Без права на остановку

Глава 30

— Теперь понимаю, отчего ты редко проигрываешь. Потому что злой и упёртый, — отдышавшись, соперник жмёт мне руку. — Далеко пойдёшь, если не сломаешься.

В голосе не слышно ни зависти, ни обиды — только уважение старшего к младшему.

— Я уж думал, сенсацию сделаю… — качает он головой. — В такой ситуации я бы уже сдался. А у тебя характер и психика устойчивая…

Это да… Психология мне помогла. И мотивация в виде Марты! Слава богу, что парню — да уже не парню, а мужику — прилетело от меня не так сильно, как показалось вначале. Опытный боец: знал, как закрываться, где принять на блок, где сгладить.

Простились мы с Галаговым, если не друзьями, то уж точно людьми, испытывающими симпатию друг к другу. В хорошем смысле, конечно: как боксёра его уважаю, и как человека — мужик крепкий, опытный, без понтов.

После спарринга, уже в машине, меня внимательно осмотрели, пощупали и признали: хоть и побитый, но жить буду. Это Марта, буркнув по-норвежски, подвела итог, а Андрей, который нас сегодня возит, уже немного изучивший её язык, понимающе кивнул.

Да… не стал я говниться — дал возможность поездить на моей машине подчинённому Лукаря. Это я на Пашку зол: тот позволил, чтобы в адрес Марты кто-то гадости говорил. А Андрей тут ни при чём. Уж он-то такого не допустил бы — Марта его другом считает, да и я, пожалуй, тоже.

Утречком в субботу за мной приехала машина — Шенин просит посетить митинг. Странно. Что-то случилось? Вроде не должен был меня дёргать в выходной день. Но, разумеется, еду.

Марту с собой не взял, хоть она и фыркала на мой «гатский» шаг, дулась, губки бантиком строила. Но я стоял на своём: пусть дома сидит. Вдруг там заварушка какая случится? Я же сам шефу советовал устроить.

Площадь перед БКЗ не скажу, что прямо ломилась от народа — места тут ого-го, просторы сибирские. Но человек триста точно уже собралось. Народ толпился кучками, и публика выглядела разношёрстной: интеллигенция с самодельными плакатами («Вернём имена», «Откроем архивы!»), студенты, «дети репрессированных», ну и, конечно, случайные зеваки. Последних, пришедших чисто из любопытства, большинство. Народ был взбудоражен, в воздухе витало странное ощущение новизны — «нам можно!»

И Шенин тут. Что, сам выступать будет? За мемориальные дела он, я уверен, спокоен: ничего особенного пока эти жертвы тоталитаризма, ну или их дети, знакомые, да и просто мудаки, которые пытаются на этом сделать себе имя, не требуют. А вот на критику руководящей роли партии он обязан отреагировать. И дать отпор. Ломаю голову: каким способом это будет сделано?

— Толя, пойдёшь со мной на трибуну… — пояснил шеф, когда я сел в его «Чайку».

— Это вы что, опасаетесь, что ли? — даже растерялся я.

— Совсем уже? Чего мне, коммунисту, свой народ бояться? Мне охрана точно не нужна, — возмутился Шенин. — Выступать будешь! Вот, почитай тезисы, — сунул он мне листок, четвертушку какую-то.

— Есть идея… — пробежав глазами «тезисы», понимаю: можно сделать так, чтобы митинг потом поддержали в Москве все политические группы, которые уже вовсю организовываются. Чего стоит одна междепутатская фракция Ельцина — Сахарова!

— Ну-ну… — буркнул Шенин, но видно, мысли его уже были на площади.

А там вот-вот начнётся. Вижу: микрофонов нет, только рупоры.

Ну-ну, чего «ну-ну»… Я ведь не мастак объяснять.

— Будут требовать осуждения тоталитаризма — согласимся, — предлагаю я. — Но сразу выдвигаем идею о создании международного трибунала. Для защиты всех пострадавших от политических преследований.

— Ты про что? Про польскую «Солидарность», что ли? Какие ещё «пострадавшие»? — с подозрением глянул на меня шеф.

— Они тоже, — киваю. — Но им ещё страдать и страдать. А вот преступления по политическим убеждениям в капстранах никто и никогда не расследует. Нет, советские люди их осуждают, конечно, но это слова, и наши слова не слышат на Западе. А вот когда мы создадим трибунал…

Шенин уставился на меня так, будто я вдруг начал цитировать американскую конституцию. Секунду молчал, потом хмыкнул:

— Хитро завернул… То есть мы вроде как соглашаемся, но бьём в ответ.

— Именно, — подхватываю. — Пусть попробуют в Москве не поддержать. Звучит красиво: Советский Союз за международный трибунал по всем политическим преступлениям! А что там у них творится — пусть сами краснеют.

На лице шефа промелькнула тень улыбки. Вроде и скепсис остался, и недоверие, но видно — идея зацепила.

— Ну, Толя, ты даёшь… — пробормотал он. — Ладно, посмотрим, как это примет публика. Только без самодеятельности с трибуны, понял?

…

— Мы признаём: репрессии были, и партия обязана извлечь уроки. Но осуждать надо честно — везде! — бодро начал я.

Толпа замерла — не ожидали такого захода.

— А примеров в мировой истории много, — продолжаю я, чувствуя, как рупор усиливает каждое слово. — Взять хотя бы режим Франко в Испании, который провёл массовые политические чистки. В первые годы диктатуры, с 1940-го по 42-й, более двухсот тысяч человек умерли от репрессий, голода и болезней. Аналогично, хунта Пиночета в Чили уже в первые три года арестовала примерно сто тридцать тысяч человек, многие из них подвергались пыткам.

Перевожу дух, взгляд уцепился за студенческую группу в первых рядах — они ещё недавно громче всех кричали.

— В Аргентине в восьмидесятые годы военная диктатура арестовывала десятки тысяч подозреваемых левых и «подрывников». По разным оценкам, арестованных были десятки тысяч. А в Бразилии совсем недавно прошли политические аресты — операция «Бразилия никогда больше». Несколько тысяч оппозиционеров судили по «политическим» статьям!

Толпа зашумела — кто-то переглянулся, кто-то даже опустил плакат.

— Этот печальный список, к сожалению, можно продолжить: Южная Корея, где оппозицию пытками ломали, Греция с их «чёрными полковниками», где диссидентов пачками сажали. Апартеид в ЮАР… ну, тут вы и сами всё знаете.

Хоть и не планировал я выступление, но к митингу подготовился: что сам вспомнил, что Анька по моей просьбе откопала. И теперь мой голос уверенно гремит над площадью:

— Товарищи! Как коммунисты-интернационалисты мы не можем закрывать глаза на любые проявления жестокости к политическим оппонентам!

— А есть ещё пострадавшие от маккартизма в США, в Португалии — режим Салазара, — подхватывает стоящий рядом Шенин, и я удивляюсь: сколько он всего знает, вот что значит большой политический лидер! — В Британии, например, в 71-м году, в Дерри, шла мирная демонстрация за гражданские права католиков. Парашютисты британской армии открыли огонь по безоружным участникам…

Про итальянские «Красные бригады» мы решили пока промолчать — слишком спорный пример. Да и вообще, в любой стране таких эпизодов с горкой, но почему-то копаются в старых бедах только наши правдолюбы.

По итогу собрание на площади поддержало идею о создании международного трибунала жертв политических репрессий. Ирония судьбы: под таким соусом этот самый «незаконный» митинг оказался даже полезен для советской власти. Теперь он не только не бьёт по партии, но ещё и выволакивает на свет косяки чужого, вражеского строя. Хотя… какой он, к чёрту, вражеский? Скоро сами станем капиталистами.

Впрочем, отдельные митингующие так просто не успокоились.

— А Андрей Сахаров на съезде потребовал отменить шестую статью Конституции и ввести политический плюрализм! — заливался соловьём некто Соловьёв, как он представился. Нет, не тот из будущего телезвёздный, а какая-то местная птица. — Товарищ Ельцин прямо сказал, что «КПСС исчерпала себя как руководящая сила общества»! А журнал «Огонёк»…

Шенин стоит, слушает с каменным лицом. Его красивый кремовый пиджак с галстуком в тон резко контрастирует с потасканным видом оратора: тот бородат и волосат, но обладает какой-то магнетической, почти звериной способностью держать внимание публики. И люди слушают его внимательно, на лицах у многих — одобрение.

А оно нам надо — резолюция с призывом отменить статью шесть? За это точно ноги выдернут у того, кто допустил подобный беспредел. Ну ладно, может, не выдернут, но приятного Шенину будет мало. А, значит, и мне.

Решительно беру слово снова. Микрофончик, соединённый с рупором, дрожит в руках, и мои слова летят над площадью:

— КПСС — авангард народа! Отмена её руководящей роли означает разрыв народа с его историей! Если партия не будет стоять во главе страны, то каждый станет тянуть одеяло на себя. И это не пустые слова: именно КПСС держит единство Союза. Убери её — и начнётся развал. Уже некоторые политические лидеры в Прибалтике, Молдавии и Закавказье требуют…

— За рубежом нет единолично руководящих партий, но страны не разваливаются! — выкрикнул кто-то из толпы, сбивая меня на полуслове.

— Не будьте ребёнком, — парирую я. — В Западной Европе и США нет подлинного выбора! Там все партии выражают интересы буржуазии. Зачем нам подражать чужой модели?

— Чтобы тридцать сортов колбасы было на прилавке! — крикнул другой. — А что? Я был в ФРГ и видел своими глазами!

Толпа заволновалась, пошёл ропот. Надо срочно перехватывать инициативу.

— А сколько сортов может купить малоимущий там? — поднимаю голос. — В тех же США тридцать пять миллионов человек живут ниже черты бедности! И это, товарищи, их официальные подсчёты, а они ведь могут и врать. Им бы один сорт купить — самый дешёвый, а он, уверяю вас, будет из жил и туалетной бумаги, потому что капиталист всегда гонится только за прибылью!

Толпа шумит, но часть уже переглядывается — такие цифры не каждый слышал.

— И потом, в ФРГ, может, колбаса и есть, — добавляю я, — а вот компартию там запретили. А мы что, получается, их партию у себя разрешим? А кто там сейчас у власти, напомните? Христианские демократы?..

…

— Молодец, хорошо выступил. Только про Молдавию — зря. Это пока на широкое обсуждение не выносят. В сводке есть, конечно, но только для нас, проверенных партийцев, — мягко пожурил меня первый после митинга.

И главное — резолюция «требовать отмены руководящей роли КПСС» не прошла народное голосование. Толпа пошумела, покричала, но руки подняли не так уж и много. Хотя сколько там было засланных казачков — одному Богу известно. Шенин, как я заметил, кое-что из будущих политтехнологий, предложенных мной, всё же не побрезговал применить.

— У нас тоже не всё красиво в стране, и беспорядки бывают, — вздохнула Марта, выслушав мой подробный доклад о событиях у БКЗ.

— Да ладно! Я не заметил ничего такого, — искренне удивился я.

— Например, недавно были протесты против строительства гидроэлектростанции на реке Алта, — продолжила она. — Наши власти тогда допустили жёсткие меры против демонстрантов: массовые аресты, силовой разгон лагерей протеста. Может, именно поэтому у нас и сменилась правящая партия. Дедушка был очень зол на «Хейре»… это партия так называется. Я тогда маленькая была, но позже специально интересовалась. Этот конфликт показал, что интересы саамов систематически игнорировались. Поэтому уже этой осенью у нас будет создан Саамский парламент в Норвегии — как форма компенсации.

— Интересно, — протянул я задумчиво, собираясь на тренировку. — Да не переживай ты, у всех свои косяки. Я вот слышал: в Бельгии был зоопарк, где вместе с животными держали людей из Конго, даже детей. И это ведь не в какие-то тёмные века — всего-то двадцать–тридцать лет назад, уже после войны!

— Ес… — Марта слабо кивнула, но по глазам видно: мол, не утешай, знаю я, что гадости бывают везде.

Она со мной не едет, так что сегодня я буду без мотивации. Обиделась, что не везде беру её с собой. Ну ничего, вечером поправлю ситуацию, и ночью… и утром!

Оказалось, мотивация особо и не требуется. Сегодняшний соперник — Игорь Тищенко, моложе меня на пару лет. Перспективный КМС, но громких заслуг не имеет. Спарринг этот скорее для его пользы, чем для моей. Я бил не сильно, чтобы пацана не покалечить, но все три раунда гонял его по рингу. Под конец боя даже отправил в нокдаун.

И вот тут-то выяснилась польза: Игорян, оказывается, удар держит железно! Нокдаун не стал для него поводом уйти в глухую защиту или свалиться в клинч. Наоборот — полетел в атаку! Достал пару раз. Скользом, правда, но неприятно, когда тебя цепляют уже в выигранном бою.

Мне наука: во-первых, не расслабляйся до конца раунда. Во-вторых, у людей разный болевой порог. Некоторые, вроде Тищенко, боли в бою вообще не чуют и могут отключать инстинкт самосохранения. Вывод простой — недооценивать соперника нельзя, даже если он моложе и вроде бы слабее тебя.

Еду домой и неожиданно у нас с Мартой гость — Бейбут! И вид у него такой необычный… озирается, смотрит сосредоточенно. Обычно так он выглядит, когда собирается дать дёру: то ли от страшной бабы, проявившей к нему внезапный интерес, то ли от неинтересного поручения вроде мытья окон.

Ленка, ещё будучи Лукарь, тоже умела моего друга вогнать в панику. Он её мыслей попросту не понимал. Я тоже, если честно. Но я взрослый мужик — могу хоть инстинктом почувствовать, как себя вести с женщинами даже если логики в их поступках не вижу! Слава богу, теперь есть Илья, которому это счастье досталось — и по плечу оно ему только благодаря его абсолютной толстокожести.

Но тут с моим другом явно что-то другое.

— Чего ты такой дёрганый? — прямо спросил я.