Дракон с багом. Записки попаданки

15 октября

С самого утра я как была как на иголках. Утренний паровой экспресс из Лодона прибывал на станцию “Пар Флэймурнов” в 8:00, еще какое-то безумное количество времени Энтону понадобится, чтобы доехать до поместья. Непростительные задержки! Мы со Стивом тащились по нашей дороге из бронзового кирпича часа три, если не больше. Сейчас я запрограммировала экипаж на самую быструю скорость из возможных и уже к десяти утра Энтон должен был быть здесь. Местный кучер (он гордо именовал себя управителем паровых кибиток) возмущался, но не сильно, экипаж пищал, вынужденный принимать мои команды, но все смирились. И теперь я ждала, еле сдерживая, чтобы не смотреть каждую секунду на часы.

Стиву было все так же плохо. Но не хуже. Это внушало надежду, а больше надеяться мне было и не на что.

Я нервничала. Смотрела на часы, вздрагивала от каждого шороха, прислушиваясь — вдруг Энтон приехал?

Часы показали 10:00; потом 10:05… 10:07…

Я прислушивалась. Но в доме стояла невероятная тишина.

Стив в забытьи не реагировал ни на что. Я с сожалением отпустила его руку и выскользнула из спальни.

Дворецкий-пылесос испуганно пискнул и прикрыл свои драгоценные контейнеры с собранной пылью. Хорошо, что пискнул — я бы его не заметила. Наступила бы еще…

Я уже спускалась в холл, когда услышала долгожданные звуки! Подъехавший экипаж оглушительно гремел колесами по брусчатке, пока я сбегала с лестницы, дверь открылась и я бросилась к входящему, забыв обо всех приличиях.

— Энтон, наконец-то! — бормотала я, обнимая нашего друга. — Наконец-то! Энтон, спасибо! Ты приехал. Энтон, ты настоящий друг.

Энтон, несколько обалдевший от такого проявления чувств, морщился, когда я слишком сильно сжимала его в объятиях, но молчал. И правильно, я в таком состоянии была, что вряд ли что-нибудь понимала и соображала.

— Агата, — наконец пробормотал он. И постарался аккуратно выбраться из моих объятий. У него не получилось, я вцепилась еще крепче. — Я тоже рад тебя видеть. Агата…

— Ой, я так тебя ждала! Энтон, у нас беда, слышишь? — бормотала я. — Хорошо, что ты приехал!

Сзади раздалось яростное покашливание. Энтон наконец набрался окаянства, отцепил меня, потряс за плечи и сказал громче:

— Агата, приди в себя! Я привез помощь, но…

— Привез он! — яростно проговорил женский голос за его спиной. — Принесся, ворвался, наорал, схватил и потащил на экспресс! Но знай я, куда и к кому — хрен бы у него получилось!

И тут я наконец заметила, что рядом с Энтоном стоит невысокая полная девушка в чепце и темном дорожном костюме. Брюки ей не шли, обтягивая массивные короткие ноги. Пиджак — по моде облегающий — был явно сильно заужен и несколько мал, топорщился и смотрелся нелепо. А вот ее карие глаза были чудесны. На что уж я девушка, но в них хотелось утонуть… или утопиться, потому что смотрела на меня незнакомая девушка с таким леденящим неодобрением, граничащем с яростью, что я отступила на шаг.

— Но пришлось подчиниться силе, — недовольно фыркнула девушка. И рявкнула: — Быстро рассказывай, что случилось, хватит сопли жевать. Ну?

Я во все глаза смотрела на это чудо.

— Энн, это Агата. Я тебе рассказывал, — сказал Энтон таки тоном, будто мы на светском приеме. Мне бы его выдержку. — Агата, это моя жена Энни. Энни — ведущий токсиколог в Академии Паровых Наук, — поспешно объяснил Энтон, видя мое замешательство. — Я… э-э-м… настоял, чтобы она прервала свои исследования и приехала со мной. Если не разберется она — не разберется никто.

Энни скосила на меня взгляд, полный скепсиса, и издала еще один короткий, шипящий звук, явно давая понять, что “интересный случай” может оказаться банальщиной, с которой справиться любой школьник. И если это так — не поздоровится тут всем.

— Настоял? — переспросила Энни, повернувшись к мужу. — Ты ворвался в мою лабораторию, в самый разгар опыта, с криком «Срочно! Дракон умирает!». Ты выдернул пробирку с культурой редчайшей плесени из рук моего лаборанта! Парень полчаса в обмороке провалялся! Ты, милый, по сути, похитил меня. По-хи-тил!

Она яростно глянула на меня

— Похитил, привез сюда! А теперь какая-то незнакомка вешается на моего мужа прямо на пороге дома. Не сказав даже “здрасьте”! Прекрасное начало! Да что еще от твоего дружка ожидать! Вечно что-нибудь выкинет.

Я была ошарашена, но каждая секунда промедления стоила Стиву здоровья.

— Простите, — выдохнула я, отступая на шаг. — Я… я не подумала. Пожалуйста, Энни, помогите! Он наверху. Ему очень плохо.

Энни вздохнула, сбросила на руки изумленному дворецкому свой дорожный плащ и сунула Энтону в руки тяжелый чемоданчик из темного дерева с латунной фурнитурой. И, не удостоив меня больше ни словом, решительно отодвинула меня и начала подниматься по лестнице.

— Я провожу, — заискивающе брякнула я ей в спину.

— Ну, ведите, — усмехнулась она, не останавливаясь.

Энни, похоже, и без меня знала, куда идти. Я отметила эту странностьвойдя, на мгновение замерла у кровати, глядя на мечущегося в лихорадке Стива. В ее глазах мелькнуло что-то сложное — и жалость, и профессиональный интерес, и что-то еще.

— Ну что, Стивен, — проговорила она, раскладывая свой чемоданчик и доставая какие-то пробирки, наклейки, приборы. — Довелось тебе в очередной раз довериться не тем. Ничто не меняется. Ничто!

Она занялась своими приборами. А я заглянула внутрь. Там, в бархатных ложементах лежали сверкающие инструменты: стеклянные шприцы с сложными поршневыми механизмами, зонд с увеличительной линзой на конце, ампулы с прозрачными жидкостями.

— Агата, подойдите, — скомандовала Энни. — Рубашку снимите. Энтон, принеси дистиллянт, он остался в экипаже. И распорядись насчет грелки. Что вы стоите, милочка? — грозно обратилась она ко мне. — Фиксируйте руку мужа. Ну?

Я бросилась выполнять ее распоряжение.

Энни с поразительной ловкостью и точностью наложила на плечо дракона жгут из прорезиненной ткани, нашла вену и, почти не глядя, ввела иглу. Шприц был не простым — его цилиндр был помечен сложной шкалой, а поршень двигался с тихим щелчком, отмеряя доли миллилитров. Кровь, темная и густая, медленно наполнила стеклянную колбу. Энни быстро извлекла иглу, прижала вату и, не тратя времени на пластырь, перелила пробу в небольшую чашу Петри.

Затем она взяла зонд и, аккуратно отодвинув веко Стива, направила свет линзы ему в зрачок, внимательно изучая реакцию.

— Расширен, реакция вялая. Тремор, гипертермия, нестабильная трансформация, — бормотала она себе под нос, как будто ставя диагноз машине. — Классическая картина нейротоксикоза с элементами подавления регенерации.

Она снова повернулась к своему чемодану, достала ампулу с золотистой жидкостью и, набрав ее в другой, меньший шприц, ввела Стиву в плечо. Движение ее руки было быстрым и безжалостно точным.

— Это не антидот, — сказала она. Она говорила вроде как в воздух, не обращаясь ко мне напрямую. — Это стабилизатор метаболизма и блокатор нервных спазмов. Остановит самые опасные симптомы. Чтобы он не сгорел изнутри, пока мы ищем противоядие.

После укола она подключила к мочке уха Стива маленькую прищепку с проводком, ведущими к небольшому приборчику, который начал тихо щелкать, выводя на маленький экран кривую его сердцебиения.

Прошло несколько томительных часов. Энтон и я сидели в молчании, ожидая приказа и готовые по первому жесту Энни сорваться и выполнить любые ее распоряжения.

Ровный, тяжелый свист в легких Стива постепенно стихал. Напряжение в его мышцах постепенно ослабло, и он вроде как задремал. Страшные, болезненные вспышки превращений почти прекратились — только периодами возникала чешуя, чтобы так же быстро и бесследно пропасть. Лихорадочный жар, сжигавший моего дракона, наконец-то начал отступать, сменившись нормальной человеческой теплотой.

Стив спал. Вконец обессиленный болью и борьбой, все еще больной, но он спал. Кризис миновал. И впервые за долгие сутки в комнате воцарилась тишина. Я наблюдала за Энни, которая, вытирая руки, смотрела на свои приборы с выражением сурового удовлетворения. И впервые за все утро в ее взгляде не было и тени прежней неприязни — лишь профессиональная усталость и концентрация на задаче.

Спустя еще полчаса Энни начала раскладывать какие-то жгуты с колбами, похожие на систему капельниц, и в спальне Стива воцарился относительный порядок, пахнущий антисептиком, металлом и уверенностью. Энтона отправили досыпать в гостевую комнату, а меня просто бесцеремонно выставили из спальни с рекомендацией «сходить проветриться», но явно подразумевавшей пожелание «провалиться и не мешать работать».

Сопротивляться Энни вряд ли рискнул бы и разбушевавшийся носорог. Как мне ни хотелось остаться со Стивом, я сочла за благо убраться из комнаты, пока милая супруга Энтона не применила ко мне один из своих медицинских инструментов в воспитательных целях.

Постояла в коридоре, прижав ухо к дубовой двери в тщетной надежде услышать: «Агата, вернись, без тебя он не хочет пить зелье!» Не дождалась, конечно. Из-за двери доносилось лишь ровное, деловитое бормотание Энни и шипение каких-то аппаратов. Чувствовала я себя примерно так, как моя лучшая шляпка, которую на прошлой неделе случайно поджарил паровой утюг-самоход. То есть ненужной и слегка обугленной.

Решено — надо занять себя делом. Дело нашлось в осеннем саду под холодным дождем, место идеально гармонировало с моим внутренним состоянием.

Парк встретил меня неласково. Сырой ветер гнал по небу рваные тучи цвета олова, а с них назойливо сыпалась мелкая водяная пыль. Я куталась в плащ, но ледяная влага настырно забиралась за воротник, проникала внутрь и доставляла массу неудобств. Идеальная метафора моей жизни: снаружи — промозглая стихия, внутри — хаос из беспокойства и чувства полнейшей беспомощности.

Я брела по дорожкам, усеянным мокрой и скользкой пожухлой листвой, скользила, пыталась удержаться на ногах, но даже это не могло меня отвлечь от мыслей.

Вот он, мой блестящий брак. Фиктивный муж, который по собственной глупости чуть не угробил себя, пытаясь стать «нормальным». Настоящая жена, которую выставляют из комнаты, как назойливого щенка. И единственный, кто способен что-то исправить, — это язвительная ученая девушка, которая смотрит на меня как на интересный, но бесполезный экспонат. Но что скрывать — так и есть. Толку от меня, как от газового чайника в этой вселенной пара.

Мои мысли прервало громкое металлическое щелканье. Я остановилась как вкопанная. Справа от дорожки, под раскидистым дубом, стояла одна из тех самых паровых беседок, что Стив в свое время… э-э-э… творчески переосмыслил. В подростковом возрасте он был тот еще творческий товарищ.

Каркас беседуи был почерневшим и покореженным, но кто-то из слуг, видимо, пытался привести ее в порядок. И теперь один из ее механических элементов — не то флюгер, не то автоматическая дверь — заело. Он издавал тот самый щелкающий звук, раз за разом пытаясь захлопнуться и безуспешно отскакивая назад.

— Да заткнись ты, — проворчала я, подходя ближе.

Флюгер-дверь, естественно, не послушался. Он продолжал свое унылое «клац-клац-клац», словно гигантский метроном, отсчитывающий секунды до следующего кризиса. Это было невыносимо. Это был звуковой символ моего бессилия.

В порыве отчаяния и раздражения я с силой пнула основание механизма мокрым ботинком, поскользнулась и едва удержалась на ногах. Но… внезапно раздался скрежещущий звук, флюгер дернулся, захлопнулся и наконец замолчал.

Наступила блаженная тишина, нарушаемая лишь шелестом дождя. Я стояла, тяжело дыша, и смотрела на обугленную беседку, чувствуя себя идиоткой. Вот оно, пиковое достижение Агаты Тууглас на сегодня: победа над сломанной дверью. Прямо героиня. Готовьте мне памятник из обгоревших прутьев.

И вдруг меня осенило. Эта беседка… она же была сломана. Безнадежно, казалось бы. Но кто-то все же пытался ее починить. Безуспешно, да. Но пытался.

Так же, как Энни сейчас пыталась “починить” Стива. А я… а я стояла тут, в дождь, и ревела от собственного бессилия, вместо того чтобы найти свой рычаг, свой способ помочь. Может, я и не токсиколог, и не инженер. Но я — его жена. И, черт возьми, у меня точно есть чем пнуть эту ситуацию.

Я выпрямила спину, смахнула с лица капли дождя, уже не казавшиеся такими ледяными, и решительно зашагала обратно к дому. Проветрилась. Хватит.

Я переоделась в сухое платье и решительно двинулась в столовую. Выпью чаю, согреюсь, наберусь решимости и отправлюсь к Энни. Не выгонит же она меня еще раз!

Но далеко идти не пришлось: в столовой Энн и обнаружилась. Девушка сидела во главе длиннющего стола и изучала чай в своей чашке. Перед ней стояли несколько тарелочек с засахаренными фруктами, вазочки с орешками и печеньем (мерзость непередаваемая). Энн рассматривала чай в своей чашке так, словно это была не заварка, а любопытный химический реактив. Истинный ученый!

Я сделала глубокий вдох (потому что в глубине души мне очень не по себе в обществе этой девушки) и подошла.

— Не возражаете, если присяду с вами и составлю компанию? — спросила я, указывая на стул рядом. Ну согласитесь, глупо как-то садиться подальше… да и невежливо.

Энни оторвалась от созерцания содеожимого фарфоровой чашечки, расписанной вручную дивными узорами из пара, шестеренок и элементов дирижаблей и ухмыльнулась:

— В этом доме вы, кажется, имеете право сидеть где угодно, — заметила она, сделав глоток. — Хотя бы формально.

Формально — это да. Формально я тут много чего имею! Но вот реально… хотя нет, что это я. Стив меня ни в чем не ограничивал. Как будто никакая не фиктивная жена… Я подавила спазм в горле.

— Миссис Энтон… Энни. Я хочу извиниться. За утро. Я… я не подумала. Простите, пожалуйста. Было неправильно бросаться на вашего мужа, как… как механический доводчик на свежую смазку. Я была не в себе от беспокойства. И вы можете быть совершенно спокойны: между нами ничего нет. Вообще. И никогда! Энтон чудесный, я ему очень благодарна за все, что он для меня сделал… и… за вас…

Энни поставила чашку с легким стуком.

— Да, это было довольно бесцеремонно, бросаться на моего мужа у меня на глазах, — сухо согласилась она. Но затем уголки ее губ дрогнули в подобии улыбки. — Хотя, Энтон рассказывал о вас и о вашем появлении. И о ваших манерах, — ухмыльнулась Энни. И добавила: — я не сержусь. Да и видя состояние вашего супруга, я могу понять вашу панику, Агата. Энтон, конечно, не объект для объятий всяких девушек, но в данных обстоятельствах… ладно, принимаю ваши извинения.

В воздухе повисло неловкое молчание. Энн улыбалась (вот ехидна!). А я перевела тему:

— Как Стивен? Только честно.

Энни вздохнула, и ее лицо снова стало профессионально-строгим.

— Стабилен. Острый кризис миновал. Яд больше не угрожает его жизни напрямую, но нейтрализовать пока не получилось. Сейчас он в состоянии ремиссии, но это временно. Без противоядия приступы будут возвращаться, и с каждым разом все сильнее. Прогноз… — она сделала паузу, глядя на меня прямо, — Пятьдесят на пятьдесят. Есть вероятность, что его организм сам адаптируется и выработает иммунный ответ. Но… есть и вероятность, что приступы продолжатся, и что одна из следующих вспышек станет… фатальной.

От ее слов у меня похолодело внутри, но я кивнула, стараясь сохранить спокойствие. Пятьдесят на пятьдесят. Это все равно был шанс. Не приговор.

— Спасибо за честность, — выдохнула я. — И за то, что сделали для него.

— Я сделала это для науки и потому, что мой муж превратил бы нашу спальню в натуральное поле битвы, если бы я отказалась, — парировала Энни, но в ее тоне уже не было прежней колкости. — А это вовсе не входит в мои планы, Агата. Кроме того, это ведь Стив познакомил меня с мужем. И хотя раньше у нас… были некоторые разногласия… я думаю, вполне можно и забыть об этом. Но расскажите лучше о себе, Агата, — перешла на светский тон Энни, помешивая жидкость в чашечке и улыбаясь вполне искренне. — Вы ведь попали сюда по недоразумению?

— Ну, если магические опыты Энтона можно назвать недоразумением… — протянула я.

— Нужно, — фыркнула, еле сдерживаясь, чтобы не расхохотаться, Энни. — Это сложно назвать по-другому.

Юмор — это замечательно. Я уже как-то смирилась с тем, что всю оставшуюся жизнь проведу в этом паровом мире… но от слов Энн меня покоробило. Но я взяла себя в руки и выкинула из головы обиды и лишние мысли.

— Сложно не согласиться, — улыбнулась я. — Но в целом, опыт переноса из мира, где книги сделаны просто из бумаги, а чайник нужен, чтобы кипятить воду, а не для того, чтобы вести с ним философские диспуты, можно посчитать успешным.

К моему удивлению, Энни фыркнула, и на этот раз это звучало почти по-дружески.

— Слова про ваш мир звучат как райская идиллия. А вы знаете, что ваш муж, когда мы учились в Академии, пытался усовершенствовать закон термодинамики, потому что нашел его «эстетически неполным»?

Эта тема понравилась мне больше. И последующие минут пятнадцать мы провели в удивительно легкой беседе. Я рассказывала о своих лингвистических изысканиях и говорящем словарике, а Энни, в свою очередь, с воодушевлением жаловалась на сложности синтеза универсального антидота для металло-органических ядов и на то, как Энтон вечно путает ее пробирки с образцами с баночками для специй. Надеюсь, Энн действительно такая легкая и позитивная. С ней я бы с удовольствием дружила!

Мы выпили по паре чашечек чая за больовней, и Энни поднялась.

— Мне нужно вернуться к пациенту, проверить показания. — Она на мгновение задержалась у стола. — Он будет спать еще несколько часов. Если хотите… вы можете прийти позже, ближе к вечеру. Посидеть с ним. Только, ради всего святого, никаких слез и нервов! И никаких попыток его расшевелить. А если заснет — не будить! Ему сейчас нужно восстанавливаться, слишком много повреждений.

— Я поняла, — кивнула я, и в душе у меня потеплело. Это было не просто разрешение, это было признание. — Спасибо. Я приду через два часа, Энни.

— Чем планируете заниматься? — невинно поинтересовалась Энн.

— Поднимусь в зимний сад. Мы обнаружили, что баг Стива стабилизируется при применении болгарских перцев.

Энни подняла бровь.

— Интересно. При должной селекции из некоторых видов можно выделить мощные алкалоиды... — пробормотала она. — Хорошо бы изучить. — И безапелляционно добавила куда громче: — Как-нибудь расскажете.

С этими словами она развернулась и вышла из столовой целеустремленной походкой хирурга, идущего на операцию. А я отправилась в оранжерею с новым, странным чувством. В этом безумном доме, среди паровых труб и интриг, у меня появилась не просто союзница. Похоже, у меня появилась подруга.