Уже кажется полдня прошло, а ничего не изменилось. Мой любезный хозяин мутит какую-то хрень, стучит то внизу, то прямо у моей двери. Я сначала даже со сна подумала, что горим — а немудрено, столько хлама вокруг горючего (обдумать!) — и так и заорала. При чем, заорала вполне по-английски, так, чтобы все окрестности меня правильно поняли.
Только ни одна живая душа не отреагировала. Или я не заметила?
Но вот то, что кто-то мерзко и отчетливо в комнате захихикал — это факт. И тогда я окончательно проснулась. И опять заорала. А этот негостеприимный Энтон даже не соизволил узнать, почему.
Солнца тут почти не видно. Небо все время затянуто не то тучами, не то смогом. По часам выходит, что полдень, а в каморке полумрак. Я в окно выглядывала, думала, дождь. Но никаких признаков, что осадки были.
Окошко выходит на какую-то тихую улочку, где ничего не происходит. Никаких машин, вообще почти ни души на на улице. Я только один раз услышала странные скрипы и конечно выглянула, чтобы проводить взглядом зад какой-то странной не то телеги, не то прицепа. Да пару раз шаги слышала — торопливые и уверенные. Но не выглядывала уже.
На улицу смотреть не слишком интересно. Всё серое. Каменные дома словно выстроились в шеренгу друг за другом, вплотную, одинаково угрюмые, крыши черны, как будто их копотью нарочно вымазали. Уж я присматривалась сквозь грязное окно как могша, но никаких признаков и никакого дождя, никакой влаги. Просто такое ощущение, что сырость висит в воздухе, вязкая и липкая, как кисель.
Внутри, если честно, ещё хуже. Сказать, что здесь грязно — значит ничего не сказать. Подоконник такой пыльный, что я могу рисунки потомкам оставлять, и они тут на века сохранятся, факт. А пол? Пол вообще усеян какими-то опилками, клочками бумаги и, кажется, даже шестерёнками — клянусь, я наступила на что-то металлическое, и оно жалобно звякнуло, как будто извинилось, что лежит здесь уже который год.
И еще повсюду разбросаны какие-то штуки. Вот — круглый медный диск с дырочками по краям, вот зачем он? А рядом стеклянная трубка, в которой когда-то, видимо, была жидкость, потому что она пахнет резиной и железом и грязная внутри — жуть, с темными потеками. Я боюсь всё это трогать: мало ли, рванёт или загорится. Хотя, учитывая бардак, который здесь творится, можно подумать, что хозяин это место под склад использует: запихивает сюда все, что уже не нужно.
И книжек нет! Даже жалкой брошюрки не завалялось. Я сперва думала, что при такой куче железяк точно должна быть хотя бы инструкция, но нет. Ни полки, ни стеллажа. На столе — только грязная кружка с намертво въевшимся налётом и кофейной гущей. И непонятные чертежи, исчерканные так, что ничего не разобрать. Я попыталась их прочесть, но они больше похожи на каракули безумца, чем на инженерный план. И буквы не разобрать — почерк еще хуже, чем у меня.
Так что я решила: если уж сидеть взаперти, то хотя бы не в мусорной куче. Нашла тряпку — ну, как «нашла»... это скорее кусок старой простыни, в пятнах и дырках, но не такой липкий, как все остальное. Лучше, чем ничего.
Я принялась вытирать пыль, собирать гайки и шайбы в отдельную кучку, колесики — в другую кучку, бумажки — на стол аккуратно, только протерла его сначала. Даже со щёткой под кровать заглянула — и там обнаружила такой клад, что лучше бы я и не видела... Господи, я спала рядом с этим! Какая-то банка, а в ней сухие тараканы. Надеюсь, они мёртвые. Я взвизгнула, но потом заставила себя всё же вытащить её и прикрыть крышкой.
Странное дело: уборка меня успокоила. Когда ладони чёрные от сажи, а на столе впервые за много времени видна ровная поверхность, внутри становится легче. Как будто хоть что-то я могу контролировать. Всё вокруг свистит, звенит, гремит — а у меня теперь чистый уголок, и это значит, что я ещё не сдалась.
И вот я как раз отряхнула подушки и, не побоюсь признаться, с наслаждением воображала, как кидаю ими в моего дорогого хозяина, если он ещё раз проигнорирует мои крики...
А потом решила, что устала и раз уж ни еды, ни чая нет и не предвидится — можно хоть и сообщить себе о том, что произошло. И что джинсы мои стали после сегодняшнего дня куда грязнее, чем после дня работы на огороде. Даааа, возвращение мое домой будет триумфальным, точно.
Ой, неужели дверь отпирают? Потом допишу.
Конечно, хозяин мой добрейший явился. Застал меня врасплох, зато дверь наконец открылась, и в проеме появился он. Всё тот же: в пыли и копоти, правда, вроде как умытый. И смотрел опять с опаской… но без удивления, что я жива и здорова после заключения в каморке.
— Пойдемте ужинать, мисс Агата, — сказал коротко. И будто это само собой разумеется, что до этого два раза в день люди едят воздух и больше ничего не требуют. Ну ладно.
Я бы, может, что-то язвительное и высказала, но желудок предательски заурчал громче меня. Пришлось подняться, отряхнуться — и молча проследовать за ним.
Столовая (если это можно так назвать) выглядела не лучше моей каморки-склада. Представьте себе вытянутую комнату, как пенал. По центру длинный стол. На столе — тарелки, но на скатерть я глядеть старалась мельком, чтобы не видеть пятен, засохших лет сто назад. Зато еда… еда была вполне себе съедобной. Даже горячей. от тарелок пар шел и пахло вполне себе вкусно, специями какими-то. Я бы удивилась, наверное. Честно сказать, вообще не ожидала, что тут даже какое-то подобие уюта может быть. Но потом передумала и не стала удивляться. А то еще ляпну что, и все, прощай ужин. Лучше уж есть и молчать, чем сидеть голодной и гордой.
Ну, долго я не выдержала, нарушила молчание, конечно, первая:
— А у вас тут всегда так темно? — спросила, ковыряясь в похлебке.
Энтон поднял взгляд от своей тарелки.
— Смог. Зимой сильнее, летом слабее. Город дышит машинами.
— Дышит или задыхается? — не удержалась я.
Он усмехнулся.
— Одно другому не мешает.
Я покосилась в сторону окна: там вместо привычного сумеречного неба разливался мутный оранжево-серый свет. Будто кто-то весь день держал свечку под потолком, и та чадила и никак не гасла.
— А люди? — спросила я, отложив ложку. — Они как живут в этом? С таким-то воздухом? Как дышать?
Он пожал плечами.
— Привыкают. У кого хватает денег — ставят фильтры, покупают маски. Остальные… живут, пока живут. Да людей тут мало, они в основном подальше от города…
— А ты, значит, не типичный и в городе? — я прям и правда от сытости осмелела. Похлебка из корешков только выглядела странно, а так оказалась густая, сытная и даже вкусная.
— А мне что сделается? — удивился он. — Я ж не человек, мне и дышать не всегда надо, и смог мне не вреден.
Нормально, да? Он еще и мутант? Нет, псих, точно. Конечно, я постаралась небрежно так, как само собой разумеющееся, уточнить, какой расы мой разлюбезный хозяин.
— Так гном я. Кто ж еще ковать может? — удивился Энтон.
Ага, действительно. Больше ж ни у кого рук-то нет, чтобы ковать-то!
Да и на гнома он реально не тянул. Гномы, они какие? Правильно: мелкие, бородатые и в шапочках. Ладно, шапочки отбросим как несущественное. Но этот-то не мелкий и не бородатый! Обычный парень, на вид чуть меня постарше, сутулый, неловкий какой-то… ну гном же, ясно.
— А гномы значит, отличаются тем, что ковать могут? — невинно спросила я, кося под этакую барышню. Таким можно быть глупенькими. Я даже ресничками похлопала для большего соответствия роли. А мой хозяин, глядя на это все, вдруг начал поперхиваться похлебкой. Пришлось вставать, мимо всего длиннющего стола топать, чтобы похлопать по спине и облегчить дыхание Энтону.
Не сразу помогло, но сработало.
— Ну так как насчет гномов? — спросила я, вернувшись на свое место.
— Ну, люди, они ж смертные. А гномы куда дольше живут, — пробормотал Энтон. — Опять же профессии: людям, им только землю обрабатывать, и то присмотр нужен. А механизмы или что потоньше — это не для их ума уже, — сказано было так, будто он говорил не о людях, а о каких-то ненужных деталях. — Ну и так, внешне они пониже может.
— Ага. А еще кто здесь есть?
Я честно просто так спросила! Я ж не ожидала, что он перечислять начнет!
— Драконы. Они в правительстве, в министерствах. Умные потому что. Еще эрчаны. Эти леса валят и топливо делают, в шахтах работают. У них кожа бледная такая, и глаза светятся. И вещи. Их либо сделали уже разумными, либо магия случилась. И они ожили.
Информативно, но ни фига не понятно. Ладно, оно мне и не нужно. Потому что сейчас я главный вопрос задам и все наладится. И я спросила:
— А домой ты меня когда отправишь?
И вот тут мой хозяин еще больше ссутулился, напрягся и заерзал.
— Ладно, — говорю, — расслабься. Чини свою машину. Но не долго. Я домой хочу. И давай тогда еще вот о чем договоримся: завтрак должен быть!
Грозно на него смотрела-смотрела, пока он что-то успокаивающе-положительное не забормотал. Ну и вот. Надо было обстановку разрядить и я спросила:
— Красивое здесь хоть что-то бывает?
На этот раз он задумался еще дольше.
— Бывает. Когда праздник. Тогда фонари зажигают.
Ага, пипец как красиво.
— А закаты там? Или небо звездное? Это как?
А Энтон глаза на меня таращит и молчит.
— Ладно, — говорю. — А достопримечательности в городе есть? Сходить бы, пока машина чинится. Когда я еще в Лондон-то попаду!
А он на меня с таким суеверным ужасом смотрел, вообще.
— Что не так? Я одета немодно? Да наплевать мне, — продолжаю прикалываться.
— Нельзя! — наконец с трудом выдавливает мой хозяин из себя. — Вообще нельзя, мисс Агата. Ты же незаконная здесь! Тебя же дефрагментируют, если найдут! И меня тоже.
Даааа… он ляпнул и объяснять не стал. До комнаты меня, трясущийся, проводил, запер, а я теперь сижу, записываю это все у окна и думать не хочу, что такое “дефрагментируют”.