Час в копилке

Глава 20

Олег Николаевич очень плохо переносил поездки в общественном транспорте, но, к счастью, любил ходить пешком. А ещё почему-то летать. Даже порой восклицал:

— Если бы не был врачом, непременно стал бы лётчиком.

На что злопыхатели-коллеги пошучивали:

— В самолёт, который должен пилотировать ты, мы бы не сели!

— Это почему же?

— Да боязно в самолёте без пилота лететь. Тыбы, небось, кабину самолёта избегал, как и операционную.

Олег Николаевич посмеялся тогда со всеми. Он был человеком не злобным. Резким — это правда. Заносчивым и высокомерным — несомненно. Он и сам это знал, но, кажется, бороться с этим не планировал. Он искренне считал, что в 68 лет остался большим ребёнком. Признавал, что ребёнком довольно избалованным и в некотором роде любимчиком Фортуны. Частые подарки судьбы воспитали в нём уверенность, что ему все вокруг должны. Это, разумеется, не прибавляло любви коллег. Их раздражала манера Олега Николаевича всех поучать. Делал он это не тактично, не вполголоса, а звучно и принародно, чтобы все заметили, какой он знающий и какие все кругом неучи. И начиная «урок», он порой так увлекался, что размазывал собеседника тонким слоем по кафельному полу. Врачи, уличённые в незнании «элементарных вещей», краснели и пыхтели под градом теоретических вопросов от старшего коллеги, а как только он уходил из ординаторской, тут же напускали на себя воинственный вид и едко замечали, что сам-то Султанов озвученную теорию давно уже не применял на практике. И многие его знания значительно устарели.

Позволял себе Олег Николаевич и довольно резкие шуточки. Вот, например, одна, из свежих, которую Султанов изрёк перед новогодним корпоративом:

— Пойдёте ли вы? — уточнила у него одна «без-году-неделя-хирург».

— Куда? На этот ваш копроратив? Я же не дурак ходить туда, где сплошное говно и крысы…

— В каком смысле? — смутилась молодая хирург, не ожидавшая подобного выпада. Она с характером Султанова вплотную прежде ещё не сталкивалась.

— А вы, детонька, латынь изучали? Слова «copro»[1] и «rat»[2], надеюсь, вам знакомы?

— Там не копро, там корпо… — попыталась возразить коллега, но навлекла на себя только новую волну гнева.

Султанов бросил на неё ледяной взгляд и, выбрав из всех доступных ему интонаций, самые менторские, произнёс:

— Детка, слово corporat происходит от слова corpus, тело, и означает «овеществляться, обретать тело». Есть даже перевод «становиться трупом». Эти все телопритирания с коллегами в танцах и пьянки до мертвецкого состояния мне не по душе! А вы мне предлагаете это ещё и за мои деньги!..

Олег Николаевич в чёрном пальто и меховой шапке-ушанке, с кожаным портфелем в руке неторопливо брёл по январской жиже. Ботинки он намоет и начистит, как только придёт домой. Забрызганные во время ходьбы подтаявшим грязным снегом брюки немедленно отправит в стиральную машину. Следующей партией постирает белые вещи и обязательно ту рубашку, что сейчас на нём. Сложный галстучный узел будет развязан, сам галстук тщательно выглажен, аккуратно свёрнут и уложен в отдельную ячейку в специально отведённой под галстуки коробке.

Живёт Олег Николаевич один, но при этом совершенно не одинок. Сын, невестка и внучка навещают его по выходным. Иногда остаются с ночёвкой. Внучка так и сама частенько забегает после школы. Обязательно собираются на все семейные торжества. Приезжает даже бывшая жена Олега — Тамара, с которой они хоть и развелись много лет назад, но всё же не потеряли связи и сохранили добрые отношения.

После развода Тамара снова вышла замуж, теперь жила в частном доме и нередко приглашала бывшего мужа в гости. В новой семье Олега считали своим, его обожал неуклюжий бассет-хаунд по кличке Холмс. Внуки Тамариного мужа называли гостя «дедушка Олег». При этом родной дедушка ничуть на подобные вольности не обижался.

Сегодня пятница. Варюта обещала прийти ночевать. Сказала, что забежит пообедать к деду после школы, а потом умчится в театральную студию. Там они готовят новую постановку, и наконец-то пришёл какой-то «чудо-парень» Максим, который умеет делать «бомбические трюки». И фамилия у него тоже как-то связана с талантом. То ли Таланин, то ли Таланов…

Про Максима Олег Николаевич от Варюты слышал и раньше, но самого паренька ни разу не видел. Кто он и что из себя представляет, дед внучку не расспрашивал, а если вдруг пытался, то получал в ответ короткое и безразличное:

— Так просто… Одноклассник…

Но чуял Олег, что внучка не просто так упоминала этого парня в разговорах. Нравится он ей. И симпатия вроде взаимная.

— Он меня Аварией никогда не дразнил. Всегда зовёт по имени, — делилась внучка, — но сам зажатый какой-то. Много может, но очень неуверенный в себе.

Это был самый длинный рассказ Варюты о Максиме.

«Авария! Ну, что за прозвище такое для красивой, стройной и точной в движениях девушки?» — досадовал дед. И то, что неведомый парень дурацкое прозвище не использует, уже склоняло его на сторону внучкиной пассии…

У продуктового магазина мысли Олега Николаевича всё ещё касались внучки, но потекли в несколько ином направлении. Варюта любит докторскую колбасу и свежий белый хлеб с чесноком из местной пекарни.

Сделав покупки, он вышел на улицу и пошёл вдоль витрин, не слишком вглядываясь в товары. Ему ничего пока не нужно, а если внучка захочет обновку, так они пойдут завтра и купят вместе.

За время пеших прогулок Олег Николаевич успевал обдумать многое. Сегодня в размышления то и дело врывалась странная женщина из ординаторской. Как она сказала её зовут? Или она не представилась?

Как бы Олег Николаевич ни бегал от практической работы, да всё же и ему довелось повидать странных пациентов. Сколько всякого бреда наслушался от лихорадящих больных и от истинно сумасшедших. Сколько проглоченных предметов повынимал из желудков. Спросишь: зачем вы несъедобное в рот потянули? Получишь разные ответы: кто случайно, кто из любопытства, кто в больницу хотел, был даже какой-то странный парень, он из ревности каблуки от туфель своей девушки отломил и проглотил, чтобы она на танцы не пошла… Сам в больнице оказался, а девушка плясала в балетках…

Но сегодняшняя посетительница не показалась Олегу Николаевичу сумасшедшей. Ему, безусловно, льстило, что в нём кто-то разглядел сверхспособности… Не давал теперь покоя давний эпизод с тёткой в деревне. Она и правда была чем-то похожа на ведьму. Да и факты собственной биографии представали в новом свете. Помимо неожиданного отпуска, был период, когда Султанову полгода подряд приходили какие-то левые деньги. Он молчал, но тихонько просил, чтобы никто никогда незаслуженных денег не попросил обратно. Никто и не попросил. Звонили из бухгалтерии, что-то говорили про незаконно начисленное, а потом дело само по себе утихло.

Знал Олег Николаевич за собой и такую особенность: если от души кому-то хорошего пожелает — сбудется. Но если вслед плюнет, так человек потом тяжело заболеет.

Султанов и прежде шутил, что подписал, вероятно, контракт с дьяволом. Слишком уж легко ему в жизни многое удаётся. Просил, чтобы в семье мир и лад всегда были — пожалуйста. Хотел, чтобы с бывшей женой сохранились отношения — тоже сбылось. Он и уходил-то просто потому, что жить бок о бок стало тяжело, с возрастом начал усугубляться характер, раздражали любые придирки и попытки повлиять на его собственные привычки. Избыточный педантизм в какой-то момент достиг почти маниакальных размеров, и его буквально бесило, если вдруг он обнаруживал свои галстуки неверно сложенными, а рубашки недостаточно выглаженными… Вот и пришлось жить порознь. Благодаря новому замужеству бывшей жены и дачка вдруг появилась, на которую можно приезжать, но никто не просит там пахать…

С работами тоже всегда получалось удачно. Если говорить откровенно, за сорок лет Султанов едва ли провёл больше сотни операций. Наибольшее количество — в ординатуре и сразу после. Потом началась череда симпозиумов, конференций, научных докладов, к которым он не имел особого отношения, но неизменно числился в соавторах. Выступать всегда отказывался, но с удовольствием ездил по родной стране и за границу, сидел в зале, слушал коллег, пил шампанское и ел канапе на фуршетах.

Студент-Султанов нередко приговаривал:

— Как бы мне так работать, чтобы ни дня не работать? Но при этом обязательно врачом. Врач — моё призвание.

Во врачебной практике у него нередко получалось, как в старом анекдоте: пусть Париж станет столицей Великобритании, потому что я так написал в контрольной по географии. Сделает описку в диагнозе, а тут — на тебе! — больной, как по волшебству, новые симптомы перечисляет, как раз те, что соответствуют патологии, указанной в истории болезни. Привезут пациента с явными признаками перитонита, а Султанов куда-то на сторону пошепчет, попросит отмотать немного назад: пусть будет не перитонит, а только аппендицит, ладно, можно даже и флегмонозный. И сбывалось. А один раз — ужас любого хирурга — Султанов на ампутации перепутал ногу. Уже ожидая уголовного преследования, Олег Николаевич тихо просил неведомые силы пощадить его.

— Вы молодец, — вдруг сказали ему коллеги, — вовремя процесс распознали. Вторую ногу тоже на днях, увы, придётся ампутировать. Но последовательность вы определили верно…

Первый раз на международной конференции он оказался случайно. В списках допустили опечатку, и зарубежные коллеги подготовили документы на Султанова вместо именитого профессора. Последовал жуткий скандал. Переделывать визы было некогда, профессор не смог полететь, а Олег Николаевич провел замечательные две недели за границей. На следующий год та же клиника снова пригласила его к участию. Руководство больницы Ореста Крестовского, а позже и многопрофильной клиники номер четыре, пыталось сопротивляться, вело долгую переписку с принимающей стороной, пытаясь выяснить, чем же зарекомендовал себя довольно посредственный хирург, что клиника с мировым именем настаивает на его присутствии. Доподлинно подробности той переписки неизвестны, но с тех пор каждый год Олег Николаевич неизменно участвовал в конференциях, устроенных иностранными коллегами.

— По миру буду ездить, опыт перенимать, — мечтал юный студент Султанов, и его мечты постепенно сбывались, — но я согласен только так: процентов девяносто отдыха, а ещё десять… ничегонеделания!

«Интересно, — задумался Султанов, — этой женщине действительно нужна моя помощь? Или она явилась из какой-нибудь службы Дьявола? Мол, отдавай-ка, Олежка, долги за беспечную жизнь? Может, я где-то хватил через край? Захотел быть владыкой морским, а налог не заплатил?»

— Что она там про увольнение из больницы Крестовского говорила? — спросил он сам у себя.

Кажется, почему-то неприятно должно быть… Да, тогда и правда желание уволиться вскипело внезапно, забурлило и выплеснулось, будто против воли. Такое желание и прежде в Султанове теплилось, но разогревалось едва ли до семидесяти градусов, до кипения никогда не доходило. Накатит волной — и отхлынет. Мальчишка тогда глянул как-то нехорошо… Сынок этой Горшенёвой или Горшениной — как её там? От взгляда этого пацана всё накопленное вспенилось, вздыбилось… Вот как было, да. Значит, эта ненормальная может как-то пояснить, что за чувства взыграли тогда в Олеге? И каким образом тот паренёк причастен? Эх, надо было всё-таки выслушать посетительницу. Вдруг не сумасшедшая. А он спросонок не вник, не пожелал вдумываться в её сбивчивые речи…

Олег Николаевич пришёл домой. Повесил пальто на плечики, прошёлся по нему одёжной щёткой и отправил в шкаф. Колбасу убрал в холодильник, батон в хлебницу. Запустил стиральную машину. Совершил все необходимые манипуляции с галстуком. Подготовил себе костюм на понедельник.

В коридоре послышался шум. Это пришла на обед Варюта. У неё свой ключ. Крикнула:

— Деда! У меня пятнадцать минут! — и юркнула в ванную, мыть руки.

Олег Николаевич озорно подмигнул себе в зеркале на дверце платяного шкафа:

— Значит, я волшебник, да? Проверим. Пусть в вазочке для фруктов на кухне появится апельсин! Сбудется — позвоню этой сумасшедшей!

Олег Николаевич вдруг спохватился, что закинул стирать брюки, не вынув из кармана стикер с номером, но вспомнил, что ещё в ординаторской убрал его в портфель.

— Деда, ты с кем разговариваешь? — внучка заглянула в комнату.

— С зеркалом, Варюта. Привет! — Олег Николаевич поцеловал внучку в макушку. Высокая стала, приходится на носочки уже приподниматься. — Пойдём, покормлю тебя обедом. Купил чесночный батон…

— Чесночный батон на вечер. Мне по роли ещё целоваться!

— По роли, по роли… — заворчал дед. — Мало тебя, значит, пороли, раз в пятнадцать такие роли!

— Деда, не занудничай.

Они вошли на кухню. Аврора что-то щебетала, исследуя полки холодильника, а Олег Николаевич замер на пороге.

В хрустальной вазочке для фруктов, всегда стоящей на обеденном столе, и сегодня с утра ещё точно пустой, лежал апельсин.

— Деда! Не пугайся, это не дуриан, а всего лишь апельсин!

Что такое дуриан Султанов отлично знал. В Таиланде бывать ему доводилось.

— В школе на завтрак давали апельсины. Я не захотела, тебе принесла, — рассказывала Аврора, отрезая щедрый кусок докторской.

Олег Николаевич засмеялся и озорно посмотрел на внучку:

— Ещё конфет хочу. «Белочку».

— Тебе прям килограмм? Или одной хватит? Одна в рюкзаке завалялась. Терпеть не могу «Белочку», но сегодня как раз угостили.

«А если бы я килограмм попросил, Варюта сходила бы и купила. Что это было бы? Наверное, да, чудеса… воспитания».

Аврора вернулась из коридора со школьным рюкзаком, достала из кармашка и положила рядом с вазочкой для фруктов чуть подтаявшую шоколадную конфету с орешками.

— Ты и сам такие не жалуешь… Говоришь, под протезы дроблёный фундук набивается…

«Потому и попросил то, что в доме редко бывает», — подумал Султанов, а вслух сказал:

— Захотелось вдруг…

— Пожелай мне удачи, деда! — попросила Аврора, наспех доедая суп. — Мне пора. Сегодня ставим сложный трюк.

Олег Николаевич повертел в руках апельсин, поднёс его к ноздрям, вдохнул цитрусовый аромат.

— Всё получится, Варюта! Ты выполнишь даже самый невероятный номер!

«А что? Если дед волшебник, почему бы не пользоваться?», — подумал Султанов, надорвал оранжевую кожицу и сказал апельсину:

— Съем тебя и буду звонить этой тётке. Обещал же.

[1] Copro (лат) — приставка, указывающая на связь с каловыми массами

[2] Rat (лат) — крыса