Без права на остановку

Глава 18

Глава 18

— Да я ничего толком сам не знаю, — признался мне Шенин у себя в кабинете на следующий день. — Конечно, сводка была по этим событиям, но ты ж тогда в Москве был — тебе и не положили в папку.

Первый только недавно вернулся в Красноярск, и то ненадолго — всего на пару дней. Завтра обратно — в Москву, на Съезд. Ну, не на Съезд — на заседание палаты. Хоть он и не в её составе, но дядьку дёргают постоянно, приходится мотаться.

— Числа 20-го там, в Узене, ввели комендантский час, — делится шеф тем, что знает. — Город оцепили танками, подогнали БТРы, вертолёты — всё как положено. Спецназ «Витязь» — пара тысяч человек — был брошен на подавление. Вместе с местной милицией они начали массовую эвакуацию выходцев с Кавказа — в Дагестан, Чечено-Ингушетию… кого куда.

— Ого! А погибших много?

— Официально — мало, но дело Узенем не закончилось — соседние районы полыхнули. Только к концу июня еле-еле народ успокоили, — вздохнул шеф и тут же насмешливо выдал: — Ты хоть газеты читай!

Мне сунули «Правду» за 25-е июня. Где-то на последней шестой полосе действительно была пара строк под заголовком: «Обстановка остается сложной». Реально — самый подвал, рядом с телепрограммой. На первой полосе были новости поважнее: товарищ Цзян Цзэминь избран председателем КНР. Не спорю, важно. Хотя я, признаться, и не помню такого политика. Но вот у нас в стране — кровь, бронетехника и эвакуации, а в газете — небольшая заметочка.

Читаю:

«У нас всё спокойно», — рассказывает главврач роддома. — 'Рядом лежат казашки, русские, чеченки. Они делятся друг с другом всем: передачами и даже материнским молоком… Накануне перед комендантским часом прошёлся по улицам города — жизнь идёт своим чередом… Работают все магазины, детсады, дома быта…

В Багдаде всё спокойно, блять… А нет, вот и острота пошла…

Добыча нефти упала на 700 тонн. Недодано 11 тысяч метров проходки.

Тоже мне проблема! Люди погибли же!

Создана комиссия, пленум Новоузенского горкома партии, новый первый секретарь…

О, ну слава Богу. Теперь точно всем легче станет.

— Ну что сказать… Особо не замалчивают, но и не трубят во все колокола, разжигая огонь по всей республике. Возможно, и правильно делают, — высказал своё мнение я и помолчав, пожаловался шефу: — Там, на станции Мангышлак, толпа — человек двести — с палками, камнями, арматурой, напала на отделение милиции. Один из милиционеров — родственник моего друга, не растерялся: сначала стал стрелять в воздух, потом по ногам… Вроде бы всё по уставу. А теперь его держат в изоляции. Или уже в тюрьме. Связи с ним никакой.

— Фамилию его скажи. Есть у меня там друзья, помогу. А чем дело-то закончилось? Ну, нападение?..

— На вертолётах оперативно перебросили военных и с полсотни нападавших задержали, вроде как…

— Видишь, что-то ты знаешь, что-то я. Полной картины нам, конечно, никто не даст, но, чувствую, будет расти напряжённость в отношениях между национальностями, — высказался Олег Семенович.

— Ага, того и гляди, СССР развалится, — якобы в шутку говорю я, поглядывая на шефа.

— Это — вряд ли. Лично за рычаги танка сяду! — усмехнулся шеф и тут же перешёл к новой теме: — Талоны на моющие в крае надо срочно вводить! Мыла нет, порошка тоже. Дожили!

Сядешь ты! Помню из будущего, что точно сядешь… в Матросскую тишину. Хотя, что с Шениным будет позже — не помню, конечно. За политикой в нулевые я не следил. Но шеф мне импонирует. Не как управленец — как человек. Прямолинейный, своенравный, иногда порывистый, но не гнилой. А что касается деловых качеств… Гм… Ну, где это видано, чтобы в таком большом сибирском крае из магазинов исчезло мыло и стиральный порошок⁈

Затыкаю в себе предложение кооперативного производства: дело-то нехитрое, но товар нужен для миллионов жителей.

— У соседей занять нельзя? В Новосибирске том же? Там вроде есть жиркомбинат, — припоминаю я.

— Что ты! — машет рукой шеф. — К ним очередь из других соседей стоит, всё расписано на год вперёд. Нам от них тоже немного идёт, но мизер. В основном омичи с ними меняются: им порошок, взамен — мыло. А мы, как и Тува, и Иркутск или Алтай — без своего производства. Всё только привозное.

— А если импорт? Угольщики электронику разную из Японии возят. Я вот из командировки недавно вернулся: и в Дубинино и в Назарово бартерный обмен наладили, — неуверенно предложил я.

— Опять через твою принцессу? — в глазах Шенина блеснул интерес.

— Почему через неё⁈ Есть же кооператив по окнам: мы за границу алюминиевый профиль поставляем, назад — валютой. А можем и мылом… Продавать, наверное, тоже через кооператив какой-нибудь можно, но по нормальным ценам.

— Дай подумать, — Шенин схватил лист бумаги и приготовился записывать.

— Давай по порядку. С мая прошлого кооператорам разрешается вести внешнеэкономическую деятельность, включая импорт. А ещё — открывать валютные счета в банках и ввозить товары без лицензии, если они не входят в спецперечень ограничений… А ни мыло, ни бытовая химия туда точно не входят!

Смотрю с удовольствием — моя идея явно зашла шефу.

— Дальше: нужны регистрация торговой точки и разрешение исполкома.

Мы переглянулись с Олегом Семеновичем и не смогли сдержать улыбки: какая падла нам сможет тут помешать?

Ну, откроет наш кооператив «Окна» магазин какой-нибудь… Или ещё один кооператив создадим! Кооператив «Мойдодыр», например. Ассортимент — бытовая химия, порошки, зубная паста, всё, что пенится и моет. А если с помещением не получится — на Колхозном рынке толкнём. Его у нас в городе как раз на кооперативные рельсы хотят перевести, как в Шарыпово.

А вот что действительно важно — это то, что если товар ввозится кооперативом за валюту (не по гослинии), то он НЕ подлежит обязательному распределению через госторговлю. То есть — купили, привезли, и сами продаём. Где хотим и кому хотим. По своим правилам.

Звоню к себе в приемную Марте, которая опять трудится там, но уже с Анькой, вернувшейся с югов.

— Зачем узнать? Почему я? — спросила бесплатная, но любопытная рабочая сила.

— Марта, я могу попросить наших кооператоров, но это будет долго. Попробуй через своих узнать, какие цены на мыло и порошок хороший в ФРГ… Интересно, «Персил» уже есть, или «Ариэль»? — ляпнул я и закономерно услышал в ответ:

— Почему «уже»? Просто есть.

— Оговорился. Узнай, короче… — даю задание и требую к телефону Аньку.

Хорошо один пока в кабинете и оговорку не слышали. Боюсь, Марте самой за границу позвонить не разрешат, а я и не знаю, есть лично у меня такая возможность в хозчасти или нет.

— Persil 70 — это «стандартный», упаковка 4–5 килограммов — стоит примерно 8–10 дойчмарок за кило. Большая коробка — 40–50 марок; поменьше, 1–2 кило, — от 10 до 20, — докладывает минут через тридцать Марта в кабинете первого, куда вошла с непринужденностью королевы, наплевав на ожидающих в приемной посетителей.

— Дорого, — поморщился Шенин. — Если даже прикинуть по официальному курсу в 58 копеек за марку… А продавать товар дешевле, скажем, чем по 3–5 рублей за марку, смысла нет… Сейчас наш «Лотос» стоит — полкило 65 копеек. Конечно, попробуй его ещё найди! Но 4 дойчмарки за полкило порошка — это уже рублей двадцать на чёрном рынке. Будут брать по такой цене? Очень сомневаюсь.

— Это премиальный порошок. Дорого. Есть дешевле, — опять раздался нежный голосок Марты.

— Ваш норвежский? — синхронно поинтересовались мы с Шениным.

— Нет, наш тоже дорогой. Цены — почти как в ФРГ. Просто я знаю, что моя подруга по гимназии, а вернее её семья, закупает в Польше и Венгрии такие товары для норвежского рынка. Я ей позвонила на всякий случай тоже. Дать цифры? Я записала оптовые цены.

Мне пришлось перевести Шенину эту длинную фразу Марты, сказанную на немецком.

Выяснилось, что польскую и венгерскую продукцию вполне можно продавать. Они не идиоты — и если за кроны берут, значит, и за дойчмарки возьмут. Особенно если объёмы будут приличные. Цифры от Марты нас порадовали:

— Порошок TOMI, Венгрия. Закупочная цена 14–16 форинтов за пачку в полкило.

— Шампунь «Familia» / «Barack» (абрикосовый) — 20–25 форинтов (примерно 1 рубль).

— Мыло «Caola» или «Fabulis» — 5–7 форинтов (20–25 копеек).

— Шампунь «Pollena Eva» / «Pollena Miraculum»:

— 120–150 злотых (1,2–1,5 рубля).

А в Польше они закупают:

— Мыло «Pollena» / «Lux» (не путать с западным) — 25–35 злотых (25–30 копеек).

Так-с… на счету кооператива моих «приятелей»… уже порядка трёх лямов марок. Это значит, что даже по официальному курсу в 40–50 форинтов за марку — а мы эту цифру пока не уточняли — сможем купить… 9 млн пачек! Которые тут, в крае, продать…

— За пятерку с руками оторвут! — уверенно заключаю я. — На рынке так из-под полы и торгуют спекулянты. Но мы-то не спекулянты, конечно, — спохватившись, поправляюсь я. — Мы производим свой товар, продаём его в ФРГ и закупаем там мыло. И вместо марок у нас на счету рубли, которыми, например, расплачиваемся за алюминиевый профиль на КРАМЗ.

— Да уж… похоже, выгодное дело — окна. Ты их почём в ФРГ толкаешь и почём нам на крайком отдаешь? — вроде как между делом спросил босс.

— Продажная цена в ФРГ — порядка двух тысяч марок за большое окно. Но сейчас, думаю, продажи будут падать, — конкуренция! Там в цене и ихнее стекло, и реклама, и логистика вся, плюс установка — это ещё двадцать процентов от суммы. Наша прибыль — половина с этого выходит, где-то пятьсот-шестьсот марок. А на крайком по сорок рублей профиль продаём. Стекло отечественное — борское, привезли ещё в прошлом году. Как не разбили и не просохатили — сам удивлён. Деревянные… оно конечно, дешевле — там чуть больше сорока уже со стеклом. Но, сами понимаете, качество, потери тепла…

— Да что ты меня агитируешь? — перебил Шенин. — Верю, видел. То есть за бугор гнать — на порядок выгоднее? А почему тогда так мало продаёте? Мне сказали, всего порядка двухсот тысяч отгрузили в этом году.

— Да сколько покупают, столько и продаём, — ответил я, недовольный скользкой темой и в особенности осведомленностью шефа объемами наших поставок. — Взяли бы миллион — так, КраМЗ мог бы и не потянуть такой заказ.

И чего он лезет в цифры? Нравится ему самому? Или кто-то ему нашептал? Слишком уж конкретно интересуется.

А вообще, наивность советских людей иногда прямо поражает. Это у нас в стране — что ни дай, — всё с руками оторвут. А там, на Западе — сколько смог втюхать, столько и продал. Не раскрутился — сиди со своими окнами и сам на них любуйся.

Я, конечно, покривил душой. Накладные у нас — выше. И рекламу фрицы крутят за свой счёт, с нас ни пфеннига не берут. И монтаж — отдельно, в цену не входит. А это значит, наша прибыль побольше, чем я озвучил. Ну, зачем Шенину быть в курсе всех деталей? И так дохрена знает.

— Толя, я мало поняла… окна… У тебя есть окна? Так давай продавать их в Норвегии! У нас ветер, холодно — купят! — оживилась Марта и, как всегда в порыве, перешла на немецкий.

Пришлось переводить шефу. Невежливо, если он не поймёт, о чем мне моя подруга с горящими глазами талдычит.

— Ладно, ребятки, у меня совещание сейчас. Вечером, Толя, зайди, ещё раз обмусолим твою схемку. Может и правда… на предприятиях лавки какие открыть, хотя бы через профкомы? Я цифры по потребностям на год ещё подниму… Или хотя бы на полгода… Должно же когда-то и у нас наладиться производство? — оптимистично закончил Шенин и выставил нас в приёмную, полную недружественных взглядов партийцев и прочих просителей.

Ага, наладится, как же! Через полгода будет ещё хуже. А Марта-то уже сейчас замучает меня вопросами!