Место располагалось на возвышенности, у небольшой рощицы. На обочине мы увидели остатки костра, вытоптанную траву, несколько выброшенных американских упаковок с провизией, которые были сфотографированы и аккуратно помещены в бумажные пакеты — с них предстояло снять отпечатки пальцев.
Сканер «Друга» уже начал шуршать цифрами в ухе.
— Радиационный фон в норме… Но вот электромагнитная активность почвы — выше нормы на двести сорок процентов. Следы локального перегрева. Здесь ставили генератор или передатчик, скорее всего СВЧ-диапазона. Возможно, использовали антенну направленного типа.
— Хочешь сказать, они стреляли в мозги?
— Не стреляли, резонировали. Искажение сознания возможно при попадании в резонанс с нейронной активностью. Это новое. Очень новое.
Кубинцы хмурились. Руис сделал знак своим, и они разошлись по периметру. Иванихин молча вытянулся во весь рост и включил портативный прибор с индикацией на испанском — тот тихо пискнул и выдал график. Не стал его одергивать, пусть думает что полезное делает.
— Они искали уязвимость. И нашли, — тихо сказал я Руису. — Тех, кто не защищён… можно обратить в оружие.
Капитан Руис снял фуражку и вытер лоб.
— Компаньеро… — он посмотрел на меня с новой, непривычной серьёзностью. — Нам теперь нужна не просто медицина. Нам нужна ваша… наука.
— Она у вас уже есть, — усмехнулся я. — Просто пришло время её применить.
Мы вернулись назад на базу ближе к вечеру. Кубинцы поехали докладывать в свой штаб, а мы с Иванихиным и Щегловым остались у лагеря. Пока Инна не вернулась с манго и остальными провизионными делами, я налил себе кофе из армейского термоса и устроился у костра. Ночь была тёплой, небо — в звёздах. И это немного успокаивало. Только «Друг» не спал.
— Константин, завершён анализ данных, собранных днём. Активность излучения имеет явно искусственное происхождение. Установлена структура сигнала — многоуровневая, с вероятным использованием биомодулирующих частот в диапазоне 9,2–9,6 ГГц.
— Какой эффект?
— При повторении воздействия возможны когнитивные сбои, кратковременная амнезия, расстройства идентичности, снижение способности к принятию решений. Возможно использование в военных целях — как средство нейтрализации персонала без физического контакта.
Я присвистнул сквозь зубы.
— То есть… условно говоря, в роту пехоты можно выстрелить «лучом» — и вместо солдат получить группу блуждающих философов и ботаников?
— Или детей, бро. Всё зависит от настройки.
— Отлично. Это именно то, что нам не хватало…
Я вздохнул и вытянулся на брезентовом гамаке. Потом активировал канал связи.
— Подключаю Измайлова.
Спустя пару секунд в ухе раздался его голос, сухой, хрипловатый.
— Слушаю. Ты что-то узнал?
— У них на вооружении новая штука. Работает на мозг. Очень точно, без шума и пыли. Нашёл следы применения. Один кубинский патруль уже «поймали», симптомы серьёзные. Я бы назвал это… нейрополевая интервенция. «Друг» уже разложил всё по косточкам.
— Можешь собрать описание?
— Уже есть. Кину через зашифрованный канал. Рекомендую срочно поднять старые протоколы защиты от нейропсихотропных воздействий. Или вообще с нуля всё.
Измайлов помолчал. Потом:
— Хорошо. Молодец. Завтра доложу в Центр. А ты… будь осторожен. Это не игра. Такие технологии просто так на территории противника не проверяют.
— Я и не думал, что это игра.
— Вижу, ты в тонусе. Действуй. И, Константин…
— Да?
— Спасибо, что ты у нас есть.
Связь штатно прекратилась. Я сидел ещё с полчаса, глядя в огонь. Где-то в кустах верещала ночная птица, над головой завис дрон, работая на солнечных накопителях в режиме ночного сканирования.
— Константин, разрешите от имени «Помощника» и «Друга» сказать: мы с вами, бро.
Я хмыкнул.
— Ну хоть кто-то…
МИД Республики Куба.
Гавана.
Утро начиналось спокойно — кофе, тихий гул вентиляторов, шелест бумаг. До тех пор, пока дежурный секретарь не постучал в дверь и не вошёл с бумагой, помеченной красным штампом: «Приоритетно».
— Товарищ Мартинес, — голос молодого сотрудника дрожал чуть больше, чем положено. — Только что поступила нота от посольства Швейцарии.
Замминистра Луис Мартинес отложил чашку и внимательно взял лист гербовой бумаги. Глаза его пробежали по строкам быстро, лицо посуровело.
«Швейцарское посольство, действующее от имени Соединённых Штатов Америки, доводит до сведения МИДа Кубы следующее: по имеющимся данным, два гражданина США — Майкл Хьюстон и Джордж Робинсон — находятся на территории Республики Куба. С 14 сентября текущего года они не выходят на связь, и их местонахождение неизвестно. Просим принять все возможные меры к выяснению обстоятельств и оказанию содействия в розыске. Мы рассчитываем на вашу конструктивную реакцию и своевременный ответ.»
Мартинес тихо выдохнул. Такие бумажки сами по себе не значат ничего — дипломатический вежливый язык, формальные фразы. Но если зацепиться не за текст, а за подтекст…
— Значит, всё-таки проверяют, — произнёс он, как бы про себя.
Он отложил ноту, поднял трубку и коротко сказал в трубку:
— Свяжите меня с Национальным комитетом обороны. Немедленно. И запросите информацию по всем задержанным или зафиксированным иностранцам в восточных провинциях. В первую очередь — Гуантанамо и южное побережье.
Повесив трубку, он добавил, уже тише, в пустоту:
— Надо понимать: гринго не сдаются, даже если теряются. Особенно если потеря — не случайность.
Посольство СССР в Гаване.
Тот же день, спустя пару часов.
Советник советского посольства Пётр Артемьев, который на самом деле был замрезидента КГБ в Гаване, зачитывал телеграмму, только что пришедшую в советское посольство по защищенной линии связи:
— «…МИД Кубы получил официальный запрос от швейцарского посольства, действующего от имени США. Два американских гражданина — Майкл Хьюстон и Джордж Робинсон — пропали на территории Республики Куба. Предположительно в восточной части острова, ближе к Гуантанамо…»
В этом месте он поднял глаза на генерала Измайлова, сидящего по другую сторону длинного стола в комнате для конфиденциальных переговоров.
— Похоже, у наших коллег с той стороны пошла ответная волна. Пронюхали, что эти двое не упали с обрыва в море, а у кубинцев. И решили подать запрос — на случай, если мы не понимаем, кого задержали.
— Эти двое — те самые, которых твои ребята задержали? Возле источника?
Измайлов кивнул, и взял распечатку в руки. Его пальцы скользнули по строкам, взгляд стал жёстче.
— Да, Петр Ильич. Те, кто был с приборами, и которые потом прикидывались наблюдателями. Их засёк мой сотрудник, а потом аккуратно без шума взял. Как в кино отошел в кустики отлить, а тут они… Это уже после он вызвал кубинский спецназ.
— Значит так. — Артемьев резко поднялся. — Передаю в центр: запрос США зафиксирован. Но информации об этих гражданах у наших союзниках, официально, нет. Пусть пока варятся в собственном соку. А кубинцам — пока ни слова, пока Москва не даст отмашку.
Он повернулся и пошел к выходу, уже на ходу накидывая пиджак.
Генерал следуя за ним подумал:
'Надо обязательно связаться с Борисенком, чтобы был готов. Начинается большая игра. И эта нота — не конец, а только первый ход в ней.
Наша дорога назад оказалась длиннее, чем была в реальности. Возможно, потому что в кузове царило молчание. Кубинцы сидели напряжённые, как натянутые струны, не обменявшись ни словом после того как началось движение группы. Сидевший рядом со мной Щеглов дремал, обхватив флягу обеими руками, как ребёнок игрушку. Иванихин курил, высуновшись в окно. Я уперся взглядом в одно и то же пятно на борту кузова. Инна с закрытыми глазами лежала на вещмешке, прижавшись ко мне плечом.
Капитан Руис ехал, устроившись у выхода из кузова и время от времени переговаривался с радистом, тихо, отрывисто, по-военному. «Лас Сомбрас» держали связь с Гаваной почти непрерывно, будто опасаясь, что что-то изменится в пути. Я понимал их, ситуация была не просто нестандартной, она вышла за привычные рамки.
Через час мы пересекли мост у Рио-Сека и выехали на широкую асфальтированную трассу, ведущую к столице. Кубинцы, ехавшие следом на второй машине, явно старались не отставать. Когда к вечеру над горизонтом показалась знакомая линия телебашни и силуэты высоток Ведадо, будто открылось второе дыхание — стало легче.
Подъезжали к южным окраинам Гаваны в начале десяти вечера. Жара уже спала, ветер с залива разносил запах соли и растоптанных манго. Колёса грузовиков глухо прогрохотали по булыжной мостовой, когда мы свернули к Центру. У главных ворот нас уже ждали. Дежурный у шлагбаума поднял руку в приветствии, сдержанном, но уважительном.
Капитан Руис спрыгнул первым, стряхнул пыль с формы и, бросив взгляд на меня, коротко кивнул:
— Мы доложим в штаб, не сомневайтесь… И спасибо за… всё.
— Спасибо тебе, Руис, — ответил я. — Скажи своим: они отлично сработали.
— Скажу. Сам скажу. Будь на связи, компаньеро. Будет ещё жарко.
Он пожал мне руку — крепко, не формально, а по-настоящему. Потом развернулся и пошёл к своим. Их «ГАЗон» через минуту рванул обратно, оставив за собой клубы пыли и запах бензина.
Мы вчетвером остались на стоянке перед боковым входом в корпус. Инна поправила волосы, глубоко вдохнула и прошептала:
— Возвращаться к себе, это всегда хорошо. Даже если знаешь, что ненадолго.
— Ненадолго, — согласился Иванихин, кивая в сторону проходной. — Но хоть пару часов поспим в нормальных койках.
Щеглов зевнул и протёр глаза:
— Ага, если успеем. Сначала — допросы, рапорты, потом новые вводные, а потом снова рюкзаки и вперёд…
Я улыбнулся. Он был прав. Всё только начиналось.
В своем кабинете нас уже ждал Измайлов. Он сидел за своим столом, заваленным бумагами, телексами. С краю на свободном клаптике устроилась чашка остывшего кофе и сигара в пепельнице. Когда вошли, он не встал — только поднял глаза.
— Докладывать будете по очереди, — сказал спокойно. — Сначала Борисенок. Остальные — отдыхать. Через два часа совещание, кубинцы передали нам ноту от американцев, МИД в курсе. Центр — тоже. Мы вошли в игру. И назад дороги уже нет.
Он посмотрел на меня пристально, как человек, который знает: теперь всё по-взрослому.
Я кивнул и шагнул вперёд, закрывая за собой дверь.