— Вот такой вот этот ваш Анисий! Не предаст, жизнь доверить можно! А он просто взял и бросил нас.
— Потому что так с ним договаривались. Нельзя, чтобы кто-то догадался о чьём-либо здесь присутствии.
— Господи, это кошмар, нам конец!
— Для юной девушки ты слишком уж часто поминаешь конец. Откуда столько пессимизма?
— Нас найдут! И осудят!
— Нас не найдут. И не осудят.
— А я говорю, найдут.
— А я говорю, нет. Давай спорить. Ты повторяй «найдут», а я буду повторять «не найдут». Кто первым устанет, тот проиграл спор и печёт вафельки для победителя.
— Не буду я тебе никакие вафельки печь!
— То есть, ты уже проиграла?
— Фр!
— Ну вот, узнаю мою малышку.
— Фр, я сказала!
Тут появилась Диль и поучаствовала в диалоге:
— Плохо дело.
— Диль, ну что такое… Я только Татьяну в боевой дух привёл, а у тебя дело плохо…
— Прошу прощения, хозяин. Я перефразирую. У нас есть множество интересных возможностей проявить свои самые лучшие качества.
— Другое же дело! Докладывай по существу.
Существо, по которому докладывала Диль, состояло в следующем. Ни в зад ни в перёд (всегда для меня было загадкой правописание этой игривой и неоднозначной фразы), именно сейчас судебные приставы наконец-то раздуплились оцепить место происшествия. В принципе, понять их можно. Раньше никакой необходимости в таких действиях не возникало. Ну, сгорел постоялый двор. Виновники своей вины не отрицают. Концы в воду, и дело закрыто.
Однако теперь, когда всплыли новые обстоятельства, прокурор, видимо, смекнул, что его пытаются надуть. И поспешил взять опасное место под контроль. Реально поспешил. Он ведь не мог действовать частным порядком. Надо было подать заявление, получить одобрение, поставить приставам задачу, тем нужно было скооперироваться и выдвинуться. Учитывая то, что заседание завершилось ближе к вечеру, скорость действительно поражала воображение.
Анисий, как и было условлено, заслышав приближение множественных экипажей, рванул дальше по дороге. Ему полагалось свернуть на дорогу к моей родной деревне и там притормозить. Если незванные гости проедут мимо — вернуться, если нет — ехать обратно в город мимо них, запасясь на всякий случай приемлемым объяснением своего существования в этом мире и на этом тракте в частности.
Предосторожность эта была принципиальным моментом. Фамилия Серебряковых ни при каких обстоятельствах не должна была возникнуть в этом деле, запятнать себя подделкой улик столь могучий род права не имел. Госпожа Серебрякова мне это очень веско сказала, и я даже кивнул в знак понимания.
Что же до рода Соровских, то нам тоже было не интересно влипнуть в историю, которая грозила не только скамьёй подсудимых, но и газетной шумихой. Поэтому мы с Танькой спрятались. Где? Ну, когда дом сгорает, на пепелище остаётся не так уж много мест, где с гарантией можно спрятаться. Одно всё же остаётся. Мы укрылись в погребе.
— Поверху не уйти, — докладывала Диль, — там маги, с приборами, они даже меня чуть не засекли.
— Так они вот прямо сейчас там проверку начали?
— Похоже на то.
— Ну, обвинитель, ну, молодец… Однако мы ещё сильнее молодцы. Вовремя успели.
Диль кивнула, ибо была всецело на моей стороне по определению, а Танька всё недовольничала. Жгла огонёк для освещения и косилась на закрытую крышку.
— Госпожа, я бы на вашем месте погасила огонь, — сказала Диль.
— Темно же будет!
— Если они почувствуют магические эманации, то погреб откроют.
Огонёк тут же погас.
— Я думаю, они его в любом случае откроют, — сказал я.
— Зачем? — удивилась Танька.
— Ну, не знаю. Я бы открыл. Если есть что-то закрытое — надо как минимум за ручку подёргать. Естественное человеческое любопытство и желание поживиться.
— Чем поживиться?
— А ты со страху не заметила, где мы?
— Конечно, заметила. В погребе!
— В винном погребе, радость моя. Сильно сомневаюсь, что тут есть какие-нибудь ценные коллекционные вина, способные удовлетворить магов на службе правительства, но судебным приставам всё это будет весьма и весьма любопытно.
— И что же нам делать?
— Выпить всё первыми, разумеется. Ни пяди земли врагу, и всё такое прочее. Диль, передай бутылку, у меня есть тост.
— Здесь есть дверь, — сообщила темнота голосом Диль и сунула мне в руку бутылку.
— Я бы назвал это крышкой люка, но нехай будет дверь. Итак, тост…
— В дальнем конце погреба, за пустой бочкой, замаскированная под стену, с пружинным механизмом. Механизм старый и ржавый, но должен сработать, если прикажешь, я испробую.
— Ну, если вам настолько не хочется слушать мой тост…
Минуту спустя мы шли по низкому и узкому коридору. Узким он был настолько, что нам пришлось растянуться в колонну, возглавляла которую Диль, как умеющая видеть в темноте. Танька шла посередине, я замыкал шествие. Мне постоянно хотелось опуститься на четвереньки и ползти, вместо того чтобы идти, согнувшись в три погибели. Но это казалось глупым, и я держался, предвкушая, как завтра будет тянуть поясницу. Может быть, Леонид сумеет вылечить? Интересная мысль. Вообще, надо поближе познакомиться с целительной магией. Сколько тут живу, пока ни разу не слышал, чтобы Фёдор Игнатьевич, в его возрасте, на спину жаловался, да и вообще ни от кого не слышал.
— Куда ведёт этот туннель? — вслух задумалась Татьяна
— Вряд ли в тупик, — заметил я. — Это было бы странно.
— Если бы его рыл ты, Саша, ты бы так и сделал.
— Разумеется. А в конце положил бы скелет и написал что-нибудь позитивное на стене. Однако я не помню, чтобы рыл туннель. Диль, мы с тобой рыли туннель?
— Нет, хозяин.
— Долго нам ещё идти? Просканируй пространство.
— Что сделать?
— Ну, постигни его как-то по-духовному, доложи, что впереди.
— О Господи, она исчезла, — пробормотала Танюха. — Саша, во что ты меня втянул? Я вся в ужасе!
— Это называется приключением. Радоваться надо, вот.
— Если я попаду в тюрьму, я тебя убью, Саша, обещаю!
— Ну, тогда ты оттуда уже и не выйдешь.
— Честная девушка оттуда и так не выйдет. Вся моя жизнь будет разрушена.
— Ещё сто метров, и туннель закончится, хозяин.
— Ещё сто метров⁈ Господи, вот ведь целеустремлённые люди жили. Даже интересно, что там, в конце, будет.
В конце была неуверенная в себе трухлявая деревянная лестница, ведущая как будто никуда. Однако Диль решительно толкнула это самое «никуда», и оно оказалось крышкой очередного люка. Вылезла, сказала: «Здравствуйте» — и протянула руку Таньке. Рыжая буквально взлетела наверх и уже там растерянно пискнула.
Я поднялся последним, без помощи Диль, и увидел пристально глядящую на меня двустволку, которую держал закутанный в какую-то дерюгу нетрезвый дядька. Я молча протянул ему бутылку. Он моргнул, опустил оружие и принял дар.
— Наконец-то, — буркнул он и, повернувшись, куда-то пошёл, жестом велев нам следовать за ним.
— Какой ужас, где мы? — пролепетала Танька, пока мы с Диль укладывали на место покрытую дёрном крышку.
— В тюрьме. Можешь начинать меня убивать.
— В тю… В тюрьме⁈
— Ну, я вижу ограду с колючей проволокой, вооружённую охрану, бараки с решётками на окнах, вышки… Может быть, конечно, это детский садик или тот самый загадочный интернат, где, согласно поверью, воспитываются дети, открывшие в себе дар магии Ананке. Но я бы поставил на тюрьму. Готово, идём.
— Куда⁈
— За нашим достопочтенным провожатым. Видишь, он нас любит и ждёт, машет нам двустволкой.
— Саша, я больше никогда в жизни с тобой никуда не пойду, клянусь!
— А под венец?
— Саша, ты дурак!
— Ну и выходи за своего Серебрякова, ну и всё тогда!
— Фр!
Охранник привёл нас в душную караулку. Там он завладел штопором, вытянул из бутылки пробку и набулькал себе в оловянную кружку.
— Ну! — сказал он с воодушевлением и выпил.
Дальше он удовлетворённо крякнул, и заблестевшие глаза переместились на Диль. В отличие от Танюхи, одета она была, с учётом погоды, крайне легкомысленно, в одно лишь тонкое летнее платье. Потому, верно, и привлекла взгляд.
— Пляши, — сказал охранник.
— Потанцуй, Диль, — кивнул я.
Диль начала танцевать. Где она этому выучилась — одному богу известно, однако уже от первых движений этого танца Танюха покраснела и отвернулась, да что там, я сам ощутил, как кровь приливает к лицу.
Охраннику тоже понравилось. Он восхищённо ухнул и опрокинул ещё одну кружку. За ней — третью. Тут бутылка закончилась, и охранник загрустил. Он махнул рукой, я, верно истолковав жест, сказал Диль остановиться. Охранник всхлипнул и обхватил голову руками.
— И всегда, — пробормотал он. — Так что ж теперь?
Минор, накативший на него, внезапно отступил. Охранник вскинул голову и уставился на меня.
— А что ж Кузьма?
— А что Кузьма? — Я вздохнул. — Под судом Кузьма.
— Ну, значит, и мне недолго осталось… Эх!
С этим «Эх!» он выудил из-под стола здоровенную бутыль с мутным самогоном. Спустя пять минут наш странный благодетель лежал на нарах и храпел так, что стакан на столе нежно дребезжал о бок бутылки.
— Я ничего не понимаю, — пожаловалась Танька.
— Никто ничего не понимает, это нормально, — утешил я её. — Давайте как-то выбираться, что ли.
Выбраться с охраняемой территории было непросто. Диль быстро проинспектировала местность и сделала неутешительный доклад. Допустим, она бы могла нас поочерёдно вытащить за ворота, сделав невидимыми, как в своё время таскала Серебрякова. Но ворота для этого должны стоять открытыми, а открытые ворота вызовут переполох. И даже если у нас всё это каким-то невероятным образом получится, что дальше? Автобусы сюда не ходят, электричку ждать долго. Пешком до города пилить сутки, не меньше. Это ещё я без Татьяны посчитал, с Татьяной — все двое суток получаются.
— А гужевой транспорт тут какой-нибудь имеется штатный?
Оказалось, да. Имелись конюшня и каретный сарай, причём, там не дрова лежали, как у Фёдора Игнатьевича, а находилось то, что и полагалось согласно наименованию.
— Однако нас и на повозке отсюда просто так не выпустят, — озвучила очевидную проблему Диль.
Всё было, в общем, логично. Это ведь тюрьма, отсюда просто так никого не выпускают.
Тут дверь открылась, и в караулку, свирепо матерясь, вошёл ещё один охранник, в целом, идентичный первому. Увидев посторонних и спящего коллегу, он замолчал и озадачился.
— А вы кто? — спросил, поняв, что на захват власти это не тянет — двустволка лежала у коллеги под рукой.
— Да в кабаке познакомились, — сказал я с толикой недоумения в голосе. — Он и говорит: поехали ко мне на работу, я вам там всякое интересное покажу и даже ружьё. Я ему говорю: на кой мне твоё ружьё, деньги давай! А он: на работе деньги, только двух сразу хочу. Приехали, а он, видите ли, пришёл вот в такое состояние. Денег, кстати, так и не дал.
— Никифор, ты совсем ополоумел⁈ — заорал охранник и, подойдя к коллеге, затеял его трясти. — Ты что вытворяешь⁈ Тебя за прошлый раз едва не выгнали, так ты за старое? Останешься в зиму без работы! С ума сошёл, как есть, рехнулся.
— Уйди, — отмахнулся, не просыпаясь, Никифор. — Стрелять буду. — И вновь выдал храпака.
Коллега в сердцах сплюнул, ругнулся и посмотрел на нас беспомощно.
— Да нету у него никаких денег!
— Вот ведь…
— Ещё и девушки такие… Он в год столько не заработает! Уж я-то разбираюсь.
— Да по вам, конечно, видно, что вы человек разбирающийся. И порядочный, ко всему прочему.
— Истинно так! — перекрестился охранник. — Так что вы уж ступайте, христом-богом прошу! Невоздержный человек, слабый, но никак ему без работы нельзя.
— Да нам бы до города добраться.
— Это мы устроим!
Полчаса спустя мы под прикрытием пустых мешков выехали из острога в повозке.
— Можно! — послышался ленивый голос.
Откинули мешки, выглянули. Острог остался позади, пара лошадей стучала копытами по грунтовке, ведущей, надо полагать, в город. Правил зевающий мужичок, у которого даже спина буквально говорила: «Моё дело — сторона. Сказали везти — я везу».
Помимо нас троих в повозке стояли всяческие деревянные ящики и металлические бидоны. Видимо, заодно предполагалось привезти заключённым питание.
— Я думала, что умру, — пожаловалась Татьяна. — Что ты ему такое наговорил, Саша? Я ничего не поняла, почему он нас отпустил?
— Подрастёшь — поймёшь. Впрочем, надеюсь, к тому моменту мы будем жить в разных городах. Ну что, дамы? Операция прошла успешно! Всех поздравляю.
Танька нахмурила брови и собралась уж было взяться за расспросы более основательно, но тут вознице, видимо, надоело нас слушать, и он включил магнитолу. То есть, затянул так жалобно и заунывно, а главное, громко:
Что вились-то мои русы кудри, вились — завивались,
Как заслышали мои русы кудри на себя невзгодье,
Что уж быть-то мне, доброму молодцу, во солдатах,
Что стоять-то мне, доброму молодцу, в карауле…
Экспертиза пепелища прошла, как и ожидалось, успешно. Магии там обнаружилось столько, что приборы зашкаливали, что привело всех в лютый восторг: Дарина обещала вырасти невероятно сильным магом. Она и вправду обещала, так что всё тут сошлось красиво, а главное, правильно.
Единственный, кто не радовался — это прокурор. На последнем заседании он с самого начала был зелёный и злой, казалось, вот-вот скончается от токсичности организма. Но до конца заседания продержался, не стал портить людям праздник.
Кузьму выпустили моментально. Ни о каком долге речи уже не было, более того, семью поставили в очередь на компенсацию, плюс, внезапно выплыло, что по закону Даринка имеет право на пособие.
Радуясь и умиляясь вместе со всеми, я, тем не менее, не забывал и о деле. Привёз Кузьму из зала суда домой и, уединившись с ним в гостиной, начал задавать вопросы.
— Скажи, Кузьма, ты про винный погреб свой что знаешь?
— Какой такой винный погреб, ваше благородие?
— Который под домом был, там ещё вина хранились.
— Ах, этот… Да чего там. Оно ж ить, как… Был таков.
— Подземный ход кто рыл?
— Какой такой ход, ваша светлость?
— Под землёй который. Кузьма, кончай юлить! Что вы там с этим Никифором крутили такого?
— Не губи, ваше сиятельство! — хлопнулся Кузьма на колени. — Бес! Бес попутал!
— Какой такой бес? Подробнее излагай! И встань, не валяйся. Говорить неудобно, голову опускать.
— Ваше высокоблагородие! Христом-богом! Вот-те крест, сам едва богу душу не отдал. Так рази ж оно, а⁈
— Кузьма! Либо по существу говоришь, либо я тебя обратно везу, где забрал. С новыми обстоятельствами, требующими подробнейшего рассмотрения.
— Ваше высокопреосвященство!!!
— Ну, это уж как-то совсем неправда…
Толку с Кузьмы не было. Зато всю печальную правду рассказала его жена. Ход этот в погребе был всегда, о нём даже не знали, собственно говоря. До тех пор, пока однажды ночью из винного погреба не вылезли гости. Пара весьма тёмных личностей до смерти перепугала хозяев. Взяли денег, еды и ушли, никому не причинив вреда. Полицию, разумеется, известили. Полиция ничем не помогла. Мол, забрались жулики, да сбежали, чего теперь. Даже понятно, кто такие — из острога неподалёку как раз той ночью и сбежали.
Но никаких следов взлома не было, и старший сын Кузьмы заинтересовался. Он внимательно обследовал погреб и нашёл там потайную дверь. Дальше он, как и полагается подростку, резко сменил острый ум на категорическую недальновидность и отправился исследовать ход, гадая, куда тот выведет. Догадаться «на берегу» было, конечно же, невозможно.
Ход вывел в острог. На том конце оказался Никифор. Поскольку парень не взял с собой ни девушек, ни бутылки, Никифор ему не обрадовался и запугал до полусмерти.
Несчастный пацан сначала сам таскал Никифору выпивку, потом его застал за этим делом отец. Решил поговорить с Никифором, но не поразил того красноречием. Никифор вовсе повернул дело так, что Кузьма и сын его до сих пор на свободе лишь его, Никифора, молитвами.
Так эта дурацкая катавасия и тянулась примерно год, до тех пор, пока Даринка не сожгла дом.
— Дела, — покачал я головой. — Так заключённых — это Никифор, что ли, выпустил?
— Он, некому больше, — кивала женщина. — Заплатили ему — он их и провёл.
— Бардак.
— Не губите, ваше…
— Моё-моё. И сиятельство моё, и величество, и светлость с высочеством. Всё, идите. Наслаждайтесь воссоединением семьи, а мне подумать надо.
Женщина, обливаясь слезами, ушла в столовую, к своим, а ко мне в гостиную вошла какая-то подозрительно торжественная Танька.
— Саша! Я всё решила.
— Молодец, сколько получилось?
— Чего получилось?
— А чего ты решила?
— Насчёт замужества.
— Так-так! — уселся я поудобнее. — Излагай, внимательно тебя слушаю.