Час в копилке

Глава 8

Мысли, которых у меня никогда не было, из дневников, которых я никогда не вёл

С тех пор, как мне исполнилось восемнадцать лет, мама и бабушка обсуждали наши общие способности, уже не скрываясь. Разумеется, только в кругу семьи. При гостях лишнего не говорили.

Время от времени домашние всё ещё вспоминали Султанова, и бабушка неизменно повторяла, что у него, вероятно, и у самого есть какой-то дар. Потом она обязательно добавляла, что я сильнее. И под конец всегда охала, что дурные пожелания, какие они позволяли себе в адрес доктора, обязательно когда-нибудь серьёзно аукнутся и ей, и моей маме.

Я из всего этого обращал внимание только на упоминание своей силы. То, что мои желания сбываются почти сразу, я проверил быстро.

Например, мило улыбаясь, мысленно желал получить бесплатный пакет от кассирши в супермаркете. Поначалу я подходил только к тем кассам, где не было очередей, иначе молчаливый диалог мог быть прерван чьим-нибудь изобличительным или просто неуместным возгласом. С пакетами прокатило. И я стал просить складывать в этот бесплатный пакет несколько жевательных резинок. Разумеется, их я тоже не оплачивал. А ещё спустя месяц я отважился попросить кассиршу дополнить набор парочкой мелких купюр.

«И пусть никто вокруг ничего не заметит», — мысленно добавлял я. На такое не жалко одной секунды из ежемесячных пяти минут. Это была цена спокойствия и безнаказанности.

Пять минут — это много. Очень много. За это время можно разрушить одну планету и создать новую. Тем удивительнее: почему Вселенная иногда не скупится на такие ценные подарки для сорванцов, вроде меня?

Думаю, теперь любой поймёт, как появилась в моём военном билете отметка о негодности к строевой службе. Всего один раз пришлось побегать в трусах по врачебным кабинетам, потратить совсем немного собственного времени, остальное вложили мама и бабушка, потому что видеть меня в облачении цвета хаки ни та, ни другая не желали.

Я сумел накопить денег для поездки на море. Маринке не нужны были другие объяснения — тем более, что они отчасти были правдой. Накопил же? Накопил. А свои возможности загадывать желания до поры до времени я от неё скрывал.

Периодически она заводила разговоры о том, с какой профессией я планирую связать жизнь и чем буду зарабатывать себе на хлеб. Я отшучивался, говорил, что ищу себя, менял тему.

Про мой дар проболталась бабушка. Кажется, она оттягивалась за долгие годы молчания! Теперь хранить тайну ей было нелегко.

Случилось это в январе две тысячи седьмого года. Мы отмечали моё двадцатилетие. На празднике, разумеется, была и Марина, с которой мы тогда уже состояли в отношениях около двух лет. Бабушка со свойственной ей простотой и наивностью произнесла тост и завершила его такими словами:

— Мариночка, деточка, мы знаем тебя уже достаточно хорошо, чтобы без раздумий сказать: о лучшей невесте для Бореньки нельзя и мечтать. Так что ждём вашу свадьбу, а там и детишек, очень уж хочется правнучат понянчить!

— Да Борьке бы сначала на работу утроиться, на ноги встать, как говорится, — смутилась Марина.

— Об этом не беспокойся. У Бореньки дар. Он волшебник, причём очень сильный. Он вас всем обеспечит.

Марина улыбнулась. Посмотрела на меня тогда нежно и чуть иронично. Ясно же: для всякой бабушки внук — волшебник. Мне бы тогда привычно отшутиться, взять на себя инициативу в разговоре, но бабушка, всё ещё держа бокал, выложила семейную историю от и до, не умолчав при этом и про доктора Султанова. (Говорил же: он почти член семьи! Вот и двадцатилетие мне пришлось встречать в его компании, к счастью, не очной).

Две тысячи седьмой год был нелёгким для меня. В сентябре Марина сказала, что беременна. Срок ставили на 20 апреля две тысячи восьмого. В итоге Максим родился 22-го. Если уж это мысли, которых у меня никогда не было, то могу спокойно сознаться: да, я помню, какого числа у моего сына день рождения. И называть его сыном в этих несуществующих мыслях тоже осмеливаюсь.

В декабре 2007 года погибли в аварии мои родные: папа, мама, бабушка и дедушка. Это я убил их. Нет, конечно, я не портил тормозную систему автомобиля, не прокалывал шины. И ничего подобного даже сгоряча никогда не желал. Но в их смерти я однозначно виноват.

Расскажу по порядку.

Бабушка, больше не сдерживаемая необходимостью скрываться, стала веселиться напропалую, напоминая диснеевскую принцессу. Бывало, украсит дом. Нет, не мановением волшебной палочки, а просто шепнёт:

— Хочу, чтобы сегодня мне подарили море цветов.

У неё всегда были сэкономленные минутки, так что загадывать желания она могла не только в знаковое время.

После такого пожелания все домочадцы, не сговариваясь, покупали ей букеты «просто так», без повода.

— Захотелось, — говорили. — Проходили мимо цветочного магазина, подумали о тебе, вот и купили.

И соседка вдруг заносила срезанные на дачном участке цветы в зависимости от сезона: нарциссы, тюльпаны, пионы, гладиолусы или астры. А потом подружки звонили с просьбами приглядеть за их «зелёными друзьями с подоконника», пока они будут в санатории. И привозили горшки с фикусами, традесканциями и геранями.

А то и впрямь, как в мультфильмах, приспичивало бабушке покормить зверей и птиц. Она тут же шептала очередную «хотелку», впрочем, вероятно, достаточно благоразумную, потому как никакие представители джунглей и саванны к подъезду не сбегались, зато могли прилететь голуби и синицы, сбивались в дружную компанию бродячие коты, после наступала очередь парочки тощих голодных псов. Для всех у бабушки находились крошки, кусочки колбаски, молоко и даже специально купленные пакетики с влажным и сухим кормом.

Двух близких подруг она всегда баловала дорогими подарками. А иногда — просто от избытка чувств и хорошего настроения — желала счастья случайным прохожим, интересовалась их делами и, если узнавала, что встреченных на улице людей что-то печалит и беспокоит, тут же пыталась устроить их судьбу. С добродушной старушкой кто-то охотно общался, кто-то посмеивался, некоторые обходили стороной, но внезапно её добрые пожелания стали сбываться. Молодые девушки выходили замуж; отчаявшиеся родить внезапно беременели; поставившие на себе крест тяжёлые больные вдруг получали подтверждение, что болезнь обратилась вспять.

У наших дверей выстроилась очередь. Люди приходили днём и ночью, оставляли записки в почтовом ящике, донимали нас звонками — и где только умудрились достать номера?

Бабушка старалась осчастливить всех. Просьбы внимательно выслушивала, записки прочитывала все до единой, правда, со временем завела две шкатулки — чёрную и белую. Случилось это после того, как в нескольких записках она обнаружила «ужасные просьбы, которые даже повторять страшно». Так она выразилась и попросила деда читать записки вперёд неё и раскладывать по шкатулкам. Всё доброе — в белую, злое — в чёрную.

— А то невзначай пожелаю кому-нибудь дурного! Так что лучше вообще не видеть этих записок.

Почему она не попросила просто сжигать послания? Этому тоже предшествовал небольшой спор, в котором дедушка утверждал, что записок с просьбами извести разлучницу или ускорить кончину пожилых родственников будет больше, чем всяких таких, где встретятся пожелания «мира во всём мире».

Тогда-то бабушка и задумалась о шкатулках. Чтобы видеть самой и наглядно доказать деду — он ошибается. Но вышло как раз по-дедову. Чёрная шкатулка за месяц переполнялась настолько, что деревянная крышка оставалась чуть приподнята, не в силах удержать разномастные бумажки, торчащие в разные стороны. Зато белая шкатулка закрывалась плотно, хотя и в ней просьб хватало.

— Убедилась? Что, прав я был, Лида, скажи, прав? — без самодовольства и хвастовства спрашивал дед. Просто дурачился, пытаясь шутками развеселить поникшую супругу. Он был крупным, широкоплечим, громкоголосым, хотя говорил мало, лицом, со слов бабушки, похожим на Сергея Мироновича Кирова. Я проверял по фотографиям в интернете — есть что-то общее. А ещё любил чёрный юмор, но, кажется, с его помощью просто скрывал природную сентиментальность. — Сегодня такое написали, у-у-у-у! Пусть мой шурин попадёт в преисподнюю, а по дороге наестся говна, да не сразу помрёт, а в мучениях! У-у-у-у!

Бабушка только руками на него махала, велела сжечь немедленно всё накопленное.

— А шкатулки? Убираем? Не будем больше эти гадости хранить?

— Да, убираем… Хотя… Давай ещё месяц понаблюдаем. Обязательно в белой шкатулке будет больше записок, вот увидишь.

— Точно не будем исполнять? — Дед разворачивал ещё одну записку. — А то вон пишут — озолочу, если жену мою со свету сживёшь!

— Замолчи, кому сказала!

— Тут даже сумма написана! И сказано: торг уместен!

— Уймись, а то поссоримся!

А дед хохочет:

— Такие деньги из семьи уходят!

И тут в дело включился я. Старался быстрее деда прочитать записки и спрятать все ужасные просьбы. Хотел порадовать бабушку: глянет она в конце месяца, а в белой шкатулке и правда записок больше.

В октябре 2006 года однажды за ужином бабушка была как-то особенно румяна и растерянна. Всё хотела о чём-то со мной и мамой заговорить, но не знала, с чего начать.

— Настя… Боря… Как бы так сделать…

— Что, мам?

— Да нет… Глупости в голову лезут. Идея одна, пока не понимаю, как осуществить.

— Что за идея, ба? — спрашивал я.

— Ерунда, как мне кажется. Ничего не получится.

— Мам, да скажи уже наконец!

— В общем, я бы хотела устроить вечер новогодних чудес. Даже название придумала — «Час в копилке».

Мы с мамой уже не задавали наводящих вопросов, просто ждали, когда бабушка изложит свою затею до конца.

— Перед праздником хочу ещё больше людей сделать счастливыми. По району и даже по городу обо мне уже всем известно, а я хочу через сетку вещания как-то о себе заявить.

— По телевизору, что ли? — уточнила мама.

— Лучше уж тогда в интернете, — подсказал я. — В соцсети сделаем объявление, что такого-то числа в такое-то время выйдем в эфир, создадим групповой чат, пусть люди туда свои пожелания присылают.

— Я подсчитала. Мне за год удалось скопить 38 минут 16 секунд. Если бы вы мне добавили хотя бы минут по пять… Больше я у вас просить не посмею… Мы бы могли творить чудеса почти целый час! Сколько ж людей получит радость за это время! Ну как, вы со мной? А то я в этом вашем маузере сама не разберусь…

То, что маузером бабушка называет браузер, мы, разумеется, знали.

Мама скривилась. Ей идея по душе не пришлась. Сейчас около их подъезда шастают местные, а после бабушкиного марафона ещё и приезжие пожалуют! А ещё в чат польётся масса неприятных сообщений, после которых бабушка вынуждена будет пить капли, а то и вовсе сляжет с больным сердцем.

— Не беспокойтесь, все плохие сообщения возьмёт на себя Серёжа. Сразу будет удалять весь ужас!

— А, может, распечатывать и в чёрную шкатулку убирать? — съязвил тогда дед и получил от бабушки щелбан.

Мне идея тоже не приглянулась. Я свои знаковые пять минут тратил быстро и с размахом. Ничего не берёг. А тут придётся поужаться, чтобы для бабушки сэкономить. Это, считай, целый месяц жить без собственных желаний.

Вообще удивительно, что именно бабушка — далёкая от интернета — придумала устроить такое. Тогда не были в моде стримы, никто не выходил круглосуточно в эфир, не выкладывал сторис, не «пилил» ежесекундно бесконечный контент. Сегодня бабушкин марафон увидели бы миллионы, а в декабре 2006 года организованное нами действо прошло практически незамеченным. Могли бы мы наколдовать бабушке побольше зрителей? Наверное, могли, но, откровенно говоря, тогда мы просто не знали, чего именно стоит желать. Лайков, подписчиков, репостов? Тогда и слов таких не знали. Хотел бы я соврать, что всё это придумали мы в преддверии 2007 года, но, увы. Сейчас за давностью лет я даже не могу вспомнить, как мы выходили в сеть. Кажется, из «маузеров» были «Internet Explorer» и «Mozilla Firefox», а из мессенджеров (или как они раньше назывались?) — аська, скайп, жэ-жэ…

И всё же в тот год марафон «Час в копилке» состоялся.

Когда мы в назначенный день — 28 декабря — усаживались перед компьютером, глаза у бабушки горели ярче всех гирлянд в доме. Она мечтала подарить людям праздник.

Бабушка — нарядная и весёлая в начале часа — всё более сникала и грустнела с каждой минутой. Изредка подключались какие-то люди, писали что-то вроде булгаковского:

— Желаю, чтобы все!

Бабушка была похожа на ребёнка, ожидающего встречи с Дедом Морозом. Ещё маленького, чтобы предположить, что приглашённый актёр уже в стельку пьян, но довольно взрослого, чтобы понять — никто не придёт.

«Хочу всего и побольше», — написал кто-то из маминых коллег. Даже те, кого мы лично оповестили, похоже, не воспринял марафон всерьёз. Поздравляли, шутили, слали картинки.

Час прошёл. Бабушка не потратила ни секунды из накопленного времени. Я эгоистично выдохнул: к счастью, и мои пять минут остались нетронутыми.

— Пойдём-ка, посмотрим записки от местных, — предложил дедушка. — Чтобы твоё волшебство не перегорело!

Дед, папа и Марина по очереди читали записки из белой шкатулки. Договорились, что бабушка исполнит шесть желаний, мама четыре, а я по молодости лет — одно, которое мне самому понравится.

А потом пили шампанское.

Едва начался год, бабушка оповестила нас, что снова будет копить. Она готовилась сэкономить сорок минут, а от меня и мамы ждала по десять. И мне вручили блокнот, в котором надлежало строго учитывать все траты, стараться без нужды ничего не желать и сэкономить как можно больше для марафона «Час в копилке».

— За год мы точно сумеем убедить людей, что у нас не лохотрон! В чате не будет отбою от писем!

Бабушка была так убедительна, что мама заразилась её энергией. И теперь в семье редкий день обходился без обсуждения накоплений и предстоящего вечера чудес. Марина даже придумывала вместе с мамой и бабушкой какие-то тренинги и упражнения, чтобы научить нас экономить. Она читала литературу, погрузилась в процесс изучения нашего семейного феномена, заставляла нас медитировать и заниматься йогой, чтобы поменьше думали о насущном.

Подсчёт «бюджета» я действительно вёл. Но никому не показывал своих записей. Потому что время на исполнение желаний тратил весьма активно. Успеется, сэкономлю десять минут в последние месяцы года! Осталась у меня и привычка прочитывать записки, адресованные бабушке. Но…

Да ладно, чего уж там, это мысли, которых у меня никогда не было. Могу в них признаваться во всём!

Стали меняться причины, по которым я старался добраться до записок раньше деда. Если прежде я убирал их, чтобы чёрная шкатулка выглядела пустой по сравнению с белой, то теперь мне хотелось исполнить просьбы, которые в ней содержались.

Первый год после наступления восемнадцати, как вы помните, деньжата у меня стали появляться, благодаря… воровству. Не буду искать замены этому слову. Первую пару месяцев нового года я придерживался прежней схемы: стрелял по чуть-чуть у кассиров. Много не брал, но если уж хотелось новые джинсы или кроссовки, то не стеснялся мысленно попросить ничего не подозревающих бедняжек поделиться со мной выручкой. В семье знали о моём даре и возможности получить желаемое в любой момент, поэтому не интересовались, откуда обновки, только напоминали:

— Не трать бездумно! Помни про «Час в копилке»!

А у меня уже зубы сводило от этой копилки! Я не намерен был делиться своими драгоценными секундами. А если всё-таки придётся экономить, тогда следует придумать какой-то заработок, который при минимальном расходе времени приносил бы высокий и регулярный доход. Ответ напросился сам собой: записки! Те самые, из чёрной шкатулки, в которых были написаны пугающие бабушку гадости, но за которые предлагали суммы со множеством нулей, и перед нулями иногда стояла не единичка, а двоечка, троечка и даже пятёрочка!

«И пусть мне за это ничего не будет», — простое желание, стоившее пару секунд, я не забывал никогда.

Помимо записок была ещё бабушкина страница в соцсетях. Общение поручили мне. Бабушка велела:

— Если будет что-то страшное, сразу позови деда, папу или Марину!

В общем, кого-то из тех, кто в этой семье не умеет творить чудес.

Ага, не дождётесь. Разумеется, я просматривал все сообщения, уделяя повышенное внимание как раз тем, где требовалось кого-то «извести» и «уморить».

«Что, волшебница, хочешь подзаработать? — пришло как-то сообщение с аккаунта без аватарки. — Плачу щедро за ерунду».

Это дело было первым в моей «карьере».

Я секунду посомневался, а потом с колотящимся от волнения сердцем набил ответ:

«Что нужно делать?».

«Ты же волшебница, вот и угадай».

«Волшебник. И я не ясновидящий… Но работу выполню, если расскажете, в чём она заключается».

На экране снова появился бегающий карандаш — собеседник пишет сообщение.

Мне не нужны были деньги, я мог выбрать любой путь, любое занятие, мог совершать великие открытия, постигнуть тайны мироздания, ходить по красной дорожке в лучах софитов. Но мне хотелось чего-то другого. Чего-то, противоположного марафону «Час в копилке», от разговоров о котором тошнило. А ещё хотелось проверить в полную мощь свой дар. Так ли я силён, как говорит бабушка? На добрых делах силу не проверяют — так мне тогда казалось.

Сообщение пришло. Я пробежал глазами по строчкам. Первым желанием было отсоединиться, утопить телефон, вымыть руки и глаза с мылом, а потом побежать к родным, повиниться и всё забыть. То, что просил этот мудак, было отвратительно. Настолько отвратительно, что я, преодолев первый приступ омерзения, решил однозначно: это оно! То, чего я ищу! Ничего похожего в марафоне «Час в копилке» бабушка бы делать не позволила. Да её бы от одного увиденного текста удар хватил!

«Согласен», — руки тряслись, одно только это слово я написал с тремя опечатками.

«Как я могу проверить, на что ты способен?»

«Перезвоните», — ответил я и дал свой номер.

— Пусть никто никогда не узнает об этой переписке и о телефонном звонке, если он состоится, — пробормотал я, помня, что у меня есть в запасе несколько сэкономленных минут.

Звонок раздался, едва я успел озвучить желание.

— Ты, что ли, волшебник? — спросил голос. Спокойный и ровный, хотя я почему-то ожидал гнусавого и хриплого. Такого, что сразу понятно: человек затеял мокруху. Я огляделся, плотно ли прикрыта дверь в мою комнату, и ответил:

— Да, это я.

А вот мой голос оказался с хрипотцой от волнения!

— Что предложишь в качестве гарантии? — такой голос мог быть, например, у диспетчера:

— Пицца от «Пеппи и Рони», на какой адрес будет заказ?

И, даже если сотрудник дрочит на собственную мать, я бы никогда этого не узнал. Про парня в трубке, благодаря его пожеланиям в сообщении, я теперь знал много и — о! — лучше бы он мастурбировал на милф!

Я быстро забил в поисковике: симптомы инфаркта миокарда.

— Хочешь проверить меня в деле? Тогда слушай… Когда посчитаешь, что пора остановиться, просто скажи: ты всемогущий волшебник! И я верну тебя в исходное состояние.

— Вернёшь меня — куда?

— Просто наслаждайся, — хмыкнул я и включил таймер, чтобы точно знать, сколько потратил. Потом внесу эту цифру в статью «расходы». — Ты ведь уже чувствуешь небольшое жжение в левой половине груди? Кажется, оно переходит на лопатку и даже на шею, не так ли? Достаточно печёт? Или прибавить жару?

Собеседник ойкнул.

— А сейчас отпустило?

— Да, так лучше, — парень тяжело дышал, но ему точно стало легче.

А я уже изучал симптомы инсульта.

— Возможно, сейчас у тебя заболит голова. Очень сильно. Так, как не болела никогда…

В трубке раздался вопль, от которого я вздрогнул. Что со мной, откуда эти стремления сделать другому плохо? Когда в моём голосе появились эти садистские нотки?

— Ты великий волшебник, — кричала трубка, — великий волшебник, только прекрати это.

Я бросил взгляд на таймер. Потратил сорок секунд. Плюс две — чтобы снять симптомы.

— Могу ещё предложить какую-нибудь сильную боль в животе. Хочешь? Начнём с небольшой рези. Хорошо?

На экране появились ссылки на тему «острая боль в животе». Перитонит… Мне некогда было читать, что это, поэтому я просто зачитывал в трубку симптомы. Десяти секунд собеседнику, думаю, хватит. Не стану тратить на доказательства своего могущества больше минуты.

— Ты чёртов грёбаный супер-волшебник, — заорала трубка.

— Комплимент засчитан, — улыбнулся я и пробормотал, — у кошки боли, у собачки боли, а у этого парня заживи.

Наверное, где-то стало на одну кошку и собачку меньше. Жаль.

Ровно минута. И он мне за неё заплатит.

— Как тебе? Веришь?

— Верю. Напиши номер карты, задаток поступит тебе на счёт в течение часа. Остальное — после выполнения задания.

Банковская карта у меня была, я отправил в сообщении необходимые данные.

— И пусть об этой транзакции буду знать только я.

Трубка замолчала. А меня стошнило прямо на клавиатуру. Вот чёрт… Переволновался. Возможно, первое задание всегда вызывает бурю эмоций. Дальше будет проще. Спросить не у кого, но я был уверен, что справлюсь и без советов. Марина давно говорит, что мне надо устроиться на работу. Что ж, с первым рабочим днём тебя, Боренька. Ты стал таким взрослым!

Я сделал уборку в комнате, тщательно вытерев рвоту с компьютерного стола. Пока мыл пол, одним глазом посматривал на экран, перечисляя симптомы инфаркта миокарда — теперь желая, чтобы они проявились у заказанной мне жертвы.

Заказчик перезвонил через час.

— Вся сумма на карте, проверяй. Не знаю, как ты это делаешь, но буду тебя рекомендовать.

Других пояснений не требовалось. Всё получилось!

Я только что убил человека. Незнакомую женщину. Ради чего? Просто так… Из молодецкой удали. Из интереса.

Мне стало страшно, и живот снова скрутило. Позыв был резким, но всё же не таким сильным, как в первый раз. Значит, следующий будет ещё меньше, а может быть меня перестанет рвать после каждого удачно завершённого дела.

Почему-то в тот момент мне вспомнились слова бабушки:

— Важно быть не просто таким человеком, в честь которого назовут улицу. А таким, чтобы эту улицу больше никогда не хотели переименовывать…

Вероятно, марафоны вроде «Часа в копилке» направили бы меня по другому пути, но я выбрал этот, который никогда не перейдёт в улицу, названную в мою честь.

«Во всём виноват избыток позитива, — зло шептал я сам себе, — слишком приторно в нашем доме, слишком всё сладко…»

И мне снова захотелось этой сладости. Вернуть бы назад час, разделивший мою жизнь на до и после, час, который лёг, увы, в другую копилку. Мне было мерзко, я вышел на улицу с целью избавиться от банковской карты и больше не брать подобных заказов никогда.

Но знаете что? Как только я увидел сумму на счёте, горечи во мне не осталось. Может, немного привкуса желчи во рту от недавней рвоты… А в остальном — круто! Гигантская прибыль за… ерунду.

К концу 2007 года на моём счету были десятки убийств. Зачеркнём. Напишем: на моём счету были десятки миллионов. И не только в рублях. Мой марафон отвратительных дел быстро набрал популярность. И самое крутое, что я мог трепаться о нём на каждом углу, потому что никогда не забывал о важном желании:

— Пусть мне за это ничего не будет.

Ни один мой номер не окажется рассекречен, на мой аккаунт в соцсетях не смогут попасть спецслужбы, никогда не будет свидетелей моих деяний и переговоров. И так далее, и тому подобное, я потратил на составление перечня уйму времени и целых десять минут на зачитывание этого документа тем силам, которые имели неосторожность наделить меня такой властью.

Если я перебирал где-нибудь в баре и меня подмывало рассказать собутыльникам, кто я такой, я загадывал, чтобы они видели во мне разных людей. Пусть считают, что из-за выпитого накануне им не удаётся чётко вспомнить ни моих черт лица, ни рассказанных мною бредней. Впрочем, я не боялся раскрываться и по трезвости. Маскировался я тем же способом: каждый, кто смотрел на меня, видел кого-то другого. Как говорится, лучший способ спрятать что-то — положить на видное место.

Я вёл тщательные подсчёты времени, чтобы не ошибиться, не пообещать заказчику слишком быстрое выполнение задания, когда у меня на желания осталось мало накоплений. Иногда всё случалось моментально, но порой мне приходилось просить отсрочки. Заказчик мучился, ждал, иногда передумывал, но отыграть назад уже невозможно. Ах, даже не нужно возвращать задаток? Но для меня завершение работы — дело чести.

Весь декабрь бабушка готовилась ко второму в своей жизни марафону «Час в копилке». Я под разными предлогами пытался отказаться от участия. Бабушка подмигивала мне: дело молодое, потратился? И я кивал. Скажу откровенно, в нынешних условиях десять минут знакового времени были для меня огромным богатством. На моих счетах водились деньги, я не умер бы с голоду в ближайший год, даже если бы временно перестал выполнять заказы, но всё же большую ценность, чем время на исполнение желаний, представить было сложно. Я не хотел делиться им с бабушкой, не планировал растратить его на каких-то соплежуев из интернета.

В субботу, 22 декабря 2007 года, моя семья собралась за покупками в гипермаркет. Планировался грандиозный шопинг по случаю предстоящих праздников. Я, несмотря на уговоры Марины, ехать отказался. Родственники были привычно суетливы, разговорчивы, попрощались со мной немного суше обычного и вышли за дверь. Что-то в их поведении заставило меня насторожиться… Или я, спустя годы, воспринимаю сцену прощания как-то по-новому? Придумываю то, чего не было?

Марина вышла со всеми, но отправилась в ближайший магазинчик за соком. Мы договорились, когда она вернётся, посмотреть кино. Я вошёл в свою комнату и сел за компьютер — выбор фильма сегодня за мной. Ящик стола, где я хранил блокнот с надписью «Мои финансы», был открыт. Вероятно, кто-то хотел, чтобы я это заметил.

Я подошёл к письменному столу. Блокнот явно брали. И не собирались этого скрывать. Я его никогда и не прятал, в нём не было указаний, на что я тратил знаковое время. Поэтому любой, кто взялся бы изучать блокнот, сумел бы обнаружить в нём только ряды цифр. Дата, минуты и секунды.

Я перелистал страницы. Между листами, заполненными моим почерком, лежала записка. Страшная. Страшнее всего, что мне доводилось видеть в жизни.

«Сколько возьмёшь за нас четверых?» И подпись, но одной — дедовой — рукой: «Папа, мама, бабушка, дедушка».

Дед что-то заподозрил, даже получается, что не просто заподозрил, а узнал наверняка. И дал мне это понять. А ведь я желал, чтобы информация о моём способе заработка никогда не стала известна ни родственникам, ни Марине…

Марина вернулась из магазина.

— Сок, чипсы и куча всего неполезного! — радостно сообщила она с порога. Я только угрюмо кивнул.

— Что-то случилось?

Я покачал головой.

— Пойдём смотреть кино.

— Что ты выбрал?

— Пока ничего.

— Тогда можно «Сумерки»? Ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! — Марина прыгала вокруг меня, как маленькая, с такой лёгкостью, какую не слишком-то ожидаешь от беременной женщины. Впрочем, срок небольшой, живота ещё нет…

Я согласился на «Сумерки», но совершенно не вникал в сюжет. Меня беспокоила дедова записка.

Весёлый рингтон вывел меня из оцепенения. На дисплее — номер бабушки.

— Бабушка… Ба! — я словно маленький мальчик готов был покаяться во всех грехах, только бы меня простили. Я готов даже участвовать в этом дурацком «Часе в копилке», хотя не так уж много мог бы туда положить.

— Кем вам приходились, — заговорил высокий мужской голос, перекрываемый шумом дороги и ветра, — Всеволод Горшенин, Анастасия Горшенина, Лидия и Сергей Задворские?

Я перечислил, будто прочитал с дедовой записки:

— Папа, мама, бабушка, дедушка…

— Мне очень жаль, ваши родственники погибли в аварии.

Я заплакал.

Это был единственный раз, когда мама и бабушка пожелали кому-то смерти. Себе. И своим мужьям. Вероятно, с их согласия. Это было массовое, спланированное самоубийство. Они предпочли умереть, только бы не жить в одном доме с убийцей.

Марина была со мной в день похорон. А я думал только об одном: я должен уйти от неё. Бросить. Беременную, да. Но избавить от себя, чтобы не причинить боли. Ни ей, ни себе.

Я снова и снова задавался вопросом: чего тебе не хватало, Боря? Почему ты стал киллером? Блажь, дурь, хвастовство перед собой, попытка смыть мерзкими поступками излишнюю сладость созданного вокруг тебя мира? Но ведь тебе нравилась эта сладость? Или всякий, даже не обладающий даром, однажды совершает какую-то дрянь? Но ведь бабушка и мама не совершали! Чёрт с ним, с доктором Султановым, это не в счёт!

Прежний мир окончательно рухнул. Мир, который ждёт впереди, ещё не построен. Меня раскололо надвое. Будто я пытался телепортироваться из одного мира в другой, и был расщеплён. Я теперь отчаянно мечтал вернуться туда, откуда недавно спешно сбежал.

«Пусть Марина уйдёт, но останется со мной навсегда», — желал я расщеплённым сознанием, тратя на эту просьбу минуты знакового времени.

Я шёл по ночному городу и шептал эту просьбу. Я любил её. И не мог отпустить. Я любил. И поэтому должен был отпустить.

— Пусть она уйдёт, но останется со мной навсегда… Пусть уйдёт, но останется… Уйдёт, но останется…

Мира, в котором я был хорошим мальчиком, больше нет и никогда не будет. Мир, в котором я стал мальчиком нехорошим, засекречен мною всеми паролями и заклинаниями. Я предал себя забвению, добровольному затворничеству. Все, кто помнил меня и знал — забыли. Так я пожелал.

— Пусть она уйдёт, но останется.

Все, но не Марина.

И не заказчики. Эти пусть будут. В мире, где я — нехороший мальчик, им самое место.

Но для них у меня есть сюрприз. Очередное последствие расщепления в пути между мирами. Теперь я сам буду выбирать, кого оставить в живых: заказчика или жертву.

Заказное убийство — это способ отнять у человека жизнь, не оставив ему выбора. Заказчик уже всё решил за жертву. Разве это правильно?

Как мои родные решили всё сами. Решили, что без меня им лучше. Не дали мне шанса оправдаться, извиниться. Исправиться! Они отняли у меня выбор. Предпочли умереть, и убили при этом меня — прежнего. Раскололи мой мир надвое. Подарили мне силу, с которой мне не удалось справиться, и сбежали, как последние трусы!

Однако пора прервать поток откровений, а то я и впрямь решу, что все эти мысли когда-то были в моей голове. А их не было! Не было!

Кого я пытаюсь обмануть. Были. И есть.

И не только о прошлом, но и о будущем. О будущем моего сына. Всего одно пожелание, два слова: «Удачи, сынок» — и он сможет стать великим жонглёром. Но ведь это единственное, что нужно от меня Марине. Стоит выполнить — и она может уйти навсегда. А горькая правда в том, что пожелать сыну удачи — возможно, единственное доброе дело, на которое я способен. Так стоит ли с ним торопиться? Думаю, время ещё не пришло…