Инквизитор Божьим промыслом книга 15 Чернила и перья

Глава 44

Видно, мужики сообщили управляющему, что барон осматривает берег, и Кахельбаум поспешил его встретить. Когда Волков уже был на половине пути обратно, он увидел лёгкую повозку с двумя людьми, то был его управляющий и один из его помощников. Кахельбаум был рад, что Волков возвращается один, офицеров при нём нет, и всё внимание хозяина будет сосредоточено только на его докладе. И сразу начал с того, что урожай в этому году может быть плохой или не очень хороший, ибо стоит большая сушь, и из яровых хорошо взошла только рожь, а вот пшеница, овёс будут плохи; возможно, ещё ячмень уродится, так как сеют его на отшибах, на плохой земле, но как раз там после весны в земле сохранилась влага, вот и вышло, что ячмень удастся, хотя и не так, как в прежний год.

— А с горохом и хмелем тоже всё нехорошо, — продолжал Кахельбаум, — горох по весне стал набирать хорошо, но уже к маю перестал набухать, и хмель стоит вялый, — он тут поясняет: — И немудрено — за последние пять недель дождь был один раз, да и то лёгкий.

Это генерал и сам всё это видел, проезжая мимо полей, и управляющий лишь подтвердил его наблюдения: урожай будет плохой. А значит, и доходы будут меньше. Но у него были обязательства перед кредиторами: и проценты надобно гасить, и оговорённые части кредитов надобно по осени будет выплачивать, а менялам и банкирам дел до плохого урожая нет. Им, будь добр, плати. Откуда хочешь возьми и им отдай. А иначе… Иначе всё пересчитано будет.

Но тут же управляющий его немного утешает:

— Но я приезжающих купцов спрашиваю: а в иных местах такая же сушь стоит? Они и говорят: жар стоит повсеместно, урожая доброго нигде не предвидится. Вот я и подумал, господин барон: те остатки зерна, что вы мне велели до осеннего сбора продать, теперь вовсе до зимы не продавать; осенью, как все поймут, что избытка хлеба и овса не случится, так цены и вырастут, вырастут сразу. Такое не раз приключалось уже. И мы, хоть в объёме и потеряем значительно, в деньгах может и ничего не потеряем.

— А куда же вы собираетесь новый урожай складывать? — говорит ему генерал. — У нас половина амбаров ещё зерном озимым забита.

— Вот о том я и хотел с вами поговорить, — продолжает управляющий. — Нам нужно новый амбар ставить, я уже и место приглядел недалеко от причалов. Место высокое, там вода по весне и в дожди собираться не будет, на ветру будет амбар стоять, зерно сухо будет. Поставим его на фундамент, так и крыс будет меньше.

— Большой амбар, да ещё и на фундаменте? — сомневается генерал. — У вас много денег появилось?

— В казне сейчас семьсот шесть талеров, — отвечает ему управляющий, — думаю, что в четыре сотни уложимся. А ещё думаю, что придёт от одного купца серебра на восемьсот шестьдесят монет, так на те деньги и на оставшиеся от постройки амбара нового начать у мужиков скупать их ещё несобранное зерно авансом, брать у них по нынешним ценам. То хороший прибыток по зиме получится. В половину от вложенного.

— Польстятся ли? — сомневается Волков. — Мужик ведь тоже не дурак у нас. Он тоже понимает, что урожай будет худой и что цены по осени не упадут, а вырастут.

— Польстятся, многие польстятся; а нет, так никого же неволить не будем, не захочет кто, ну и Бог с ним. Но многим деньга всегда надобна, многим невтерпёж, захотят деньгу вперёд взять, жадность — она всегда с глупостью вместе ходит, — уверяет его Кахельбаум. — Только добро ваше на то нужно.

— Ну хорошо, — соглашается барон. Но соглашается с тяжёлым сердцем, он понимает, что денег на осенние выплаты у него не будет, вернее, будет их мало, но хорошо в год неурожая к зиме с полными амбарами быть. Зимой или весной цена после неурожайного года всегда высока, всегда. Вот тогда он все текущие долги и покроет. А до весны… ну, придётся как-то выкручиваться. Ну что ж… То ему не впервой.

Потом он хотел поехать с управляющим в Амбары, поглядеть пирсы и склады, так как всё ценное требует ухода и всему нужен ремонт, и Кахельбаум уже заводил о ремонтах речь. Но уже на развилке дороги он повстречал майора Дорфуса.

— Доброго здравия вам, господин генерал, — приветствовал Волкова его офицер.

— О, здравствуйте, Эрик Георг, — совсем по-простому, буквально по-соседски, отвечал ему барон, — переправились уже?

— Да, карета с вашим серебром уже к вам поехала, господин полковник намеревается пушки завтра переправлять, а людей уже, думаю, начал, — отрапортовал майор.

— А вас он отпустил домой, что ли? — сам Волков не очень-то верил, что Карл Брюнхвальд даст такое послабление своему подчинённому.

— Нет, конечно; я приехал с Мильке просить у вас лошадей. Наши, что пушки тащили, просто из сил выбились за поход, похудели ужасно, им надобен отдых, а пушки ещё до Эшбахта тянуть, опять в горку.

— Хорошо, езжайте, скажите конюху, чтобы дал всё, что вам нужно; правда, не знаю, найдётся ли там у меня столько лошадей.

— Из кареты с серебром выпряжем, они, в общем-то, свежи ещё.

Конечно, надо было ехать к своим людям навстречу, в Амбары, но генерал не утерпел: поехал домой смотреть доставленное серебро. Заодно поговорил с Дорфусом. Он спрашивал у него, как всё прошло, и тот отвечал, что путь в гору, пока не добрались до перевала, был тяжек и для лошадей, и для людей. Но ничего, полковник делал марши покороче, а привалы подольше, и все лошади и все люди добрались до Лейденица живыми, и теперь их от дома отделяет только река. И тут неожиданно Дорфус вспоминает:

— Ах да… Мы к Эвельрату подошли, едва за полдень перевалило, и полковник решил встать у города, отдохнуть до утра после горной дороги, ну и поехали некоторые офицеры в город… — тут он делает паузу, чтобы удивить Волкова. — И что же они там нашли?

— Дорфус, ради Бога, — морщится генерал, он не любит этих загадок. — Говорите уже.

— У южного выезда из Эвельрата они находят большое торговое подворье… — тут майор даже стал улыбаться, — вольного города Туллингена.

Волков сначала удивился тому, но тут же вспомнил, что весь перевал был забит большими возами, в которых перевозили оловянные чушки с клеймом города Туллингена, а ещё везли соль в мешках. Конечно, туллингенцам удобно иметь свою контору и склады сразу за перевалом, а первый большой город за перевалом — это именно Эвельрат, оттуда драгоценное олово идёт и в Ланн, и в Мален и по реке плывёт на север, в самые Нижние земли. Ну конечно же… Он не раз видел, как купчишки Фринланда грузили олово на большие баржи. Как разгружали олово в его Амбарах.

— И заметьте, господин генерал, — продолжал Дорфус, — то было торговое подворье не Винцлау, а именно Туллингена.

— Вы сами видели вывеску? — уточнил Волков.

— Нет, я тогда был дежурным, Нейман видел, это он мне рассказал, сказал, что это будет вам интересно.

Ну что же, храбрый капитан был прав. Это действительно заинтересовало генерала, вот только времени у него на всё не хватало. А пока он добрался до дома, отрядил конюха и лошадей с Дорфусом к переправе, затем переоделся, звал пару слуг и стал разбирать серебро, что было в карете. И был расстроен.

Нельзя перевозить драгоценную посуду в мешках и навалом, коробки надобны, коробки. Значительная часть посуды была повреждена. Хотел было обозлиться на Карла, дескать, тот недосмотрел, но понял, что злиться нужно на себя: в тяжёлом походе от замка колдунов до Швацца можно было уже найти время для упаковки посуды хоть в корзины с соломой.

«Дурья башка, ну как не подумать о том?!».

Ну ладно, те дни для него были тяжелы, но после, когда уже добрались до столицы Винцлау, можно было бы уже побеспокоиться о своих богатствах… Так нет же, в те дни он думал только о том богатстве, что было под юбкой принцессы.

«Дурак, старый сластолюбец!».

Теперь же половина посуды нуждалась в ремонте. Царапины и потёртости от дорожной тряски, погнутости были на половине всех предметов. Впрочем, вторая половина была и вправду хороша. Посуда вся была из южных земель, а там мастера знали толк в красоте и изысканности. А тут и баронесса появилась во дворе.

— Что? Брюнхвальд уже рядом? — её поначалу волновала только поездка в столицу. — Значит, скоро уже поедем?

Но тут Элеонора Августа увидала те красивые вещи, что слуги помогали её супругу осматривать и раскладывать в разные корзины.

— О, а это что? — она вытянула из корзины большое блюдо с позолотой и тончайшим орнаментом по краю. — Ах как это хорошо! — восхитилась баронесса.

На взгляд генерала, позолота выглядела немного вычурно, слишком уж богато, но, в принципе, блюдо было красивым, к тому же оно, кажется, не пострадало в дороге.

— Это же всё наше? — сразу уточнила его супруга, с восторгом разглядывая блюдо.

— Не всё, — ответил ей супруг. — Часть нужно будет отдать офицерам и солдатам.

— Но это блюдо должно быть наше! — твёрдо заявила баронесса. — И тут же, не выпуская из рук серебра, стала смотреть, что ещё может ей пригодиться в хозяйстве, и уже наклонилась к одной из корзин, в которой были неиспорченные вещи. — А это что? А, это кувшинчик… — она взяла и кувшин и стала его разглядывать со всех сторон. А тут ещё молодой барон появился на дворе, с ним был и его младший брат… Они тоже заинтересовались тем, что достаёт их отец из кареты. А их матушка решила и кувшин забрать в семейные сервизы.

— Ах, как он изящен, очень нам пойдёт. Вот в чём надобно подавать вам вино, а не в стекляшках наших, — и эти находки лишь раззадорили хозяйку поместья, она стала искать, что бы ещё взять, но тут генерал и говорит ей:

— Ничего из этого на моём столе не будет.

— Так отчего же? — едва не возмущённо воскликнула баронесса.

И тогда он, глядя на супругу со значением, и говорит ей:

— Вся эта посуда со столов графа и графини Тельвис, а они людоеды, и они прикасалась к этому руками и губами своими, и вам, госпожа моя, должно претить даже брать это в руки.

Лицо баронессы сразу изменилось: в ней боролись две силы; ей очень нравились те вещи, что она отыскала, но и слова мужа о людоедстве возымели на неё воздействие. Она ещё раз стала рассматривать блюдо, но уже без прежних восторгов, видно, представляла, как с того блюда рука ведьмы берёт персик или ещё что-то подобное. А вот молодой барон, услыхав слова отца о посуде людоедов, так даже закричал, обращаясь к брату:

— Батюшка привёз посуду людоедов!

— Нет, — не согласился младший. Он не верил в это.

— Говорю же тебе, балда! — орал теперь уже на весь двор старший брат. — Это посуда людоедов, они с неё людей жрали… — и после этого он устрашающе оскалил остатки молочных зубов, чтобы напугать брата. — Ы-ы…

— Госпожа моя, — Волков смотрит на сыновей осуждающе. Потом переводит взгляд на жену. — Прошу вас, положите это всё и уведите их отсюда. Я не могу слышать их ора.

Как всё было разобрано и разложено по корзинам, он понял, что его расчёты были несколько оптимистичны. Теперь он понимал, что даже и четырёх тысяч талеров за всё не получит, хотя, к примеру, одно то блюдо, что понравилось баронессе, тянуло монет на сто восемьдесят. Мало того, в Малене его продавать смысла не было, как и отдавать посуду в счёт погашения долгов. Нужно было её везти в Вильбург, ещё лучше в Ланн, но с поездкой к «сестрице» и «племяннице» он до сих пор ещё не определился.

«Вернусь от герцога — будет видно».

Но ждать до того времени он не мог, солдаты и офицеры будут ждать своей доли в добыче, да и ему деньги надобны… да просто на жизнь, на содержание слуг хотя бы.

Он сел обедать, а когда заканчивал, узнал, что первые из солдат отряда Брюнхвальда уже добрались до Эшбахта, и тогда он стал собираться.

— И куда же вы собрались? — жена как будто чувствует что-то, как будто умеет иной раз угадать его мысли. — Уж не в Амбары ли собрались? — Элеонора Августа, как и положено прилежной жене, стоит в дверях, на руках у неё младенец, последний из рождённых ею сыновей.

— Надо встретить Карла, — генерал старается не давать ей повода для криков и слёз.

— Карла встретить?! — едко интересуется баронесса. — А ночевать-то хоть приедете?

— Вы лучше собирайте вещи, — отвечает супруге барон, — ежели, конечно, собираетесь в Вильбург со мной ехать.

— А что мне их собирать? — зло говорит ему баронесса. — У меня, чай, сундуки от платьев не ломятся.

— Так собирайте что есть, завтра в полдень и поедем, чтобы до вечера быть в Малене, — отвечает он ей, выходя из покоев, а жена всё что-то выговаривает ему, но он её уже не слушает.

Фон Готт и Кляйбер его уже ждут во дворе, его конь осёдлан, да жена не зря волнуется, он собирается остаться сегодня в Амбарах и дождаться Брюнхвальда, а заодно и послушать Неймана насчёт купеческого подворья туллингенцев в Эвельрате. И, конечно же, заночевать там, уделить внимание умнице Бригитт и обнять свою дочурку.