Матвеев смотрит на меня скептически: мол, ну о чём ты, парень? У меня-то идей нет, а у тебя, далёкого от армии, вдруг есть?
— Если не можешь предотвратить безобразие — значит, его надо взять под контроль! — заявляю я с видом стратега.
— Что? — подполковник даже моргнул.
— Сделать для дембелей кучу разных фото можно ведь и централизованно. Договориться со стрельбищем, танк подогнать, гранатомёт в руки — и вперед, улыбайся!
— Допустим… БТР у нас свой есть. Дадут ли его для фотосессии — вопрос, конечно. Ну а шинель генеральская? Здесь мне как оправдываться? Скажут же: бардак, солдаты генеральскую форму примеряют!
— А кто мешает вам самим форму раздобыть? Хоть генеральскую, хоть красноармейскую. В нашем драмтеатре костюмерная найдётся, да и в военторге что угодно можно купить. А потом скажете проверке: это, мол, специально форму привезли для культурной программы, а вовсе не настоящая генеральская шинель.
— Мысль, мысль… — Матвеев вскочил и энергично заходил по кабинету. — Ну а политотдел как отреагирует на это?
— Политотдел дивизии я беру на себя. И вообще, это же как комсомольскую инициативу можно оформить! Ну да, неуставные фотки всё равно будут, но их можно представить как солдатский «фольклор». А цель у нас какая? Чтобы, если кто настучит, было бы готовое объяснение.
— Комсомольскую… — поморщился офицер. — Да одно название у нас, а не организация. Но… если крайком за эту идею вступится, то нам не только БТР дадут, но, глядишь, ещё и пострелять из него разрешат!
По итогу альбом Бейбуту Ивановичу Казаху вернули! А я уж и забыл, что его отец, хоть и казах по крови, носит имя русское — Иван. В военные годы батя Бейбута родился и сразу осиротел, вот в детдоме и назвали так. Потом, правда, дальние родственники забрали его к себе, но имя уже прижилось.
Всё это я припомнил, пока ждал своего друга. И заодно вспомнил про дядьку Бейбута — того самого, участкового, которого едва не закрыли за события в Новом Узене. Теперь вроде его даже наградить хотят. Ну а как иначе? Я вовремя привлёк к нему внимание больших людей!
— Одну фотку забрали у тебя, где ты в генеральской шинели. Ныкай тщательней в другой раз! — наставительно говорю я другу.
— Да дал одному чеканку сделать, а он не уберёг. В роте шмон был, вот и нашли, — мой друг гладит свое сокровище нежно, как девушку.
Оставив счастливого Бейбута прятать альбом и передав ему кулёк со сладостями от Марты, я поспешил к машине. Дел невпроворот: вечером тренировка, да и дембель этот блатной на проходной с первого взгляда мне не понравился — уж больно липко на мою подругу косился.
И точно! Трётся, вижу, около открытого заднего окна «Волги», а наивная Марта, высунув голову, старательно пытается разобрать, что он ей втирает. Водила же, как назло, вместо того чтобы отогнать назойливого ефрейтора сидит и жвачку жуёт. Уверен — Мартин подгон. Она любит всем что-нибудь дарить.
— Вот так вот… А если бабы говорят «нет» — это они просто ломаются. Всё равно же трахаться хотят! Ты ведь тоже хочешь, верно? А ну скажи, например… — щерится наглец, сверкая редкими зубами.
Что он хотел ещё добавить Марте, которая русский язык понимает через раз, никто уже не узнает — я резко разворачиваю парня лицом к себе. Со спины, «в крысу», бить не хочу, да и некрасиво сразу кулаками махать. Сначала предъявить положено!
— Слышь, а ты меня не понял, я вижу! — цежу сквозь зубы.
В глазах ефрейтора сначала мелькнул испуг, но он быстро сменился на кривую ухмылку: мол, ну не станет же этот тип тут, возле КПП, скандал устраивать.
Я и правда скандалить не стал. Всё вышло тихо и мирно: вполсилы зарядил по печени, чтоб дыхание выбить, а потом добавил двоечку по грудаку уже сползающему дембелю.
— Толя! — закричала Марта, заставив наконец очнуться спящего водилу и обратить внимание на охраняемый объект.
Мартин крик также привлёк внимание других дежурных в наряде по КПП. На улицу выскочили сразу двое: сержант с газетой под мышкой и молодой солдат, по виду таджик, с мокрой тряпкой в руках.
— Э, ты чего? — буром попёр на меня сержант.
— Чего? — разозлился я. — Борзеть не надо, вот чего! Зачем он гадости моей девушке говорит?
— Ну и что? Бить-то зачем? — спорит военный.
— Так он русского языка не понимает! — огрызнулся я. — Она, кстати, тоже, — кивнул на притихшую от испуга Марту. — Но это не повод говорить ей всякие пошлости!
— Что тут? Иванченко, доложить! — из проходной выскочил капитан, на ходу натягивая фуражку.
Я его раньше не видел — явно не из наряда. Старший у них вообще-то прапор молодой, тот самый, что меня в штаб и пропускал.
— Тащ капитан, ударили Кузнечика… то есть Кузнецова. Причину не понял. Ударил вот он, — в меня тычут пальцем.
— Нападение на наряд на территории части⁈ Сержант, действуй по инструкции! — брызжет слюной капитан, наступая на меня.
— Мы за территорией части, — опытно замечает сержант.
— Матвееву позвоните, — требую я. — Скажите, Штыба на улице заступился за девушку к которой приставал ваш ефрейтор. Вы кому лычки вешаете? Это что, отличник службы? А кто тогда плохой у вас?
— Матвееву? — недоверчиво переспрашивает капитан и обращается уже к ожившему Кузнечику: — Кузнецов, доложить!
И тут на улицу, застёгивая на ходу китель, выскакивает знакомый прапор:
— Товарищ капитан, это из крайкома. К начальнику штаба приходил.
— Просто с девушкой общался, а он подошёл и сразу бить начал. Я не ожидал. Так бы вломил ему, конечно… Ух ты, гнида! — ефрейтор, почуяв поддержку со стороны однополчан, осмелел и потянул свои грабли к моему пиджачку, который и без того уже местами был порван. Пора бы в ателье нести.
Но он ошибся, и сильно. Капитан, как человек опытный, едва услышал слова «крайком» и «начальник штаба», сразу принял правильную линию поведения.
— Кузнецов! — гаркнул он. — А кто тебе разрешил за территорию части выходить? Это уже самоволка! За эту линию на асфальте не переходим. Там воинская часть, а здесь уже городская территория! Тут можно курить, подметать, забор красить… А к дороге кто тебя выпускал? А ну, смирно!
— Вы ещё за слова его накажите, — добавляю я, — которые он девушкам говорит. Я завтра Матвееву позвоню, а может, и сам заеду. А ты, Кузнецов, потерпи до дембеля. Не лезь к чужим женщинам со своими похабными намерениями.
В машине меня встречает насупившееся яблоко раздора — красное, как рак. Сопит от возмущения: видно, толком не поняла, что ей говорил тот ефрейтор и почему я на него так взъелся. А вот водила точно всё слышал, но сидит, будто рыба об лёд — ни слова, ни движения. Мог бы выйти, корочками светануть. А если бы меня наряд и правда повязал? Хотя формально он прав: его дело — безопасность Марты. Ну так пусть и дальше её как хочет, так и обеспечивает.
— Тормози! — недовольно говорю я водиле на повороте с улицы 60 лет Октября на улицу Матросова. — Выходи из машины!
— А что случилось? — недоумевает тот.
Он всё-таки выбрался наружу, хоть и без особого желания, но на лице всё то же невозмутимое спокойствие. Эстонец, что ли?
— Ключи! — требую у него.
— Зачем?
— Дальше порознь поедем. Ты на трамвае, я на машине.
— Не могу, у меня приказ!
— Вот и будешь рассказывать, почему его не выполняешь. Машина крайкомовская, так что давай ключи сюда, пока я и тебе не втащил. Не беси меня.
Помявшись, ключи мне отдают. Сажусь в машину.
— Да что случилось-то? — не понимает парень.
— А почему ты позволил, чтобы госпоже Харальдсон пошлости всякие говорили? — справедливо спрашиваю я.
— Опасности не было… — хмыкает он.
— Вот Лукарю и расскажешь!
И я дал по газам.
— Толя, а почему мы так? По-разному? — спрашивает удивленная Марта.
— Марта, тебе тот солдат говорил некрасивые вещи, зачем его слушала? — упрекаю я подругу.
— Я не поняла, — нахмурилась она. — Он быстро говорил и шепелявил. Двух зубов нет. Только одно слово разобрала. «Трахаться» — это ведь когда… ну… «мужчина с женщиной»? Я правильно понимаю? — спрашивает Марта и уже тянется к сумочке, блокнот достать.
— Всё правильно понимаешь, — подтвердил я. — Именно это он тебе и говорил. Вот за это и получил. Иначе никак!
— Да, у вас иначе нельзя. Раз говорил плохо — значит, правильно, что ударил! А Пашу зачем выгнал? Он хороший, только зуб болит сегодня. Жалко его, — не унимается Марта.
— Меня бы кто пожалел, — бурчу я. — Он всё слышал, но не вмешался. Больше ты его не увидишь.
— Посадят в тюрьму? — ахнула принцесса.
— Чего⁈ — я аж оглянулся назад, чуть не въехав в длинный троллейбус. — Ну ты даёшь… Скажи ещё — расстреляют! Что за вздор⁈ Лукарь что, по-твоему, Берия?
— Вот, кстати! Все говорят «Берия», а что такое «Берия»? — глаза у пассажирки загорелись.
— Не «что такое», а «кто такой». Один советский военачальник, глава НКВД. Вёл много проектов, в том числе по атомному оружию. Но это давно было, — пояснил я любопытине.
— А почему он вышел из доверия? — Марта уже заглянула в свой блокнот и, видно, откопала там какую-то информацию про товарища Берию.
Она тут же забыла и ефрейтора, и водилу, которого я с позором выгнал. А я вот не могу. По приезду на работу звоню Лукарю, которому, как оказалось, уже всё доложили.
— Не кипятись! — недовольно бурчит он. — Будет у тебя другой, и на своём транспорте. А вообще, не прав он, конечно. Накажем.
Не понравилось Лукарю, как я обошёлся с его подчинённым, но мне плевать. Как позже скажет Аршавин: «Ваши ожидания — ваши проблемы».
О! Кстати, скоро матч в Кубке УЕФА — «Спартак» против итальянской «Аталанты», за которую будет блистать молодой аргентинец Каниджа. Этот матч я видел уже вживую и помню прекрасно, что «Спартак» дёрнет итальяшек — два ноль. Первый гол забьет Черенков, второй — Серёга Родионов, когда итальянцы всей командой полезут в атаку.
Вот бы изловчиться и поставить и на точный счёт, и на проход в следующий круг, и на то, что «Спартак» вылетит дальше… Хотя где они потом продули — точно не вспомню. Кажется, в матче с немцами…
— Штыба, я вижу, у тебя времени свободного слишком много? Что за идея-то, откуда взялась? — искренне возмущается Шенин, когда я пришёл за визой на звонок в политотдел дивизии внутренних войск.
— Ни минуты нет! Но перед крайкомом поставили задачу — искать новые формы работы с молодёжью. Кто именно вам это поручил — не знаю, а мне задание передали лично вы. Так что прошу завизировать предложение, — отвечаю я спокойно.
— Да на, подавись… — буркнул Шенин, нервно хватая листки и ставя подпись.
Что-то он сегодня чересчур дёрганый.
— Случилось что, Олег Семёнович? — осторожно интересуюсь я.
— Кто, кто… конь в пальто поручил! — раздражённо отмахнулся шеф, даже не заметив моего участливого вопроса. — А то ты не знаешь, кто нас тиранит… Спускают всякую ерунду, а отчёт требуют подробнейший… Ладно, идея нормальная. Ещё парочку таких придумаешь — и галочку поставим. Я уж думал, ты совсем про это поручение забыл. И, кстати, не моё оно! Бюро тебе поручило, — придирчиво добавил Шенин.
Ой, точно, ему сегодня за что-то по шапке прилетело.
— Так что случилось-то? — переспрашиваю я.
Шенина отвлекает вызов селектора: негромкое жужжание и мигающий огонёк.
— Олег Семёнович, к вам Остриков на приём, — докладывает секретарша.
— Пусть подождёт, — буркнул шеф и снова повернулся ко мне. — Ладно, тебе можно знать. Сейчас расскажу… Чай будешь? С козинаками?
— Буду! — не отказываюсь я: не часто он меня чаем поит. А уж секретами делится и того реже.