Дракон с багом. Записки попаданки

12 октября

Дневник миссис Агаты Флэймурн, запись № какой-то очередной и в которой хозяйка дома осознаёт много чего

Каждое утро в этом доме уже целую неделю начинается с безумия и продолжается подготовкой к балу.

Потому что Стив решил устроить бал.

Точнее — «скромное собрание в честь вступления во владение родовым имением». И еще он пытался объяснить мне это тем, что:

Так принято;

Надо объявить, что я наследник;

Агата, неужели тебе не скучно?!

На деле это означало: пятнадцать человек персонала на грани нервного срыва, десятка четыре приглашённых (и куколка среди них, разумеется), сотня горящих повсюду паровых фонарей, два отказавших котла и я, вооружённая списком дел, длиной в гусеницу дирижабля…

— Это просто приём, — внушал мне Стив по утрам, застёгивая сюртук и стараясь выглядеть невозмутимым.

— Конечно, — парировала я. — И в этом «простом приёме» участвуют механические скрипки, триста свечей, и зеркало, которое шипит на меня с самого утра! Хоть ты призови его к порядку!

Стив задумчиво кивал, глядя в зеркало, которое в его присутствии помалкивало, и явно пребывал мыслями не в реальности.

И так повторялось каждое утро!

Так же каждый день к обеду я уже ненавидела:

Сливочные суфле — потому что их делает автомат, а автомат периодически забывает выключить газ.

Дворецкого-робота — он слишком громко возмущается, когда его заставляют пылесосить «человеческим способом» — то есть во всех углах, а не только в центре комнаты.

И, разумеется, фамильное зеркало, которое стояло в зале и вело себя как ревнивая светская дама с гонором.

Так что да, за прошедшую неделю я умудрилась поссориться с зеркалом, довести дворецкого до нервного срыва и механическую кухонную утварь своими регулярными инспекциями.

Зеркало — отдельное приключение.

С зеркалом я познакомилась первым же утром.

Оно высилось почти во весь рост стены, обрамлённое бронзовыми завитками, из которых время от времени вырывался пар, и почему-то именно в мою сторону.

Внутри рамы крутились мини-шестерёнки, создавая лёгкое гудение. Если долго смотреть в отражение, можно заметить, как что-то там двигается — будто зеркальная комната живёт своей жизнью.

Позже я выяснила, что зеркало снабжено «механизмом автокоррекции внешнего вида». Проще говоря, оно подправляло отражение: разглаживало морщины, исправляло осанку, отбеливало улыбку — словом, занималось самовлюблённым фотошопом XIX века, или какой у них тут на дворе… И вот подлость: почему-то именно на мне эта самая автокоррекция не срабатывала. А еще стоило мне пройти мимо, как в меня плевались паром и дымом. И вообще всячески портило мне настроение. А у меня и так перед этим дурацким приемом нервы в хлам просто. Так еще и зеркало добавляет пара! Про остальное я и не упоминаю.

Так я целую неделю перед балом психовала, нервничала, и даже не бралась за дневник. А все — и муж в особенности! — меня намеренно нервировали и изводили, заставляя еще больше страдать и нервничать, и все шло по кругу, пока не настал день Х.

Зато этим утром все мои страдания были почти удовлетворены. Утром нервничали все: Стив едва держался, чтобы не одракониться и не сжечь дом и, ради разнообразия, сад; зеркало фотошопило все подряд и рябило от помех; дворецкие сталкивались друг с другом и возмущенно пищали не хуже пылесосов. Что касается меня, то я вообще готова была прибить любого, кто рискнул бы подойти ко мне на расстояние сотни метров.

Наконец, время подошло одеваться и встречать гостей. И на какое-то время я отвлеклась. Платье я выбрала достаточно простое, без всяких там местных выпендрежей. Стив только хмыкнул, когда его увидел, но под моим грозным взглядом как-то сник и забормотал о новом слове в женских штучках.

Честно говоря, когда я сегодня надела свой наряд, я и сама как-то смутилась. Нет, платье было красивым! Нежно-голубое (безапелляционное требование мужа соблюдать цветовую гамму рода), расшитое мелкими серебряными шестеренками (очень мелкими, я их сначала за бисер приняла и обрадовалась) по подолу и лифу, самое простое по крою — никаких тебе кринолинов и жестких многослойных юбок, никаких корсетов. Но недостатки моей фигуры наряд маскировал мастерски, чем я была очень довольна.

Я спустилась вниз, чтобы присоединиться к мужу. Зал был еще полутемный — дворецкие только начали зажигать светильники — и помещение выглядело огромным и таинственным, как в детстве. Я шла сквозь полумрак и чувствовала себя загадочной и воздушной… Зеркало, правда, когда я проходила мимо и бросила взгляд на себя, отразило немного не ту картину, которую я ожидала. А когда я подошла ближе, вообще издало низкий металлический вздох и отразило меня… в другой одежде.

Там, в глубине зеркального пространства, на мне был роскошный корсет, огненные крылья и серьга с эмблемой дракона.

— Милое, — сказала я зеркалу, — если ты намекаешь, что я слишком скромна для этого бала, то ты право. Абсолютно право! Но ничего не поделать: Агата Тууглас вовсе не планировала становиться леди Флэймурн.

Зеркало слегка дрогнуло, по поверхности пробежала рябь, очень напоминающая помехи, и все вернулось как было.

Я еще раз взглянула на себя и поспешила к Стиву.

Бал

К восьми вечера дом сиял — и, по счастью, не горел. Но судя по тому, как Стив улыбался, все было впереди.

Мы с мужем заняли место хозяев и встречали гостей. Стив — в безупречном чёрном смокинге выглядел подозрительно аристократично и делал вид, что не замечает, как паровые люстры подрагивают над головами гостей, готовясь рухнуть или совершить иную какую пакость.

Гости стекались в дом как ручейки в полноводную реку.

Я запомнила:

Леди Фронтенс, носившую на голове конструкцию из перьев по виду очень подозрительно напоминающую антенну дирижабля.

Барона Шпинделя, который оказался известен узким аристократическим кругам тем, что собрал свою жену из запчастей (в прямом смысле). Супругу сегодня мы лицезреть не удостоились: “На смазке” — пояснил барон.

Мадам Румпель, которая утверждала, что может читать судьбу по отпечаткам ботинок и сеткам вуалей. Ни ботинок, ни вуалей для проверки здесь не имелось, пришлось ее отпустить.

Сэра Годфри Когсворта с супругой. Он — владелец фабрики пневмопочты, чей собственный стеклянный глаз с зуммом постоянно щелкал, фокусируясь то на моем лице, то на моих сережках, словно пытаясь определить подлинность. Леди Когсворт, по слухам, настолько боялась сквозняков, что носила платье, герметично застегнутое на медные заклепки, и дышала исключительно через небольшой фильтр в виде броши-розы. Все может быть, с этими аристократами чего только не случится.

Капитана Арманда Вента, известного местного воздухоплавателя, чья знаменитая окладистая борода была заплетена в множество мелких косичек, в каждую из которых были вплетены крошечные латунные пропеллеры. Они жужжали от малейшего поворота головы, создавая впечатление, что капитана лицо вот-вот взлетит. Он пожал Стиву руку так, что у того хрустнули кости, а на меня бросил взгляд, полный сожаления, будто я была не женой, а балластом, который никак нельзя сбросить с его нового дирижабля.

Генерала Септимуса Болта, отставного военного, чье тело после многочисленных ранений было усилено протезами, скрипевшими и шипящими при каждом шаге. Он двигался по залу с грохотом небольшого парового танка и, кажется, до сих пор считал всех гражданских потенциальными шпионами, о чем красноречиво говорил его взгляд, сканирующий помещение для выявления «слабых точек обороны». Он сверлил меня своими моноклями до конца вечера.

Миссис Персиваль «Перси» Пайп, невероятно худую и высокую особу, чье траурное платье (по мужу, сгинувшему в паровом котле) было украшено не кружевами, а аккуратно уложенными медными трубками, из которых со свистом выходил излишек пара. Она источала аромат лаванды и машинного масла и, как шепнул мне Стив, держала салон, где спиритические сеансы сочетались с демонстрацией новейших гидравлических прессов.

Лорда Элджернон Фликера, коллекционера и эстета, чья визитная карточка — крошечный, но очень живой и явно не в настроении, механический жук-скарабей из чистого золота, сидевший у него на плече и пошелестывавший лапками. Сам лорд говорил исключительно шепотом, заставляя всех наклоняться к нему, и все его комплименты звучали как смертельные оскорбления, произнесенные с медовой улыбкой. «Какое… своеобразное платье, дорогая, — прошептал он мне. — Сразу видно, что вы не боитесь бросать вызов условностям. И хорошего вам вечера, разумеется».

Самых ярких персон я, пожалуй, описала, ну и хватит, или у меня тетрадь закончится, а новую где взять? Остальные выглядели более привычно. Можно было смириться и улыбаться.

Первые полчаса прошли терпимо. Я изображала улыбку, Стив изображал радушного хозяина. Пока не появилась ОНА. Сибилла. В платье цвета расплавленной лавы, которое, я уверена, нарушало как минимум двадцать законов термодинамики и все понятия о приличии. И рядом с ней — ее тень, братец Брандон.

И тут мой дракон… простите, муж, забыл о моем существовании. Как только гости собрались, Стивен с очаровательной улыбкой начал обход гостей (ясное дело, без меня), завершив свой смотр у окна, где Сиб с кузеном и еще пара таких же бездельников пили шампанское. Остановился там и собственно все, муж там и застрял. Их общие шутки, их воспоминания, их «помнишь, Стив, как мы в детстве запускали парового хомяка в вентиляцию?». НЕТ, Я НЕ ПОМНЮ. И знать не хочу.

Я стояла в стороне, словно дорогой, но неудачно подобранный предмет интерьера. Мои попытки вклиниться в беседу разбивались о стену их «стародавней дружбы». Сибилла смотрела на меня с таким сладким сочувствием, словно я была потерявшимся щенком, которого жаль, но пора уже выставить за дверь. А потом она взяла Стива под руку. ДЕМОНСТРАТИВНО. И взгляд ее сказал мне все: «Он мой. Ты — временное недоразумение».

И вот тут что-то во мне затрещало. Возможно, последние остатки терпения. А может, какая-нибудь важная шестеренка в механизме моего благоразумия.

Я дождалась момента, когда Стив отойдет, чтобы распорядиться насчет очередного подноса с шампанским.

Я подошла к мужу. Назрело время поговорить. Абсолютно точно. А голос мой вдруг по какой-то причине прозвучал тише, чем я ожидала, но с таким холодом, что, кажется, даже пар от ближайшей трубы застыл в воздухе:

— Твоя подруга детства, кажется, уверена, что ты все еще вольный дракон, а не мужчина, связанный узами брака. Пусть даже фиктивного.

Он взглянул на меня устало.

— Агата, не начинай. Я просто выполняю обязанности хозяина. Сиб моя подруга детства, мы с ней столько проказ провернули! Брандон — старый друг. Почему бы нам не пообщаться?

— Обязанности хозяина включают в себя позволять ей висеть на твоей руке, как украшению на рождественской елке? Ты позоришь меня на глазах у всех!

Его глаза вспыхнули. Не по-драконьи, к сожалению, а по-человечески — гневом и… и почему-то тоской.

— А ты? — его голос стал глухим и низким. — Ты смотришь на меня так, будто я неисправный механизм, который вот-вот рванет и все испортит! ОНА хотя бы не пялится на меня с этим вечным ожиданием катастрофы! Подумай об этом.

Он повернулся и ушел. Обратно к Сибилле. Оставив меня стоять с лицом, горящим от обиды и ярости, и с сердцем, разбитым вдребезги его словами.

Да, я смотрю на него с опаской. Потому что я вижу, как он напряжен, как его пальцы сжимаются в кулаки от малейшего раздражителя. Потому что я БОЮСЬ за него! А он… он видит в этом лишь мое недоверие? А кто спасал его на свадьбе? А дома? А лифт??? Мы столько прошли вместе, и все это… просто так???

Весь остаток бала я провела как в тумане, наблюдая, как он шепчется с Сибиллой и Брандоном. Стивен был так сосредоточен, так серьезен. И в какой-то момент я увидела, как Сибилла сунула ему в руку маленькую стеклянную ампулу. Он кивнул и отошел в сторону. Мое сердце сжалось. Что это было? Еще одна их детская шутка? Бабушка мне твердила, что такие штучки до добра не доводят! Муж-наркоман — горе в семье! Хотя… А мне какая разница? Раз Стивен так счастлив с Сиб… ну и пусть будет счастлив. Развод он мне не даст — дядюшкино завещание и желание наконец-то жить, не считая каждый пенни, здесь сыграют свою роль… а у меня появляется шанс чего-то добиться… Я не нужна мужу? Ну так и он мне не нужен.

К концу приема я уже твердо выработала тактику поведения. Раз можно Стиву, кто мне-то запретит?

А потом гости разъехались. Дом затих, если слово «затих» применимо к дому, чьи стены периодически вздыхают паром, шипят, спуская давление, а по трубам что-то перекатывается. Мы с Стивом не сказали друг другу ни слова. Он заперся в кабинете. А я описываю этот тяжелый день и плачу, пытаясь понять, что я чувствую, кроме желания разбить то самое зеркало, которое, кажется, было право. Мне здесь не место.

Но черт побери. Я Агата Тууглас. И если кто-то думает, что может отобрать у меня моего дракона, пусть даже фиктивного, он жестоко ошибается. Завтра. Завтра я во всем разберусь. А сейчас… сейчас я, пожалуй, отправлюсь спать. И еще поплачу. Тихонько. Чтобы никто не услышал. Особенно он.