— В последнее время собираться по поводу событий в России, в частности в Петербурге — стало для нас доброй традицией, — далеко не добрым голосом произнесла Виктория Вторая, оглядывая своих подданных тяжёлым недовольным взглядом.
Премьер-министр Гарольд Эджертон, глава МИ-6 Уильям Бреннан и консул Британии в Санкт-Петербурге Фрэнсис Карингтон, стояли напротив королевы, опустив глаза. Встречи у Её Величества, на которых обсуждалась ситуация в Петербурге, действительно проводились чуть ли не ежедневно. Виктория Вторая негодовала.
— С каждой нашей встречей мы констатируем, что ситуация становится для нас всё хуже и хуже. Как Вы думаете, милорды, она уже максимально плохая или есть ещё куда ухудшаться? — язвительно вопрошала королева.
— Есть куда, Ваше Величество, — негромко произнёс глава разведки.
— Вы умеете обнадёжить, барон.
— Простите, Ваше Величество.
— Ситуация действительно непростая, Ваше Величество, — вступил в разговор консул Карингтон. — Не буду оправдываться, мы просчитались с Жилинским. Он оказался абсолютно непредсказуемым и, мягко говоря, не очень умным.
— Непредсказуемым и не очень умным? — переспросила королева. — И на такого эльфа мы делали ставку?
— Русские все в какой-то степени непредсказуемы, Ваше Величество, — сказал Карингтон. — Что эльфы, что люди.
— Но не все они идиоты! — возразила королева. — Почему вы сделали ставку на идиота?
— Так выбора особо не было. Мы работали с тем, что было.
— И как Вам результат работы с тем, что было, виконт? Может, в следующий раз попробуете работать с тем, что лучше подходит для наших задач?
— Это не так-то и просто, Ваше Величество, — ответил вместо Карингтона Эджертон. — Что Седов-Белозерский в своё время просто захватил власть, что Жилинский. У нас физически не было времени, чтобы поставить на должность главы Петербурга своего эльфа, очень уж быстро там всё меняется. К тому же с Жилинским в плане взаимопонимания никаких проблем не было — он был готов верно служить британской короне, следовал всем нашим советам.
— То есть, всё, что мы сейчас наблюдаем в Петербурге — результат следования вашим советам? — язвительно спросила королева.
— Это результат самодеятельности Жилинского, — тяжело вздохнув, ответил премьер-министр. — Мы разработали план и следовали ему. Пусть не совсем гладко, но всё задвигалось. Боевые действия шли по всему северо-западу России.
— Хочу напомнить Вам, герцог, что совсем недавно Вы уверяли меня в том, что конфликт на северо-западе России не получится погасить ни за месяц, ни за год, Вы говорили, что это надолго. Но времени прошло всего ничего, а конфликта между Петербургом и Новгородом уже нет.
— События в Петербурге, которые спровоцировал Жилинский своими действиями, явились для нас полной неожиданностью: и арест самого Жилинского Белозерской, и избрание Каменского главой Петербурга, и перемирие с Новгородом, — признался Эджертон. — Мы ко многому готовились, но такого не ожидали. И сейчас мы прорабатываем варианты, как на это всё лучше отреагировать.
— Пока Вы прорабатываете варианты, русские орки захватили Таллин! — с укором заметила королева.
— Я в курсе, Ваше Величество, — неожиданно дерзко ответил премьер-министр. — Президент Эстонии звонит мне каждый день и не по одному разу. Территория Эстонии почти вся захвачена русскими орками, в Таллине руководит военный комендант, поставленный Воронцовым. Я всё это знаю.
— И как Вы собираетесь на это реагировать?
— Никак, Ваше Величество.
— Я Вас не понимаю.
— Русские орки надолго застрянут в Эстонии, это нам на руку, — пояснил Эджертон.
— Вы уверены, что застрянут? — спросила королева.
— Признаюсь, теперь я уже боюсь загадывать — не очень-то эстонцы и сопротивляются оккупантам. А их орки так вообще выступили пятой колонной. Впрочем, их можно понять.
— Ситуация неприятная, — сказала Виктория Вторая. — Всё же Эстония — наш союзник. Они ждут от Британии помощи, ждут от нас реакции на русскую агрессию.
— Но они первые начали агрессию против России, — заметил Карингтон. — Это был их выбор. Эстонцы хотели забрать себе Псков, они понимали, что рискуют, но пошли на это. В итоге не получилось. Так бывает. Безусловно, эстонцы — наши союзники, но не можем же мы из-за них начинать открытую войну с Россией. По крайней мере, сейчас не можем.
— И что мы им скажем? Мы ваши союзники, но защищайтесь сами?
— Мы им скажем то же, что я говорю каждый день их президенту, — ответил королеве Эджертон. — Что Британия возмущена и озабочена и всячески поддерживает эстонское государство и эстонский народ.
— И их президенту этого достаточно? — удивилась Виктория Вторая. — Он не просит более серьёзной помощи? Ему хватает слов поддержки?
— Просит, конечно, — ответил Эджертон. — Он много чего просит, но я премьер-министр Британии, а не Эстонии, поэтому пока нам выгодно, чтобы русские орки увязли в Эстонии, всё, что от меня может получить эстонский президент — это слова поддержки. Но я не исключаю, что в ситуации, если эстонцы полностью прекратят сопротивляться, нужно будет что-то предпринимать. Но пока не до них, Петербург сейчас важнее.
— А что с Финляндией? — поинтересовалась королева.
— После вторжения Финляндии в Карелию Россия официально объявила ей войну, — ответил глава разведки. — С финнами воюет регулярная российская армия и отряды одарённых из спецслужб. Русские уже перешли границу и, не встречая особого сопротивления, продвигаются вглубь Финляндии.
— Но почему они не остановились на границе? — в сердцах воскликнула Виктория Вторая. — Им бы у себя порядок навести, а они ещё куда-то пытаются продвигаться.
— А они хоть раз останавливались на границе? Насколько я помню историю, русские никогда этого не делают, — с сожалением произнёс Эджертон. — Вот и сейчас всё идёт к тому, что вместо Великой Финляндии от Хельсинки до Петрозаводска, мы скоро получим Великую Карелию от Петрозаводска до Хельсинки в составе Российской Федерации. Но и это мы можем использовать в наших интересах! Главное — больше не допускать ошибок, да, милорд?
Последняя фраза премьер-министра была адресована Карингтону. Консул насупился, но что-либо отвечать Эджертону не рискнул. А тот задал очередной вопрос:
— Скажите, милорд, владеет ли Жилинский какой-либо информацией, которая при попадании к Белозерской сможет нам навредить? Вы ведь понимаете, что княгиня теперь знает всё, что известно её пленнику? Уж допрашивать и вытягивать информацию она умеет.
— Ничего такого, что могло бы нам навредить, Жилинскому не известно, — ответил консул. — Сама по себе поддержка Петербурга Британией ни для кого не секрет, как и то, что это мы втянули во внутренний российский конфликт Финляндию и Эстонию. А кроме этого, я с Жилинским ничего не обсуждал.
— Весьма благоразумно с Вашей стороны, — похвалил консула премьер-министр.
— Признаюсь, милорд, я не допускал, что Жилинского могут захватить новгородцы или Белозерская, — сказал Карингтон. — Я ничего ему не рассказывал, просто потому что не доверял.
— Это и есть благоразумие.
— Благодарю, милорд!
— Полагаю вам лучше поупражняться в раздаче комплиментов в другое время и в другом месте! — перебила Карингтона и Эджертона недовольная королева. — А сейчас я хочу услышать, что вы собираетесь предпринять, чтобы хоть как-то исправить ситуацию! Вы говорили мне, что ведётся работа со Священной Римской империей и Польшей, что вы всерьёз взялись за Каганат. Где результаты этой работы?
— Что касается Польши, она вступит в войну с Россией в тот же день, что и Священная Римская империя, но не станет этого делать сама, — ответил премьер-министр. — Это, конечно, не Эстония, сил у поляков побольше, но на войну с русскими этих сил не хватит. И в Польше это прекрасно понимают. Нам надо договариваться с немцами. К сожалению, другого пути я не вижу.
— Вы полагаете, с Вильгельмом можно договориться? — спросила Виктория Вторая.
Эджертон ничего не ответил, королева хотела ему ещё что-то сказать, но затем передумала и обратилась к Карингтону и Бреннану:
— Виконт, барон! Вы свободны!
Глава МИ-6 и консул поклонились королеве и быстро ушли. Как только Эджертон и Виктория Вторая остались вдвоём, премьер-министр сказал:
— Пока что у нас получалось договариваться. Но я допускаю, что в нынешней ситуации немецкий император может попытаться пересмотреть некоторые прошлые соглашения.
— Вы сейчас говорите о Балканах и Аравии? — спросила королева.
— Я говорю о навязчивой идее Вильгельма Пятого — его желании постоянно расширять территорию Священной Римской империи. Безусловно, мы можем договориться с немцами и добить Россию, это технически возможно, хоть и не легко. Но что потом? Наши взгляды на будущее русских земель сильно отличаются. Для Британии было бы идеальным создание на территории нынешней Российской Федерации нескольких государств — слабых, постоянно конфликтующих друг с другом и зависящим от нас экономически и политически. Это дало бы нам полный доступ к природным ресурсам России и навсегда избавило бы Британию от сильного конкурента. Но Вильгельм захочет присоединить захваченные территории к своей империи. А это недопустимо.
— Но если нет других вариантов, надо рассматривать этот, без немцев мы с русскими не справимся, — сказала Виктория Вторая. — Но, конечно, всю территорию России мы Вильгельму не отдадим.
— Мы можем рассмотреть вариант разделения этой страны: территории до Урала, а заодно и Беларусь, пусть забирает Вильгельм. Там мало полезных ископаемых, зато есть проблемные Санкт-Петербург и Москва. А Сибирь и Дальний Восток заберём мы. Но уже не будет создавать там марионеточные русские государства, а официально присоединим эти земли к Британской империи и посадим там нашего генерал-губернатора, как в Индии.
— И Вы думаете, Вильгельм на это согласится? Полагаете, ему не нужны ресурсы Сибири?
— Вильгельм Пятый амбициозен. Со времён Наполеона никому не удавалось захватить и покорить Москву. Собственно, и у корсиканского орка получилось лишь ненадолго захватить её и сжечь. Петербург так и вовсе никто никогда не завоёвывал. Предки Вильгельма в течение двух мировых войн в позапрошлом столетии пытались захватить эти русские столицы, но оба раза потерпели неудачу. Думаю, если нынешний немецкий император поймёт, что у него есть шанс наконец-то завладеть Петербургом и Москвой, он не сможет отказать себе в том, чтобы войти в историю.
— Но мне кажется, после той истории в Польше Вильгельм не хочет конфликтовать с русскими, — сказала королева.
— Он амбициозен, но не глуп. Вильгельм понимает, что сейчас ему такой пирог, как Россия, не по зубам. Но если он поймёт, что этот пирог скоро будут делить другие, вряд ли он откажется принять участие в этом дележе.
— Вы так думаете?
— Знаю, Ваше Величество! Дайте мне добро на переговоры и соответствующие полномочия, и союз со Священной Римской империей будет заключён.
— Можете считать, что они у Вас уже есть, — сказала королева. — Единственное — я хочу знать, когда Вы собираетесь начать войну с Россией?
— Тянуть нельзя, — ответил Эджертон. — Надо начинать, как только договоримся с Вильгельмом и ликвидируем Романова. Россия должна быть обезглавлена к началу войны.
— Только Романова? — удивилась Виктория Вторая. — А как же руководители русских эльфов и орков?
— А ими пусть наш немецкий союзник занимается, после разделения России, — ухмыльнувшись, произнёс премьер-министр. — И чем больше он сил на борьбу с ними потратит, тем лучше для нас. К тому же Каменского ликвидировать бесполезно, Белозерская сразу же вместо него кого-нибудь другого петербургского аристократа сделает главным русским эльфом.
— Может, имеет смысл покончить уже с этой Белозерской? Ведь, по большому счёту, это она нам всё испортила в Петербурге.
— Это не так-то просто сделать, Ваше Величество, — с нескрываемым сожалением произнёс Эджертон. — Она сидит в своей крепости и почти никуда не выходит. Я отправил к ней финнов во главе с самим бароном Бойе, чтобы посмотреть, на что она сейчас способна. Так она их всех захватила в плен, а из барона сделала зомби.
— Но зомби сделать невозможно! — воскликнула Виктория Вторая. — До сих пор на Земле не было ни одного некроманта. Вы же не хотите сказать, что Белозерская стала первым?
— Сейчас я не могу ни подтвердить это, ни опровергнуть. Но сто лет назад никто не верил, что существуют эльфы, а потом они появились. Белозерская, как Вы знаете, была одним из первых эльфов, так почему бы ей не стать и первым некромантом? Так или иначе, во что-то она барона превратила, и по словам очевидцев, это было очень похоже на зомби. И ещё она собралась делать таких же зомби из всех пленных одарённых финнов. И неизвестно на что будет способна такая армия.
— Тогда ликвидация Белозерской для нас намного важнее, чем — Романова, — заметила королева.
— Не спорю, — согласился премьер-министр. — И я постоянно думаю, как нам это лучше сделать. У меня уже есть план. Но переговоры с Вильгельмом Пятым сейчас важнее, Ваше Величество.
— Так проводите их, герцог. Минуту назад я Вам выдала карт-бланш, теперь всё зависит только от Вас. Хотя, признаюсь, я не особо верю, что Вильгельм так просто уступит нам Сибирь.
— Уступит, Ваше Величество. Сибирь большая и богатая, но её мало получить, её надо ещё и удержать. А это будет непросто.
— Если это непросто, то откуда у Вас уверенность, что мы её удержим? От Индии и от Аляски до Сибири далеко. Никаких границ у неё с другими нашими владениями не будет. Мы получим богатую территорию, но окружённую со всех сторон сильными соседями. На западе будет Священная Римская империя, на юге Каганат, на юго-востоке озлобленный на нас Китай. И явно ещё куча русских уйдёт в партизаны.
— С партизанами разберёмся, а немцам будет не до Сибири, им лет сто понадобится, чтобы в своей половине России порядок навести. Китай — проблема, здесь я соглашусь. Но граница с ним на Дальнем Востоке будет не такой уж и протяжённой. Тюркский каганат для нас важнее, а с ним проблем не будет.
— Вы забыли, что каган Абылай — друг Романова? — удивилась Виктория Вторая. — И что каганат — союзник России?
— Это сейчас, Ваше Величество, они союзники, — улыбнувшись, ответил Эджертон. — Но ни Романов, ни Абылай не вечны. Когда не станет России, а тюрков возглавит новый каган, с чем он столкнётся в первую очередь? С выбором: или в одиночку противостоять Китаю, мечтающему вернуть себе Восточный Туркестан, или искать нового союзника. Полагаю, тюрки не просто предложат нам союз, а ещё будут готовы пойти на многие наши условия.
— Мне нравится Ваш оптимизм, но, к сожалению, я не могу его разделить, пока во главе каганата стоит Абылай.
— Пока, Ваше Величество! Ключевое слово здесь — пока! Абылай — проблема, но мы работаем над решением этой проблемы и скоро её решим.
— Очень на это надеюсь. В последнее время я слышу лишь обещания, а хотелось бы видеть результаты, — не скрывая недовольства, сказала королева Виктория Вторая.
— Вы скоро их увидите, Ваше Величество! — с пафосом ответил герцог Эджертон. — Даю Вам слово!
*****
Всю ночь мне снились какие-то кошмары, я часто просыпался с непонятным чувством, будто мне угрожает опасность. Такого со мной не случалось давно, пожалуй, с моего пребывания в Восточном. Проснувшись в очередной раз, посмотрел на часы — было ровно пять утра. Решив, что для подъёма рановато, я попытался снова уснуть, но вспомнил про предстоящий суд над Жилинским и Уваровым — сон как рукой сняло.
Сон ушёл, но состояние разбитости осталось. Я по привычке надел спортивный костюм и кроссовки, чтобы совершить пробежку по лесу, которая обычно помогала прийти в себя, но быстро передумал покидать территорию имения княгини Белозерской. В сложившейся ситуации это было бы неоправданным и ненужным риском.
Днём ранее бабушка вместе с Каменским дала пресс-конференцию, на которой в том числе заявила, что собирается сама судить и наказывать Жилинского и Уварова. Я не допускал, что кто-то готовится освободить убийц отца и ходит вокруг бабушкиного имения; вряд ли наши пленники были кому-то настолько нужны, но пренебрегать безопасностью было глупо.
В принципе я мог пойти к источнику и там набраться сил, но хотелось именно пробежаться, чтобы ненужные и тягостные мысли просто выветрились из моей головы на свежем воздухе, а тело получило хорошую зарядку перед началом долгого и, скорее всего, непростого дня. И тут я вспомнил о своих новых навыках — в частности об умении открывать самостоятельно портал. Бабушка подарила мне мешочек с магическими кристаллами, амулет у меня всегда был при себе, заклятие я изучил — ничего не мешало мне отправиться в столицу и спокойно пробежаться по набережной Волхова.
Идея устроить пробежку в Новгороде мне понравилась, там мне ничего не угрожало. Я достал мешочек, зачерпнул из него немного кристаллов, подбросил их в воздух и быстро начитал заклинание. Кристаллы заискрились, портальные врата начали формироваться. Примерно через полминуты всё было, и я шагнул в столб из густого тумана.
Хеду не ожидал меня увидеть одного и в такое время. Он вообще спал, но быстро сориентировался, доложил, что на квартире всё в порядке, и спросил, нужна ли мне его помощь. Я ответил, что помощь не нужна, и быстро покинул квартиру.
Утренняя пробежка по набережной получилась замечательной. С Волхова дул приятный ветерок, народу почти не было, я, воспользовавшись отсутствием велосипедистов, бежал по велосипедной дорожке и просто наслаждался этим утром. Почти все неприятные ощущения и предчувствия меня покинули, но вот отделаться от всех мыслей и забыться не получилось. Хочешь не хочешь, а мысли о предстоящем суде и о ситуации в стране и Петербурге пробивались.
Пока бежал, я много думал о бабушке, её пресс-конференции и поднятых там темах — в первую очередь о прекращении гражданской войны. Это было неприятно осознавать, но убийство Жилинским отца приблизило нас к миру. Отец был готов лишь разговаривать с Романовым о полном перемирии, а Каменский уже договорился о прекращении огня и о будущей конфедерации.
Леонид Васильевич, вообще, довольно резво взялся за работу, и было видно, что он ей горит. А ещё не могло не радовать то, что у Каменского после всеобщего собрания была поддержка всей эльфийской аристократии и эльфийского бизнеса, и как следствие этого его приняли практически все простые эльфы. Правление Каменского однозначно было более легитимным, чем правление моего отца и уж тем более — Жилинского. И главное, Леонида Васильевича приняли как главу Санкт-Петербурга военные и спецслужбы.
Петербург и так уже устал от нелепой войны, которая мало кому была нужна, а уж когда финны отправились завоёвывать Карелию, всем стало понятно, кем для чего весь этот конфликт был организован. Но что-то менять было уже поздно — маховики завертелись, все это понимали и готовились к худшему. И вдруг на этом пессимистичном фоне оказалось, что нет, не поздно, ещё можно изменить ситуацию к лучшему, и Каменский пообещал это сделать. И закончить войну. Уставшие простые эльфы просто не могли не поддержать нового лидера.
Бегал я больше часа, затем вернулся на квартиру, быстро принял душ, переоделся, благо в шкафу всегда лежало несколько комплектов разной одежды, и достал мешочек с кристаллами. Но вместо того, чтобы сразу активировать портал, вспомнил про свой столичный телефон и решил проверить, не звонил ли мне кто. У меня уже давно было два номера: старый, который знали все, и который я почти всегда оставлял в Новгородской квартире, отправляясь к бабушке, и новый, о котором знали лишь члены семьи, бабушкины помощники и Романов с Милютиным.
Я включил аппарат. Аккумулятор у него подсел, но заряда хватало, чтобы проверить сообщения о пропущенных звонках, которые должны были поступить мне сразу же после подключения к мобильной сети. Долго ждать не пришлось — секунд через пять телефон запищал, принимая эти сообщения. Я быстро всё просмотрел. Несколько звонков пришли с незнакомых номеров, два от Миланы, три от Кирилла, один от Ани и больше десяти от Глеба, что меня очень удивило.
Перезванивать я никому, конечно же, не стал: семь утра не лучшее время для звонка, да и времени на разговоры у меня не было, нужно было побыстрее вернуться в имение бабушки, пока меня не спохватились. Впрочем, я допускал, что сразу же после моего прибытия порталом Хеду отчитался кому положено.
Решив, что во время своего следующего визита в Новгород, который я не собирался надолго откладывать, обязательно позвоню Глебу и узнаю, что ему было нужно, я начал выключать телефон. Но не успел. Глеб позвонил мне сам, видимо, ему пришло автоматическое уведомление от оператора, что мой телефон снова в сети. Пришлось принять звонок.
— Слушаю! — сказал я в трубку.
— Привет, Рома! — послышалось из динамика. — Ты как там? Всё нормально с тобой? А то тут такие новости про Петербург каждый день, а у тебя телефон отключён.
— Со мной всё нормально, — ответил я. — Как ты сам? Я только сейчас включил телефон, увидел кучу звонков от тебя, но не стал так рано перезванивать.
— Со мной тоже вроде нормально, — сказал Глеб. — Но могло бы и получше быть.
— Мне очень жаль, что всё так получилось с твоим дедом. Я до сих пор не могу толком это в голове разложить и принять, но надо жить дальше.
— Надо, — согласился Глеб. — Собственно поэтому я тебе и звонил. Нам бы с тобой встретиться, поговорить не по телефону. Это очень важно.
— Что-то случилось?
— При встрече расскажу.
Я сразу же вспомнил про один пропущенный звонок от Ани и заволновался. Очень хотелось спросить, не случилось ли чего с ней, но делать этого не стоило. Не хотелось объяснять Глебу, почему я так интересуюсь судьбой его несостоявшейся жены.
— Я сегодня не смогу, вот прямо сейчас покидаю Новгород, — сказал я. — Но вернусь буквально на днях, и мы встретимся. Обязательно.
— Очень надеюсь, что это произойдёт в ближайшие дни, — как-то совсем грустно произнёс Глеб, видимо, решив, что я не собираюсь с ним встречаться и просто обещаю, чтобы он отстал.
Мы распрощались, я сбросил звонок и сразу же набрал Аню. Конечно же, её номер оказался недоступен. Возможно, она всего лишь выключила телефон на ночь, но тревожных мыслей у меня в голове прибавилось. Я выключил телефон и положил его в карман, чтобы зарядить у бабушки, и принялся устанавливать портал.
Суд бабушка назначила на десять утра. К девяти тридцати приехали семь представителей рода Гагариных: уже знакомый мне Василий Ильич и с ним ещё четыре эльфа и две эльфийки. Одна из них однозначно была вдовой Фёдора Ильича — очень уж у неё был несчастный вид. Меня тут же им представили.
Почти сразу после Гагариных прибыл мой дедушка с маминой стороны — князь Николай Георгиевич Волошин. Один. Меня его прибытие очень удивило, мой второй дед вообще редко выбирался из своего имения, но в этот раз, видимо, решил, что без него Волошины не обойдутся. А может, просто захотел поддержать дочь.
Как только мы все собрались, нас пригласили в большой зал, расположенный в дальнем флигеле замка. В этом зале я ни разу ещё не был; он был холодный и очень мрачный — самое то для суда. И я подумал, что в бабушкином доме найдётся помещение для любой цели.
Чуть ли не по центру зала стояло массивное кресло, напоминающее трон. В нём сидела княгиня Белозерская. Напротив неё в два ряда стояли двадцать кресел. Они явно были принесены в этот зал по случаю, так как, в отличие от мрачноватого трона, совершенно не подходили к интерьеру. Но зато были мягкие и удобные. Мы расселись в эти кресла: я, мама, Андрей, дядя Володя с супругой, дед, Гагарины. Машу и дочерей дяди Володи в силу возраста решили не звать, хоть они и находились в замке.
Ровно в десять часов Ристо привёл под конвоем Жилинского и Уварова. Жилинский смотрел на нас с неприязнью, а Уваров был напуган. На подсудимых были подавители магии, поэтому защиту они себе никакую поставить не могли, и я по полной программе ощущал исходящие от них эмоции: неприязнь от Жилинского и страх от Уварова.
Убийц отца завели на небольшой подиум, что выстроили слева от трона бабушки, скорее всего, тоже специально для суда. На этом подиуме стояли два стула. Охрана подвела подсудимых к этим стульям, но сесть не разрешила. Бабушка тем временем поднялась со своего трона; мы, сидящие в зале, тоже встали.
— Я, княгиня Белозерская Екатерина Александровна, временно исполняющая обязанности главы рода Седовых-Белозерских, от имени своего рода, а также рода Гагариных и рода Волошиных, доверивших мне право судить за них, начинаю суд трёх родов в отношении графа Жилинского, Дениса Гордеевича и графа Уварова, Антона Тимофеевича, которые обвиняются в убийстве князя Седова-Белозерского и князя Гагарина и в похищении княгини Седовой-Белозерской, в девичестве Волошиной, и двух её несовершеннолетних детей и лишении их свободы, — мрачно, громко и неторопливо произнесла бабушка.
Одета княгиня Белозерская была в чёрный костюм — жакет и юбку, и она очень походила в этой одежде на настоящую судью. Бабушка присела, мы последовали её примеру, а охрана разрешила сесть подсудимым.
— Наш суд трёх родов не будет рассматривать политическую и общественную деятельность графа Жилинского и графа Уварова и оценивать вред, нанесённый ими Санкт-Петербургу и эльфийскому обществу; этот вред велик, но судить за такое не в нашей компетенции. Мы рассматриваем лишь преступления Жилинского и Уварова против Седовых-Белозерских, Гагариных и Волошиных.
— Этот суд вне закона! — неожиданно заявил Уваров. — Его решения не будут иметь никакой силы!
— На территории моего имения будут, — совершенно спокойно сказала бабушка. — И мне этого достаточно.
— Это самосуд! Это незаконно! — не успокаивался Уваров.
— О каких законах Вы говорите? — поинтересовалась бабушка. — Законы Российской Федерации вы сами отменили, других не приняли. Мне вот по вашей милости приходится теперь из-за этого суд рода проводить. Хорошо, что есть свод правил, его регламентирующих.
— Им тысяча лет уже, а то и больше! Они устарели! — стоял на своём Уваров, не желая, чтобы его судили таким образом.
— Больше тысячи, да, — согласилась бабушка и с откровенной издёвкой добавила: — Я называю это «проверено временем».
Пока Уваров возмущался, Жилинский равнодушно смотрел в сторону ближайшего к нему окна. Убийца отца явно понимал, чем в итоге закончится этот суд и, в отличие от товарища по эльфийскому ордену, он не хотел доставлять нам удовольствие, показывая свой страх или панику.
Бабушка не спеша напомнила Жилинскому и Уварову обо всех их преступлениях, о подтверждающий убийство отца и князя Гагарина видеозаписи, предложила не тратить время на доказательства и сразу спросила подсудимых, признают ли они свою вину. Первым ответил Жилинский:
— Я признаю, что убил Николая Константиновича и Фёдора Ильича и организовал похищение Ольги Николаевны с детьми, — Давайте уже закончим это судилище.
Бабушка проигнорировала слова про судилище и спросила:
— Граф Жилинский, Вам есть что сказать в своё оправдание?
— Мне не в чем оправдываться, — ответил Жилинский.
— Даже так? — удивилась бабушка.
— Да. Всё, что я делал, я делал для блага Санкт-Петербурга и эльфийской расы. Я не жалею ни о чём и оправдываться не собираюсь. Лишь скажу, что я не планировал убивать Николая и Фёдора. Если у вас есть запись всего нашего заседания, и вы её отсмотрели, то должны были это понять. Я принял решение, когда понял, что другого пути нет. Ранее мне не раз предлагали убрать Николая Константиновича и занять его место. Но я всегда отказывался. Я верил Николаю и уважал его. До того самого вечера.
— Англичане предлагали убрать? — поинтересовалась бабушка.
— Я не буду отвечать на этот вопрос, он не относится к делу.
— Даже сейчас не хотите подставлять под удар своих хозяев?
— Если вы про Британию, то это не хозяева, а партнёры, — возразил Жилинский.
— Хорошо, пусть будет так, — согласилась бабушка. — Больше Вам нечего сказать?
— Ещё я хочу попросить прощения у Ольги Александровны за похищение и за предоставленные в связи с этим неудобства, — ответил Жилинский. — Мне жаль, что пришлось это сделать, но у меня не было выбора.
— А за убийство Николая ты у меня прощения попросить не хочешь? — со злостью выкрикнула мама, не вставая с места.
— Нет.
— Это всё? — спросила бабушка.
— Да, — ответил Жилинский.
— Граф Уваров! Вы признаёте свою вину? Вам есть что сказать в своё оправдание? — обратилась бабушка ко второму подсудимому.
— Я не виноват! — неожиданно заявил Уваров, и тут же поправился: — То есть, я виноват, конечно, но я не убивал! Я никого не убивал, вы же все видели запись!
— Антон Тимофеевич, не позорься! — осуждающе покачав головой, произнёс Жилинский. — Они всё равно нас казнят. Прими это достояно, как дворянин. Не унижайся перед ними.
— Но меня не за что казнить! — возмутился Уваров. — Я никого не убивал! Я сделал ошибку — согласился привезти Ольгу Николаевну с детьми, но я тогда думал, что это для их защиты! Да, я смалодушничал, и не раз, но я никому не желал зла!
— Не позорься, Антон!
Но Уваров никак не отреагировал на слова товарища, он побледнел и обратился к бабушке:
— Я раскаиваюсь и признаю свою вину, я готов искупить.
— Искупите, Антон Тимофеевич, — сухо сказала на это бабушка.
— Я хочу искупить верной службой! Позвольте мне это сделать! — уже натурально взмолился Уваров. — Я готов понести наказание, но не за убийство! Я не убивал!
Жилинский бросил на Уварова презрительный взгляд, отошёл от него, насколько позволял подиум, и демонстративно отвернулся, бабушка тем временем произнесла:
— Вы понесёте наказание только за то, что Вы сделали, Антон Тимофеевич: за неоказание помощи умирающему князю Седову-Белозерскому, за пособничество в убийстве князя Гагарина, за похищение и содержание в неволе княгини Седовой-Белозерской и двух её несовершеннолетних детей и за сокрытие информации обо всех этих преступлениях.
— Это слишком много! — в отчаянии воскликнул Уваров. — Слишком много обвинений!
— Это не много и не мало, — возразила бабушка. — Это ровно то, что Вы совершили. Ничего лишнего я Вам не добавила.
— Хорошо, я признаю, что совершил всё это, — согласился Уваров. — Но я прошу прощения и снисхождения. Давайте договоримся! Я могу быть полезен!
— Нет тебе прощения! — выкрикнула из зала вдова погибшего князя Гагарина.
— Антон Тимофеевич, у нас здесь суд родов, а не заседание обычной судейской коллегии, — заметила бабушка. — Нам не нужны все эти сотрудничества со следствием и прочие подобные моменты.
— Но я… — начал было снова оправдываться Уваров, но княгиня Белозерская одним быстрым движением руки, заставила его замолчать.
— Достаточно, граф, — сказала бабушка.
Уваров под заклятием ничего не мог произнести, зато исходящие от него эмоции страха и отчаяния усилились многократно, мне даже пришлось уменьшить чувствительность моей эмпатии. Бабушка тем временем встала; поднялись из кресел и мы в зале. Подсудимые и так к этому времени уже стояли.
— Я, княгиня Белозерская Екатерина Александровна, глава рода Седовых-Белозерских от имени своего рода, а также рода Гагариных и рода Волошиных признаю графа Жилинского, Дениса Гордеевича, виновным в убийстве князя Седова-Белозерского и князя Гагарина, а также в организации похищения княгини Седовой-Белозерской и двух её несовершеннолетних детей Марии и Андрея и лишении их свободы! — произнесла бабушка. — Графа Уварова, Антона Тимофеевича, признаю виновным в содействии убийству князя Гагарина, неоказании помощи раненому князю Седову-Белозерскому и похищении княгини Седовой-Белозерской и её детей. На основании этого я приговариваю судом трёх родов графа Жилинского и графа Уварова к казни! Приговор будет приведён в исполнение через час. Тела казнённых, согласно традиции, будут выданы их семья для захоронения в родовых усыпальницах.
Бабушка выдержала паузу и добавила:
— И ещё! Ни Седовы-Белозерские, ни Гагарины, ни Волошины не собираются требовать возмещения какого-либо ущерба. Для нас важно лишь одно — чтобы вы понесли заслуженное наказание. Поэтому вы можете составить завещание или написать обращение к своим близким. Предупреждаю, что эти бумаги будут проверены нами на предмет содержания информации, способной навредить нашим родам. Если у вас есть какие-либо последние просьбы и пожелания, говорите.
После этих слов бабушка сняла заклятие с Уварова, и он снова взмолился:
— Прошу Вас, дайте мне возможность искупить вину другим способом!
— Это невозможно, — ответила бабушка. — Суд родов вынес приговор.
— Тогда разрешите встретиться с семьёй перед казнью!
— А на горнолыжный курорт съездить не хотите? — съязвила княгиня Белозерская, которую, видимо, уже сильно достало поведение Уварова. — Если Вы упустили этот момент, то напомню: приговор будет приведён в исполнение через час!
— Тогда мне ничего не надо! — в отчаянии воскликнул Уваров. — Но вы собираетесь казнить невиновного!
— У вас есть пожелания, граф? — обратилась бабушка к Жилинскому.
— Да, — ответил тот. — У меня есть пожелание: я хочу, чтобы меня содержали до казни и казнили одного. Не хочу последние минуты своей жизни провести рядом с ним.
Жилинский бросил презрительный взгляд на Уварова и ещё на полшага отошёл от бывшего товарища по эльфийскому ордену.
— Ваша просьба будет исполнена, — пообещала княгиня Белозерская Жилинскому, после чего объявила: — Суд трёх родов окончен!