21 апреля 2024 года, воскресенье
Макс доделывал домашку по алгебре, когда к нему в комнату заглянула мама.
— Масик, я поставила вариться яйца и картошку. Завтра нарежу оливье к твоему приходу из школы. Какой-нибудь ещё салатик хочешь? На горячее планирую запечь свинину с помидорами.
Макс ещё не говорил маме, что собирается завтра пойти на концерт и семейные посиделки по случаю его шестнадцатилетия придётся перенести.
— Мам…
— Что, Мась?
— Я завтра приду поздно, не готовь ничего…
— Интересно…
— Завтра мы с Авророй идём на концерт группы «Пиксели». Так я хочу отпраздновать моё день рождение.
— Мой, — поправила Марина.
— Что?
— Мой день рождения.
Макс вдруг рассердился. Он знал, что мама будет не в восторге от этой идеи, но не ждал от неё напоминания, что без неё этого дня не было бы вовсе!
— Нет, мам, это не твоё, а моё день рождение! И я хочу его отпраздновать так, как сам решу!
Марина на секунду опешила от внезапного выпада. Но потом поняла: сын, готовясь к этому разговору, настроился защищаться. Принял её поправку за попытку перетянуть одеяло на себя, заставить его остаться в такой важный день дома с матерью. Вот и напал первым.
Сейчас бы обратить всё в шутку, сказать, что не против похода на концерт. В конце концов, шестнадцать лет — это маленькое совершеннолетие. Надо позволить сыну ещё немного взрослости. Рассмеяться бы, пояснить:
— Масик, я всего лишь имела в виду, что правильно говорить «мой» день рождения, а не «моё».
Но Марина вдруг тоже завелась. Усталость последних месяцев… — да что там месяцев? Лет! — вскипела в ней с небывалой силой, слепившей в огромный ком все обиды на Бориса, безответные сообщения, бессонные ночи, дурацкий шантаж со смехотворной ценой за жизнь Макса, собственное малодушие и неспособность заблокировать ненавистный контакт, попытки поиска новых ниточек, связывающих с Горшениным… Да ещё эта Аврора, всё чаще мелькающая в рассказах сына. Вернее, уже не мелькающая, а плотно там поселившаяся! Чёрт бы её побрал! Марина пыталась загораживаться, глохнуть, запикивать в мыслях имя девчонки, нарочно перефразировала слова сына, вычёркивая лишнее и мешающее. Скажет он, например:
— Аврора помогла мне разобрать сложный монолог…
А она тут же:
— Ты такой молодец, сынок, что сумел понять этот монолог.
Вроде и похвалила и в то же время вырезала Аврору горячими ножницами.
Она понимала, что поступает глупо. Но ничего не могла поделать со своими настроениями. В ней вскипала жгучая ревность, когда сын заговаривал о дальнейших планах:
— Мы с Авророй решили организовать свой «Трюк-театр». Будем ставить классические пьесы, но добавлять в них разные сложные цирковые номера. Аврора будет режиссёром и главной актрисой, а я — ответственным за постановку и выполнение небывалых трюков. Круто, да?
— Знаешь, сынок, — говорила тогда Марина, презирая себя в такие минуты, — мне кажется, тебе надо подумать о другой профессии…
— О другой? Почему? У меня всё отлично получается! Приходи на репетиции, посмотри! Я уже профи! Я выкладывал пару видях в сеть, и мне стали поступать предложения от разных мировых цирков. Известные жонглёры оставляют комменты, что никогда такого не видели!
— Пойми, Масик, всё, что у тебя случайно получилось, так же случайно может однажды и закончиться!
— Случайно? — Макс изумлённо смотрел на мать, задетый её прямолинейностью.
— Не станешь же ты утверждать, что твои умения — результат упорных тренировок? Сколько времени ты уделял жонглированию? Пятнадцать минут в день? И вдруг — такие сложные трюки! Это чистой воды везение. Поэтому, пока оно не кончилось, имело бы смысл подумать не об этих твоих кривляниях в студии «Путник», не о девочках всяких, и не о невесть откуда взявшемся цирковом таланте. Надо получить хорошее образование, профессию, с которой ты будешь иметь кусок хлеба.
Макс внутренне сжимался, но полностью был согласен с матерью. Она права. Но при этом права как-то уж слишком жестоко. Или это укладывалось в её принцип «правду скажут только дома»?
Марина прекрасно понимала, из какой триады сложился этот гневный монолог. Первой составляющей была забота о сыне. Борис мог щёлкнуть пальцами и сломать ему карьеру или даже хребет в одном из очередных трюков. А что? Легко дал — так же легко и забрал. Ему это раз плюнуть. Лучше уж пусть у парня в запасе будет ещё какая-нибудь специальность.
Но были и другие мысли. Под вторым пунктом значилась Аврора. Истинная Авария. В жизни Марины уж точно. Она хочет забрать Максима. Мальчика, которого Марина нянчила, кормила грудью, качала в колыбельке, которого успокаивала в самые ненастные дни. А эта пигалица разобрала с ним один-единственный монолог и хочет забрать себе все лавры? Ну уж нет… Однажды Максим, разумеется, женится. Но пусть это случится как можно позже! Когда-то потом, когда её, Марины, возможно, и в живых не будет!
Третьей мысли Марина опасалась больше всего и прикасалась к ней всегда только вскользь. Тот, прежний, Масик был ей понятен и знаком. Она умела его жалеть, гладить по голове. Она знала, что он нуждается в маминой ласке и заботе. А этот, уверенный в себе новоиспечённый профи, стал резкими и обособленным. Это уже действительно был Аврорин партнёр, а не мамин сын. Он окреп, и Марина боялась, что скоро будет совсем ему не нужна…
Все эти воспоминания взметнулись в её голове от одного только заявления Макса, что он не будет праздновать дома. И Марина принялась интонационно печатать ответ:
— Твоим. этот. день. будет. когда. ты. станешь. совершеннолетним! А. до. тех. пор. этот. день. мой! Я. тебя. рожала! Одна. воспитала! Я. имею. право. побыть. с сыном. когда. ему. исполняется. шестнадцать!
— Может, послезавтра? — робко возразил Макс и тут же сам отверг этот вариант. — Нет, не смогу, во вторник репетиция…
— На мать у тебя совсем нет времени! — Марина махнула рукой. — Делай, что хочешь…
Она вышла из комнаты. Максим вернулся к учебнику, сердце его бешено колотилось. Ему очень не хотелось отменять завтрашний поход на концерт. Всё так классно складывалось. Но ведь мама и не запретила? Сказала: «Делай, что хочешь». Такое разрешение, конечно, хуже запрета, но, может, она опять устроит молчанку? Сегодня это было бы на руку.
Он решил ещё несколько уравнений, когда в комнату вернулась Марина. На вытянутой руке — экраном вперёд — она несла телефон.
— Вот на это ты собрался?
Макс посмотрел на экран. Успел заметить только жирный заголовок. «Нюдсы». Вероятно, мама нашла тексты «Пикселей» в интернете.
Марина развернула телефон экраном к себе, побегала глазами по строчкам, будто намереваясь процитировать, но не стала.
— Это вы собрались слушать? Я тебя спрашиваю. Вот это?
И она опять повернула телефон к Максу. Теперь подержала подольше, приговаривая:
— Полюбуйся, полюбуйся. Текст — просто супер. То, что надо подростку! А их солист матерится со сцены. Я посмотрела отрывки записей…
«Детка, прости, я долго молчал.
Пойми, твой сквирт — это просто моча…», — Макс пробежал глазами по строчкам. Что такое сквирт он не понял, но слово «моча» его развеселило. А ещё он тут же вспомнил, как Аврора и Тёмка в невидимые микрофоны голосили:
— Нюдсы, еее! Нюдсы, ооо!
И ему ещё больше захотелось на завтрашний концерт.
— Смешно тебе? Такая похабщина тебе важнее матери!
Марина дошла до двери в комнату, хотела выйти, но в раздражении развернулась и прошипела:
— Завтрашнего дня в твоей жизни могло не быть, если бы не я!
— Ни одного могло не быть, мам. Я знаю, что ты меня родила. Я благодарен. Но завтра моё день рождение. А не твоё! И завтра должны сбываться мои мечты, а не твои!
Марина подошла к сыну вплотную.
— Тогда почему твои желания должна оплачивать я?
— Ты о чём? Проходку на концерт мне подарили…
— Я о твоём желании, которое ты написал в суицидной тетради!
— Откуда ты?..
— Знаю! И к тому же знаю того, кто должен был это желание исполнить! Я несколько месяцев плачу ему, чтобы он тебя пощадил! Я тебя не просто родила, я тебя…
«Спасла», — хотела завершить она, но Макс перебил:
— Купила? И считаешь, что я теперь принадлежу тебе? И буду делать, что ты скажешь? А не думала ли ты, что это тебе плевать на мои желания? Да, я внёс имя в тетрадь самоубийц. Значит, я этого хотел! А ты платила, чтобы моё желание не исполнилось!
Макс подскочил со стула и перемещался по комнате, периодически скидывая что-нибудь со стола. Несчастная домашка по алгебре вместе с учебником уже отлетела за спинку дивана.
— И завтра ты хочешь, чтобы было по-твоему! И про цирк тебе почему-то не нравится! И Аврора тебя раздражает! Ты хочешь, чтобы я был таким, как надо тебе! Сколько ты заплатила? А? Я отработаю и верну! Сколько стоит моя жизнь? Интересно, скажи!
В его глазах заблестели злые слёзы. Он смотрел на мать, которая стояла, выпрямив спину и сложив руки перед собой в смиренной позе. Завтра не будет ни оливье, ни какого-то другого салата, ни свинины, а вместо горячего блюда готовится ледяное молчание. Зато будет свободный вечер. Делай, что хочешь. Но настроение испорчено.
Марина уже пожалела, что не сдержалась. Озвучить Максу истинную сумму или придумать более внушительную? Оба варианта казались ей стыдными.
— Ты меня очень расстроил, Максим, — холодно произнесла она.
— Я. хочу. знать. сколько. стоит. моя. жизнь? Как. дорого. я. обхожусь. тебе?
Марина покачала головой и вышла из комнаты.
Макс задвинул шпингалет на двери. Первым порывом было схватить телефон и написать Авроре, что всё отменяется. Но внутреннее бунтарство и ярость требовали, чтобы всё состоялось.
Он думал о своём, забрасывая в рюкзак — наугад — учебники и тетради. Рывком отодвинул диван, достал ссыльную алгебру. Тоже закинул её в рюкзак. Следом отправились шариковый дезодорант, футболка и спортивные штаны, на которые он сменит школьную форму перед концертом. Домой после уроков он заходить не станет. Посидит в школе или напросится к Авроре в гости.
Немного успокоившись, он разделся по пояс и встал перед ростовым зеркалом на дверце шкафа. Оглядел торс. Занавеска в студии «Путник» скрывает людей не полностью: если стоять рядом, то в щель можно увидеть переодевающегося. Аврора, конечно, видела Макса без футболки, да и он её тоже. И в щёлку, и так просто. Как-то даже переодевались рядом — у зрительского ряда стульев. Но завтра будет что-то особенное. Слэм. Это тоже упражнение, но уже не в рамках студии. Как будто… на воле. Драйв, прыжки, разгорячённые тела, сталкивающиеся и разбегающиеся… Броуновское движение в сумасшедшем ритме, какого Леонид Викторович никогда не разрешал.
Потому и отношение к собственному торсу стало у Макса несколько иным. Полного удовлетворения от увиденного он не получил и дал себе слово записаться в качалку. Стоит немного подсушиться, но в целом он и сейчас выглядит пристойно. Снять футболку завтра уж точно не постесняется.
Он расстегнул джинсы. Снял их, оставшись в трусах. Обернулся на дверь, проверить, хорошо ли заперта? И разделся полностью.
«Пора брить лобок и подмышки», — сообщил он себе мысленно.
Он рассматривал своё тело, размышляя, что завтра нужно будет надеть самые яркие из имеющихся трусов. Важно, чтобы резинка обязательно торчала над ремнём джинсов. Ему казалось, что у себя дома сейчас вот так же перед зеркалом стоит обнажённая Аврорка. Размышляет, какой лифчик надеть. Юношеское тело Макса тут же отреагировало на эту фантазию.
«Взять линейку, что ли? — подумал Максим. — Может, стоит завести такой специальный дневничок? Пацанский, ха, ростомер?»
На двери его комнаты до сих пор остались едва различимые отметки, какой длины он был весь в пять, в шесть и даже в десять лет. А теперь появится тайная тетрадочка. Куда Макс будет заносить данные, какой длины станут отдельные части его тела с шестнадцати…
Он посмеялся над этой идеей. Глянул на часы. Начало двенадцатого. Меньше, чем через час днюха…
Макс надел трусы. Повесил остальную одежду на стул, застелил диван, погасил свет и лёг.
Ах, да! Ещё одно дельце.
Надо выяснить, что такое сквирт.
Он открыл вкладку в телефоне.
Вот чёрт, похоже всё-таки придётся завести… ростомер.