Раз вы приняли ТАКИЕ меры безопасности, значит, вы знаете, чего нам ждать? И ещё: вам не кажется, что колонна — это уже слишком? Я думал, мастерство охотника состоит в том, чтобы прятаться, а не выставлять себя напоказ.
— Всему своё время, поручик.
Вот такими общими фразочками Алекс отделывался все последние дни. Ничего конкретного, никаких объяснений.
И как после этого на него не злиться?..
Минут пять в салоне царила благословенная тишина.
Маша, сунув куда-то под шапку наушники, слушала музыку с телефона — я мог различить едва слышное треньканье гитары и барабан. Любопытно: чем сейчас увлекаются подростки? Хотя Машу даже подростком называть рановато.
Как к ней относиться, я до сих пор не знал.
Валид флегматично вёл автобус, ювелирно вклинившись в центр колонны, сейчас мы шли третьими.
Гоплит читал, отец Прохор играл на своей приставке, — древней, как экскременты мамонта, Нинтендо.
Рамзес по своему обыкновению спал.
Алекс вновь открыл тетрадь и углубился в чтение.
Один я никак не мог успокоиться.
— Шеф, — Алекс поднял на меня взгляд с видом человека, которого отвлекают от ЧРЕЗВЫЧАЙНО важного занятия. — А что будет, когда нам понадобится свернуть? Я что хочу сказать: не будем же мы вот так, всей колонной, искать Шамана…
Он закатил глаза.
— Никого искать не нужно, поручик, включи уже мозги…
Маша захихикала. Сдёрнула наушники и уставилась на меня лукавыми блестящими глазками, весело болтая ногами и аж подпрыгивая от нетерпения.
Я моргнул.
— Так вы сговорились, — я прищурился на девочку, как мог более грозно. — Ты ему сказала!
— Ну подумай, мон шер ами, — ласково, как к слабоумному, обратился ко мне шеф. — Разве мог я начать столь рискованную игру, не продумав прикуп на несколько ходов вперёд?
И вот тут я сорвался.
Просто затмение какое-то нашло, честное слово.
Вскочив, я уставил палец — не палец, указующий перст!.. — в грудь Алекса и страшным шепотом закричал:
— Вот. Вот так вы всегда. Шушукаетесь, шепчете, измысливаете, и всё втихомолку, за спиной… У меня за спиной, шеф. Нет, я не против участвовать в ваших аферах, Бога ради! Но неужели… Неужто я недостоин того, чтобы узнать хотя бы ЧАСТЬ ПЛАНА?.. Хотя бы то, что касается меня НЕПОСРЕДСТВЕННО?
Негромко кашлянул Гоплит.
— За то, что касается использования вас, Александр Федорович, против Шамана втёмную, приношу свои извинения. Отправить вас к нему в гости — моя идея.
— Идея? — я усмехнулся одной половиной рта. — Скорее предательство. Вы подставили меня, Гоплит.
— У меня не было другого выхода, — он не оправдывался. Просто объяснял. — В то время я был вынужден сотрудничать с Шаманом, или хотя бы делать вид, что сотрудничаю…
— И отдали ему меня в рамках укрепления дружбы народов, — яд так и сочился из моего голоса.
— Тебе ничего не грозило, Сашхен, — скучно пояснил Алекс. — Ты стригой, тебя почти невозможно убить. А Гоплит беспокоился за своих…
Ухо Валида дёрнулось столь явственно, что это заметили все.
— То есть, вы выбрали меньшее из зол.
Я начал постепенно успокаиваться. Нет, не так. Вдруг понял: а какой смысл? Злиться, выказывать недовольство?..
Они привыкли распоряжаться судьбами. Живя так долго, что годы сливаются в один длинный, ничем не примечательный день, они забыли, как это: ценить каждую минуту, каждый час. Им это всё равно.
— Меньших зол не бывает, Александр Фёдорович, — откликнулся Гоплит. — Любой выбор — это ответственность.
— Ну конечно, — я всё-таки не удержался. — Бросить на камни стригоя — не такой уж и плохой поступок. Ведь он всё равно уже мёртв.
Как только я это сказал, стало стыдно. Но Слово — не воробей…
Маша смотрела на меня во все глаза, и как только я это заметил, пожалел о сказанном ещё раз. Затевать свару при ребёнке…
А впрочем, девочка — такой же член нашей группы, как и другие. Всё время забываю об этом.
Наверное, срабатывает какой-то «комплекс защитника», вшитый в подкорку, закреплённый в подсознании годами внушений, что «девочек надо защищать».
Уж кого-кого, а Машу ТОЧНО защищать не нужно. Она самостоятельно и осознанно проникла в логово врага. А потом — так же самостоятельно — вышла из него, и вынесла ценную информацию.
Нет, я не имею в виду сообщение, которое я просил передать Антигоне. Оно давно утратило всякую актуальность.
А вот тетрадь, от которой шеф не отлипает ни на минуту…
Уловив мои мысли, Алекс поднял голову от плотных, бисерных строчек и подмигнул. У меня дёрнулась щека — нервы стали ни к чёрту.
— Я тут подумал, — закрыв тетрадь, шеф поднялся, и пользуясь тем, что движение наше было плавным и почти незаметным, встал в проходе. — Ты прав, Сашхен.
—?..
— Да, признаю: ты прав, мой преданный паладин, мой рыцарь без страха и упрёка…
— Алексашка, хватит ёрничать, — скрипуче оборвал его отец Прохор. — Говори, что хотел.
— Простите, святой отец, нервишки пошаливают, — коротко тряхнул чубом в сторону чудо-отрока Алекс, а потом вновь посмотрел на меня. Я уже ничего хорошего не ждал… — Так вот, дорогие друзья. Сашхен прав: пора открыть карты. Все вы, в той или иной степени, доверились мне, моей интуиции и моему таланту дознавателя, и я вам благодарен. Ибо мне требовалось время на подумать.
— Так не говорят, — вдруг буркнула Маша. Все обратились к ней. — Надо говорить: время НА раздумья. Или: время подумать, — нисколько не смущаясь, пояснило чадо.
На лице Алекса отразилась гамма чувств.
Признаться, я думал, что он взорвётся. И ляпнет что-нибудь на тему, что не ей, пигалице, учить отца русской словесности.
Хотя это я уже перегнул. Алекс — человек культурный, просто возьмёт, да и отшлёпает.
— Спасибо, звезда моя, — кротко улыбнулся шеф. — Прошу прощения, давненько не перечитывал хорошей литературы. Так, бишь, о чём это я?..
— У тебя было время подумать, дядя Саша.
Лицо девочки оставалось непроницаемым — с таким в покер хорошо играть. Лишь в глазах притаились едва заметные огоньки…
Она куда взрослее, чем хочет казаться, — подумал я. — Не потому что СТАРШЕ. Просто при её биографии, смело можно считать год за два.
— Вы хотели сообщить, Александр Сергеевич, что знаете, где обретается Шаман, — напомнил Гоплит. — И ещё, самое главное: КТО ЗА НИМ СТОИТ.
Вот теперь в салоне повисла мёртвая тишина. Даже Рамзес перестал спать и приоткрыл один глаз.
— Кто за ним стоит? — услышал я свой голос. — Значит, вы уже догадались?
Алекс нервно сглотнул, а затем оттянул воротник чёрной водолазки.
— Не то, чтобы догадался, — ответил он хрипло. Отец Прохор тут же протянул шефу фляжку, тот благодарно кивнул и отвинтив крышку, сделал глоток. В салоне поплыл запах французского коньяку…
Я покосился на чудо-отрока. Тот независимо пожал тощими плечиками.
На фоне светлого окна, профиль шефа казался вырезанным из чёрной бумаги.
— Скорее, дедуцировал, — продолжил Алекс куда более гладко. — Ты сказал, что Шаман несколько раз упоминал кого-то. Кого-то загадочного, неназываемого. Я тут подумал… и пришел к однозначному выводу. Это могут быть лишь…
— ОНИ, — кивнул Гоплит.
— Согласен, — скрипнул отец Прохор. — Больше некому.
И опять я остался в меньшинстве.
Ах да. Ведь ещё есть Маша.
Так что мы вместе ничего не понимаем: я и восьмилетняя девочка. Круто, правда?
Просто ты ещё очень молод, мон шер ами.
Я вздрогнул.
С тех пор, как я вернулся, Алекс избегал разговоров подобного рода. Мы общались исключительно вербально.
Иными словами, у тебя, поручик, просто нет необходимого опыта. Ты не прятался от Святой Инквизиции, не убегал от пиратов Барбароссы, не ворочал веслом на римской галере…
Вы тоже не ворочали веслом на галере, шеф.
Зато я был близким другом Великого Князя. Который, в своё время, посвятил меня в некоторые тонкости устройства мира…
Неожиданно у меня перехватило дыхание. В глазах потемнело, в груди сделалось тесно и больно — словно меж рёбер застряла иззубренная холодная сталь.
Наконец-то до тебя дошло, мон шер ами.
Он был вашим наставником, — я проглотил комок в горле и порадовался тому, что не говорю сейчас вслух. — Скопин-Шуйский был для вас тем же, кем вы являетесь для меня…
В тот день у меня было особенно отвратительное настроение, — я почуял в его мысленном «голосе» смущение — чего никогда, ни при каких обстоятельствах не слышал раньше. — Рана, полученная на дуэли, донимала особенно сильно, и я решил окончательно покончить счёты с жизнью.
Револьверов тогда ещё не было, но у меня был неплохой лепаж.
И вот я сижу, нажимаю на спусковой крючок…
А я представил себе картину: шеф, при полном параде, то есть, в шелковой рубашке, халате и галстуке, сидит за столом, приставив дуло к виску. Нажимает спусковой крючок — осечка. Жмёт ещё раз — то же самое. И так — раз за разом…
Ему сейчас очень больно, — подумал я. — Обычные люди, когда пребывают в таком состоянии, или замыкаются в себе, или срывают боль на других.
Алекс — не такой. Он никогда не причинит вреда ближнему своему, если в том нет острой необходимости. И поэтому бьёт себя. Чтобы заглушить ту, почти физическую боль, которую причиняет ему смерть наставника.
А я получаю лишь отголоски. Обратку — как называют это явление маги. Последствия гигантской приливной волны, что затопляет его душу.
Простите, шеф. Я дурак.
Отчасти за это я тебя и люблю, мон шер ами.
— Так может, хоть кто-нибудь объяснит, кто такие эти таинственные ОНИ? — сказал я вслух.
Сказал быстро, громко, чтобы заглушить послевкусие, оставшееся от признания Алекса.
Я о нём ещё подумаю. Позже. Когда останусь наедине с собой. Но сейчас надо думать о деле. Иначе я расклеюсь, а это не пойдёт на пользу никому из нас.
А вот это правильное решение, поручик. К бою!
— ОНИ — вовсе не загадочны, Сашхен, — сказал Алекс вслух.
— Просто они такие древние, что имена их стёрлись из памяти людской, — добавил отец Прохор.
— Да и сами они так давно не выходили на свет, что об их существовании успели забыть, — скупо улыбнулся Гоплит.
— Но вы-то, дяденька, очень хорошо их знаете, — как всегда, неожиданно, заявила Маша. — Потому что… Ну, потому что вы тоже — древний.
Последнее слово она произнесла так, будто оно кусалось.
— Устами младенца, — старый ящер склонил голову перед девочкой. — И раз так, то я, пожалуй, и начну…