Без права на остановку

Глава 29

Чай у Шенина крепкий и ароматный. Но согласился я не из-за чая и даже не из-за козинаков (их я, к слову, реально уважаю), а чисто из любопытства. Вроде наш провинциальный Красноярск особо не колбасило, кроме шахтёрских выступлений, которые мы удачно погасили — по крайней мере в нашем крае. Так что опять не так?

— Митинг, Толя, намечается… — Олег Семёнович дождался, пока секретарша плотно прикроет дверь.

— Митинг? Ну и что? Проведём — делов-то! Нам не впервой, — с улыбкой убеждаю шефа.

— Ну, давай, поязви ещё, — поморщился он. — Мало нам одного несанкционированного, так ты ещё организуй… Погоди… Ты серьёзно думал, что я из-за обычного митинга тут переживаю?

— Э-э… несанкционированный? — становится мне неловко за свою браваду, явно не к месту. — А кто проводит? Откуда информация?

— Сводки вот: и из милиции, и от КГБ, — кивнул на стол шеф. — Они уже вторую неделю готовят его.

— Не милиция с органами готовят, а «Мемориал» этот драный, — поправился Шенин, глядя на мою не слишком умную мордень. — Кстати, слышал что-нибудь про них?

— Ну… в прошлом месяце они экспедицию литовскую в «КрасЛаг» организовали, ещё памятник жертвам репрессий установили в посёлке Ревучий, — сам удивился, как вспомнилась старая сводка, которую на бюро крайкома зачитывали.

— Молодец, — кивнул Олег Семёнович. — А то не все и помнят… Так вот, члены этой организации уже в Координационный Совет при Центральном райкоме КПСС вошли.

— Но у нас же есть комиссия по помощи реабилитированным при краевом Совете депутатов. Зачем ещё одна организация? — удивился я.

— Ну, в комиссию они пока не входят, хотя на встрече с ними я это обещал… А теперь ещё и митинг готовят. На площади у БКЗ. Фамилии организаторов я не назову, да они всё равно ничего тебе не скажут…

— Что, спросишь — с какими лозунгами идут? — смотрит на меня шеф, хоть я и молчу. — Уверен, у них уже и транспаранты готовы… И требования. Ладно ещё памятники ставить — тут я сам могу решить. Но каким чёртом я им обеспечу, например, доступ к архивам НКВД? Москву я запросил, но там молчат, как воды в рот набрали. И не ответят, уверен. Все осторожные, никто на себя ответственность брать не хочет.

Шенин говорил всё более зло, а на скулах играют желваки.

— А сегодня выяснил, что они будут требовать отмены шестой статьи Конституции! Мол, партия не оправдала доверия народа, допустив репрессии. Представляешь, что в Кремле под вечер на столе окажется в сводке про наш край?

Что ж, логично — грядёт отмена закреплённой в Конституции руководящей роли партии. Но вот быть зачинателями этого праздника демократии — удовольствие сомнительное.

— Что-то я не слышал, чтобы в капстранах кто-то требовал отчёта за репрессии, хотя фактуры там тоже хватает, — недовольно бурчу я. — И митинги им не разрешают! Например, достоверные факты о голоде в США в 30-х, ни одна газета не напечатает. Не говоря уже о доступе к архивам ФБР… Да разогнать митинг — и все дела. Не время нам в собственных недостатках ковыряться и голову пеплом посыпать — сейчас надо в будущее смотреть.

— У нас ситуация другая: САМ, — Шенин кивнул на потолок, — требует больше гласности! Просто, некоторые меры не знают! И при таком раскладе я крайним окажусь в любом случае. Милицию можно задействовать, но… крику будет. А эти ещё и разрешение на митинг брать не хотят.

— Может, и правда подогнать, например, парней-афганцев тех же, да… — осторожно намекаю.

— Плохая идея… — отрезал Шенин, даже не дав договорить. Видно было, что он и сам уже думал в этом направлении.

— Есть ещё варианты… — не сдаюсь я. — Например, подсунуть им «подсадную утку», которая на митинге будет требовать чего-нибудь незаконного, ну хоть отделения Сибири от СССР. Или вот ещё… Если они там между собой передерутся — ну мало ли, на почве личной неприязни, или две разные организации сцепятся: «Мемориал» там и «Не мемориал» какой-нибудь… А мы милицию подгоним уже во время конфликта? И митинга не будет, и мы красавцы — не дали разгореться беспорядкам.

— А можно ещё так: — вошёл я во вкус, — организовать в это же время возле площади распродажу чего-нибудь дефицитного. Ну, там сапоги, мебель, порошок импортный, да хоть кастрюли чугунные. Народ побежит за товаром, а не за лозунгами — толпа мигом рассосется.

— Гм… — Шенин, открыв рот, смотрит на меня как на говорящую рыбу. — Откуда у тебя такие мысли изощренные? Ты будто учился где…

Откуда-откуда… из будущего. Грязные политтехнологии называются. О, их у меня — вагон и маленькая тележка! Для наивного советского человека всё это сейчас дикостью кажется, а совсем скоро станет обычным рабочим инструментарием. Митинг перенаправить, чью-то толпу разогнать, в газету «правильную» утечку подбросить, компромат вывалить, «вброс» закинуть — и никаких угрызений совести. Наоборот, будут считать, что всё сделано правильно, по науке. Там это будет называться «работой штаба».

— Надо обдумать… — Шенин трясёт головой, пытаясь прийти в себя после информации, которой я его нагрузил. — И, скорее всего, мне туда ехать придётся. А то скажут — испугался или что руку на пульсе не держит. Ладно, Толь, иди. И смотри, не распространяйся о нашем разговоре.

— Само собой, — жму ему руку напоследок и тороплюсь в свой кабинет.

С работы сегодня решил слинять пораньше — встреча у меня с психологом из Москвы, который специально ко мне приехал.

— Так… что там? Заполнил анкетку? — дядя с манерами Кашпировского и улыбкой от уха до уха сразу пытается расположить к себе.

— Да, Николай… — запнулся я: он-то просил называть его по имени, но язык не поворачивается «тыкать» доктору наук, хоть совсем ещё и не старому.

— Это плохо, что злишься часто, — заметил он, листая мои ответы. — Важно уметь злость «включать» на ринге и «выключать» после боя.

В анкете я врать не стал — какой смысл? Видно же, что человек реально хочет помочь. Поэтому свои психи, пусть и, с моей точки зрения, оправданные, я скрывать не стал.

— Ладно, ты там хама ударил… И на ринге могут быть провокации соперника, может и судья ошибаться, ты это знаешь. Тут важно не реагировать и не терять голову… Шум с трибун, говоришь, тебя не отвлекает? Хорошо. А волнение, говоришь, бывает? Неудивительно — ставки-то высоки. Сейчас покажу как перевести тревогу в боевую энергию.

А встреча-то, гляди-ка, оказалась неожиданно полезной!

— Давай сначала расскажу о методах восстановления концентрации после пропущенного удара или неудачного раунда… — предлагает психолог. — Если чувствуешь, что «горишь», то между раундами или даже в клинче сделай один–два глубоких вдоха и медленных выдоха. Это снижает уровень адреналина и возвращает контроль над телом. Потом, переключение мысли: формула «стоп — новая цель». Например: «держать дистанцию», «работать джебом», «двигаться влево» — советует доктор. — Ключевые слова, якоря у тебя есть?

Оказывается, их можно выработать. Простые слова: «спокойно», «контроль», «двигайся», «держи центр». Проговариваешь в голове или тренер в углу напоминает — и запускается автоматическая реакция.

— А вот ещё есть прием — быстрая «перемотка» в голове, — продолжает делиться знаниями дядя. — Представь, как удаётся парировать удар, уклониться, встретить соперника контратакой. Даже две–три секунды таких образов между раундами возвращают уверенность.

— То есть кино у себя в голове крутить? — уточняю.

— Верно. Следующий приём: переключение внимания на физику. После пропущенного удара часто включается злость или паника. Надо сказать себе: «чувствуй ноги», «работай корпусом», «дыши». Это убирает лишние эмоции и возвращает внимание к технике.

— Хм, интересно…

— И ещё: микроцели на следующий раунд. Вместо мысли «надо выиграть» ставь конкретные задачи: «первым начать атаку», «попасть джебом три раза», «не дать загнать себя к канатам». Выполнил мини-задачу — и уверенность вернулась.

— Это как план-минимум, — усмехаюсь я.

— Ну и напоследок, — улыбнулся Николай Евгеньевич, — у многих чемпионов есть свои якоря: хлопок по перчаткам, касание каната, кивок тренеру. Эти действия помогают «обнулить» прошлый раунд и войти в новый с чистой головой.

Вообще, почти всё занятие он гонял меня вокруг одной темы — как справиться с неудачей. Не верят, что ли, в меня? Я же редко проигрываю, так зачем мне на этих неудачах циклиться? А вот то, что мотивация может быть разной — не только деньги и слава, но и что-то ещё, что поддержит тебя в бою, — вот это было полезно!

Но жизнь показала — прав оказался Николай Евгеньевич. Не зря, всё-таки, он доктор наук!

В субботу у меня состоялся первый спарринг, который перенесли с воскресенья. Соперник — мужик уже опытный, лет тридцать ему, мастер спорта. Правда, после призёрства на чемпионате СССР десятилетней давности, ещё по молодости, особо ничего не выигрывал. Так, турниры республиканского уровня, кубки всякие, да чемпионат общества «Динамо» как-то взял. Олег Галагов. Подсунули его мне, скорее всего, по причине близости его родного Барнаула к Красноярску.

Наш спарринг начался с моей удачной атаки, и почти весь первый раунд я работал на пять с плюсом. Тем обиднее было под конец раунда словить на выходе из очередной атаки прямой в челюсть от противника! Я бы упал на задницу, но окончательно не опозориться помогли канаты. Тем не менее нокдаун отсчитали, и почти сразу объявили перерыв между раундами.

Чё там Колян говорил? Какие, к черту, «якоря»… В голове прилично шумит после точного попадания соперника, и я чувствую, что второй раунд может быть не мой.

Глубоко вдохнул, выдохнул. Ещё раз — и, надо же, работает. Хорошее упражнение…

«Быстрая перемотка в голове: представить, как удаётся парировать удар, уклониться, встретить соперника контратакой. Даже 2–3 секунды таких образов между раундами возвращают уверенность», — всплывают слова психолога.

И правда, стоило прокрутить в голове мысли о том, как буду бить соперника — и уверенность почти вернулась. Ладонью хлопаю по канату, будто даю сигнал самому себе: всё, «обнулился» и улыбаюсь Олегу, который внимательно смотрит на меня из своего красного угла.

Второй раунд начинаю с клинча, внаглую повиснув на Галагове, как на бабе. Но опытный рефери расцепляет нас почти сразу. Ставлю задачу — «не дать загнать себя к канатам». Ноги, слава богу, работают. Я моложе и быстрее, но от «почти нокаута» так быстро не оправиться. В итоге второй раунд пробегал, изредка получая от соперника. Не так жестко, как в конце первого раунда, но тоннаж ударов копится — ничего не проходит бесследно.

— Штыба, ты как? Может, хватит? — волнуется ещё один приглашённый спец, Калинин — тренер из общества «Динамо». Наш, местный, но я с ним до этого почти не пересекался, всего несколько дней знакомы.

Дядя грамотный: и план тренировок составил толковый, и советы по делу, и видно, реально переживает. Если меня тут сейчас ухайдакают, ему по шапке прилетит, особенно если, не дай бог, травма. Так что вопрос его справедливый.

Фактически спарринг я проиграл. И хорошо ещё, что Марта этого не видит — они с Ленкой Недолюбко у Дворца спорта гуляют, ждут, когда Ленкин сын уснёт.

— Я нормально. Восстановился, — вру я, сам не зная зачем.

Ну какая у меня сейчас мотивация? С чемпионата мира не снимут — заявка уже ушла. Даже если получу травму, то разве что станет на одного конкурента меньше в моей весовой категории.

«Мотивация, м-да… вот с этим проблема», — думал я, выходя на третий и последний раунд и по инерции обнимая Олега.

Ставлю себе «микроцели», меняю «якоря»… и снова нокдаун! Опытный боец загнал меня в угол и на этот раз нашёл дырочку в защите, правым крюком попав точно в челюсть.

— … два, три… — отсчитывает рефери, и тут включается шум с трибун. Сквозь гул отчётливо слышу крик Марты:

— То-лья-я-я! Тебе больно?

Очевидно, Валерий Ильич младший соизволил уснуть и подруга поспешила в зал. Интересно, давно она тут? Я ведь совсем недавно уверял психолога, что трибуны научился не слушать… но голос Марты прорвётся через любую броню. И кстати… вот она мотивация подъехала — не облажаться на глазах подруги!

— Я готов! Харе считать! — рявкаю я при счете «восемь».

Выждал нарочно лишние три секунды для восстановления — приём старый, но надёжный. Тут всё равно за меня болеют, и нокаут никто не станет фиксировать, если я сам говорю, что готов драться. Рефери — дружественный.

И действительно, давно знакомый мне Михалыч, который реферит уже лет сорок, не меньше, что-то уловил в моём голосе и скомандовал: — «Бокс!»

Олег смотрит уверенно, даже самодовольно. Видать, готовится гонять меня по рингу и дальше. Весь его боксерский опыт подсказывает ему: — «Не уйдёт. Он — твой».

А вот хер вам на воротничок! В голове вдруг полная ясность: голос моей любимой всё расставил по местам. План родился простой, как топор: идти самому вперёд. Ну и что, если снова получу по морде? Зато есть шанс врезать самому!

Два моих обозначающих удара: корпус — голова — плотный левый через руку ставят точку… Ан нет, оказалось — всего лишь нокдаун! Михалыч даёт шанс не только мне, но и сопернику, которому оставалось лишь чуть-чуть продержаться — до конца раунда всего ничего, и тогда победа по очкам его.

— Толья-я-я! — опять слышу Марту.

После очередной порции ударов по воздуху я сблизился с оппонентом и пробил серию по этажам — как по нотам: сверху вниз, снизу вверх. Мой «мощный левый в корпус» попал аккурат в печень противнику, завершив поединок. Нокаут!

Ну что, Колян, твои «якоря» сработали… хоть я и не верил. А главное — мотивация!