Господин учитель II. Французский полтергейст

Глава 29 Слово о Мережковских

— Гриб, — вздохнул я, вертя между пальцами добротный подосиновик.

— Да, грибы — занятие интересное, я в детстве с нянюшкой имел обыкновение хаживать, а потом — всё как-то недосуг. Теперь уж и нянюшки нет, да и не разбираюсь совершенно. Вот этот, к примеру, не поганый?

— Что вы, Вадим Игоревич, это вполне законный гриб. Высшей, можно сказать, касты. Аристократия. Возьмите.

— Да к чему мне…

— Отдайте в кухню, прикажите обжарить.

— Ну, если вы настаиваете. Впрочем, действительно, давайте. Сто лет жареных грибков домашних не едал.

Серебряков гриб взял, но, поскольку девать его было некуда — не в карман же совать — так и держал за ножку, раздумчиво глядя на красную шляпку.

Мы сидели на поваленной сосне в холодном и мокром лесу. Ночь царила. Источником света служила кучка сырого валёжника подпаленная Танькой. Огонь гореть не желал, но я то и дело вливал в него свою силу убеждения, достигая таким манером одновременно трёх зайцев: свет, какая-никакая теплота, а ещё ненавязчивая демонстрация Серебрякову, что я таки действительно стихийный маг, а не просто так погулять вышел.

— Что же до Британии, — продолжил Серебряков начатый разговор, — то теперь считаю возможным говорить, коль скоро всё это просочилось даже в белодолские газеты. Действительно, группа магов, занимающаяся исследованиями магии мельчайших частиц, устроила страшной силы взрыв. Погибли сами, погибли многие люди. Странные явления наблюдались на большой территории, но потом с этим удалось совладать. Я тогда аккурат вернулся в Россию, чтобы обо всём этом доложить. Взрыв — этот дым, этот огонь — действительно напоминал формой гриб.

— Вам сказочно повезло, что вы наблюдали сей гриб издалека.

— Вот скажите, Александр Николаевич, откуда вам, в отличие от британских учёных магов, известно, что расщепление мельчайших частиц сопряжено с такими опасностями?

— Интуиция, исключительно интуиция. Приходилось ли вам когда-нибудь видеть загнанную в угол мышь? Крохотное, казалось бы, существо, однако, поняв, что бежать некуда, оно бросается в атаку. И против человека, который к такому не готов, может даже иметь шансы. Пешка, дошедшая до края доски, обладает возможностью обратиться самой сильной фигурой. А в некоторых карточных играх самая мелкая карта, шестёрка, преспокойно бьёт туза, будучи бессильной против короля.

— Что вы хотите сказать?

— Что нельзя обижать маленьких, Вадим Игоревич. Чревато, да и неприлично.

Примерно такими же словами я на корню срезал идею Таньки и Фёдора Игнатьевича наврать Даринке насчёт инициации. Что, мол, за стратегия такая в воспитании детей — лгать! Ну, раз ты таким образом своего добьёшься, другой. А на третий тебе уже и верить перестанут. Вообще, считаю гнусным и бесперспективным этакую модель мышления: как бы так сделать, абы как, но лишь бы без конфликтов, и как будто бы я не виноватенький.

Нет! Не этому учат нас те книги, которые мы читали в детстве, и даже те экземпляры, которыми мы с Танькой время от времени пробавляемся сейчас. А учат они нас честности, открытости. И тому, чтобы, выбирая между лёгким путём и правильным, отдавали предпочтение второму. Если бы Александр Матросов…

Но дойдя до Александра Матросова, я заметил, что Даринка нас подслушивает и, судя по понурой мордахе, уже всё поняла насчёт того, что магию в ней закупорят до лучших времён примерно таким же образом, каким мама, покуда у неё был дом, закатывала варенье в банках.

Похныкала, конечно, но деваться-то некуда. Я посчитал необходимым пообещать всякого рода компенсации, и на некоторые из них Дарина с восторгом согласилась. Сейчас же она пребывала на озере вместе с Танькой, которая вновь исполняла роль матери. При этом стоило отметить уже традиционный мискаст. Быть моей матерью Танька не могла просто по умолчанию, а Даринка ей годилась скорее в младшие сёстры или племяшки — разница в возрасте не такая уж глобальная. Но куда деваться. Покрасилась в красный — отдувайся. Не знаю, какая тут связь, скорее всего, её и вовсе нет, но, тем не менее, Танька отдувалась.

— Во всё время нашего с вами знакомства я не устаю поражаться работе вашей мысли, Александр Николаевич. Право слово, мне кажется, вы имеете некие задатки гения.

— Вы мне безбожно льстите. Кстати говоря. Вы упоминали, что я, в результате открытого источника, имею перспективы стать богатым человеком.

— Да-да, конечно, хорошо, что вы вспомнили.

— Право, случайно в голове мелькнуло.

— На месте уже несколько дней работают министерские маги.

— Многого ли удалось достичь?

— Пока не могут покончить с замерами силы источника. По предварительным данным — не меньше полутора тысяч Мережковских.

Я присвистнул, но абсолютно не вывалился из образа, потому что на моём месте, услышав такое, любой бы присвистнул. А иной, может, свистеть бы не стал, но выругался бы в порыве чувств всенепременно. Потому что полторы тысячи Мережковских — это не хухры-мухры.

Тут необходимо сделать отступление и объяснить, что магия — штука измеримая. Количественно (сколько магии содержится в маге единомоментно), качественно (какой силы воздействие способен оказать маг) и ещё по куче разных параметров. У каждого параметра есть своё наименование, но был один такой — князь Мережковский, который пару сотен лет назад вывел формулу для высчитывания некоей условной величины, характеризующей мага или источник магии усреднённым образом. Формула прижилась, а получаемую в результате единицу назвали Мережковским. Ну, есть Омы, Ньютоны, Джоули, в конце-то концов. А у нас — Мережковские. А что?

Один Мережковский — это примерно сила одного вялого бастарда, который толком ничего сделать не может, но зачем-то обладает предрасположенностью. Таких по земле ходит немало. Аристократы ведь тоже люди, любят погрешить, а вот признавать и исправлять свои ошибки — любят гораздо меньше.

Часто подобные граждане становятся донорами в распределителях. Там из них выкачивают столько силы, сколько получается (как правило, это как раз и есть один Мережковский) и заливают в некий условный магический аккумулятор. А потом, допустим, приходит Фёдор Игнатьевич, приносит амулет иллюзионной магии. Кладут этот амулет под аккумулятор, бах — и заряжен амулет. Иди дальше храни его на книжной полке, обманывай Порфириев Петровичей. С вас, пожалуйста, денежка. Да поболе, чем бездарю заплатили, куда как поболе.

Только, конечно, Фёдор Игнатьевич так не палится — он сам амулеты заряжает. Долго, муторно, но скрипит во имя конспирации.

За день-два магия восстанавливается в бездаре полностью. Деньги тоже заканчиваются, наступает похмелье. И бездарь вновь отправляется в распределитель.

Ну, ладно, не все так живут. Наверное. Кто-то, может, вовсе не идентифицирует себя как мага и работает на нормальной работе. Кого-то, может, отец признал — и выделил какой-то доход. Но возможность, тем не менее, есть.

И сетью таких вот распределителей в Белодолске заведует семья небезызвестных Аляльевых, чей отпрыск убедительно начал свою карьеру дон Жуана с обольщения дерева, а ныне на каждой перемене старательно помогает в библиотеке помощнице библиотекаря.

Впрочем, я отвлёкся. Итак, один Мережковский — это минимальная ёмкость одного амулета, либо браслета-накопителя. Пять-шесть Мережковских — это вполне себе среднестатистический маг. Десять — ну, это уникум, очень сильный. Такой системы, разумеется, вполне хватает, чтобы сортировать, отбирать студентов. Например, наша академия, на Пятницкой, считалась до недавних пор такой себе. Брала всех, кроме одномережковских. А вторая, на Побережной, конкурирующая, вечно крутила носом и набирала от трёх, а то и от четырёх Мережковских. Ну, либо по другим критериям. За ваши деньги, как говорится, можете хоть бобра к нам в аудиторию притащить. Обучим в лучшем виде.

В последнее время, к слову сказать, расстановка сил начала меняться. Во-первых, прошлогодняя красная революция Татьяны Соровской подняла котировки нашей академии в среде молодёжи, которая желала видеть своё будущее ярким и дерзким, а слепо идти дорогами пращуров совсем не хотела. Во-вторых, в академии появился я. С новым предметом, который обещает быть чрезвычайно востребованным. Ну и, не проработав месяца, уже стал знаменитостью национального масштаба. Фёдор Игнатьевич уверенно ждал на следующий год такого притока абитуриентов, что подумывал уже сам ужесточать ограничения. Скажем, от трёх Мережковских…

Но это всё скучные взрослые дела. Пусть их, тешатся несчастные люди, которые уже в силу возраста и общего ослабления ума не в состоянии увидеть лаву вместо пола. Все когда-нибудь такими будем, наверное. А я про Мережковских доскажу пока.

Потенциал источников магической энергии измерялся ровно в тех же единицах. Разумеется, тягаться с источником смысла нет никакого. Для сравнения: и рост человека, и высота горы измеряются в одних и тех же единицах, но человек всё же забирается на горы несколько чаще, чем горы на человека. О курганах не будем, грустное.

Ценными считаются источники от ста до пятисот Мережковских. Свыше пятисот — драгоценные. Свыше тысячи до сих пор толком и не находили. Китайцы о чём-то таком заявляли, но ни разу никого не пустили потрогать. Скрытные очень. В результате мнения о китайском источнике разделились на два лагеря. Первый: «Да, есть у них такой источник, лучше не связываться с китайцами» и второй: «Да врут они всё, нет у них никакого источника».

В общем, если у моего источника намеряли полторы тысячи, и это ещё не закончили — это уже не просто национальное значение. Это я уже, считай, в мировую историю вошёл. Дачник, который, копая картошку, наткнулся на золотую жилу, даже близко не такой везунчик, как я.

— А дальше что будет? — спросил я.

— Дальше, Александр Николаевич, есть свои плюсы и свои минусы. Начну, пожалуй, с последних. Учитывая масштаб явления, никто его в вашей собственности не оставит. Источник будет принадлежать государству. Перейдём, впрочем, к плюсам. Вам делать ничего не придётся совершенно.

— Это я люблю, а главное — умею в совершенстве. Продолжайте.

— Знал, что эта часть вам особенно понравится. Все работы произведут столичные специалисты. Источник обуздают, поставят накопители, выстроят… Не знаю, что-нибудь там выстроят, уж что решат. Может, и вовсе секретный объект. Но уж что охраняемая территория будет — это даже не переживайте. Она уже охраняемая.

— Люди, то есть, туда уже не вернутся?

— Какие люди? Ах, крестьяне? Ну, нет, это положительно невозможно. Впрочем, внакладе они не останутся. Крестьяне получат больше, чем потеряли.

— Радует.

— Вы, разумеется, получите ещё больше. Речь и о денежной сумме, называть которую я пока поостерегусь, и о доле в предприятии, которое будет устроено. С ежегодными выплатами дивидендов. Также, полагаю, титул, орден… В общем, можете считать род Соровских одним из главных родов Российской империи.

Ну, прям хоть курсы запускай «Как разбогатеть за 30 дней. Рабочие схемы, реальные юзкейсы». А с другой стороны, при таких-то перспективах, зачем мне курсы запускать?..

— Но не всё столь радужно, Александр Николаевич.

— Ещё минусы?

— Не минусы, а, скажем так, нюансы. Вами заинтересовались и с ещё одного ракурса — вашей профессиональной деятельности. Будьте готовы к тому, что будут появляться люди и задавать вопросы.

— К этому всегда готов.

Я помолчал. Хотелось спросить, когда конкретно дадут деньги, но я понимал, что вопрос этот суетный и неприличный, аристократу о таких вещах тревожиться не подобает. Поэтому я спросил иное, резко изменив направление разговора:

— Дмитриев-то как? Порфирий Петрович.

Серебряков тут же помрачнел, и даже гриб поник у него, купно с опустившимся запястьем.

— Дурно Дмитриев. Запил основательно, со службы вовсе попёрли. Сегодня утром, вообразите, заявился вплоть до того, что босиком. И заявлял, что никому не должно быть дела, в каком виде человек на скверной работе присутствует. Спасибо, мол, что присутствует. Ну, вот, освободили его от необходимости присутствовать.

— А он?

— Дальше пьёт. Господь с ним уже совершенно. Сам себя человек похоронил.

— Не без вашего участия, прямо скажем.

— Иные люди, Александр Николаевич, когда наверху сидят — других губят, а как упадут — себя. Пусть уж лучше себя.

— Ну… В чём-то вы правы. Однако можно же поставить человека на такое место, где он других не погубит, да и сам не убьётся.

— Есть ли у нас с вами время всё это пробовать да испытывать? У меня вот должностей отнюдь не две повозки на примете, да и у вас, полагаю, тоже. Пропьёт все деньги — наймётся дворником.

— Или грабить-воровать пойдёт.

— Или так, да. А всё-таки жаль, что не знатного рода. Вызвал бы его — да и дело с концом. Кажется, Татьяна?

Серебряков встал, я тоже поднялся, увидев бредущую между сосен тень сложных очертаний. Оказалась и вправду Танька с Даринкой на руках. Обе мокрые, замёрзшие, зубами стучат. Я поспешно сунул Татьяне принесённую с собой сумку, протянул махровые полотенца. После чего мы с Серебряковым деликатно отвернулись и вовсе отошли на безопасное расстояние, предоставив дамам переоблачиться в сухое. Обычно-то детей к Хранителям летом носят. Но у нас уж больно ситуация экстренная. До лета наш Wunderkind, чего доброго, Белодолск спалит.

— Отвратительна осень в этих широтах, — поёжился Серебряков. — Зиму, впрочем, тоже не люблю. Не желаете ли махнуть куда-нибудь на юга?

— Отчего же? Давно махнул рукой. Впрочем, теперь, с изменением финансовой ситуации, ваше предложение можно и рассмотреть.

— Рассмотрите-рассмотрите. Есть на нашей планете, к слову говоря, и такие места, где зимой — лето.

В голосе и глазах Серебрякова уже отчётливо читалась тоска по дальним странствиям. Чую, недолго он тут просидит. Сейчас бал закончится — и свинтит Вадим Игоревич далеко и надёжно, нести культуру и просвещение очаровательным туземкам.

— Уже можно! — крикнула Таня, и мы вернулись к костру.

Даринка всё ещё дрожала, Танька обняла её. Костёр загорелся ярче прежнего — поддала рыжая.

— Ну как сходили? — полюбопытствовал я.

— Распрекрасно! — фыркнула Танька, но тут же опомнилась, что с нами её жених, и сменила тон: — Инициация прошла. Удивительно там. Озеро такое красивое… А Хранительницы я поначалу испугалась. Прямо как призрак с картинки.

Это Танька потому плетёт, что, по легенде, она всё это дело в осознанном возрасте впервые увидела. Не говорить же при Серебрякове: «Да всё как в прошлый раз, когда сначала я тебя на спине тащила, а потом ты меня. Ну, помнишь, в ту ночь я ещё к тебе приставать у камина пыталась, а потом уснула неприставшей».

Серебряков, кстати говоря, с нами увязался вообще случайно. Зашёл в гости и попал аккурат на обсуждение проблемы Дарины. Проникся нашим путём решения, но заключил, что, с его точки зрения, было бы опрометчиво позволять невесте компрометировать себя ночью в компании мужчины, пусть и родственника. Другой разговор, если мужчин будет двое, один из которых — он сам. Тогда, в случае чего, любого брехуна сможет без разговоров отоварить перчаткой по лицу, не утруждаясь мучительными расследованиями. На том и порешили.

Тому, что Серебряков сам открыто назвал рыжую невестой, никто как будто не удивился, да и вообще этого никак не отметили. Мол, Таньку хоть горшком обзови, только под кровать на ночь не ставь.

— Значит, будет в нашем царстве-государстве ещё один сильный стихийный маг? — весело спросил Серебряков, пытаясь неумело заигрывать с Даринкой.

Та его проигнорировала, как дети умеют игнорировать неуклюжих взрослых, пытающихся с ними подружиться, сами не зная, для чего. А вот Танька ответила:

— Не будет. Дариночка у нас — боевой энергетический маг. Вот как.