Безбожный паладин

Глава 4 Дом, милый дом!

Раньше всех встает Шино. Она спит возле меня по праву старшей, согревая меня пушистым хвостом и мягкими лапками. Я чувствую сквозь сон, как она аккуратно поднимается, спеша поскорее привести себя в порядок и заняться готовкой. Вслед за ней, точно тень убегает Лорелея, сопровождая кошку как любимую мамочку. Вскоре после них просыпаются куноичи, расталкивая друг друга на утреннюю зарядку. Под лежаками остаемся только я и Софина. Когда решаю подремать еще пять минуточек, то чувствую, как по ногам ползет что-то мягкое, горячее и пушистое.

— Софи, — бормочу я. — Уже вставать пора. Хорош спать!

Та не отвечает, упрямо преодолевая пространство под одеялом, щекоча меня лапками. Лишь когда она хватает край штанов, понимаю, что зайкой движет совсем не желание вздремнуть еще чуть-чуть! Но поздно!

Рывком стянув расстегнутый комбез, в котором я завалился спать, зайка обеими лапками хватает мое достоинство. Она не обращает ни малейшего внимания на мои слабые попытки отбиться, обильно поливая слюной восставший орган. А утренний стояк, как назло, только и ждет слияния с горячим влажным ртом ушастой.

— Софи, — бормочу я, слыша, как во дворе хекают куноичи, — сейчас не самое лучшее время! Они вернутся с минуты на минуту!

Но озабоченной крольчихе хоть кол на голове теши! Высунув длинный язычок, она принимается играть с головкой моего орудия, заводя и без того каменный стояк еще больше. Изловчившись, хватая ее за уши, пытаясь оттянуть в сторону, но Софина мигом кидается ртом на желанное угощение, недвусмысленно мыча и угрожая мне остренькими зубками. Волей-неволей приходится отпустить ее ушки.

Победив в этой коротенькой схватке, ушастая разжимает челюсти, принимаясь за любимое прерванное занятие. Еще в путешествии я заметил, что девушка балдеет от минета даже больше, чем от самого секса. С чем это было связано, я так и не понял, да и неохота разбираться. Нравится ей, так чего голову ерундой забивать?

Софина уже вовсю трудится над порученном ей солдатом, обильно смазывая его собственной слюной и лаская языком. Наконец, она переходит к следующему этапу. По праву гордясь уникальными способностями, зайка медленно всасывает в себя мой стояк, буквально проглатывая его, как удав кролика. Я хватаюсь за края спальника, ибо вытерпеть подобное крайне затруднительно! Мой член оказывается, будто в горячих влажных тисках, в то время как язык Софины трудится без устали, раздражая особо чувствительные места!

Левой рукой зайка давно шликает между ног, не забывая доставлять удовольствие и себе родимой. Но главным приоритетом для нее остается минет, который она исполняет, отдавая этому процессу все ресурсы. Она не жалеет собственного организма, стараясь протолкнуть внутрь весь мой детородный орган, даже если ее собственное горло не принимает такой огромный предмет! Наконец, она касается губами моего тела и смотрит на меня радостно-щенячьим взглядом, как бы говоря: «Видишь? Кто еще так бы смог⁈» Киваю, безмолвно соглашаясь с ее мастерством, после чего Софи принимается за дело. Она так сильно сосет, словно хочет доказать всему миру, что лучше нее никто больше не сможет так мощно и ловко заглатывать мужской ствол! Судя по вырывающимся стонам, зайка уже на подходе к оргазму. Да и я сам уже готов взорваться утренней радугой.

Словно осознав это, Софина резко отпускает меня, отбрасывая одеяло, переворачиваясь и усаживаясь спиной, со всего размаху попадая точно в цель. Все это она проделывает так быстро, что я осознаю смену позиции только тогда, когда чувствую ее попку на бедрах! В плену ее мокрой тугой киски оказывается не в пример привычнее и комфортнее, нежели во рту, тем более, зайка не желает прерывать процесс ни на секунду, подпрыгивая, как настоящий крольчонок.

Сила трения — удивительная штука! Уже через пару секунд она заставляет меня залить горячим семенем нутро ушастой. Крольчиха кончает на секунду позже, словно специально решив сначала доставить удовольствие мне. Дрожа, она падает на меня, содрогаясь от волн оргазма. Сжав руками ее грудь, чувствую, как зайку буквально трясет от экстаза.

Слышатся голоса возвращающихся девчонок. Поспешно опрокидываю Софи, накрывая ее и себя одеялом. Но помогает это не очень.

— Что-то женским духом пахнет! — водя носиком, объявляет во всеуслышание Масяна. — Никак дядя Ричард зайца в постель притащил!

— Ну, одна маленькая кроля ему не помешает, — улыбнувшись, отвечает ей Хатико.

— Тебе не помешает, а мне помешает! — перебивает ее вечно озабоченная куноичи. Тиема и Томоре не вступают в перепалку, прекрасно зная, что я без лишних слов всегда готов позаботиться о каждой из них. — Вот какая мне польза от Рича, если она его уже выжала досуха?

С этими словами она показывает на топорщащийся бугорок под моим одеялом. Но Софине пофигу, она практически без сознания.

— А какая тогда польза от… Лоры?

— А от Лоры очень большая польза! — спорит Масяна. — Она Шино на кухе помогает!

— И от Софи будет польза! — смеется Хатико, присоединяясь к компании остальных девчат. Они собираются идти просить Гурри «слепить» душевые. — Она монстров ловить может!

— Но-о-о, тут же нет никаких монстров? — недоуменно говорит сисястая куноичи.

— А мы их заведем! — выпаливает Хатико, прежде чем исчезнуть на улице.

— Ну раз так, — рычит Масяна. — Тогда, Рич, выбирай! Или крольчиха, или я!

Я приподнимаюсь, ловя ее за руку, заставляя опуститься ко мне, обнимаю, целую и говорю:

— Я вас обоих выберу, так как знаю вас уже давно. Не надо ссориться, дорогая.

Масяна тут же пытается продолжить обнимашки, но я прекрасно знаю, что за этим последует и выпинываю ее и пришедшую в себя крольчиху на улицу, отправляя в душ. Встаю сам и выхожу следом, здороваясь с андроидом. Как и ожидалось, ночь прошла спокойно. Если поблизости и обретаются монстры, то или они еще не обнаружили нас, или решили не связываться. В любом случае, нам есть чем заняться, кроме как поиском окрестных мобов…

А в принципе, монстры нам даже помогли, как бы кощунственно это ни звучало. Я все ломал голову, размышляя, как выдать себя за внебрачного сына графа таким образом, чтобы ни прислуга, ни другие родственники, случайно оказавшиеся поблизости, ничего не заподозрили. Но, судя по всему, граф, продавший нам свою вотчину, не был до конца откровенен. Должно быть, он полагал, что мы не захотим покупать его собственность, если узнаем, что она давно покинута.

Отмывшись и позавтракав, мы разбредаемся по территории, стараясь привести особняк даже не в порядок, а хотя бы в более-менее жилой вид. Судя по состоянию большинства комнат трехэтажного здания, проживавшие в нем люди, использовали лишь спальню, общий зал, да кухню, не считая небольшой комнатки, где спали слуги. Внутри остальных помещений все было нетронуто настолько, что на поверхностях лежал метровый слой пыли. Очевидно, слуги даже не заглядывали в них.

Сам особняк также огромен, как и стар. Его левое крыло так вообще было соединено со скалой, стоявшей позади дома. Вход туда закрыт тяжелой железной дверью, на которой выбиты странные руны. Амбарный проржавевший замок, висящий на ней, ясно показывает, что последний раз ее открывали лет двести назад. Разумеется, сам граф ничего не упомянул об этом, оставив исследование крепости на нас. Но что бы ни скрывалось за той дверью, нас это мало интересует. Места для восьмерых тут гораздо больше, чем нужно. В конце концов, девушки берут себе по комнате, восторгаясь тем, что не нужно больше спать в общей казарме, и принимаются обустраиваться. Шино выбирает себе комнатку слуг, находящуюся прямо возле кухни, не обращая никакого внимания на мои возражения. Лора присоседивается к ней, благо помещение довольно большое. Я же, как и полагается командиру, занимаю личные покои графа, предварительно заменив или выкинув оттуда все, чем он мог пользоваться. Софина, как самая хитровые… самая умная, тут же захватывает спальню напротив, принадлежавшую, скорее всего, усопшей жене графа. Там даже сохранились платья, не поеденные молью, которая любопытная кроля тут же кидается примерять.

В шуме строительства, уборки, рытье ям, прополке сорняков и прочей работы, которую нельзя оставлять на потом, не проходит, а даже пролетает шесть дней. Мы трудимся до крови и пота, ремонтируя ветхие балки, копая канавы для стока нечистот и слива грязной воды, ставим временные деревянные щиты и переборки в дырах крепости. Позднее необходимо залить их цементом. Но на складе инвентаря крепости мы находим лишь пару мешков, и то, превратившихся в камень от сырости. На заднем дворе особняка обнаруживается прекрасный сад с плодовыми деревьями, за которыми как минимум лет десять никто не ухаживал. Только благодаря близкому местонахождению источника воды он еще не засох полностью. Как я и говорил ранее, нам не хватает рабочих умелых рук, инструментов, материалов, ресурсов, а самое главное, — знаний. Даже Гурри понятия не имеет, как заземлять проводку и проводить ее по всему особняку, хотя горит желанием и решительно настроена «проверить на практике». Вынужден ей в этом решительно отказать, так как опасаюсь за целостность крепости. Пусть она и каменная, но от любой искры может вспыхнуть мебель, опилки и прочий мусор, который мы не успеваем выносить. Про удобства сортирного толка тоже пока приходится забыть. Нет, в крепости нашлись туалетная комната, даже не одна, но все они находятся в отвратительном состоянии. Разумеется, никакого канализации при строительстве особняка предусмотрено не было, только слабое подобие стоков, которые забились еще во времена царя Гороха. Гурри выкапывает ямку приличных размеров на заднем дворе, мы сооружаем над ней типичный сельский туалет, в который и бегаем по очереди. А купаемся в теплой чистой воде благодаря андроиду. Конечно, все это временные меры.

Лишь к исходу шестого дня, когда наша смертельно усталая, но довольная компания вкушает ужин, приготовленный с любовью нашей домоправительницей Шино и ее подручной Лоролеей, я встаю, привлекая к себе общее внимание, и говорю:

— Девчата! Вы лучшее, что у меня сейчас есть! Я искренне рад, что вы остаетесь со мной в этот трудный час! (слабые овации) Я хочу, чтобы этот особняк стал домом для каждой из вас, а также ваших детей. (Смущенные рукоплескания и шепотки) Мы сделали невозможное, преодолев огромное расстояние через половину материка, благодаря нашей Гурри, которая даже сейчас охраняет наш покой. Мы привели этот дом… Наш дом в божеский вид! Думаю, пришло время отправиться в столицу. Сейчас мы отдыхаем, а завтра с утра отправляемся покорять Центр! (Громкие овации) Не забывайте про то, что теперь вы подчиненные сына графа Гаусса, поэтому соблюдайте приличия.

Затем я сажусь, присоединяясь к общей болтовне, плавно переходящей в спячку. Ни у кого из нас не остается сил на любовные игры. Даже зайка прижимается к моему боку, бессильно сложив ушки. Она с утра до вечера полностью выкладывается в саду, заботясь о нем так, как принято в ее племени. Пусть она практически ничего не помнит из своего детства, но благодаря инстинктам понимает, как и что нужно делать. Никто из нас не справился бы лучше нее с этой работой. Заворачиваясь в спальники, мы сбиваемся поближе друг к другу, чтобы было теплее и засыпаем.

Казалось, вот только ты закрыл глаза, а через секунду тебя уже будят! Пусть и ласковые лапки Шино, но так охота вздремнуть еще пять минуточек! Но нет, слышно, как по крепости мечутся девушки, собираясь в путешествие к центру материка. Нас ждет столица человеческой Империи. Гурри уже готовится к отправлению, проверяя действие маскировки и сонар. Учитывая, что сейчас мы представляем собой уже не караван, а кортеж лорда, она принимает вид дворянской кареты, наподобие тех, в каких прибывали некоторые особо важные студенты Академии. Внутри, конечно, все та же обстановка с кабиной пилота и игровыми креслами для остальных.

Как бы кошка не упрашивала оставить ее в особняке, я не могу пойти на это. Пусть мы и отреставрировали защиту, но пока андроид не разберется с генератором, и пока у нас не будет полноценных орудий, я никого не оставлю в этом доме. Пусть лучше сидит внутри киборга, чем подвергается неизвестной опасности в поместье. Наконец, мы двигаемся в путь, тщательно заперев за собой ворота. Мост пока приходится оставить опущенным.

Мы возвращаемся к той деревне, где спасли Лору, но огибаем ее по восточной стороне, не желая вновь сталкиваться с местными, выходя на основной тракт. Дальше нам приходится снизить скорость и соблюдать маскировку. Девушки дежурят по очереди, вылезая на каблучок, строя из себя возницу. Сначала все идет хорошо. Мы проезжаем большую часть тракта. Но, когда до Центра, судя по карте, остается четверть пути, случается очередное приключение…

Ранее в столице. Зал совещаний во дворце Императора.

Вокруг огромного стола овальной формы, на котором кроме графина с водой больше нет никаких яств, сидят несколько человек. С одного края возвышается над остальными огромный как огр, величественный пожилой человек. Он стар, хотя все еще крепок и могуч. Это сам Император. Несмотря на довольно теплое время года он кутается в шерстяную накидку, что лишний раз свидетельствует о том, что никто не вечен на этой земле. Здоровье его давно не то, что было раньше. Но все равно один лишь его вид говорит о том, что правитель еще долго будет держать в крепком кулаке своих подданных.

Поодаль сидит тучный человек в монашеской рясе. Он буквально усыпан золотыми и драгоценными побрякушками в виде закругленных крестов. Это святой папа. Тот, кто ответственен за создание новой религии, преследующей всех нелюдей. Он чист и непогрешим, в чем уверен сам на все триста процентов. Вся сила Церкви подчиняется только ему, как он думает. Тем не менее, и папа, и все его подчиненные зависят от воли Императора. За спинкой его кресла стоит сухопарый кардинал, чье лицо скрыто причудливой тенью, словно не свет не достает до его лица, а он сам против того, чтобы показать себя окружающим. Но, конечно, же, это лишь игра солнечных зайчиков, несмотря на хорошо освещенный зал.

Напротив него сидит худощавый молодой человек в богатом камзоле, украшенным кружевами и золотыми нитями. Его лицо отмечено печатями всевозможных пороков, но он держится дерзко, даже вызывающе. Это — первый принц Императора, претендент на престол. Хуманс, чье слово имеет почти тот же вес в обществе, что и слова его отца. Но в отличие от него, принц не знает жалости, любви и снисхождения. Это наглый самоуверенный тип, привыкший получать, ничего не давая взамен. Позади него стоят две прехорошенькие девушки, чьи лица скрыты полумасками. Они — его личная охрана, клейменая особыми печатями. Стоит принцу пораниться, как они тут же испытывают чудовищную боль. Разумеется, они готовы на все, чтобы тот чувствовал себя хорошо.

На другом конце стола сидит молодая девушка. Это третья принцесса от второй жены Императора. В отличие от своих сестер и братьев, она проявляет интерес к управлению, проявляя при этом недюжинный ум и смекалку. Причем сострадания к слабым и угнетененным у нее не в пример больше, чем у всех остальных присутствующих. Ее сопровождает личная горничная, не обладающая боевыми навыками. К ее сожалению, отец редко прислушивается к ней.

Возле нее сидит второй принц. Это молодой немного пухлый человек, который даже сейчас грызет пряник. Его не интересуют государственные дела, а, тем более, вероятность взойти на престол в случае смерти отца и старшего брата. Обязанность присутствия на собраниях ему в тягость, но выбора у него нет. Принц почти не прислушивается к разговорам, хотя иногда окидывает их равнодушным (с виду) бессмысленным взглядом.

Остальные члены собрания — это воеводы, генералы, картографы и министры. Слуги и лакеи не в счет.

— А я говорю, барон Нефедофф планирует восстание и мутит воду в своем наделе, набирает войска для вторжения! — ударив кулачком по столу, вскрикивает принцесса. Ее личико красное от злости — отец все чаще не прислушивается к ее словам, оставляя право решать проблемы старшему сыну. Император все реже возвращается к государственным делам, перекладывая их на плечи генералов и воевод. Разумеется, она не рада тому, что совсем скоро состоится ритуал передачи власти, ибо в таком случае ее непременно сошлют в дальний удел, или женят на каком-нибудь графу Пограничья, что еще хуже. — Отец! Прислушайся ко мне! Молю! Нам нужно выслушать его, пока не стало хуже! Он не первый раз просит аудиенции…

— Альберт, сын мой, — нехотя молвит Император, шевеля кустистыми седыми бровями. — Что ты думаешь по этому поводу? Правду ли молвит дочь моя, Селестина? Стоит ли нам беспокоиться?

— Чушь собачья! — незамедлительно отвечает тот, смеясь. — Стоит ли нам беспокоиться о том, что жалкий баронишка поднимет бучу в своей деревне? Золотые стражи сравняют с землей его крестьян и его самого, буде он нападет на город!

— Никто из вас даже не желает разобраться в причинах его недовольства! — восклицает девушка. — Его подданные голодают, а зверолюди, служащие ему…

— Зверолюди смеют возмущаться⁈ — кричит, пытаясь приподняться со своего кресла, толстяк в рясе. После пары неудачных попыток, он оставляет эту идею и потрясает руками в притворном гневе. — Эти оборотни, нападающие на мирных граждан! Крысы и жалкие отродья, которым не место на святой земле, должны быть благодарны нам за то, что мы даем им работу и еду! Воистину, это дикое богохульство, принцесса! Как сказал Единый…

— Достаточно! — морщась, несильно стучит кулаком по столу Император. — Мы услышали ваше мнение, преподобный Пью! Пустословие оставьте на своих прихожан!

Сухопарый кардинал что-то шепчет на ухо Святому папе. Тот нехотя откидывается на кресле, исподлобья глядя на Императора, но тот уже отвернулся и с теплом смотрит на старшего сына.

— Почему бы тебе самой не разобраться с Нефедоффым, сестра? — вдруг спрашивает принцессу тот, кто почти никогда не вмешивается в ход собрания. Император удивленно смотрит на своего второго сына, не зная, что и сказать.

— Верно! — резко подмечает старший принц. — Точно, сестренка! Владения барона недалеко. Езжай сама и проверь. Вряд ли барон будет против твоего приезда!

Он ехидно улыбается. Несмотря на право наследования престола, его двоюродная сестра пользуется признанием горожан и, что страшнее всего, армии и личной гвардии Императора. Ее любят и славят в отличие от него. Народ не желает видеть его на троне и это не является ни для кого секретом. Но если с принцессой что-то произойдет вне замка…

— Поддерживаю! — поднимает руку толстый Пью. — Селестина — набожная дева! Она не допустит праздношатания там, где есть церковь, несущая слово Его. Вот только это ее увлечение…

Он вовремя замолкает, не вызывая гнева Императора. Но тот не мигая, смотрит на Селестину.

— Действуй, как сочтешь нужным, дочь моя, — наконец, говорит он. — Действуй так, как сочтешь нужным…

Все сразу же понимают, что Император только что отдал негласный приказ принцессе поехать и разобраться с беспорядками. Она, конечно, может не подчиниться, но при этом потеряет последнее доверие в лице правителя. Принцесса встает и кланяется. Легкая тень пробегает по ее лицу, когда она смотрит на старшего брата. Но никто не замечает полуулыбку, скользнувшую по лицу второго принца…

Собрание заканчивается…