Без права на остановку

Глава 31

Глава 31

— Это! Это… звездюлей тебе отвесить хотят!

— Воч? — встала во весь свой цыплячий рост Марта, гордо сияя: слово «звездюли» в её блокнотике, похоже, имеется. И, может, даже его нецензурный аналог.

С недовольством кошусь на полиглотку. Интересно, как она на норвежский переведёт «отвесить звездюлей»? «Получение звёздочек телесным способом»?

— Допустим… а кто? — удивляюсь я, но виду не подаю. Ведь скажем так: дать мне то, что означает это слово — задачка со звездочкой

— А кому ты там на КПП вломил? Они послезавтра уезжают — дембеля же. Поезд ночью у них, вот и решили напоследок тебя подстеречь и вломить…

— В крайком поедут, что ли? — понимающе кивнул я, смеясь, ибо совсем не страшно.

— Здесь найдут, — хмуро бурчит Бейбут. — У одного из этих гопников деваха в «Соснах» работает. Видел он тебя тут, когда приезжал к ней.

— О как! Ну а ты-то чего на измене? — спрашиваю друга.

— На чём? — не понял он. — А-а-а-а… Так Кузнецов сейчас тоже в увольнении. Я-то его видел, а он меня нет. И слава богу — стукачом прослыть не хочу.

— Так ты ж тоже дембель. Тебя, кстати, когда увольняют?

— Откуда мне знать? Я же не студент. Это их — летом, меня — осенью. Ладно, короче, я тебя предупредил… Вот только как бы теперь свалить незаметно из ваших «Сосен»? О! В окно, может?

— Не дури, машина вон стоит моя рядом, сядешь, там окна тонированные. Отвезу тебя в часть.

— Ну, годно. Поедем! К ужину успею как раз.

— Ты чего даже у нас не поужинаешь? — удивляюсь я.

Марта с нами в часть не поехала, сказала — дела у неё важные. Надеюсь, не очередную «каверкаку» готовить собралась? Кулинарными талантами она пока не блещет. А вот наши местные поварихи — просто волшебницы: что уха из стерляди, что простая картошка-пюре у них — пальчики оближешь! Впрочем, когда Марта для меня сама чего-нибудь сварганит, я ем и нахваливаю. Опытный же: жизнь научила, что иногда полезнее и приврать.

— А как меня отоварить собираются? — любопытства ради пытаю я по дороге Бейбута.

— Их плана не знаю, сам узнал по случаю. С третьей роты сержант про тебя справлялся — мол, кто такой, что за фрукт. А потом я его видел уже в компании дембелей, тут-то у меня подозрение и закралось. Ну и прижал к стеночке…

— Бил, что ли? — усмехаюсь я.

— Так… — Бейбут загадочно улыбается, а значит, удалось сунуть пару раз по корпусу.

— Чё, как там вообще у вас? — перевожу я тему разговора.

— Готовимся. Каждый день с щитами бегаем, дубинками машем. Толпу разгонять учимся. В палатку иногда гоняют с «Черемухой»…

— Ты ж электрик, тебе это на кой? — удивляюсь я.

— Угу. Только по штату я начальник передвижной электростанции. Так что, дернут меня на любой конфликт — как пить дать, — в голосе друга страха нет, наоборот, гордость даже.

— Вроде ничего опасного в стране не предвидится, — прикинул я ближайший год. В памяти до бакинских событий девяностого — пустота. Хотя… Цхинвал же будет. Но там тоже ничего не помню: ни даты, ни деталей. После армии в той жизни я за политикой особо не следил — девчонки, учёба, спорт на два года вперёд все мысли забили. Да и, помнится, зимой там всё случилось! Короче, надо на всякий случай Бейбуту дембель пораньше выбить. Смогу ведь.

— Ну, тебе виднее, вас же там наверху информируют, — по-своему понял мою уверенность друг.

— Но ты всё равно в герои не рвись, — даю я совет, заранее зная, что он будет пропущен мимо ушей.

— Ты это… к воротам не подъезжай, — просит осторожный друг. — Время в увольнении ещё есть, я лучше пешком пройдусь.

Не то чтобы Бейбут ефрейтора Кузнецова с его дружками боялся — ха-ха, они для него так, разминка. Просто западло в части крысой засветиться.

Прощаюсь и еду назад, прикидывая, что в понедельник Марту надо брать с собой на работу обязательно — мало ли что может случиться в моё отсутствие.

Заезжаю на территорию базы, паркую машину и сразу замечаю Андрюху. Странно — обычно после восьми вечера его уже ветром сдувает домой, ведь он тут не ночует. А сейчас стоит, как с похмелья, взъерошенный, да ещё и с ссадиной на скуле. И вид такой боевой, будто после драки.

— Чё, Лукарь вас уже бьёт за косяки? — шучу я.

— Нет, это какие-то мудаки до твоей Марты докопались.

Чёрт, а ведь я пропустил мимо ушей тот факт, что побитый дембель тут в «Соснах» бывает, и Марту одну оставил! Идиот!

— Что с ней? — каменею лицом.

— Да ничего, цела она, только ругалась на них, я слышал. И как-то… изощренно, — осторожно подбирает слово Андрюха. — Я, как обычно, в машине своей сидел. Услышал — подбежал, обоим врезал. Надо бы документы проверить, но, зараза, бегают они быстро.

— Вот сволочи, — и я объясняю Андрею, кто это, скорее всего, был.

Тут выскакивает Марта и на своем немецком начинает тараторить: мол, давешний настырный ухажёр её всё-таки отыскал, но она дала достойный отпор. А потом ещё и Андерс, как она называла Верхоенко, врезал парню и его дружку.

— Так это солдаты были? — наконец дошло до Мартиного заступника. — Я-то смотрю: волосы короткие, а сами в гражданке…

Иду в домик успокаивать подругу, отпустив, наконец, с дежурства парня. Позвонил Матвееву, пожаловался… И нет, не стыдно. А что делать? Ну не гоняться же мне самому за этими оболтусами и морды им бить? Не солидно как-то.

— Если надо, можем и в комендатуру — следы побоев у обоих налицо. Будет им вместо домашних пирожков дисбат, — бушевал начальник штаба.

— Да ну, не стоит. Лучше посадите их на поезд и проследите, чтобы не вернулись, — пожалел я молодых и глупых дембелей.

В понедельник на работе новость: Шенин вызвал меня к себе и, довольно потирая руки, сообщил — Кремль его похвалил за то, что лично выступил на митинге. Мол, достойно дал отпор деструктивным силам. А мою идею с трибуналом зарубили: сказали, это может отношения с другими странами испортить. Короче, я так понял, всё для нас вышло очень даже неплохо.

А на следующий день до меня дозвонилась бабушка. Сама набрала, впервые. Хотя я не раз говорил своим родным, чтобы они не стеснялись и звонили при любой надобности.

«Горе у нас», — глухо произнесла она трагичным голосом.

У меня внутри всё похолодело. Но оказалось, что заболела наша коровка, да так тяжко, что ветеринар уже никаких шансов не даёт. Корова старая, конечно, но бабуля её любила — ухаживала, как за родной. Чую: серьёзный удар будет для неё, если бурёнка помрёт.

— Давай новую купим, — предлагаю я и тут же понимаю, что ляпнул глупость.

— Да я же по заданию в Норвегию скоро еду! — немного горделиво напомнила бабушка о своей предстоящей поездке.

Ишь ты, для неё это не туристическая поездка, а именно «задание органов». Надо сказать, за границей бабуля бывала и раньше: и не только со вторым Белорусским, но и с отцом, когда я не так давно им путёвки в ГДР организовал.

— Я скажу папе, пусть их на наши фермы отвезут — там телята маленькие, славные, может, какой приглянётся, — посопев, выслушала мои семейные заботы Марточка. — Ой, мне же ещё подарки купить надо и сувениры родным! Скоро ведь в Норвегию еду, а потом в Англию.

Вот так и подошла к концу наша «семейная» жизнь: ей — на учёбу, мне — в другую сторону, морды иностранные бить на чемпионате в Москве. Нормально пожили, вроде даже ни разу не поругались. Тут, конечно, моя взрослая мудрость помогла. Чёрт возьми, последнее время я всё чаще ловлю себя на хвастовстве. Старею, что ли? Надо как-то изживать это самолюбование.

А подарки… Ну что подарки, Анька Малова, моя секретарша, и не такие вопросы с блеском решала. У неё голова с идеями. Уверен, будут для Марты достойные сувениры из СССР, которые не стыдно подарить даже её родичам королевских кровей. Пусть знают: у нас, кроме медведей и балалаек, тоже есть чем удивить.

Кстати, Малова в партию вступила. Была кандидатом, а на прошлой неделе стала коммунисткой. Я не стал отговаривать, хоть и понимал всю бессмысленность этого шага. Особого партийного рвения в ней не замечено, просто карьеру строит: не век же секретаршей быть. Тем более осенью в Новосиб уезжает к жениху, там и замуж выйдет. Еле уговорил дождаться, пока я с чемпионата мира вернусь.

По окнам, которые будем продавать в Норвегии, решили так: моя вторая половина, как только вернётся домой, сразу же этим займется. А вот с рублями, что копятся от продаж бытовой химии на счетах нашего банка — прям беда. Ничего серьёзного на них не купить. Да и что вообще серьёзное в СССР можно приобрести? Завод? Дом? Яхту? Куда сейчас местные нувориши деньги тратят? Нет, не те, что в тени сидят, а настоящие миллионеры — такие уже появились. Про них где-то осуждающе пишут, а кое-где и хвалят. Вон, в «Огоньке» целые статьи — чуть ли не новые герои нашего времени.

Вечером подхожу к нашему домику в «Соснах» — а там столпотворение: милиция, пожарка стоит, правда, ничего не тушит, а местный обслуживающий персонал сбился в кучку в сторонке. В воздухе ощутимо тянет дымом.

— Бляха-муха — утюг не выключила! — выдала вдруг Марта на чистом русском.

Сменщик Андрея, новый охранник — капитан Ерохин — аж брови поднял от удивления. Его прислали временно подменять изгнанного, слишком инфантильного для защиты моей любимой Пашу. Я Ерохину сразу руль доверил: не хотелось больше строить из себя героя перед КГБ, тогда у КПП просто психанул. Ерохин же действовал чётко — выскочил из машины и козырнул корочками перед ментами.

А я дал подруге команду пока сидеть в машине. Утюг, что утюг? Что пострадало — возмещу. О! Вот куда деньги можно потратить.

— Кинули дымовуху в ваш домик, окно разбили. Потушили, но вещи, возможно, пострадали: дым-то всюду. Местные запаниковали, огнетушители в ход пустили, — доложил дядя через минуту, показав свой профессионализм.

Заходим в домик: на кухне бардак, всё залито пеной, окно — да, разбито.

— Писулька! — Марта бросилась к столику у окна, на котором стояла ваза с цветами. Я стараюсь обновлять их регулярно, самые дорогие покупаю.

Ну как «покупаю»? Делает это обычно Анька, а я гордо ставлю их в вазу и получаю заслуженные благодарности от сожительницы.

— Цела! — в её руках блокнот, тот самый который «лична» с разными заметками и рисунками. Достала она его из выдвижного ящичка, незаметного из-за скатерти, свисающей со столика.

Ах вот куда она его ныкает! Я, кстати, заметил, что с недавних пор Марта перестала его носить с собой в сумочке.

— Перепрятать! — перехватила мой взгляд девушка.

— Тиха украинская ночь, но сало лучше перепрятать, — полностью согласился я с ней, так как залезть в блокнотик подруги желание есть. А вдруг не сдержусь? От греха подальше. Свят, свят, свят.

— Анатолий Валерьевич, сами не понимаем, как так вышло. Диверсия, по всей видимости. Дворник видел какого-то молодого парня, которого тут быть не должно. Кинул он или нет — сказать сейчас никто не может, — заламывала цыплячьи ручонки старушка-администраторша, дежурившая в эту смену. Нормальная бабка, кстати.

— Поселить можем только в третий домик, — добавила она виновато. — Но он меньше: всего одна комната. И машину вашу ставить негде…

— Толья! — пихнула меня локтём Марта, показывая на мою «восьмёрку».

— Су… — еле сдержался я.

Этот сраный обиженный и побитый мною ефрейтор Кузнецов — ну а кто это может ещё быть? — ещё и шины порезал на моих «Жигулях». Хоть я и езжу на работу и обратно на крайкомовской «Волге», но всё равно неприятно.

— Антон Константинович, а ведь вас обманули… Похоже, не уехал ваш дембель. Вот шины порезал мне, — опять жалуюсь я в телефонную трубку подполковнику Матвееву, который ещё на работе.

— Не может быть! — натурально изумился тот. — Точно посадили в поезд. Мог, конечно, сойти где-нибудь в Ачинске и вернуться. Но дальше — уже за свои кровные билет покупать надо. Искать будем?

— А как? — вздохнул я. — Никто ничего не видел. Но больше некому. И потом, он же теперь гражданский — чего ему бояться?

— Пока на учёт не встанет по месту жительства — он всё ещё наш, — напомнил начальник штаба.

— Да чёрт с ним! Колесо, конечно, жалко, но ущерб небольшой. Окно уже починили, писулька цела… да и есть надежда, что сам в руки мне попадётся!

— Писулька, окно? — не понял Матвеев.

Забегая вперёд, скажу сразу: этого гада я больше так и не встретил — его счастье. Ну, не ехать же ради него в какую-то костромскую деревню, как выдали мне сведения о местожительстве парня? То ли Жопино она называлась, то ли Задово — забыл уже. У нас в стране таких весёлых названий полно. Но деревушка известная: когда-то там крупная табачная фабрика стояла. Ещё до революции.

Марту же ни разбитое окно, ни изрезанная шина вовсе не огорчили. Наоборот — восприняла всё как очередное приключение. Уже предвижу: будет дома рассказов.

Ходила рядом, грызла яблоко и глазела, как я, с голым торсом, шину меняю. Чисто кино — чего ей жаловаться? Капитан, правда, было сунулся помочь, но я отмахнулся: нефиг, сам разомнусь.

А в субботу, 26-го августа, случилось событие похуже порванной резины. Кормилица наша отдала богу душу… Хотя, гм, какие там души у коров? Правильнее будет сказать: «отбросила копыта».

— Не расстраивайся, баб, — пытаюсь подбодрить я родственницу. — А знаешь, у индусов поверье есть: если жизнь праведно прожить, то в следующей будешь жить лучше. Может, наша коровка…

— Быком родится! — гаркнул батя где-то рядом с трубкой. Очевидно, подслушивал наш разговор.

— Он что там, пьёт? Вам же завтра в Москву ехать, — уловил я знакомые с детства интонации отца.

— Приложился уже… Говорит, горе у него, не может не помянуть, — пояснила бабушка недовольным тоном.

— Его там ещё и бьют? — ещё раз удивился я, услышав глухой шлёпок и возмущение отца: «Только не по голове!»

— Ага, Верочка молодец! — в голосе бабули явное одобрение. — Ой, как поедем-то завтра? Напьётся ведь, срам один…

— Ну-ка, дай мне трубку, — потребовал я, но вместо отца услышал голос мамы Веры.

— Да я всё спрятала, сейчас даже в уборную с ним хожу, — докладывает мне Вера. — Он у меня под контролем. Ничего, к утру протрезвеет. Слушай, Анатолий, тут случай странный вышел… — Она сбавила голос, и в её интонации появилось что-то заговорщицкое. — Мы сарайку собрались сносить, ну ту, что у забора. Там хлам один, Валера сам ломал ну и мы помогали. Так представляешь… под полом мы с бабушкой нашли… Мой слава богу не видел… Погоди, Валере мы ничего не сказали гляну где он, не греет ли уши… — и Вера прервалась.

Наверное пошла смотреть, где батя. Но что нашли там, я уже знаю…