Беглый в Гаване

Глава 2

Пока «Волга» катилась по тихому переулку, взгляд ни за что не цеплялся. Но когда мы оказались на широкой улице, реальность вдруг обернулась ожившей киноплёнкой. Когда вчера мы ехали из порта, то были измучены, да и плотные шторки не способствовали нашему любопытству. Сейчас же…

Вот, под тяжелыми тенями старинных платанов, стоял парад автомобилей, словно на вечеринке века. Cadillac, Buick, Plymouth, Oldsmobile — машины с формами, рожденными в золотую эпоху 50-х и 60-х, казались героями другого мира.

Инна словно вдыхала этот момент губами, и чуть прижавшись плечом к двери, легко вздохнула:

— Не в Америке… но как будто именно здесь.

На повороте показался таксист — невысокий, в соломенной панаме, с румяными щеками. Он подбежал к одному из автомобилей, похлопал по капоту и сказал кому-то за кадром:

— Хорошая работа, с душой.

Голос дрожал от гордости и усталости. Казалось, что эти старые машины не просто средство передвижения, а символ: крепкие, несмотря на годы. Спойлером его фразы стало ощущение, что кубинская жизнь умеет растить красоту из невозможности.

— Ремонт с душой, — прошептал заинтересованный голос Инны, — это суть не только машин, но и людей здесь.

Я тихо спросил:

— Понравилось?

— Очень, — ответила Инна. — Кажется, в них спрятаны интересные и увлекательные истории.

— Они родом из прошлого Америки. Ещё до революции в Гавану стекалось всё — и машины, и мечты. А потом… все сохранили, потому что иначе не на чем было бы ездить. У них их не просто хранят, они ими живут, — произнёс генерал, и его глаза светились тихой решимостью.

Около кафе, в заросшем живописными цветами дворе, к такой машине прикоснулся какой-то турист. Его рука ласково скользнула по хромированной ручке дверцы, находя тепло и память. Сияние лаков выглядело почти как свеча — немного подёргивало, освещая паутинки времени.

Где-то позади слышались гитарные переборы, но они растворились в басовитых звуках двигателей. Воздух был густым от запаха бензина, асфальта и жарких духов. В голове мелькала мысль, что этот автотранспорт — персонажи Гаваны: они говорят без слов об эпохе, когда Куба мечтала и изменялась.

— Представляешь, если бы эти машины могли говорить… — начал ее едва слышный голос, но дальше она не продолжила.

На углу квартала, в пыли осеннего утра, из-за колонны пальм вынырнул ЗиЛ-130, перекрашенный в сочный лаймовый цвет. За ним тянулся странный прицеп — длинный, с прорезанными по бортам прямоугольными окнами, чуть приподнятый над шасси. Вместо обычного автобуса — самодельный пассажирский полуприцеп, похожий на вагон без рельсов. Металлический корпус уже поблек от солнца, но аккуратно подкрашен белой эмалью. На крыше — железная решетка с привязанными ящиками, под ней открытые люки в роли кондиционеров.

Люди заходили через заднюю платформу, как в трамвай. Старушка в белой панаме передала корзину с гуавой молодому пареньку в майке «CUBA LIBRE» и поднялась по ступенькам, цепко ухватившись за поручень. Салон изнутри обшит деревом, на окнах — занавески из ситца. Под каждым сиденьем, чьи-то ящики, толи с бананами, толи еще с чем, пыльными сумками и чьими-то вещами.

Водитель из кабины ЗиЛа высунул руку и привычно посигналил. Двигатель подал голос, коробка громыхнула, и вся сцепка медленно тронулась, словно караван в новой эпохе. Шины провели по раскалённому асфальту линию, похожую на след утюга.

Над прицепом развевался флаг — выцветший, но гордый. На его фоне казалось, будто сама Гавана говорит: «Импровизация — наша традиция».

Небольшая пробка тронулась и этим самым намекнула на движение. Солнце поднялось чуть выше, и отблески хрома мигнули в его лучах, будто приветствуя начало новой истории. Именно здесь, среди дышащих металлом авто прошлого, началось для нас настоящее для нового этапа нашей жизни.

Через пять минут мы уже ехали по дороге, обсаженной пальмами и красными цветами, которые я раньше только в учебниках видел. Генерал вёл машину сам — уверенно, даже резко, как человек, у которого под контролем не только руль, но и всё происходящее.

— У нас центр небольшой, — говорил он, не отрываясь от дороги. — Но стратегически важный. Радиоперехват, мониторинг эфира, кое-что ещё. Медчасть — автономная, она вся на вашем попечении. Есть медсестра, местные переводчики, но решать будете вы.

— Насколько широк профиль? — спросил я.

— От ожогов до психосоматики. Тут климат, комары, плюс ребята на нервах, вдали от дома. Медики здесь на вес золота.

Мы свернули с трассы, проехали через контрольно-пропускной пункт с солдатом в панаме и оказались в огороженном комплексе. Генерал припарковал машину и вышел.

— Добро пожаловать в зону «Кайо-Секрето», — усмехнулся он. — Пойдём, покажу вашу медсанчасть.

Она оказалась небольшим одноэтажным зданием. На фоне плотной зелени, за сеткой манговых деревьев и кустов гибискуса, здание медсанчасти выглядело почти игрушечным — белое, с голубыми ставнями, чистенькое как будто только что построенное. Белёные стены, навес, под которым стояли лавки. Внутри тоже чисто, прохладно, пахнет спиртом и йодом. Два кабинета, манипуляционная, маленькая палата на троих.

Пока генерал объяснял что-то здешнему сотруднику, Инна подошла ближе, коснулась стены ладонью, вгляделась в застекленную дверь. В этот момент окончательно сформировалось чувство, будто началась новая глава, и всё, что было до этого — поезд, корабль, холод в Варшаве — осталось где-то в другой жизни.

После короткой экскурсии по помещениям, генерал пригласил нас в небольшой кабинет с вентилятором и облупленными портретами советского генсека и Фиделя. Он сел в кресло, откинулся и сказал:

— Не госпиталь, конечно, — сказал генерал. — Но всё, что нужно, здесь есть. Аппаратура — советская, надёжная. Электрокардиограф, стерилизатор, микроскоп. Холодильник под вакцины. Отдельный шкаф под ваши препараты — я распорядился. — И добавил: — Вопросы есть?

Инна с интересом оглядывала кабинет генерала, задавала вопросы про хранение, воду, график.

— Когда приступать? — спросила она наконец.

— Хоть завтра. Но я бы дал вам пару дней адаптации. Гавана рядом, любой из медВУЗов вас ждёт, так что успеете всё совместить.

— Да, кстати, а что вы можете нам рассказать о кубинском медине? — Встрепенулась Инна.

— Ладно, теперь о вашем учёбе, — сказал он. — Я же не зря вас сюда выписал. Медиков здесь не хватает, особенно толковых. А вы — редкий случай: опыт есть, голова на плечах, и не зажрались.

— Спасибо, Филлип Иванович, — кивнул я. — Но мы и правда думали об образовании. Инна хочет продолжать клиническую подготовку, а я еще толком не решил, подумываю о лечебном деле, и в то же время имею некоторый опыт в стоматологии.

— Ну… насколько я в курсе, первые год-два, все дисциплины одинаковые, так что время у тебя есть окончательно определиться…

— И то верно, — согласился я.

— На Кубе с вузами всё просто и сложно одновременно. Есть Университет Гаваны — старейший, там теоретики и гуманитарии. А для вас, я думаю лучше подойдёт Высший Институт медицинских наук имени Карлоса Финлея, в народе просто — ISCM-H. Там и кардиология, и общая терапия, и инфекционные болезни. Думаю Инне там самое место. А ты, Костя, можешь выбрать стоматфак в Гаванском университете, или просто UH — он тоже в Гаване. Там тебя научат и зубы рвать, и лечить их если надо.

— Это очно?

— Да, но не как в Союзе и Польше. Здесь учеба идёт вперемешку с работой и с «обязательным участием в жизни общества».

— То есть?

Генерал усмехнулся и подмигнул:

— Сейчас, например, почти все студенты — от архитекторов до стоматологов — на сельхозработах. Уборка тростника, бананов, цитрусовых. Кто-то — на складах. У них это называется «Trabajo productivo» — продуктивный труд. Месяц минимум. Это часть учебного процесса.

Инна округлила глаза:

— Надо же, как у нас!

— Да, — кивнул Измайлов. — Куба — страна бедная, ресурсов мало, а идеологии — много. И у них студенты — это рабочая сила сейчас и высококвалифицированные кадры будущего одновременно.

Я покосился на Инну:

— Не боишься мачете?

— Только если ты будешь рядом, — тихо сказала она.

Измайлов рассмеялся.

— Вот и отлично. Подадите документы, пройдёте собеседование. Там, где надо, я шепну. Формально вы будете студентами, но местные преподаватели поймут, что вы — не просто туристы. Им всё объяснят. Учёба будет, но с поправкой на вашу реальную занятость.

Он махнул рукой в сторону медчасти.

— Работа тут у вас будет не из лёгких. Но зато всё настоящее. Ни показухи, ни формальщины. Учеба, работа, жара, пот, соль на губах. Настоящая Куба.

Он завёл мотор и добавил, будто между делом так, чтобы услышал только я:

— Ну и шпионские страсти — куда без них.

Он посмотрел на меня, потом на неё.

— Я на вас рассчитываю. Не подведите.

— Не подведём, товарищ генерал, — ответил я твёрдо.

И я, немного поколебавшись, всё-таки задал вопрос, крутившийся в голове с того момента, как Измайлов начал рассказывать про вузы.

— Филлип Иванович… а можно нам с Инной самим посмотреть эти учебные заведения? Ну, поехать, пообщаться, почувствовать атмосферу. Всё-таки мы тут не на два дня, и хочется понять, куда именно подавать документы.

Генерал прищурился:

— То есть устроить, так сказать, личную разведку?

— Именно, — кивнул я. — Мы бы хотели своими глазами увидеть, с кем будем учиться, где, как организован процесс. Походить по коридорам, поговорить с кем-нибудь из преподавателей или студентов. В Союзе бы сам сел за руль и поехал. А тут — незнакомый город, да ещё и жаркий… как тут пешком, да с непривычки…

— А ты, я гляжу, неплохо устроился. Уже и машину просишь, — усмехнулся Измайлов. Но в его голосе не было раздражения, скорее — лёгкая ирония.

Я пожал плечами:

— Мы же не на экскурсию. Это — часть адаптации. Да и Инна волнуется. Всё новое. Хочется хоть немного почувствовать почву под ногами.

Он помолчал пару секунд, потом кивнул.

— Ладно, будет тебе машина — «Победа». Водитель отвезёт вас. Покатает по Гаване. Университет, мединститут, факультет стоматологии — всё успеете. Но вечером будьте дома — у нас ужин с Жанной Михайловной. Она хочет с Инной поболтать.

— Спасибо, Филлип Иванович. Мы аккуратно.

— Аккуратно — это само собой. И вот ещё что: глаз да глаз за тем, кто к вам подойдёт. Куба — место интересное. Под видом студентов тут шастают кто угодно. Будьте вежливы, но не болтливы.

— Понял.

— Вот и славно. Гавана ждёт своих не совсем обычных студентов.

Он кивнул, закрыл дверь медчасти и, прежде чем продолжить разговор, огляделся по сторонам, наверняка проверяя, нет ли посторонних ушей.

— Вон у ворот касы кремовая «Победа».

На террасе перед зданием один из сотрудников центра, скорее всего дежурный, поливал цветы из жестяной лейки. Генерал проводил нас взглядом, потом развернулся и пошёл к «Волге», забрав с собой видеокассету.

Машина была с хромированными зеркалами и шофёром в светлой рубашке. Он представился коротко на корявом русском:

— Орландо. Ваш водитель. Приказано возить, куда скажете.

— Доброе утро, — ответил я на испанском. И на нем же продолжил, — начнём с Университета, стоматология. Потом мединститут, для супруги.

— Си, гальего. Всё так и будет.

— Почему гальего Орландо? Ведь так называли испанских колонизаторов, если я не ошибаюсь.

— Все верно сеньор. Гальего у нас называют тех кто говорит литературном испанском, как в Мадриде.

Придется впитывать кубинское произношение испанского языка, так называемый латиноамериканский диалект, а что делать?

Гавана не смотря на жару выглядела свежо, почти празднично. Дома — и колониальные, и уже советской архитектуры — мелькали за окнами. Люди шли кто в форме, кто в белых халатах, много молодых лиц. На улицах — минимум машин, зато везде слышна музыка.

Первым пунктом был университет имени Альмейды. Приёмная комиссия конечно же не работала, но, как и предупреждал Измайлов, о нас знали.

— Вы — врачи? — спросила улыбчивая женщина в цветастом платье.

— Почти, — отозвался я. — Фельдшер и зубной техник.

— О, стоматология у нас хорошая! Вы пришли в нужное место, а вам девушка— в медицинский. в районе Пласа.

— Да, сеньора…

— Сейчас большинство студентов на полях — сбор сахарного тростника. До конца месяца практически никого нет, — Зато потом будет всего много. Работы — много, студенты — сильные.

После вуза мы решили немного передохнуть. Я обернулся к водителю:

— Орландо, а вы не против перекуса? Где тут можно по-настоящему поесть, как местные?

— О, сеньор, я знаю такое место. Там для своих. Без туристов.

— Отлично. Вези.

Парень свернул с центральной улицы в квартал, где витали запахи жареного мяса и свежих лепёшек. Невысокий домик, с вывеской «Comida criolla», оказался именно тем, что надо. Нас усадили на террасе, под крышей из пальмовых листьев, на стол поставили рис с чёрной фасолью, жареную свинину и зелёные бананы. Орландо налил нам по стакану гуавового сока и сам присоединился, с достоинством отложив фуражку.

— Вы первый раз на Кубе?

— Да, — ответила Инна. — Но мне здесь… как будто все знакомо.

— Куба — она сердцем чувствуется. Тут не умом надо.

— А что самое сложное в жизни здесь? — спросил я.

— Дожди, — усмехнулся Орландо. — И очереди. Но если умеешь улыбаться — всё получится.

После обеда мы поехали дальше, к факультету стоматологии.

Здание было новым, белым, с большими окнами. В холле пахло — ментолом и слабым раствором перекиси. Я почувствовал, как Инна замедлила шаг.

— Узнаёшь?

— Узнаю. — Она вдохнула глубже. — Это как в Варшаве, в лаборатории. Только воздух здесь... другой. Влажный. И пахнет всё иначе, но... до боли знакомо.

Один из преподавателей, седовласый кубинец с очками в роговой оправе, провёл нас в учебную зону. Кабинеты, фантомные головы, тренажёры — всё не новое, но ухоженное. Несколько студентов, одетые в белое, смеялись, упражняясь в отработке пломбирования.

— Здесь ты мог бы учиться? — спросила меня Инна.

Я кивнул.

— Более чем. Это не хуже, чем у нас. И учителя, судя по всему, от Бога. Видела, как он держал шпатель?

Она кивнула. Мне не было так важно, как он держал шпатель — я больше смотрел на Инну. Она светилась.

Мы вышли на улицу. Орландо уже стоял у машины, открыл дверцу.

— Куда теперь?

— Мы пройдемся Орландо, — ответил я. — Кажется, мы сделали правильный выбор.