Без права на остановку

Глава 4

— Валера, ствол подбери, — Лукарь прибыл не один, его сопровождала ещё парочка мужчин.

Теперь точно перевес в силе на нашей стороне. А ведь и без них было кому дать отпор: боевая Чебурашка Марта, я — злой до предела и пара сельхозработников от Вепрева. Причем один из них такой, что повидавший виды Николишин аж за табельное схватился. Плюс интеллигент-биолог Сергей Павлович. Никого не забыл? Ах да — бабка же ещё в нашей банде! Капец московским — теперь уж точно. Бабуля, кстати, тоже вооружена — клюка у неё!

С появлением Лукаря обстановка слегка разрядилась, и троица группы захвата вид сейчас имеет хоть ещё и дерзкий, но уже бледноватый.

— У нас же всё засекречено… Я вообще не должен был знать об этой операции смежников, — вполголоса сообщает мне Лукарь, пока проверяющие роются в чемоданах.

Сидим мы сейчас в отделении милиции аэропорта. Из персонала здесь только какой-то лейтенантик. Он был почему-то в парадном кителе, и нас пустил без слов и проверок документов, а значит, знаком с полномочиями москвичей.

Валерий Ильич уговорил меня разрешить посмотреть чемоданы Марты, мотивируя тем, что всё-таки кагэбэшников в морду бить нельзя, и тем, что у ребят, мол, приказ, который он, кстати, отменить не в праве. Но может проконтролировать, чтобы всё было по закону. Тем более, понятые — бабка и биолог — на нашей стороне, а других привлечь Лукарь не дал.

Да черт с ними — всё равно ничего незаконного они у Марты не найдут. Уверен.

— Нашёл! — опровергает мои мысли очухавшийся Николишин, которому мой удар неожиданно подправил голос, и говорил тот уже почти нормально.

В руках у мента пузырек с иероглифами, который я вижу в первый раз. А вот моя «контрабандистка» вещь узнала!

— Это мне Раиса Максимовна Горбачева подарила. — быстро сдала «подельницу» Марта. — Дайте сюда!

— Николишин! Пузырёк — в пакетик. И подписать время изъятия, — торжествует начальник москвичей. — Понятые, видели?

— Что-то есть… Но состав вещества в пузырьке неясен. Надо бы пакетик запечатать и опломбировать, — показывает знание нюансов сыскного дела биолог.

— Что, правда, Горбачёва? Жена генсека? — не верит нам Николишин, который говорить стал много, очевидно, привыкая к новому звучанию своего голоса.

Спасибо хоть бы сказал за сеанс оздоровления.

— А ты что, многих других знаешь? — Лукарь, в какой-то момент погрустневший, вдруг развеселился. — Толь, есть возможность узнать, что там? Можешь кому-нибудь позвонить?

— Так лучше всего у Раисы Максимовны и спросить! Хотя… поздно уже — девятый час вечера в Москве. Могу позвонить племяннице Горбачевой — та точно не спит. У меня есть её домашний номер — наберу. А она пусть уже у тёти уточнит.

Я решительно требую у летёхи в парадке дать межгород, и мне, как ни странно, дают. Светкин номер в её московской квартире я помню, но на всякий случай лезу в карман за записной книжкой. А то Марта, хоть и прикидывается неревнивой… а ну как потом спросит: — «А почему ты, милый, номерок наизусть знал? Часто, значит, звонил?» А я — вообще ни разу.

Замечаю, как Николишин напрягся, когда я руку в карман сунул, но ствол, который Лукарь ему вернул, доставать на этот раз не стал. Учёный!

— Анатолий? Ты же вроде бы улетел из Москвы? — вместо Светки, слышу в трубке голос самого Горбачева — Михаила Сергеевича, то бишь.

— Улетел… Я звоню из аэропорта в Красноярске, — отвечаю, слегка запнувшись.

Растерялся я не от того, что Михаил Сергеевич меня узнал — мы и раньше пересекались. А вот что теперь придётся заводить разговор о его супруге, о Раисе Максимовне — тут уж неловко как-то… То ли прямо спросить: что у его жены в пузырьке с иероглифами? То ли, как и планировал, попросить к трубке Светку?

— Михаил Сергеевич, нас тут обыскивают сотрудники КГБ, — начал ябедничать я и, видя, как Лукарь поперхнувшись чаем, отчаянно мне жестикулирует, торопливо добавил: — Московская группа не наши.

Ну да, лучше сразу уточнить, что местный мой кореш ни при чем.

— Кого вас? Тебя и твою девушку? Норвежскую принцессу — третью в очереди на трон?

Чего я не учёл, так того, что динамик у телефона в отделении милиции громкий, и нас все слышат. Сказать Горбачеву или нет? Да уже вроде как все узнали его голос.

— Ну да, меня и Марту…

— Это, которой ты шикарную шубу подарил?

— Вы и про шубу слышали? — вздыхаю я.

— Ты не поверишь — последние пару дней только про неё и слышу, — мне показалось или нет, но в голосе генсека появилась усталая обреченность. — Шуба — то шуба — сё. И ведь не просят ничего, просто говорят. Я, кажется, уже всё про неё знаю: фасон, цвет, даже где пошили!.. Ну так что у тебя за вопрос?

— Вопрос… гм… по поводу пузырька. Маленький, стеклянный, с иероглифами. Марта говорит, Раиса Максимовна ей подарила. Так вот — вещица очень заинтересовала московские спецслужбы КГБ, они уверены — это контрабанда какая-то.

— Ерунда полная! Что за… Кто там вас обыскивает? Вы где вообще находитесь? — в голосе Михаила Сергеевича — и удивление, и лёгкое раздражение человека, которого беспокоят по пустякам.

— В отделе милиции аэропорта Красноярска, — докладываю я. — Кроме замначальника нашего краевого УКГБ, который в обыске не участвует, тут трое сотрудников КГБ из Москвы. С какого именно управления — не в курсе. Удостоверения не предъявили. Старший у них — какой-то ряженый милиционер…

— Почему ряженый? — озадачились на том конце провода.

Пипец, это что, самое важное сейчас? Но поясняю:

— Ну… мне так показалось. Лет ему за сорок, лысина уже приличная, а в форме лейтенанта. Причем, форма ему явно маловата, да ещё и с жирным пятном на боку — как будто с кого-то второпях снял. Мог бы хоть с майора снять, или с капитана… — объясняю я, поглядывая в сторону лжелетёхи.

Тот смотрит на меня исподлобья, пока ещё не веря тому, что я говорю с генсеком. Весь его вид показывает: «Чё докопался? С кого мог, с того и снял!»

— Ясно. Сейчас уточню и перезвоню тебе, — Горбачев кладет трубку.

Э! Алё? Куда это «мне». Я, между прочим, пока радиосвязью не обладаю и «Алтай» в кармане не ношу. Разве что в отделение милиции аэропорта…

— Ждём, — зло сообщаю я присутствующим в комнате и вижу, как напряглись все… Ну кроме моей Чебурашечки. Она зевает, как и положено воспитанной девушке, прикрывая ротик ладошкой. Очень кавайно получается, однако стражей порядка это умильное зрелище не трогает. Даже Лукарь заметно нервничает. Ведь сейчас разнос устроить могут всем, и полетят брызги по сторонам так, что мало не покажется!

Трель телефона раздалась через три минуты. Местный мент быстро снял трубку и бодро ответил: — «Да, тут!»

«Про нас спросили?», — читается на мордах у московской троицы.

Потом ещё один звонок, и уже дежурный приглашает к телефону старшего группы. Причем, когда местный летёха передавал трубку, вид у него был весьма злорадный. А не с него ли форму сняли? Вот почему парню пришлось парадку надеть.

— Так точно… Никак нет… Не могу знать… Разрешите выполнять? — бледный ряженый стоит по форме «смирно», и я воочию наблюдаю, как люди седеют прямо на глазах.

— Товарищ полковник, — вас! — сипит старший.

Трубку передают Лукарю, и Валерий Ильич тоже встаёт в стойку «смирно»! А не с Крючковым ли он говорит? Оказалось — с ним! Горбачев не стал распутывать снизу, а просто позвонил Бакатину — министру МВД и Крючкову — председателю КГБ СССР и дал им пять минут, чтобы разобраться в ситуации.

— Поехали, Толь. Отпускают вас, с извинениями, — через некоторое время произносит Лукарь, язвительно глядя на… да, пожалуй, и реально уже лейтенанта. Во всяком случае не на майора, или кем он там был до начала обыска? А нефиг! Пусть спасибо скажет, что не рядовым станет.

Опять звонок. На этот раз сам Горбачев. И требует меня! Хорош был бы я, если бы ушёл…

— Да, отпускают. Спасибо огромное. А что искали? Сами пока не знаете… Да, вещи отдали. Кроме пузырька с мазью.

При этих словах Николишин, подпрыгнув, торопливо достал из кармана пакетик с пузырьком и осторожно, словно бомбу, протянул Марте. Та сразу цапнула… дорогое омолаживающее средство с коллагеном и вытяжкой из морского ежа — эксклюзивный товар прямиком из Китая. Это я потом уже узнал. Впрочем, Марте это средство без надобности, и взяла она его для своей мамы.

— Михаил Сергеевич, если Раиса Максимовна пожелает, могу такую же шубу организовать. Мне это без проблем! Она из седого баргузинского соболя, у меха которого различают пять степеней седины, пятая — самая дорогая и в несколько раз дороже первой… Пятую? Ну ясно, — деловито запоминаю заказ я. — Очень красивый мех — серебристо-белые волоски будут переливаться на свету… А длина? Понял — в пол. Только для Раисы Максимовны или для Светланы тоже? Ну правильно — пусть ей муж покупает. И так в копеечку встанет подарок, — одобряю я.

Да, у Светки, похоже, будет ещё одна душевная травма, когда подарок дойдет до Раисы Максимовны.

Идем к машине Лукаря.

— Сергей Павлович, спасибо вам за поддержку. Вот моя визитка, — благодарю я своего недавнего попутчика и протягиваю свою козырную — сделанную с помощью шелкографии. Они, кстати, почти закончились, и остались только простые — скучные.

Бабке, знакомой биолога, предложил подбросить до города, но она отмахнулась:

— Я в Норильск лечу, милок. Через час регистрация.

— Толя, так мы материал заберём? — в окно «Волги» заглядывает морда зоотехника, заполнив проём полностью.

— Да! Молодцы, что дождались. В багажнике посмотрите, — говорю я, и довольные подчинённые Вепрева уходят не с пустыми руками.

— А у тебя случайно нет ещё яблока? — застенчиво спрашивает Марта, будучи, очевидно, голодной. Ну а кто мешал поужинать в самолёте?

Но у меня, по счастью, было! Протираю платочком и отдаю вымогательнице. Ехать до города нам почти час и, приговорив фрукт, Марта прикорнула у меня на плече. А Валерий Ильич тем временем рассказывает нюансы операции:

— Поступил сигнал, что твоя иностранная подруга якобы должна была везти что-то запрещённое…

— Ей хотели передать медицинские изделия. Из тантала, что ли. Для наших врачей… — поясняю я. — Но почему-то не передали. Мало ли — опоздали, московские пробки…

— Вот оно что! А ведь в посылочке могло быть что угодно. Не берите лучше ничего попутного! — предостерег нас опытный старший товарищ.

Вообще-то, старший, и не менее опытный, тут я. Но вот ведь не сообразил сразу! Это нам ещё повезло, что груз не вручили, а то бы сейчас в другом месте разбирались.

— А сперму в сосудах можно? — вдруг сонно спросила Марта. Она хоть и дремала, но, оказывается, всё слышала.

Лукарь хохотнул, а его водила насупил свою обширную мордень, очевидно, стараясь не заржать.

— Тебя куда? К тебе на квартиру?

— Ну да. Сегодня — туда.

Хотя, по правде говоря, план у меня был другой: я заранее нашел вариант поинтереснее, чем однушка в многоэтажке: уютный домик в «Соснах» — правительственной загородной резиденции. Той самой, которая предназначалась для приёма гостей и отдыха региональных и центральных партийных руководителей. И той самой, где играли свадьбу Илья с Ленкой.

Но не ночью же туда ехать? Поэтому сегодня переночуем в квартире. Тем более, кровать у меня широкая… Да всё будет отлично!

Но через полчаса, простившись с полковником, я уже так в этом не уверен — в доме не было электричества! Ладно — на лестнице темно, ладно — холодильник потечет (там, кроме банки шпрот, оставшейся от последнего продуктового набора, всё равно ничего нет, шучу… но портиться нечему). Но вот лифт… А этаж у меня, напомню, десятый!

Сука! Знал бы — поехал в «Сосны». Разбудил бы там весь персонал — и поселили бы!

— Пешком? — не верит Марта.

— Будем отдыхать по пути, — подбадриваю я.

Ползём. В руках чемоданы, и сумка моя сзади болтается. Ещё и принцесса уцепилась паровозиком, сопя в затылок.

— Хочешь, я чемодан понесу? — храбро предлагает она.

— Ага, ты чемодан понесешь, а я — тебя? — ржу, вспоминая прототип Марты, который таким же образом хотел помочь крокодилу Гене.

— Ничего! Зато тепло у вас тут. Теплее, чем в Осло даже. И медведей на улицах нет, я смотрела…

— А то ты верила в эту чушь? Скажи ещё — балалайка должна быть у каждого русского при себе. Или автомат Калашникова, — фыркаю я.

— В фильмах, особенно американских, так русских и показывают, — оправдывается девушка.

— Ой! Это… балалайка играет? — Марта вдруг замирает у одной из дверей.

Прислушиваюсь. А и впрямь — из глубины квартиры доносится приглушенный перебор струн. На гитару не похоже… может, и балалайка! Слышен и другой характерный шум — обитатели квартиры наверняка бухают. Вот так и рождаются стереотипы.