Инквизитор Божьим промыслом книга 15 Чернила и перья

Глава 38

Оставалось дело за малым: нужно было предложить должность сенатора господину Виллегунду; и опять генерал решает, что такая возможность потешит самолюбие его тучного родственника. Ну а как же иначе? Приятно сообщить какому-то человеку, что ты, Дитрих Кёршнер, решил произвести того человека, ни много ни мало… в сенаторы. Теперь к серебряной цепи героя прибавится ещё и видимое всем остальным горожанам влияние. Большое влияние. И, думая, что это для родственника будет приятно, он и говорит ему:

— Друг мой, дел у меня много, не могли бы вы сами известить Виллегунда о назначении?

— Уф, — стал отдуваться Кёршнер. Было видно, что это поручение ему самому льстило, вот только он не знал, как лучше это сделать. — Звать его сюда или, может, поехать к нему…

— Поехать, поехать… — говорил ему барон, думая, что так будет правильно. Вот только уехать Кёршнеру сразу не удалось.

Вдруг в дом к торговцу кожами пришла целая делегация из городских властей, среди которых, ну конечно же, был бургомистр Ольбрехт, также с ним пришли капитан городской стражи Мёльнер, капитан городского ополчения Вайзен, консул Клюнг и ещё три человека из городских властей, секретари всякие, имён коих городское начальство барону не сообщило.

«Ну, хоть без прокурорских пришли».

Слуги едва успели убрать со стола обед, а тут снова пришлось носить гостям вина и закуски. Господа пришедшие расселись, и Волков, не собираясь тянуть с делом, начал:

— Уж не ко мне ли вы пожаловали?

— Мы признательны дорогому господину Кёршнеру за гостеприимство, — начал бургомистр. — Но целью визита будет наш разговор с вами, господин барон.

— Ну что ж… — Волков знал, что этот разговор случится, мало того, он сделал всё, чтобы визит этот случился, и посему к этому разговору был готов и даже был бы удивлён, не явись к нему эти горожане. — Не будем тянуть, господа. Говорите уже, что вас привело.

И тогда бургомистр жестом: прошу вас, передал слово консулу и тот начал:

— В связи с последними событиями в городе нарастает тревога…

— Тревога, — барон кивает: да, да, понимаю, как же без неё.

— Недавно в ночь была на улице святой Терезы большая пальба.

И опять Волков кивает: да, я знаю.

— Прокуратурой установлено, что вели ту стрельбу ваши люди, — продолжает консул. Но тут Волков поднимает руку, жестом тем перебивая консула:

— Прокуратурой установлено лишь, что мои люди вели ответную пальбу, — уточнил генерал и добавил: — Впредь я прошу вас именно так и говорить.

— Хорошо, хорошо, — сразу согласился Клюнг. — Пусть будет ответная стрельба.

«Быстро согласился, значит, пришли они не из-за стрельбы».

Так и оказалось. То, что сеньоры друг в друга постреливают или, к примеру режут оружием белым, то для всякого города оно дело обычное; тут и мастеровые с подмастерьями из разных цехов иной раз ножи в дело пускают, что уж о высокородных говорить. Явно волновались господа по другому поводу.

— В городе ходят слухи, — продолжал консул, — что ваш отряд, бывший с вами на войне, уже в Эвельрате и дня через три подойдёт к Малену.

Волков на этот тезис собеседника ничего не ответил, ни подтверждать его не стал, ни опровергать. Он сидел и слушал, что Клюнг скажет дальше. Но тут вместо консула снова заговорил бургомистр:

— Барон, люди в городе обеспокоены, уж больно страшно им слышать, что сюда, к нам, придёт три сотни ваших отборных людей, что будут при них пушки. Что из тех пушек они станут на улицах палить. Говорят, что стрелять будут по домам или как куда придётся…

Тут Волков уже и засмеялся: как куда придётся!

— Видно, вы, господа, думаете, что стрельба из пушек — дело дешёвое, — усмехается он. — Видно, вы и представить себе не можете, сколько же стоит один выстрел из полукартауны.

Тут даже Кёршнер, человек от пушечной стрельбы далёкий, кажется, и он стал посмеиваться. И вся атмосфера за столом, бывшая до того тяжёлой и серьёзной, вдруг как-то помягчела сразу. А Клюнг продолжает:

— Но стрелять вы всё-таки думаете?

— А что же вы, господа, хотите от меня? — вдруг спрашивает у них генерал и даже руками разводит, как бы давая понять им, что он сие отвратить ну никак не в силах. — Иным способом разве негодяев остановишь, раз они в крепких домах заперлись?

— То есть войне быть? — уточнил бургомистр.

— Справедливости, господа! — поправил его генерал. — Возмездию! — и тут же он стал свою мысль пояснять: — Разве я вправе отвечать кротостью на дело кровавое и злобное? Какой же я после того буду рыцарь, какой я буду друг, если за меня люди раны понесли, угрозу терпели и нападки, а я всё это негодяям с рук спущу? Кто же меня после этого другом полагать захочет? Вот спросите хоть у господина Кёршнера, который полночи оборонял мою сестру и моего племянника: будет ли у нас дружба, если я врагам за поругание его дома не воздам? Что я за рыцарь, что за вождь у солдат, если я труса буду праздновать, злобу и подлость поощряя?

И тут все визитёры молчат, нечего им сказать, а потом смотрят на бургомистра: ну давай, тогда ты скажи ему.

И, понимая, что никто на себя подобную смелость брать более не хочет, Ольбрехт наконец заявляет:

— Город не хочет, чтобы тут началась большая стрельба. Резня всякая.

Этого как Волков и ждал, было бы хуже, если бы они стали ему поддакивать.

— Ах город не хочет? — тут уже генерал перестал сдерживаться и решил показать себя, показать свой гнев, и уж он это умел; лицо его почернело от злости, он встал из своего кресла и навис над столом. — А что хочет ваш город?! Чтобы мою сестру и племянника убили?! Или чтобы избивали уважаемых людей на улицах?! — он буквально прокричал это в лицо бургомистру. — Или город хочет, чтобы на дома честных граждан по ночам нападали разбойники?! Брали их штурмом?! — тут он поворачивает свой свирепый лик к начальнику стражи. — Напасть на карету, в которой ехала графиня с графом… — он чуть сбавляет тон, и в его голосе появляются нотки сарказма. — Ну, допустим, стража не всесильна… Да, дело было днём. Да, у святого места… Тем не менее, отсутствие стражи ещё можно понять: отошли с площади, пошли выпить пива, ещё что-то… Но что вы скажете насчёт нападения на дом Фейлингов? Отчего не поспешила стража к ним на помощь? И что вы скажете на нападение на этот дом? — тут снова генерал срывается на рык. — Этот дом негодяи штурмовали полночи! — тут он почти орёт в лицо Мёльнеру. — Где была ваша стража, когда разбойники нападали на дом моего родственника?! Где…?! Была…?! Ваша…?! Стража…?!

И тут капитан стражи пошёл багровыми пятнами по лицу, насупился, стал раздувать ноздри и отвечает генералу:

— Ваш тон, он… он обидный. Тем более что я тут совершенно ни при чём, я в ту ночь не был в городе вообще.

— Не были в городе? — тут генерал сбавил тон, теперь ему было интересно, по своим ли делам Мёльнер уехал из города или его отослали специально. — И почему же вас не было в городе?

Но капитан всё ещё пыхтел от возмущения и отвечал Волкову дольно заносчиво:

— И что же… я перед вами отчёт держать теперь должен?

— Я, между прочим, — напомнил ему барон, — почётный маршал города Малена, вы о том, видно, позабыли? Но я вас пока не прошу отчитываться, хотя на вашем месте я бы в первый день моего приезда прибежал ко мне и всё бы рассказал, как было, чтобы никто на меня дурного не подумал; но вы не пришли, и посему я пока не решил, глупы вы просто или к подлому делу причастны? И посему я вас просто… — он тут сделал знак, как бы подтверждая своё доброе расположение, — просто спрашиваю: отчего так странно происходит, что в тот самый день и в ту самую ночь, когда в городе случаются бесчинства, глава городской стражи за город уезжает?

И вот тут, когда командиру стражников было объяснено, тот всё понял и заговорил он теперь совсем по-другому. Он стал говорить мягче и сразу начал искать оправдание:

— Да вот же господин Клюнг сидит тут, я ему докладывал, что уеду к жене, у неё отец при смерти, ей нужно со стариком проститься было, я и сказал господину консулу, а он сказал: ну езжай; откуда же мне было знать, что тут такое начнётся.

Говорил всё это капитан искренне, может даже, и не врал. Уж больно он не стеснялся всё сваливать на своего начальника.

— Дело не в том, что старший офицер уехал, — начал консул, — дело в том, что другие не смогли или не захотели…

Но генерал его остановил жестом:

— Того, что в ту ночь дежурил, мы сыщем и спросим с него, и уже поверьте мне, господа, тогда всю правду и узнаем.

— И мы с этим согласны, — сразу за тем произнёс бургомистр, но и его генерал остановил:

— А вас, Ольбрехт, говорят, в тот день злодеи под оружием держали, воспрещали дома покидать. Правда это?

— Ну уж не совсем… — начал мяться бургомистр. — Просто пришли люди…

Но генерал машет рукой:

— Ах, оставьте это… Просто пришли люди… Вы потом почему не устроили розыск тех людей? Почему не заставили прокурора искать зачинщиков всего этого?

— Так прокурор мне неподвластен! — восклицает бургомистр.

— Неподвластен? — Волков удивляется и замолкает на мгновение. — А кому же он подвластен?

— Его назначает совет города, — отвечает Ольбрехт — так же, как и судей, и никто из них перед бургомистром не в ответе.

— И вот всё у вас так! Всё! — снова неистовствует барон. — Никто ни за что ответа не несёт, словно в республике проживаете. Почем отпустили разбойников Ульберта? Почему их в пример другим не повесили?

Тут все гости молчат. Лишь бургомистр за всех отдувается:

— Отпустили разбойников? Ну, не знаю… То дела судейские…

— Дела судейские? — ещё больше злится генерал. — Вы половиной города не далее как этой весной приходили ко мне и просили, чтобы я разбойника Вепря утихомирил, — он теперь обращается к капитану стражи: — Вы же сами собирали их лодки по реке, как же потом вы разбойников выпустили?

Мёльнер лишь качает головой:

— Ну не я же их выпустил… Я же напротив… Я же их ловить был готов… Это всё… — он не договаривает.

И Волков продолжает, как будто ему говоря:

— Вот и доиграетесь вы, господа горожане, доиграетесь, — тут барон начинает привирать. Сгущать краски. — Мне фогт Фринланда письмо прислал. Злое письмо. Угрожает фогт. Говорит, ещё одно нападение на его купцов Ульберт совершит — и он не дозволит более купцам из Ребенрее швартоваться у пристаней Фринланда. Вы этого, господа, добиваетесь? А кантоны скоро из-за Ульберта, ещё вам воспретят по реке ходить, и правильно сделают. Что будете делать? Воевать с горцами решитесь? Может, посольство к ним пошлёте? — тут генерал берёт короткую паузу и продолжает уже спокойнее: — Я-то и с Фринландом, и с горцами договорюсь, они мои лодки и швартовать, и пропускать будут, а вот вы про свои сами договаривайтесь, герцогу пишите, пусть он вас спасает. Кстати, как только герцог меня к себе позовёт на доклад, так я ему непременно сообщу, что торговля в его южных землях находится под угрозой, а если он поинтересуется, отчего так, я уж, скажу вам честно, своему сеньору врать не стану, а скажу как есть. Скажу, что горожане ворам речным потакают. Скажу, что я воров ловлю, а прокурор городской их выпускает. Дескать, воруйте дальше. Уж пусть герцог сам думает, кто тут, в Малене, торговле мешает.

И это были его главные козыри, решающие козыри.

Мнение сюзерена и торговля.

Эти карты Малены ничем перебить не могли. Уж злить курфюрста земли Ребенрее, зная его крутой нрав, не каждый решится. Тем более купчишки городские за последнее время очень уж пристрастились к удобной и выгодной торговле по реке. И торговля та стала для них прибыльна, товары из Малена: зерно, железные изделия, бронза — всё это уже доходило и до больших рынков Хоккенхайма, а хмель так уходил и ещё дальше, до самых Нижних земель, где из него еретики варили себе пиво. Конечно, рисковать хорошим доходом местные фамилии явно не хотели. И тогда бургомистр стал озираться по сторонам, смотреть на писарей, что пришли с ним. Даже на притихшего хозяина дома посмотрел и наконец произнёс:

— Городу и фамилиям первым такой поворот придётся не по нраву. Никак нам без торговли по реке нельзя быть. Что же мы, зря дорогу строили от города до ваших Амбаров?

— Так прекращайте уже разбойникам потакать. Уж решите наконец, в чём интерес города — в разбойниках, — конечно, он имел в виду Маленов, и горожане это прекрасно понимали, — или в торговле.

— Нам надо посовещаться, — Ольбрехт не говорит, с кем именно, но это и так понятно. Он поднимается с места, а за ним, как по команде, начинают вставать и все остальные люди, пришедшие с ним. Потом они кланяются, но перед тем как уйти, бургомистр просит:

— Только уж пока повремените с пушками, не тащите их в город, — и в его голосе слышится скорее просьба, чем требование. — Уж больно горожане на сей счёт волнуются.

— Хорошо, — обещает генерал, — подожду пару дней. А вы за то время уж решите: будет ли расследование по делу о нападении на графиню и на дом моего друга?

Он говорит только об этом, словно его не волнует то воровство, что происходит на реке. А вот горожан как раз наоборот.

Как они ушли, так Волков встал и стал ходить по зале, и, кажется, был он доволен свершившимся разговором и говорил хозяину дома:

— Ну что, друг мой, дошла до горожан моя мысль?

— Уж больно озабоченные они ушли, — кивал ему Кёршнер. Он был рад, что столь непростые переговоры, с криками и упрёками, разрешились без окончательной ссоры.

— Верно, верно, — соглашался с ним генерал. — Именно озабоченными. Так что давайте выпьем с вами вина, — он подошёл к столу и налил себе и родственнику по полному стакану. — До дна, друг мой, ибо переговоры наши вышли успешными.

— Вышли успешными? — уточнил Кёршнер, беря свой стакан.

— Они вышли лучше, чем я и думать мог, — отвечал ему генерал, салютуя ему своим стаканом.

Всё так и было, он знал, что бургомистр сейчас же будет собирать важных людей, может, и сенаторов позовёт и всё им объяснит. Объяснит так, как Волкову и надо. Ведь ушел он отсюда — вернее, едва не убежал — с поспешностью юноши и расскажет, что в скором времени они могут остаться без речной торговли, а это приведёт к непременному падению сбора торговых пошлин, о чём чиновник, что собирает пошлины в Амбарах, сразу будет писать герцогу. А Эшбахт ещё и подскажет тому чиновнику, кто виноват во всех этих убытках.

— А вдруг и вправду Фринланд и кантоны наши баржи пускать к себе перестанут? — немного волновался Кёршнер.

— Ничего, пусть, нарисуете на своих баржах моего ворона, а я уж как-нибудь с Фринландом и горцами договорюсь, — успокаивал его генерал, настроение у которого было хорошим.

В общем, эта подлая выходка Маленов оказалось ещё и глупой. И теперь потихоньку оборачивалась для барона нежданным усилением его позиций как в городе, так и на реке.