Без права на остановку

Глава 22

Глава 22

— Андрей, сын Сергей, — невозмутимо пояснила Марта, хищно разрывая цыплёнка пополам. Естественно руками, никаких вилок. Смотрелось это так, будто она сейчас не ужинает, а добычу делит.

— Это с которым мы ездили…? А, ну понятно, — протянул я, намекая на водителя-охранника.

— Курицу, рыбу и женщину бери руками, — вдруг выдала мудрость Марта.

И сказала это с такой серьезностью, что стоящий рядом официант не смог сдержать улыбки. Опять Верхоенко-младший научил?

Тот самый летеха-особист. Сын моего зама, который — якобы «фарцовщик», но всё равно наш человек. Андрея через день ставят дежурным по иностранке. Встречает, провожает, и днём, если Марте куда надо — он рядом, бодрый, в неприметной гражданке. Такой, знаешь, типаж: вроде бы серый мышонок, а на деле — глазастый хорёк. Всё видит, всё замечает. И молчит.

Ишь, пригрелся. Я, значит, экономику края спасаю, а этот — уроки Марте даёт?

Волна ревности накрыла меня. Тем более, у него ведь девушки нет — ну, не считая ингольской любовницы, что там и осталась. Захотелось даже втащить, чтоб не лез к моей… к моей? девушке.

Умом понимаю: не посмеет. Да и доверяю я Марте. Но внутри прям какой‑то зверь бесится. Ясное дело, без доверия никак, и вроде бы как я тут должен быть спокоен. Однако поделать с собой ничего не могу.

«Почему не могу? Втащить!» — подсказывает кровожадное подсознание.

Но ведь он Марту помог спасти, за что у него уже бонус от Лукаря. Да и я считаю, что ему должен тоже. Так что придётся смириться.

Да хоть женись, чтоб не лезли! Хотя… и после свадьбы полезут. Тьфу…

Отбросив глупые мысли и переживания, беседую со своими партнёрами по бизнесу.

— Дважды подходили с такими предложениями, — рассказывает Пашка про начинающийся рэкет.

Пока ещё неумело, сами толком не понимая, как это должно выглядеть, уже подкатывали братки — предлагали «защитить» кооператив. Второй раз просили всего тысячу рэ в месяц, обещая, что все проблемы с криминалом и борзыми будут брать на себя.

Тысяча — вроде и немного, и быть может даже выгодно. Будут бегать по свистку, в разборках участвовать… А разборки будут — факт.

Но я‑то понимал: это только первый шаг. Со временем «наша защита» раскусит, какие бабки крутятся в деле, и попросит уже не тысячу, а половину бизнеса. А то и весь бизнес. И что хуже всего — они уже будут знать всё изнутри. Схемы, связи, клиентов. И тогда у них реально может выгореть. Ну или пострадает кто‑то из нас. Тоже не лучший вариант.

— Надо свой охранный кооператив создавать, — задумчиво размышляю я.

Понятия не имею, что и как сейчас в этой сфере делается, какие там правила и возможности. Оружие, интересно, можно или нет?

Я — не знаю. А вот Пашка Полоскин (в который раз радуюсь, что взял его в компаньоны!) уже оказывается всё разведал.

— Сейчас, — говорит он, — в июле 89-го охранные кооперативы регистрируются на общих основаниях, по «Закону о кооперации 1988 года», без специальных лицензий. Оружие? Право на вооруженную охрану законом кооперации не предусматривается, разумеется. Для этого есть «Вохра».

— Прецеденты какие есть? — уточняю я.

Полоскин тут же оживился, как будто ждал этого вопроса:

— Да. Друзья рассказали: в Ленинграде в мае открыли кооперативное сыскное бюро «Алекс». Правда, услуги у них… специфические. Председатель — некий Елисин, две судимости за плечами.

Сказал он это почти уважительно, будто судимости — это дополнительные звёзды на погонах.

— Из наших соседей: в июне в Н‑ске «Сталкер» открыли — услуги по охране имущества и безопасности кооператоров, — продолжил делиться информацией Пашка. — Ну и про наших деятелей я уже рассказывал.

На следующий день через Власова выяснил все детали. Для этого пришлось звонить полковнику по фамилии… Голохвастов. Фамилия комедийная, а человек серьёзный. Власов попросил его раздобыть информацию по частным охранным агентствам, и по старой памяти тот не отказал.

Оказалось, таких кооперативов — всего восемь десятков на весь Союз! Александр Владимирович добавил, что осенью будут изменения в законе о кооперации: ограничат торговые надбавки кооперативов на импортные товары. Чтобы, значит, джинсы и видики не продавали втридорога. Но запрета на охранную или сыскную деятельность кооперативов не планируют.

Короче, я решил, что надо залазить в эту сферу. Чужими руками, конечно. Я‑то формально не имею права.

Вечером перед сном Марта была задумчива. Ей в упор непонятна тема спекуляции. Ну почему купить и продать дороже нельзя? Не укладывается в её норвежской головке этот факт. Весь мир так живёт — обычная торговля. А тут — «преступление». И как работать без прибыли?

— Да отменят скоро этот закон, — шепнул я, устраиваясь рядом и обнимая её тёплое плечо. — Не переживай.

— Данке шён… — сонно мурлыкнула она и, уже почти проваливаясь в сон, добавила:

— Анконимка — фу…

Четвёртого августа, рано утром, летим с подругой в Москву — по депутатским делам. Моим, разумеется.

Сижу на последнем заседании Верховного Совета, слушаю речь Горбачёва. Уже успели избрать министром иностранных дел — Шеварднадзе, МВД — Бакатина, а оборону доверили Язову. Всё ожидаемо.

Слушаю вполуха. С утра психанул: попался на глаза Ельцину — и тот тут же потащил меня в свою Межрегиональную депутатскую группу. Там у него сопредседатели: Афанасьев, Палм, Попов. Сахаров тоже рядом крутится. С трудом удалось отмазаться — мол, готовлюсь к чемпионату мира по боксу в Москве. Хотя сам не уверен, попаду ли туда вообще.

Завтра у меня отборочный бой. Я всё-таки вылез в весовую категорию до 81 кг, и у меня два конкурента: Зауличный и Шанавазов. Но они бились в июле, и Шанавазов разделал соперника как бог черепаху. Всё же он — серебряный призер Сеула, напомню, и смахнуть такую глыбу я могу лишь в личном бою! Но легко мне не будет, несмотря на одну-две тренировки почти каждый день.

Сижу, думаю о грустном. Многого я не вспомнил из будущего-прошлого. Вот и позавчера в Киеве случилась трагедия: обрушился фасад колоннады главного почтамта на площади Октябрьской Революции. Это будущий Майдан. Обвал массивных колонн произошёл во время дождя, днём, в разгар ремонтных работ на здании, и под обломками погибли 11 человек. Причиной ЧП назвали грубые нарушения техники безопасности при ремонте — рабочие демонтировали несущие облицовочные плиты колонн, что ослабило конструкцию. Вернее, следствие ещё идёт, но уже всё ясно и так. Кстати, трагедию скрывать не стали, теперь ведь гласность.

Ещё 28 июля Верховный Совет Латвийской ССР принял закон об изменениях в Конституции, объявивший суверенитет Латвии и её право на собственную государственность, развитие национального языка, культуры и экономики.

Вот так вот. А Горбачёв — не мычит, не телится.

Сука трусливая. Скоро попрут оттуда русских, и никто даже не пикнет.

Зато на международном уровне нас все хвалят. Вот, например, первого августа Верховный Совет СССР единогласно принял обращение к Конгрессу США с призывом присоединиться к нашему мораторию на ядерные взрывы. И вообще — полностью прекратить испытания. А прямо сейчас вот сидим и голосуем за какие‑то протоколы к Женевской конвенции сорок девятого года — о защите жертв войны.

Да, ничего толком не изменил я в истории. Ну, кроме спорта и российско-норвежских отношений, которые, как пишет газета «Правда», вышли на новый уровень! И советско-норвежская комиссия по охране природы собирается каждый месяц, и рыбаки — их и наши — заходят друг другу в гости. И вообще — готовится визит первого секретаря в эту страну НАТО! Ну хоть тут я чем-то помог.

Завтра вечером уже улетаем назад. Ну если на ринге меня не отмудохают до больничной койки.

Я, кстати, предлагал Марте остаться, ведь через неделю в Москве будет крутой фестиваль на стадионе «Лужники» — «Moscow Music Peace Festival». Совместная затея советских и американских благотворительных фондов, под девизом «Рок против наркотиков». У нас, правда, эта проблема в стране пока не особо актуальна. Но состав — мама дорогая: Бон Джови, «Скорпы», Ози Осборн и прочие глыбы мирового рока. Я бы с удовольствием сходил.

Только моя принцесска отказалась, сказав что-то типа:

— Арбайтен! Шнеля, шнеля!

Мол, никаких рок‑фестивалей, надо лететь в Красноярск. И ведь она права — дел навалом. Мелких и не очень. Да и Шенин «не по профилю» частенько подкидывает задания, как будто я у него не сотрудник, а штатный волшебник‑универсал. То по шахтам края прокатись, настроения угольщиков проверь. То делегацию какую-нибудь встречай, улыбайся и говори умные слова. То вопросы с местными кооперативами урегулируй…

— Толя, давай с нами! — Ельцин, хоть и окружён целой свитой, меня заприметил в перерыве и ревёт белугой.

— Не могу, Борис Николаевич. В десять часов у меня бой с призёром Олимпиады. Надо выспаться, — отвечаю с натянутой улыбкой.

Странное дело: спутники БНа смотрят на меня с симпатией, даже уважительно. Ну как же — Ельцин меня выделяет. А мне не по себе. Не лежит душа к этой личности. Хотя в будущем, признаюсь, мне и плевать было на сам факт развала Союза — выжил, устроился. Но сейчас, видя, как огромная держава рассыпается на глазах, и представляя, какие лишения ждут людей уже завтра, во мне против воли поднимается волна неприязни к таким вот горе-реформаторам.

Вечером строго следую правилу: перед боем никакого секса! И хоть наш шикарный номер люкс и располагает к романтике, но тестостерон берегу.

Утром — лёгкий завтрак: каша, яйцо, чай. И вперёд, в «Олимпийский». Хотел оставить Марту в гостинице, но она запротестовала.

Перед боем — осмотр, беседы с тренерами, напутствия. Потом к врачам: взвесили, измерили. Рост — сто восемьдесят шесть. Больше, похоже, не вырасту: за год прибавил всего сантиметр, ну полтора. Вес… почти старый. Не семьдесят пять, а семьдесят восемь. Три килограмма можно было бы и сбросить, чтобы легче на ногах передвигаться по рингу, но что есть, то есть.

Кстати, Нурмагомед — почти моего роста. Усатый, широкий, ну не толстый, но весит на полкило больше меня. Вот не помню, выигрывал он чего после Сеула? И по профи тоже ничего не припоминаю.

Наш бой — последний, четвёртый. Ведь не только в нашей категории у тренеров сомнения, кого брать на домашний чемпионат мира. А там — облажаться никак нельзя.

Дают команду. Я коротко приветствую соперника. Никаких улыбок — не до этого, но ведём себя корректно.

Бой начинается осторожно. Минуту мы дёргаем друг друга на дистанции. Я даже пару раз удачно попал — скорость у меня всё-таки выше. Но потом Нурмагомед пошёл на сближение, и стало ясно: зря я тренировался без толковой тренерской поддержки. Боец из Дагестана явно техничнее меня. И как его остановить — подсказать некому. У меня даже в углу совершенно незнакомый ассистент лет двадцати пяти, которого назначила федерация бокса.

А вот Шанавазов приехал с целой командой. Тут тебе и знаменитый Муртазалиев, и ещё человека четыре вокруг. Даже свой врач. Эх, сирота я, сирота…

Возможно, первый раунд я ещё хоть и с трудом, но вытащил, а вот второй — подчистую сливаю.

Марта, видя как меня мутузят, азартно орёт с трибуны, подбадривая, да ещё и на всех языках сразу. Клинчую, бегая от дагестанца по рингу — благо ноги быстрые. Но действительность безрадостна: меня бьют, и второй раунд я проиграю точно. Причем мою морду уже осмотрел врач, но пока, признав рассечение брови незначительным, дал добро на продолжение поединка. Главное — нет особо надежд на третий, решающий раунд.

В перерыве смотрю на подругу, пытаясь себя замотивировать. Может, это заставит меня найти силы для победы… Тщетно — только стыдно стало.

Выхожу на помост — и вдруг слышу знакомый голос похмельного Ельцина:

— Штыба, что ты там, понимашь… Бей!

Пришёл поболеть, черт возьми! От этого мой боевой дух падает ещё ниже. А потом — вдруг взлетает.

С Ельциным было человек пять. В основном незнакомые… Но одного я знаю! Да его бы все узнали. Рыжий… тот самый, что за ваучер «Волгу» обещал.

И такая злость во мне поднялась! Голова прояснилась, и вместо клинча я разрываю дистанцию, зарядив свою самую отработанную связку ударов.

Джеб. Шанавазов дёрнулся, уходя от второго удара слева, и, ожидая прямого, поднял защиту. Но я не остановился. Правый хук, и завершение — мощнейший удар слева. Джеб, левый апперкот, правый хук, и снова слева! Нокдаун.

Шанавазов падает, встаёт и вот теперь уже он клинчует, стараясь дожить до конца раунда.

А я бью. Бью, бью…

За разваленную страну.

За нищету.

За голод.

И — почему-то в голове — за ограбленных вкладчиков Сбера.

За преданный соцлагерь.

За будущий бандитский беспредел.

За всё сразу.

И тут гонг! Свезло моему сопернику — добил бы его на волне психоза точно.

Интересно, что скажут судьи? Ведь реально пол боя мной пол… ну не вытирали, но гоняли по нему, как швабру.

С другой стороны — концовка была моя, и какая! Причем, я чувствую, что сил хватило бы ещё на один такой раунд.