Час в копилке

Глава 2

Мысли, которых у меня никогда не было, из дневников, которых я никогда не вёл

Что было бы, если?… Если бы я выбрал другую дорогу и пошёл по стопам своих бабушки и мамы? Если бы, так сказать, продолжил брать записочки из белой шкатулки?

Таких мыслей в моей голове никогда не возникало, поэтому записей, подобных тем, что вы сейчас читаете, я бы никогда не создал. Ещё и потому, что мне было бы лень писать. Возить ручкой по странице или печатать на клавиатуре — зачем? Просто для того, чтобы с кем-то поделиться своей историей… Зачем — это самое страшное слово на свете. Если ты его задал, то, возможно, после этого уже никуда и не двинешься. Раз ты размышляешь, значит, ещё не принял решения, значит, стремление что-либо совершить не так уж и велико. Так во всём — в реализации планов и даже в человеческих отношениях. Стоит спросить: зачем мы вместе? И дальше отношения могут рухнуть.

Наверное, я всё же лукавлю, когда говорю, что мыслей, которые я изложил бы в несозданных мною дневниках, никогда не возникало. Но так мне легче. Легче считать, что я прожил такую жизнь, о какой мечтал. Нет, сам бы я никогда не написал дневников, но вряд ли я могу запретить писать их своей совести. Я редко позволяю ей выныривать из глубин подсознания, но уж если она показывает на поверхности свою крысиную морду, мне остаётся только прятаться от её острых, нечистых зубов. Поэтому я всеми силами держу её за горло у самого дна, пусть там захлёбывается. Разговаривать мне с ней не о чем!..

Мои бабушка и мама были со странностями. Знаете, они из тех, кто вечно восторжен и радостно возбуждён, словно у них проблемы со щитовидкой. А, может, у них и были проблемы со щитовидкой. Чёрт их разберёт. Я что, доктор, что ли?

Они были безмерно активны. Всегда старались осчастливить всех вокруг, создать праздничное настроение на ровном месте, глубоко проникались чужим горем. В общем, они были из тех, кто всегда и всем старается говорить «да», лишь бы не обидеть. Как по мне, именно такие люди первыми и втыкают нож в спину. Те, кто на всё соглашаются, однажды по глупости или неосторожности подтвердят своё согласие на предательство или убийство. Но не мне их судить, тем более что они так никого за жизнь, кажется, и не предали. И уж тем более не убили. В отличие от меня.

Готов поспорить, они ни о ком ни разу не сказали дурного слова и не пожелали окружающим зла. Во всяком случае, я такого не припоминаю. Можно ли вообще прожить жизнь и ни разу никого в сердцах не обругать? И рассматривать ли случай с хирургом Султановым как исключение из этой вечной, непогрешимой святости? О хирурге Султанове я ещё расскажу позже, эта история стала в нашей семье притчей во языцех.

Могу смело сказать, что мои мама и бабушка были добрыми волшебницами. Иных слов и не подберу. Они были вихрями, неразряжаемыми источниками энергии, неиссякаемыми ключами идей и вдохновения. Про таких говорят — шило в заднице.

Признаюсь, бодростью и жизнерадостностью они меня… раздражали. Нет, не всегда, конечно. Пока был мелким, восхищался. Гордился даже. Они первыми вызывались украсить группу в детском саду или школьный класс к Новому году. Помогали в уборке листьев, репетировали со мной и одноклассниками сценки к различным мероприятиям, сопровождали класс на экскурсию, состояли в родительском комитете и охотно соглашались на любую общественную работу. Она давалась им легко. Казалось, что листья и прочий разбросанный в школьном дворе мусор сам прятался в пакеты, мишура, будто живая, серебристыми змейками заползала по занавескам и обвивала карнизы, гирлянды, принесённые ими, никогда не перегорали и работали исправно, будто надумали сопровождать меня на протяжении всего школьного пути. Кажется, их ни разу за всё время моей учёбы не меняли: как хранились они в картонной коробке для праздничных игрушек, так, возможно, и до сих пор хранятся, заряженные доброй энергией моей родни. Или уже потухли, с лихвой нахлебавшись моей — отнюдь не светлой?

Это сложно объяснить, но многие, глядя на работу моих мамы и бабушки, порой восклицали:

— Вроде бы всё, как у всех, а будто светлее у вас в классе. И огоньки веселее.

— Всю душу вложили, — отвечала бабушка.

Но всю — вряд ли. Иначе бы не хватило потом на многие другие дела. А хватало!

На экскурсиях класс при них вёл себя тихо, даже отъявленные хулиганы не матерились и не отбегали от колонны одноклассников покурить. При этом ни мама, ни бабушка не делали никому замечаний.

Невероятными получались и праздники, устроенные для меня. Им бы работать аниматорами — точно собрали бы все деньги мира и всю детскую радость на свете. В их придумках неизменно участвовали дедушка и папа. Бабушка писала сценарии, а потом наряжала всех гномами, эльфами, героями популярных сериалов. И выглядели мои родственники не смешно и нелепо, а даже, я бы сказал, профессионально, будто учились на актёрском, а костюмы для них изготавливал не иначе целый пошивочный цех — такие они были красочные, яркие и всегда по размеру. Не просто занавеска на талии намотана, не старый чулок вместо колпака и не картонная маска на лице, а настоящий грим. И это при том, что в нашей семье не было какого-то заоблачного достатка. Шутки бабушка придумывала модные и современные, я никогда не испытывал чувства, хм, кринжа, перед друзьями, когда начиналось представление, наоборот, знал, что всё будет круто. Действо нередко сопровождалось использованием пиротехники и всякими спецэффектами. Один раз даже раздобыли где-то дым-машину. Из белёсых клубов появился дедушка в костюме Хоттабыча и вручил мне подарок.

— Как? — только и прошептал я. Это был набор фигурок, изображавших героев нашумевшего мультсериала. После я узнал, что таких не было даже у ярых фанатов. Серию только запустили в производство и не всякому было доступно такое богатство.

— Волшебство, — только и отвечали родственники.

Как им всё удавалось, я долгое время не знал. Думал, что они просто светлые, искренние, добрые люди. То, что у них и правда были сверхспособности, я выяснил только в день своего совершеннолетия.

Оказалось, что ровно пять минут в месяц мама и бабушка могли загадывать неограниченное количество желаний.

— Если прямо в свои знаковые пять минут загадывать, — рассказывала бабушка, — то желания исполняются максимально точно, быстро и чётко. И может исполниться что-то даже совсем фантастическое. Если же это время тратить постепенно в течение месяца, то могут быть небольшие задержки и осечки. Но это всё только мои теории.

С кого началась эта, хм, генетическая аномалия, ответить не возьмусь. Бабушка говорила, что в таком заметном варианте возможность исполнять желания у неё в роду прежде ни у кого не проявлялась. Разумеется, за семь поколений назад она бы не поручилась, но о ближайшей паре колен могла рассказать подробно. Вот так, например, моя бабушка рассказывала о своей:

— Она никогда вслух ничего не просила, но была рукодельницей. Такой, о каких говорят — «золотые руки». Сядет ли шить, вязать, рисовать — работает ловко и споро, петелька к петельке, стежок к стежку, штрих к штриху. Возьмётся готовить — руки над разделочной доской порхают. Станет пирожки защипывать, так будто на молнию их застёгивала — вжик и готово. И не разлепятся, начинка не вытечет. Её вообще тесто любило, всегда вовремя поднималось, получалось воздушным. Бабушка над ним и впрямь колдовала, даже нашёптывала ему что-то ласковое. Наверное, так у бабушки дар проявлялся. А мама моя — твоя прабабушка — каждый вечер вставала у окна, смотрела на клонящееся к закату солнце или на падающий в фонарном свете снег и говорила: «Спасибо за чудесный день! Завтрашний будет не хуже». Дни-то выпадали на её долю всякие, не то, что чёрным цветом в календаре закрасишь, а вырвешь лист и сожжёшь, лишь бы не вспоминать. А она всё равно благодарила. Скажут про неё плохо — пожмёт плечами: никто не обязан о тебе всегда только тепло отзываться. Перейдут дорогу поперёк (в прямом или переносном смысле), собьют планы — опять воспринимает это мудро: никто не обязан ходить с тобой в одном ритме и направлении, люди разные. Ненастных дней и правда в нашей семье было мало. Я эту привычку лишь отчасти переняла, «спасибкала» от случая к случаю, когда и впрямь что-то радостное случалось. Ни о каком даре и не задумывалась. Если бы не Настенька, то и не догадалась бы, что мы с ней особенные.

Настенька — это моя мама. Она о своих необычных способностях тоже узнала не сразу. Бабушка ей, как и мне, раскрыла свои теории только в день восемнадцатилетия, а до этого до-о-о-лго за ней наблюдала, всё удивлялась, какой дочь везучей уродилась. Удивляться и правда было чему.

Скажет Настя в юности:

— Не хочу никакой билет, кроме шестого, учить. Чувствую — его и вытяну.

Обычно его и вытягивала. Но сбои всё-таки случались: понадеется на удачу, а билет достанется не тот. Добро пожаловать на пересдачу!

А ещё раньше — в детстве — могла топнуть ножкой, раскапризничаться: подавай ей куклу, какую в магазине недавно видела. Бабушка только начнёт уговаривать, мол, и денег лишних нет, да и магазин закрыт уже. Хорошо бы до праздника подождать — дня рождения или Нового года. А она всё своё: хочу, значит, будет, вот прям сию секунду. И возвращался её папа — мой дед — с работы, и кричал с порога:

— Настёна, премию получил. Проси, что хочешь!

— Да закрыто всё! — говорила моя бабушка.

А они шли. И магазин почему-то ещё работал, и куклы были в наличии.

Но и по-другому случалось: исплачется в магазине, изведёт всех, сама до заиканий себя доведёт, маму — до белого каления. А волшебства не произойдёт. Не появится заветных рублей, не будет возможности купить понравившуюся игрушку…

Тут-то и пришло бабушке в голову обращать внимание на дату и время исполнения дочкиных хотелок. Так и вывела закономерность. В полной мере все Настины желания исполнялись, если она загадывает их второго числа любого месяца в 17 часов 50 минут.

Стала бабушка и себя проверять, искать своё «знаковое» время, как она выражалась. Начала с близкого к дочкиному. Второе число 17:50, потом 17:55… Потом выбирала случайный день и несколько конкретных пятиминуток, чтобы и выбор был, но при этом не запутаться. Загадывала что-нибудь нарочно сложное, но ни в коем случае не злое. Ну, например: пусть Серёже (деду моему) на работе галстук подарят, зелёный, с большими разноцветными кляксами. Она подобный в кино видела. Иностранном. В их городе такого в магазине не найти уж точно.

Процесс поиска знакового времени шёл не быстро. Больше двух-трёх раз в день бабушка про пёстрый галстук старалась не думать. А если случайно подумалось, тут же смотрела на часы.

В итоге наметились варианты. Число оказалось третье. А вот время пришлось перепроверять — 17:45, 18:30 или 19:55.

Дед мой однажды и правда пришёл домой в подаренном галстуке с аляповатым рисунком. Бабушка напугалась, капель сердечных выпила, но эксперимента не бросила. В следующем месяце третьего числа бабушка в каждую из пятиминуток загадала разное: в 17:45 — Насте прибавку к стипендии (она тогда уже студенткой была, на медсестру училась), на 18:30 — дефицитные билеты в театр, за которыми километровые очереди выстраивались, а на 19:55 — красивую и дорогую брошь. Купить бы она себе такую не решилась: уж больно цена кусалась.

В тот вечер дед мой принёс те самые билеты. На работе выдали.

Так и выяснилось окончательно, что знаковое время у матери и дочери отличается всего на один день. Бабушка и дальше подмечала: мало того, что она может исполнять желания, так ещё и растягивать удовольствие получается. Скажем, в мае не прокутила разом все пять минут, значит в июне может уже десять минут подряд «волшебничать».

— После этого я стала очень аккуратной с желаниями. Даже книгу расходов завела. Только не рубли и копейки там считала, а потраченные на желание минуты и секунды. Прошепчу иногда случайно: вот бы сапоги новые, модные. Ойкну, пойму, что израсходовала несколько секунд из своих знаковых пяти минут. Тут же в книгу данные внесу. Настеньке эту привычку привила.

Остальные бабушкины истории я слушал в пол-уха, а про исполнение желаний всё подробно выспросил. За восемнадцать лет моей жизни у родственниц была возможность вдосталь за мной понаблюдать. Да я и сам знал, что очень удачлив. Не в курсе был всяких теорий о «знаковом времени», но бабушка и мама его для меня высчитали — четвёртое число каждого месяца в 13:35. А ещё бабушка однажды мне тихонько шепнула:

— Ты сильнее меня и Насти…

И напомнила историю с хирургом Султановым.