Глава 19

Вопреки ожиданиям, оставшись наедине в кабинете, Марта начала не с расспросов и допросов, а… с похвал. Причём сразу на нескольких языках. При этом она периодически гладила мою стриженую голову, будто я породистый пудель.

Говорила, что я очень и очень талантливый, что в мои-то годы — общаться так свободно с руководителем региона, который, между прочим, по размерам как бы не со всю Скандинавию… Да ещё строить планы, и чтобы к ним прислушивались! В голосе Марты звучало восхищение, а в глазах была гордость.

— В два с лишним раза у нас территория больше! — вставил я умную фразу в поток лести и похвалы.

А что? Я специально смотрел. У них весь их Скандинавский полуостров — меньше миллиона. А у нас край — два с половиной миллиона квадратных километров.

Рассказать о моём секретном бизнесе мне всё-таки пришлось, и новость о том, что я не нищий идейный коммунист, а вполне успешный бизнесмен, Марта восприняла спокойно. Ну и славненько, не хватало ещё отпугнуть подругу стяжательством. Впрочем, какое уж тут стяжательство — наоборот, почти что меценатство. По меркам эпохи я, можно сказать, бескорыстный спонсор. А Марте просто всё интересно. Такая вот она у меня — любознательная.

Вечером идём прогуляться к кинотеатру «Луч». Благо, это рядом.

Около памятника Ленину — толпа. Народ стоит плотненько и слушает какого-то оратора на импровизированной трибуне. Митинг? Ан нет, не митинг, а вполне себе культурное мероприятие — литературный вечер под открытым небом. Местные поэты и прозаики делятся своими шедеврами. Оказывается, есть у нас и такие таланты.

— Толя, давай послушаем? — просит любопытина.

Отчего бы и нет? Тем более экзальтированная дамочка неопределённого возраста имеет неплохую дикцию, и хоть и тоненький, но звонкий голосок.

Ну что сказать? Я в поэзии не разбираюсь и не планирую — не любитель, но дамочка утверждает, что написала свои стихи сама.

Поэтессу с любовной лирикой сменил патлатый парень в джинсовке с такими лопухами вместо ушей, что даже его давно нечесанная и немытая шевелюра не смогла их скрыть. И читает — точно не своё.


Я был велик и силён. Люди, встречая меня на улице, шарахались в сторону, и я проходил сквозь толпу, как утюг.

Мне часто целовали ноги, но я не протестовал, я знал, что достоин этого. Зачем лишать людей радости почтить меня?


— Это про кого? — наклоняется ко мне Марта. — Про Ленина, что ли?

— Про утюг, скорее всего, — бурчу я, не зная, что ответить.

Пора вести девушку кормить мороженым. Тем более что в «Луче» кооператоры открыли новую кафешку, и, говорят, там двадцать сортов этого лакомства! Может, и врут. Вот сейчас и проверим.

— Толя, — дёргает меня за рукав Марта, — а почему: «Детей никогда не бить ножом или вообще чем-нибудь железным. А женщин, наоборот: никогда не следует бить ногой»?

Она уже достала свой блокнотик и записывает! Блин, Хармс, стихи которого читает этот недоделанный хиппи, и для русского человека странными кажутся, а для норвежки понять его абсурд вообще невозможно! Неудачно мы на этот митинг попали.

— А что такое «принтипрам»? — не унимается Марта. — Я, кажется, помнила, но теперь… забыла! Уууу… мммм… — тихонько шепчет девушка себе под нос, раскачиваясь почему-то на одной ноге.

Чёрт, этот мудень сломал мне Марту!

— Просто… забудь. Вот ты любишь пломбир? Там с фисташками появился, говорят, — отчаянно меняю тему я.

— Детей ножом, женщину — ногой… Это должно быть смешно? — спрашивает она серьёзно.

— Да не смешно это. Это… эксперимент. Такие штуки специально придумывают, чтобы мозг взорвался. У нас это называют «авангард». Но я, честно, этого не понимаю.

— Так, гражданка Харальдсон, стойте! — к нам, запыхавшись, подбегает паренёк в сером костюме, вытаскивая на ходу корочки КГБ.

Успеваю выхватить два слова — «лейтенант» и «Пётр», ибо удостоверением он махнул небрежно, видимо, подражая матёрому оперу.

— Ты на сопровождение, что ли, назначен? — спрашиваю я, уже всё понимая. — А чего опаздываешь? В шесть должен был нас встретить у крайкома.

— Когда и как — это я сам знаю! — огрызнулся парень. — Мне сказали, что она не одна, а с гидом будет.

«С гидом»? Кто же так подшутил-то над тобой?

— Куда вы сейчас направляетесь, товарищ… — начинает он, явно не зная, как ко мне обращаться.

— Штыба. Просто Штыба. Иногда — «товарищ Штыба», но это по ситуации. Тебе разрешаю просто — Толяныч. Ладно, лейтенант Пётр, присоединяйся. Мы сейчас в «Луч», в новое кафе кооперативное идём, мороженое трескать. Будешь с нами?

Паренёк, который, по виду, был всего на пару лет старше меня, опустил глаза и вздохнул с тоской:

— Нам нельзя… Но «Луч» отменяется. Предлагаю пойти на угол Перенсона. Там тише. Меньше людей. А в «Луче» сегодня… много неформалов.

Он произнёс это шёпотом, как будто сообщил государственную тайну особой важности.

— Что он сказал? — так же шёпотом спросила меня Марта.

Я перевёл на немецкий — и тут же заметил, как у нашего охранника задёргался глаз.

— Что вы ей сказали? И впредь на русском говорите, — нервно потребовал он.

Уши у него, кстати, тоже были большие — как у того хиппаря, что на площади окультуривал публику Хармсом.

— Ты с дуба рухнул? Как она тогда меня поймёт? — возмутился я. — А сказал я ей, что ты против кафе. А она, кстати, против, чтобы ты был против. Такая вот логика. Девушка любит сладкое, и мы идём в «Луч». Ты же не против?

Пауза. Мозг летёхи явно прокручивает варианты: доложить — не доложить, вмешаться — не вмешаться, съесть мороженое — не съесть.

— Гражданин, вы обязаны подчиняться требованиям органов, — почти жалобно, наконец, выдавил Пётр, преграждая нам путь своей костлявой грудью. Вид у него был такой, будто он сам себя сейчас арестует — за беспомощность. — Кстати… а вы и правда гид?

— Нет. Вообще-то я депутат Верховного Совета. Вот удостоверение! — достаю свою ксиву и добавляю: — А ещё я её парень. Жених.

Петя даже икнул от неожиданности.

— Она же норвежка… Представитель капстраны! Ты не можешь быть её женихом! — выпалил он.

— Воч? Он может! Почему не может⁈ Он мой! По какьёму праву…

«Моя невеста» точно поняла последние слова Петра — и сейчас давала гневную отповедь КГБшнику, перемешивая норвежские и русские словечки. Особенно резали слух такие перлы, как «отвали», «иди в ж@пу» и «сам дурак», которых принцесса нахваталась в процессе адаптации к реалиям СССР от разных нехороших и некультурных моих сограждан.

Сказать, что летёха офигел — это ничего не сказать. Он в шоке — и от лексики, и от экспансии норвежки. В голове у него, судя по лицу, одновременно переваривались три новости:

— во-первых, я — не гид, а депутат;

— во-вторых, Марта — не просто туристка, а моя невеста;

— и в-третьих, русский язык, оказывается, гораздо богаче, чем он думал.

А Марту понять можно. У неё тут на глазах какой-то человек с корочками говорит что-то нелестное в адрес её жениха! А то, что она считает меня женихом… не совсем соответствует действительности. Пока. Но поправлять Марту?.. Да ну нафиг.

Так что в кафе мы всё-таки попали. Новая точка на втором этаже кинотеатра, куда мы поднялись по крутой винтовой лестнице, несмотря на приличные цены, пользовалась спросом. Народ в основном заказывал коктейли — с пенкой, в красивых, высоких бокалах и с трубочкой. Прямо напиток мечты для советского человека. Но мороженое тоже брали — и было его ровно двадцать сортов, как и обещали! Причём имелся даже импорт из Югославии и Польши!

Читаю меню:

— «Летний сад», «Сюрприз», «Фруктовый лёд», «Каприз»…

— Сюрприз! — радостно взвизгивает Марта.

Моя девушка прыгает, как мячик, от чего местная публика на неё посматривает с интересом. На Марте сегодня всего три детали одежды — бежевый сарафан по колено, белые носочки и белые же трусики. А грудь девушки, хоть и прячется под плотной тканью, но вырисовывается отчётливо — и сейчас задорно подпрыгивает вместе с остальной Мартой.

Петруха тем временем проявил инициативу: согнал с углового столика троих малолетних бездельников, которые уже всё съели и тупо сидели с пустыми стаканами. Не думаю, что их особо испугали корочки особиста — в этом возрасте на корочки вообще плевать. А вот папин строгий взгляд, который я метнул в их сторону… Думаю, он сработал. Такой взгляд, от которого хочется встать, убрать за собой посуду, ещё и извиниться за что-нибудь. Так, на всякий случай. Надо сказать, только моей норвежской подружке этот взгляд и нравится — все остальные предпочитают отводить глаза.

Кроме нас тут человек сорок разного люда. Некоторые явно подшофе. Но это точно: или такие пришли, или с собой принесли — потому что в меню алкоголя нет. Компании самые разные, но как правило шумные и большие — сдвигают столики, орут, перебивая друг друга. В общем, чувствуют себя как дома. Наверное, помощь Петра будет нелишней. Как ни крути, а в условиях такого скопления масс Марте лучше не шастать одной. Она как раз заявила, что хочет в туалет, а я стою в очереди за заказом, продвигаясь со скоростью сонной черепахи. Так что — пусть наш охранник сопроводит девушку. Туалет, вроде бы, в подвале, ниже первого этажа. Да, точно — там.

— «Сюрприз» с чем? — наконец, подошла моя очередь.

Бармен — парень в огромных тёмных очках, похожий на слепого киберпанка, энергично жуёт жвачку. Кстати, жевательная резинка в меню — тоже импортная.

— Авторский, — важно сообщает он, не прекращая движений челюстями.

— Ну, состав какой? — подпускаю я строгости в голос.

— Вишня варенье, мята, печенье, — не стал томить недовольного покупателя парниша.

— Давай, — киваю. — «Каприз», «Сюрприз» и три коктейля… И всё по высшему разряду, понял? У меня не просто компания — у меня будущая жена из НАТО. И спец по сопровождению.

Парень замер, на секунду перестав двигать челюстями, но промолчал.

Сделав заказ, спешу обратно — к столику, который, как оказалось… уже успели занять.

За столом полусидит-полулежит девушка лет двадцати пяти. Вид, что надо: шорты джинсовые, маечка с надписью «I’m yours» и, судя по всему, как и Марта — без лифона. Ну, здесь это сразу заметно.

— Девушка, мы тут занимали. Видите, сумка на столе? Просто я заказ делал, — поясняю вежливо.

На меня смотрят с интересом. Причём осмотр ведёт по всем пунктам: солидный прикид, уверенный взгляд, дорогие импортные часы, которые как раз хорошо видны — поднос в руках, и рукава слегка закатаны.

— Падай, — кивает она. — Места хватит.

Улыбка у неё — наглая. Такая, будто она не только за этот столик платила, но и за весь второй этаж кафе. Но под этой улыбкой читается профессиональный интерес. Сидит, ждёт, кто окажется интересней. Или богаче. Или с машиной.

— Я с девушкой, — говорю без улыбки.

Не рискнул. А то ещё испугается. Или, что хуже, — вдохновится. Баб этих не понять: некоторым я «ниче так», а некоторые нос воротят. А сколько меня бросило!..

— С бэби, что ли? Ну ясно… На вот, звони, как соскучишься, — гостья достала три рубля и написала на банкноте телефон фломастером. — Встреча — четвертак!

Не понял! Офигев, смотрю ей вслед. Это что уже проституция в открытую практикуется? Нет, она и раньше была в стране… но на курортах там, или с иностранцами. Все же «Интердевочку», например, видели. Но чтобы в нашей дыре вот так вот, запросто — на втором этаже кинотеатра, за столиком с коктейлем?.. Хотя в своё время в Новочеркасске, когда дембельнулся, мне тоже дважды интим предлагали. Наверное, вид был у меня такой — голодный. Тогда, кстати, возмутился: с чего это я должен платить за то, что всегда было бесплатно⁈ Теперь мудрость прожитых лет позволяет относиться к жрицам любви без осуждения. Иногда даже — с пониманием.

Блин! Да прикалывается она! Но три рубля-то она мне дала, а не наоборот. То есть, вложилась в маркетинг, так сказать. Так уверена в будущем заработке, что ли?.. Или не врёт? Проверять не буду. Но вот кто может проверить — знаю.

Загрузка...