— Марта же тут, — киваю я на представительницу реакционного, а в будущем ещё и богопротивного блока НАТО.
— Она не проболтается, наш человек, — уверенно заявляет Валерий Ильич и выкладывает суть дела. Довольно сомнительного, надо сказать.
— Сразу — нет! Что за хрень⁈ Валерий Ильич, вы там у себя в конторе совсем берега попутали? — рявкаю я.
Оказывается, хотят, чтобы моя бабуля навестила какого-то эмигранта… перебежчика даже, можно сказать. Конторским от деда что-то очень надо, только тот на контакт не идёт.
И вот так совпадение — с бабулей они когда-то в одном полку воевали. Причем выяснилось, что товарищ собирается улетать в Штаты, и неизвестно, вернётся ли вообще в Норвегию. А вот если бабуля ему позвонит, обрадует вестью, что сама туда собирается, то глядишь, и захочет встретиться со старой фронтовой подругой.
Совпадение, говорите? Ха! Да у наших спецслужб такие совпадения по папочкам разложены: кто с кем сидел в окопе, кто в госпитале в одной палате лежал. Захотят — любого «друга юности» из небытия достанут.
Бабуля моя, уверен, с радостью поможет родным органам. А вот помогут ли ей эти самые органы, если что-то пойдёт не так? Что за тип этот беженец — Лукарь толком не знает. Подробностей дела — тоже ноль. Просто кому-то там, наверху, захотелось пешками подвигать. Только моя бабушка — не пешка.
— Да понял я, понял. Не ори, оглох уже! — морщится полковник. — Ладно, запрошу подробную информацию, раз ты так упёрся.
Лукарь моим отказом не слишком обеспокоен. Всё, что просили, он сделал. А то, что Штыба на «задание партии» с высокой колокольни плевать хотел — это уже не его вина.
— Марта! Прекрати записывать! — в сердцах огрызнулся я на ни в чем не повинную девушку.
Даже знаю, что она пытается сейчас в блокнот записать, ибо поток своих слов не контролировал. Ишь, любительница русской словесности!
— Не дам блокнот! Не дам! Лична! Моё! — изо всех сил борется со мной на заднем сиденье сонная до этого Марта, попытавшись даже прокусить крепкую мужскую ладонь.
— Да не буду, не буду читать, — сдался я. — Просто не пиши туда разные плохие слова. Хотя бы при мне.
— А как учить твой язык? — искренне удивляется подруга.
Тут я задумался: а ведь действительно — как? Ведь только живое общение поможет быстрее его освоить.
— Словарей много, курсы есть всякие… — возражаю уверенный в своей правоте.
— Так не говорит у вас никто как в словарь. Вот так говорят! — и Марта победно трясёт блокнотом, а передний ряд, где обитают Лукарь с Андреем, дружно хмыкает.
М-да, она права — без знания неформатной лексики понять собеседника у нас в стране невозможно. Нет, есть люди, которые не выражаются, но таких, положа руку на сердце, немного. И даже, не матерясь, они всё равно нецензурную лексику понимают, так как выросли в подходящей среде. А Марте что делать? Представляю, как ей трудно! У нас же одно слово может означать и ситуацию, и оценочное суждение, и женский орган. А если ещё добавить приставку или суффикс какой…
— Ладно, можешь у меня спрашивать, — остыв, признаю я.
— Довольная победой и в борьбе, и в логическом поединке норвежская полиглотка шустро открывает свой блокнотик…
— Вот новое слово… запишу… «хрень»! Что, а?
— Стоп! А ну, листни назад! — прошу я.
Марта, пока искала чистый лист, пролистнула страницу, которая меня заинтересовала, ведь на ней я собственной персоной изображён. И ладно, что не очень похож — Марта ведь не художница, но у меня на рисунке… рога! Да такие ветвистые!
— Это не рога! — возмущается принцесса. — Это шлем древнего воина, я в Дании в музее видела. Он ещё не дорисован!
Передний ряд ржет в голос, уже не сдерживаясь. Ладно, припомню им. Я злопамятный.
— А… как у викингов. Я викинг, то есть? — громко спрашиваю, в основном для КГБшников.
— Нет, у викингов не было рогов! — уверенно отвечает художница.
— Ты-то откуда знаешь⁈ — попытался схохмить я, но мою пошлость не поняли и ответили со знанием дела, засыпав историческими фактами: про археологию, про реконструкции, про то, что шлемы с рогами придумали театралы, а не сами норманны.
Ну а что я хотел? У меня тут в машине сидит, между прочим, возможный потомок этих самых викингов.
Далее всей толпой пытаемся объяснить Марте значения некоторых слов. Даже спор разгорелся: Андрей, забыв про субординацию, умудрился сцепиться с тащ полковником. И что удивительно — тот не обиделся, а вполне спокойно отбивался аргументами.
— Да вон у Толи спросите! — машет рукой Андрей. — Это ж и про маленького человека можно так сказать, и про вещь, которую не знаешь. Но вообще это — действие! Вот я скажу, например…
Короче, весело так ехали в Красноярск, с пользой дела обсуждая разные слова, нужные в советском обществе. Марта тем временем старательно конспектировала «ценные знания». Получился такой себе экспресс-курс по ненормативной лексике в салоне служебной «Волги».
Хоть сегодня мне на работу и не нужно, но всё равно еду — бабушке позвонить. Андрей остался караулить свою подопечную в «Соснах», хотя та никуда и не собиралась, а я трясусь в общественном транспорте.
И как люди в автобусах ездят? Мало того что они ходят неравномерно — то полчаса ждешь, то два подряд припрутся, и оба битком, так ещё попробуй попади внутрь! И в салоне давка такая, что дышать через раз приходится. Молодёжи кругом полно — видно, поступившие приехали в общаги заселяться.
Меня прижало к пышной молоденькой пампушке с наивным выражением лица, и я уже не сильно расстроен вынужденным неудобством.
— Можно я за вас держаться буду? — робко пискнула она. Девице реально только за воздух остаётся цепляться, до поручней она не достаёт — малявка ведь.
— Можно. Но я женат, — шутя предупреждаю её.
Пампушка фыркает и смотрит на меня уже с симпатией. Любят, что ни говори, девчонки юморных парней.
— Штыба! Ты женился? — вдруг раздаётся звонкий голос из толпы.
Оглядываюсь и обнаруживаю прямо перед собой Зинулю — мою землячку и бывшего комсорга школы. Ну надо же! Вот так встреча!
Впрочем, ничего удивительного: она ведь ещё и студентка физфака КГУ, а наш автобус как раз только что тормознул у остановки «Университет».
— Зин, привет! Нет пока. А ты как? Как доча? — спрашиваю наугад, потому как напрочь забыл: дочь у неё или сын.
— Хорошо, спасибо, — не поправляет знакомая. Значит, угадал. Вероятность — пятьдесят на пятьдесят: слава богу, пока ещё всего два пола, а то бы точно запутался. Хотя, может, Зина просто деликатно промолчала.
— Ты теперь такой большой начальник в крайкоме, а сам в автобусе ездишь? Что, выгнали? Да ведь и машина, слышала, у тебя была, — допытывается землячка.
— Есть машина, просто она в гараже стоит. И в крайкоме машин хватает, могу хоть сейчас вызвать. Но пока дозвонишься да дождёшься… Я ж ещё и депутат — полезно иногда с людьми проехаться — объясняю ситуацию.
— Молодец, парень, что от народа не отрываешься! — хвалит незнакомый дедок, которому только что уступили место.
Пампушка, несмотря на мои слова про «женатость», прижалась ко мне ещё плотнее и теперь снизу стреляла глазками. Даже представилась:
— Я Женя, кстати.
Я только рот открыл, чтобы назвать своё имя, как автобус резко повёл вправо, отчего близость к незнакомой девушке стала просто неприличной. И тут его потряс удар!
Где-то спереди салона посыпались осколки стёкол, раздались женские визги и мужские маты. Причём среди последних отчётливо прозвучали те самые выражения, что мы утром с Мартой разбирали на «уроке русской словесности».
— Да итить твою налево! — выругался дед, а автобус неожиданно зачадил и задымился.
— Двери! Двери откройте! — послышались крики.
В салоне стала нарастать паника, люди истошно заколотили кулаками по стеклянным створкам. Водитель — то ли не слышит, то ли уже первым сиганул из кабины. А может, просто заклинило двери. Гарью воняет всё сильнее, и толпа, в панике рвется к выходу.
Протискиваюсь к задней двери и с силой разжимаю её, кажется, даже сломав. Народ ломится наружу, сбивая друг друга с ног. Встаю в проёме, придерживая поток, и буквально выпихиваю людей по одному. Одновременно слежу — нет ли детей, а то, не дай бог, затопчут. Но маршрут почти студенческий: в основном молодёжь да старики-дачники, подсевшие на «Садах».
Из двух других дверей люди выскакивают сами, и салон быстро пустеет. Похоже, остался только я один. Уже напоследок окидываю его взглядом… Чёрт! Моя новая и уже довольно близкая знакомая сомлела и сидит на полу в проходе. Надо спасать малявку — самой ей не выбраться. Поднатужившись — а я парень не хилый — подхватываю девушку на руки и тащу к выходу.
Оказывается, автобус врезался в столб — видно, увиливал от кого-то, — и теперь горит всё увереннее. Пламя уже жадно облизывает переднюю часть машины, дым клубами поднимается вверх. Несколько десятков пассажиров рядом заняты кто чем: кто-то продолжает материться, кто-то проверяет себя и одежду на предмет повреждений.
И тут, перекрыв общий гвалт, раздался отчаянный крик водителя:
— Рвануть может! Все отходим!
Как назло, моя ноша хоть и в сознании, но пребывает в каком-то ступоре: глаза стеклянные, тело ватное. То ли шок, то ли дыма надышалась. Делать нечего — подхватываю Женьку под руку и почти тащу за собой прочь от взрывоопасного транспорта. Ко мне присоединяется Зина, доказывая, что комсомольская сознательность для бывшего комсорга не пустой звук. Уже вдвоём усаживаем девушку на травку. Устало лыблюсь, вытирая пот со лба трясущимися руками. Напряжение наконец отпускает. Я молодец!
К счастью, автобус удалось быстро потушить. Народ с огнетушителями из притормозивших рядом машин дружно залил пеной передок нашего многострадального транспорта. Никто из пассажиров не пострадал. Вот только я испачкался и порвал свой модный пиджак!
Дёргаю за плечи спасённую, пытаясь как-то вывести её из ступора. Ну, не искусственное же дыхание делать. И опять помогла Зина: без лишних комплексов она треснула девчулю ладошкой по щеке. И — о чудо! — помогло. Та очнулась, моргнула, и в глазах появилась наконец осмысленная эмоция — испуг.
Оглядываюсь и, видя, что моя помощь больше не требуется, бегу к ближайшей остановке, куда как раз подкатил сорок второй. Зина, пыхтя, догоняет меня, и в итоге в сорок втором удалось потискать уже её. Советские автобусы, что и говори, имеют свои плюсы!
Окончательно прихожу в себя только в крайкоме и прямо в вестибюле натыкаюсь на своего зама, Верхоенко-старшего.
— Не спрашивай! Автобус, на котором я ехал, попал в аварию, — сразу упреждаю его возможные вопросы.
По глазам вижу: у него они те же, что и у Зины — чего это такой важный босс на автобусах катается? Но, в отличие от Зины, зам благоразумно молчит.
Иду в кабинет звонить бабушке.
— Да, уже приходил человек, я сразу согласилась, хоть и не помню этого Непомнящего совсем. Но раз в моём полку служил — значит, меня знает. Я ведь не на последнем счету там была, а женщин у нас немного было.
— Погоди, бабуля, дай мне узнать, что он за тип и что конкретно нужно…
— Внучок, да знаю я что надо! — перебивает она. — Уговорить его вернуться. Сказали, что он лет десять назад остался после какой-то конференции за границей. А специалист хороший… Сейчас же у нас за мир все, так что, скорее всего, дело на него закроют. Не переживай, я ещё из ума не выжила!
М-да, бабушка пышет энтузиазмом. Как же — нужна Родине! Для старого человека это важно, и спорить тут бесполезно. Вот только зачем Лукаря ко мне с утра присылали, если разговор уже состоялся? Впрочем, догадываюсь: подстраховались так. Я ведь мог и обидеться, что за моей спиной с моими родными договариваются. Хитрые, продуманные, черти!
Эксперимент с общественным транспортом повторять желания больше нет, поэтому вызываю служебную из гаража. А заеду-ка я, пожалуй, ещё и в спорткомитет. Подождёт Марта — куда ей деваться?
— Толя! Ты порвать костюм! Ты пахнуть дымом! Ты пахнуть духами! — встречает она меня вечером.
Во нос и глаза у человека! Всё увидела и унюхала.
— Автобус попал в аварию. Пришлось помогать выводить людей. Одну девушку вообще на руках вынес, — говорю с гордостью.
Но вижу: в глазах подруги что-то мелькнуло, и взгляд стал подозрительным.
— Я её не знаю, просто рядом стояла! — начинаю оправдываться. И понимаю, что зря: теперь на меня смотрят ещё недоверчивее.
Ночью пришлось старательно растапливать этот лёдок недоверия. Кажется, удалось. А утром едем на работу уже с другим водилой… Саней вроде.
Перед самым крайкомом, около кафе «Рига», в газетном ларьке беру привычный набор: «Советский спорт», «Футбол-Хоккей» и местный «Красноярский рабочий». Уже в кабинете, сидя не в кресле, а удобно устроившись на диванчике перед низким стеклянным столиком — мебельная фабрика по моему заказу расстаралась — разворачиваю «Красраб», пока девочки готовят мне чай.
Ба! Вчерашнюю нашу аварию запечатлели на фото! Ладно, в будущем почти у каждого в кармане был телефон с камерой, но оказывается и сейчас многие с собой фотоаппараты носят. А может, просто корреспондент был рядом и заснял…
На фото я, обхватив руками за плечи, тащу малявку. Рядом ко мне прижимается Зина. Она, я знаю, пытается помочь, но на фото просто нагнулась, выпятив свой довольно кругленький зад вдобавок прижавшись ко мне. Короче: Штыба и две бабы! Одна в странной позе, вторую я обнимаю сразу двумя лапищами. При этом ещё и улыбаюсь во весь рот. И как такое заснять умудрились? Так грамотно выбрать план не каждый сможет. Чёртовы папарацци 98-го левела!
— Что это⁈ — раздаётся у меня за спиной.
Марта с подносом в руках стоит рядом и рассматривает то же, что и я. И увиденное явно ей не нравится.
— А чему ты такой довольный? — холодно спрашивает она.