Иногда мне кажется, что я живу не в этой стимпанковой пародии а Лондон, а стала героиней какой-нелепой пьесы, написанной слегка подвыпившим драматургом, который перепутал жанры. Вчера — триллер, сегодня — мелодрама, завтра, кто знает, может быть, кукольная комедия с элементами мюзикла.
Вечером к Энтону заявился Его Светлость лорд Стив Флеймурн, граф Мидлендский, наследник Огненной Печати и прочих достоинств, о чем я была хмуро проинформирована сразу же, как только открыла дверь. Пожаловали мой нервный ненаглядный и начали с главного: с титулов. Судя по тому, как он без запинки проговаривал все свои регалии, делать это ему приходилось часто.
Значит, Стив пришел, рассказал мне, в какую семью я вхожу (хотя я не спрашивала) и прошел к Энтону в мастерскую. Я дверь закрыла и потопала за ним.
Зашел, значит, Стив в мастерскую и прям с порога трагически: “Все пропало, гипс снимают, клиент уезжает”...
Шучу. Но интонации были те же, когда он сообщил трагическим баритоном:
— Друг мой, всё кончено!
Я, признаться, даже подпрыгнула. Решила было, что началась война, на нас напал соседний город-государство или взорвался какой-нибудь очередной паровой котёл. Или книжечка превратила Стива в многоженца, и он пришел отказаться от меня, выбрав вторую (не переживу, ей-Богу!). Но нет. Всё оказалось гораздо хуже.
— Брачное соглашение, — произнёс Стив, словно читал траурный приговор, — брачное соглашение расторгнуть невозможно. Придется жениться.
Тут я уронила черпак. А Энтон — свой гаечный ключ. Мы синхронно посмотрели на гостя, как на человека, который добровольно съел сразу две кастрюли касторки.
— Что значит «невозможно»? — осторожно уточнил Энтон.
— То и значит! — трагически взмахнул рукой Стив. — Я должен жениться на мисс Агате.
И тут наступил тот редкий момент, когда мне самой захотелось позаимствовать у Энтона его гаечный ключ. Потому что одно дело — быть обручённой с драконом. А совсем другое дело — когда про это в голос, с горечью и несчастьем, со всей мировой скорбью, начинает разглагольствовать жених, причём с видом нотариуса при исполнении самой нелюбимой процедуры.
— Признайся честно, — сузил глаза Стив, — не ты ли подговорил Агату провернуть всё это? Чтобы легализовать её пребывание здесь?
Я возмущённо зашипела, как чайник на полной мощности:
— Это ещё что за намёки!
Энтон неуверенно поклялся всей своей мастерской и даже самым ценным в ней — наковальней — что ни в чём не виноват, и вообще, если кто и виноват, то исключительно вселенская бюрократия и чернильные чудища Министерства. Но трагический пафос всё равно не сходил с лица этого невоспитанного дракона-графа, так что Энтон — с тяжёлым вздохом — достал бутылку чего-то янтарного, явно не чая.
— Пей, — сказал он другу. — Тебе понадобится.
Я наблюдала, как два уважаемых джентльмена в моём присутствии превращаются в философов-пьяниц. Первый бокал — за «погибшую свободу». Второй — за «невесту, которой лучше бы не существовать на свете» (это я, между прочим! И я все слышу, о чем не преминула прошипеть, подавая этим друзьям-алкоголикам закуску и чистые стаканы). Третий — за «братство несчастных женатиков».
Наконец, мужчины угомонились, перестали требовать то стаканы, то еду, то убираться с глаз (щаз, конечно). Я сидела в кресле и не спускала с них недовольного взгляда, как надсмотрщица, и думала: «Если эти двое продолжат, мне придётся готовить опохмельный бульон ведрами».
— Ну, ладно, — наконец примирительно заявил Стив, после четвёртого бокала. — Пусть будет так. Женюсь я, Энтон. Но я требую! Я настаиваю! Познакомьте меня с невестой.
— Она перед тобой, — сухо сказал Энтон, который не успел захмелеть настолько же, насколько благородный дракон.
Стив уставился на меня, словно впервые видел. Моргнул раз, моргнул два, потом театрально схватился за сердце:
— Святые шестерёнки... Так это и есть ты?
Я решила не вступать в спор и не объяснять, что я — это всегда я, и никакие брачные соглашения мою натуру не поменяют. Вместо этого поднялась, отобрала у джентльменов бутылку и сообщила:
— Всё, баронеты-алкоголики, спать.
Энтон попытался возразить:
— Но мы же...
— Вы уже! — отрезала я. — Завтра будете вспоминать, что именно, а мне лично вообще совершенно всё равно.
Под моим тщательным надзором и чутким руководством оба героя были отправлены в разные комнаты. Стива уложила прямо на диване в гостиной, накрыв пледом (его светлость храпел так, будто в нём поселился неисправный паровой насос). Энтона — в мастерской, там он и заснул, уронив голову на чертёж нового механизма.
А я... Я села за стол, открыла этот дневник и записала: «Иногда в жизни женщины наступает момент, когда ей приходится укладывать спать двух взрослых мужчин, словно детей. Один — её жених-дракон, второй — ее любезнейший хозяин, а по совместительству друг жениха. И оба ведут себя одинаково глупо. Вывод: звания, титулы и когти не спасают от глупости и пьянства». Сама прям поразилась своей пафосности и гениальности. Может, писателем стать? Рассказывать про паровые города и государства, небо, запакощенное дымом и дирижаблями, склизские от смога стены домов и тротуары…
Знаете, в какой-то момент мне даже стало смешно. Я вдруг поняла: да, всё это похоже на театр абсурда. Но — странное дело — я не чувствую тоски по дому. Я не скучаю по своей прежней жизни, где максимум драмы заключался в том, что у соседки опять убежал кот. Здесь у меня дракон, граф с трагическим лицом, Министерство с бесконечными шестерёнками и даже ужины под контролем изобретателя.
И знаете что? Я совершенно не против. Я даже счастлива…