Глава 22

Марина неохотно отвечала на звонки с незнакомых номеров. Чаще всего звонили, конечно, всевозможные мошенники и представители разных фирм, навязчиво предлагающие услуги. Но могли быть и новые клиенты, желающие записаться на коуч-сессию. Поэтому Марина, видя неизвестный набор цифр на экране, всё-таки принимала звонок.

— Это Султанов, — прозвучало в трубке без приветствия и прочих вступлений.

— Здравствуйте, Олег Николаевич. Спасибо, что всё-таки позвонили…

Уходя из клиники, Марина ругала себя последними словами за то, что так по-дурацки вела разговор. После пары десятков минут в ординаторской под храп Султанова она была сбита с толку и откровенно раздражена. И, конечно, упустила единственный шанс оставить о себе хорошее первое впечатление.

«Что Султанов? — думала она, — Ну, максимум, расскажет коллегам весёлую историю о визите очередной сумасшедшей, а то и вовсе сразу выбросит странную встречу из головы».

— Простите, я должна была как-то по-другому начать разговор сегодня…

— Предлагаете переснять этот момент?

— Не поняла…

— Мы разве можем начать тот разговор ещё раз?

— Можем начать новый.

— Вот и давайте начнём. Вы сегодня прервали мой сон весьма оригинальным образом…

«Сейчас будет какое-то «но», и это «но» явно в мою пользу. Почему-то же он всё-таки перезвонил…»

— …но мне стала интересна ваша теория, так сказать, с научной точки зрения.

— Надеюсь, вы согласитесь мне помочь.

— Скажем так, я готов вас выслушать.

— Меня зовут Марина. Можно без отчества. Скажите, Олег Николаевич, вы знаете что-нибудь о киллере по прозвищу Монетка?

Султанов, кажется, ел — не иначе помидор, невероятно сочный, из тех, который слегка надкусываешь, а потом некоторое время ещё держишь губы над трещиной, чтобы всосать сок. У Марины заурчало в животе — очень уж аппетитно собеседник причмокивал.

Она достала из холодильника коробочку с плавленым сыром, из пакета — кусочек булки, из навесного шкафчика — конфету со сливочной начинкой. Осмотрела банки с чаем, выбирая, какой бы заварить. Остановила выбор на смеси кипрея, липы и мелиссы.

— Ходили какие-то слухи, — ответил тем временем Султанов, — что в городе завёлся то ли маньяк, то ли наёмный убийца, который каким-то случайным образом выбирает себе жертву.

— Да, речь именно о нём, — подтвердила Марина и помыла себе несколько помидорок черри, — киллер, который выбирает, кого будет убивать, жертву или заказчика.

— И чего вы хотите от меня?

Султанов несколько напрягся. Уж не намекает ли эта дамочка, что его заказали?

— Скажите, Олег Николаевич, удалось ли вам обнаружить в своей биографии факты, подобные тем, что я описала утром? Если ничего такого с вами не происходило, то наш разговор окажется бессмысленным. Вы сочтёте все мои слова бредом.

— Вы попробуйте, а я сам решу, как трактовать ваши слова.

— Тогда можно я просто расскажу, а вы послушаете…

— Я вам только что именно это и предложил.

— Простите. Разговор и правда непростой…

— Начинайте уже, — собеседник явно раздражался. Марина поспешила перейти к изложению сути.

— В две тысячи третьем году я познакомилась с парнем. Его семья оказалась не совсем обычной. Они умели творить чудеса, — Марина помолчала, ожидая смешка или реплики вроде «да ладно, ври больше», но собеседник только шуршал какими-то звонкими фантиками, а телефонный динамик стократно усиливал звук, — и этот парень тоже мог исполнять желания… Однажды, ещё будучи подростком, он уволил вас из больницы Ореста Крестовского. Просто загадал такое желание…

Собеседник снова никак не прокомментировал слова Марины.

— Эта история стала семейным преданием, а про вас Горшенины всегда говорили, что вы очень сильный волшебник.

Марина произносила слова «чудеса» и «волшебник» после небольшой заминки, словно сама не верила в то, что говорит. Ну, какие волшебники! Что она несёт! Да ещё и вслух… Незнакомцу… С медицинским образованием…

— Мы давно не общались с этим парнем, но на днях я узнала, что Борис Горшенин стал тем самым киллером. Монеткой. И недавно в число его жертв попал мой сын…

— Соболезную, — вдруг очень человечно откликнулся Султанов.

— Что? О, нет-нет! Мой сын жив, я не так выразилась, простите. Он попал в число претендентов…

— Сколько ему лет?

— В апреле исполнится шестнадцать.

— Кто мог заказать киллеру подростка? Или таким образом кто-то хочет отомстить вам?

Марина замялась.

— У Максима был тяжёлый день, он не прошёл прослушивание в театральную студию, мы с ним дома тоже как-то неудачно поговорили… В общем, он заказал себя сам…

— Как вы сказали вас зовут?

— Марина. Юрьевна.

— А фамилия? Та-а-а… — Олег Николаевич протянул первый слог предполагаемой фамилии, будто воспитательница, подсказывающая детсадовцу строки стихотворения.

— Таланова. Это имеет какое-то значение?

Повисла пауза. Не потому, что Султанов снова что-то жевал. Он обдумывал полученную информацию.

— Я, кажется, начинаю догадываться о сути вашей просьбы. Вы, вероятно, посчитали: раз семья этой… этого Монетки называли меня сильным, хм, волшебником, то я смогу что-то противопоставить его магии. Чего именно вы хотите? Чтобы я спас вашего сына? Или чтобы я избавил мир от киллера?

— Да лучше бы его вообще никогда не существовало, этого Бориса Горшенина, — зло прошипела Марина, но тут же взяла себя в руки. — Да, спасите моего сына и остановите череду преступлений.

— Но раз, будучи подростком, Борис сумел воздействовать на меня… — Олег Николаевич вспомнил тот взгляд и волну жара, и внезапное стремление написать заявление по собственному. Испытать подобное снова ему не хотелось… — Значит, он сильнее?

— В его семье тоже так считали.

— Тогда почему вы думаете, что я могу быть вам полезен?

— Но он же не знает, что вы начнёте какую-то атаку. Не станет защищаться, и это, возможно, позволит нам его победить.

— Может, вам всё же лучше обратиться в полицию?

— Олег Николаевич… — Марина произнесла эти слова тоном «ясно же, что мне ответят».

— Да, можете не продолжать. Им бы реальных преступников научиться ловить, а уж до волшебников наша доблестная полиция точно не скоро доберётся. Как эта теория работает на практике? Что именно я должен сделать?

— Я не знаю. Мама и бабушка Бориса высчитывали день и минуту, когда их желания сбывается максимально точно. Они называли это «знаковые пять минут».

— Знаковые? — Султанов опять вспомнил свою тётку из деревни. Она тоже говорила о каком-то знаковом времени…

— Да, именно в эти пять минут всё исполнялось быстро и точно. А если загадывать желания в другое время, то оно исполнялось с отсрочкой или с каким-то отклонениями… Могу что-то напутать, но знаю, что время не безгранично. Всякое желание можно загадать, только если на него накоплены минуты или хотя бы секунды… А уж если накоплено, то тратить его можно по-разному: хоть подряд все желания произноси, хоть по одному желанию в день. За год мама и бабушка Бориса совместными усилиями старались накопить час. Одному такое не под силу: невозможно прожить год и ни разу ничего не пожелать.

— Что вы предлагаете делать мне? — перефразировал свой вопрос Олег Николаевич.

— Не знаю… Произносите раз в день что-то вроде: пусть с Максимом Борисовичем Талановым всё будет хорошо. Мало ли, вдруг нужно говорить имя целиком… И ещё: пусть магия Бориса Горшенина ослабнет или даже исчезнет вовсе.

— Я не ослышался: Максим Борисович? Это совпадение? Или Борис Горшенин отец Максима?

— Борис отец Максима.

Перед Мариной так и лежал нетронутый перекус. Аппетит пропал.

— Эта информация пугает меня больше всего остального, рассказанного вами, Марина Юрьевна, — пробормотал Султанов.

— Вы поможете мне?

— И, кажется, себе тоже, — непонятно ответил Олег Николаевич, но Марина не стала уточнять, что он имел в виду.

— Просто один раз в день говорите…

— Я понял. И как долго я должен это говорить? Месяц, два, три? И как мы поймём, что мои слова действуют?

— У меня есть гарантия, что в ближайшее время Борис не убьёт Максима. Я просто должна выполнять ряд условий.

— Если у вас есть гарантии, зачем вы привлекли меня?

— Мне хочется перестраховаться.

— Знаете… У нас в ординаторской на шкафу стоял цветок. И каждый день коллеги-врачи, не сговариваясь и не заглядывая в горшок, на вытянутой руке поднимали лейку и поливали несчастное растение. Разумеется, действовали они все из лучших побуждений. Все же знают, что цветы надо поливать… Однажды цветок сдох. Или как там положено говорить о цветах? Залили. Залюбили. Затопили заботой.

— Это вы к чему?

— Просто боюсь, как бы наше вмешательство не отразилось на судьбе вашего сына…

— Не отказывайте мне, пожалуйста. Я в отчаянии.

— Попробовать можно. Я всё равно имею привычку молиться по утрам и перед сном, поэтому просто буду произносить и ваши две фразы во время каждой молитвы. Пусть даже всю свою оставшуюся жизнь. Мне не сложно.

— Спасибо. Могу я чем-то отблагодарить вас?

— Просто верьте в значимость того, что я делаю. И в то, что произнесённые мной слова непременно подействуют. Идиотизм это, конечно, какой-то, — проворчал Султанов напоследок и отсоединился.

На экране Марининого телефона светились застывшие герои сериала. В замке повернулся ключ — Максим вернулся с репетиции…

* * *

Аврора поставила на журнальный столик тарелочку с жареным кешью, забралась с ногами на диван, щёлкнула пультом, собираясь перед сном посмотреть выпуск пятничного реалити-шоу.

— Можно? — Олег Николаевич заглянул в дверь.

— Да, деда, заходи.

— А чего ты диван сразу не застелешь? Сидишь, как собака на заборе…

— Лень пока. Устала. Посмотрю телик и застелю.

— Варюта… — Олег Николаевич сел в кресло напротив внучки и взял с тарелки пару орешков, — скажи мне… Этот мальчик… Максим Таланов… Вы хорошо дружите?

— Мне кажется, я в него влюблена, — Аврора улыбнулась.

— Возможно, я лезу не в своё дело. Но… Ты уверена в нём? Он хороший парень?

— А если плохой, то что? Ты запретишь мне в него влюбляться? Так поздно — уже влюбилась.

— Не злись.

— Я не злюсь. Просто сообщаю: я достаточно взрослая, чтобы общаться, с кем хочу и влюбляться, в кого хочу! Мне нет восемнадцати, но это не значит, что я маленькая. Позволь мне самой решать, с кем дружить, хорошо?

— Хорошо. Но всё-таки…

— Деда! Я попросила! — строго припечатала Аврора. — Можешь за меня не волноваться, поводов для волнения реально нет. Он неуклюжий, даже порой совсем неудачник, но сейчас становится всё увереннее в себе. Думаю, он ещё сто лет не предложит мне даже целоваться, а уж о том, чтобы переспать пока и речи не идёт. Но и тут не беспокойся, я в курсе методов контрацепции.

— Ох, уж эта современная молодёжь! И всё-то знают, и обо всём-то смело говорят вслух! Не жалеешь старого дедушку! Так хороший парень-то?

— Парень как парень, деда. Не первая любовь и не последняя.

— Суровая вы девушка, Аврора Батьковна!

— Вся в вас, Олег Николаевич. Садитесь, посмотрим шоу.

— Ну, давай глянем, от чего ваше поколение балдеет…

Они устроились на диване. Олег Николаевич приобнял внучку, накинул плед на колени — себе и ей. По телику шла какая-то говорильня, сто лет не нужная Султанову, но уж больно ему нравилось вот так садиться с Авроркой, слушать её комментарии в адрес героев передачи, грызть орешки.

И всё равно на сердце было неспокойно. Оберегать ли Аврору от Максима? Сын убийцы всё-таки… Сказать ей? И стать врагом на всю жизнь? Промолчать? А потом корить себя, если что-то случится? Но, в конце концов, сын за отца не в ответе, как говорится. Убийца Борис, а не Максим. А Борис, похоже, даже к воспитанию парня отношения не имел…

«Пусть бы вообще не было этого Бориса Горшенина», — вспомнилась Олегу Николаевичу злая реплика Марины. Крепко же он сидит у неё в печёнках… Или не в печёнках? А в голове и в душе?

Так и не решив, что делать, Султанов несколько раз проговорил про себя заготовленные желания: пусть с Максимом Борисовичем Талановым всё будет хорошо… Пусть Борис Горшенин навсегда лишится магии…

Загрузка...