Беглый в Гаване

Глава 13

Утро выдалось на редкость ленивым. Я только собрался было почистить зубы, как ожил наш стационарный телефон, и, по привычке, я сразу включил внутреннюю линию с «Другом», на случай если это не просто бытовой звонок.

— Константин, — раздался голос Измайлова. — Нужно выезжать, местная командировка. Срочно.

— Уже: — Я глянул на часы. — Восемь ноль пять. Мы даже кофе не выпили.

— С кофе подождёт. Минуту назад мне позвонили кубинцы. На их объекте в юго-восточной части острова, недалеко от американской базы — вроде как эпидемия. Точные координаты я уже передал на твой терминал. Возьмите Инну, Иванихина и Щеглова. Скажешь, что это выезд на практику. Подготовь все необходимое. Последние двое живут в касе, которая между нами. Ночью заселились, еще наверное спят, так что буди их.

— Прежде чем выезжать, товарищ генерал… Есть короткий доклад. Разрешите подойти?

— Лучше я сам, а ты пока кофе попей…

Через несколько минут мы уже беседовали в саду под колпаком «Птички».

— Что ты хотел мне сказать?

— По ЮАР.

— Слушаю, — голос Измайлова чуть понизился. — Это про то, о чём я думаю?

— Именно. Наша нейросеть за последние трое суток просканировала финансовую активность в ЮАР, провела сопоставление по оффшорам, экспортным каналам, теневым рынкам и схеме оборота наличных. Есть ряд предложений.

— Излагай.

— Лучшей формой вложений являются инвестиционные золотые монеты — южноафриканские крюгерранды. Это одна тройская унция золота 999-й пробы. Легализована, находится в обороте, часто переходит из рук в руки без лишнего документооборота. Есть рынок вторичных продаж — не банковский. Там и будем работать.

— Лучше, чем слитки?

— Намного. Слитки — это контроль, сертификаты, сопровождение, транспортировка с высокой степенью риска. А тут — один покупатель, один предмет, одна передача. Расчёт — перепечатанными «сотками». Там они ходят на уровне 1,2 к номиналу. То есть, в среднем за три наших «сотки» можно брать унцевую монету.

— Пока понятно, но есть вопрос: кроме унцевых монет есть еще там другие варианты?

— «Друг» предлагает четыре варианта: первый — покупка унцевых монет, второй — полуунцевых еще в 1980 году Южноафриканский монетный двор начал чеканить такие Крюгерранды. Это позволило большему количеству людей, которые не могут позволить себе покупку одной полной унции чистого золота, приобрести его половинку. Эта производился меньшим тиражом, чем его аналог в одну унцию, и может чеканиться в качестве Proof, третий — четверть унции, выпускают тоже с 1980 года вместе с монетой в полунции. В некоторых отношениях такой крюгерранд в оказался более популярным, потому что его цена по факту намного ниже, четвертый — 1/10 унции, самая маленькая южноафриканская инвестиционная монета из золота также впервые появилась в 1980 году. Она также неожиданно для многих стала одной из самых продаваемых монет, не только привлекая экономных инвесторов, но и став популярным подарком к празднику для тех, кто хотел бы сделать по-настоящему «золотой» подарок, имеют самый большой или второй по величине тираж с момента начала выпуска.

Тут я прервался чтобы перевести дух.

— Что еще?

— Как выяснилось, крупнейшим рынком сбыта крюгеррэндов являются США, куда только за прошлый и этот год было продано монет на сумму более 600 миллионов долларов!

— Вот это да!

В этом месте нашего разговора повисло молчание. Потом Измайлов тяжело выдохнул:

— Ладно. Одобряю. И никому! Слышишь никому, даже Рыжову и своей жене… Я сам клгда придет время доложу кому надо… А теперь… иди. Работы хватает.

— Ясно. Говорите, вспышка в Ломас-де-лос-Орнитос?

— Да. Подозреваю, что очередная бяка от американцев. Проверь все тщательно на месте. В общем действуй по обстановке. Если что — держи связь по второму каналу. И береги Инну.

— Понял.

Через пять минут мы стояли у машины, я засовывая ящик с медицинскими инструментами в багажник. Инна, еще сонная, забрасывала свою сумку с термометрами, бинтами и стандартным набором медикаментов на заднее сидение.

— Что случилось: — спросила она, захлопывая дверцу.

— Говорят — какая-то вспышка. Сначала подумал — отравление, но по описанию не похоже. Генерал велел ехать сразу. Местечко глухое, на другом краю острова, Ломас-де-лос-Орнитос. маленький военный пост, раньше — сигнальный, на перекрестке дорог, даже без названия. Связисты и несколько человек охраны.

— Симптомы, какие Костя?

— Температура нестабильная, сильные мигрени, дезориентация, периодическая агрессия. У одного — приступ, похожий на эпилепсию. Двоих отправили в ближайший госпиталь, но по дороге потеряли сознание. Есть мнение, что это не вирус. Возможно — воздействие извне.

— Химия?

— Или радиация. Но у них приборов нет. А у нас… — Я похлопал по ящику. — Есть кое-что поинтереснее.

— Всё это очень… странно, — пробормотала Инна. — Как будто…

— Как будто что-то не отсюда: — Я кивнул. — У меня такое же чувство.

Машина плавно вырулила на дорогу. Я откинул шторку с солнечным фильтром и активировал нейроинтерфейс внутренний связи.

— «Друг», высылай мне уточнённую карту района Ломас-де-лос-Орнитос, где все произошло. И дай любые атмосферные аномалии за последние 72 часа.

— Подтверждаю: За последние трое суток, неоднократно фиксировались микровсплески нейтрино неустановленного происхождения. Ранее подобное наблюдалось при аварийном срабатывании одного из зондов с планеты класса «Ж».

Я ничего не ответил. Просто сжал пальцы на колене и почувствовал, как внутри всё сжалось.

Похоже, сегодня скучно не будет. Гавана ещё спала, редкие фигуры мелькали в переулках, а город, прогретый ночной влажностью, испарял запахи моря и камня. Мы стояли у старого «ЗИЛ-130» с кунгом, в тени пальм, закидывая вещи в кузов. Инна поправляла флягу за плечом, а Иванихин лениво закуривал, прикрыв сигарету ладонью.

— Быстрее! — крикнул водителю, капитан с густыми бровями, которого звали Педро. — До обеда надо пройти как можно больше.

Щеглов зевнул, садясь внутрь.

— Чего так рано: Куба же, маньяна…

— На маньяне здесь только революция отдыхает, — буркнул Иванихин и шлёпнулся рядом.

Мы тронулись. Машина тряслась на ямах, но воздух был бодрящим, солнце поднималось из-за холмов. Я поймал себя на мысли, что рад поездке. Вырваться из душных кабинетов, сменить обстановку — даже если едешь в сторону Гуантанамо, где ни солнце, ни пальмы не радуют.

До обеда двигались быстро — мимо сахарных полей, редких деревушек, огороженных кустами гибискуса. Дороги были пусты, только иногда встречались грузовики с бочками, видимо, везли патоку или дизель.

Остановились на обед в тени баобаба. Инна достала бутерброды, щедро нарезанные Жанной Михайловной, еще в армейских котелках был рис с фасолью, тушёная говядина, печенье и термос с кофе.

— Это ты на фронт собрался или на разведку? — хмыкнул Иванихин, разглядывая мою аптечку.

— А ты не слышал: у нас всё может начаться с похода за кофе, а закончиться лечением от гипотермии и психоза.

— Мама мия, — отозвался Щеглов, жуя печенье. — Лучше бы дома остался.

Ночевали прямо в кузове, завернувшись в плащ-палатки. Инна тихо говорила что-то о созвездиях, пока ветер шуршал листьями сахарного тростника. Я лежал, вглядываясь в темноту и прислушиваясь — то ли к шуму цикад, то ли к мыслям, которые, как всегда, лезли ночью.

На следующее утро добрались до назначенного места — невзрачный перекрёсток дорог с полуразрушенным бетонным блокпостом. Поблизости — ни души. Только дальний гул и запах железа от старых бочек с водой. Из одного сарая торчала радиомачта — по виду совсем старая.

— Здесь? — спросил я.

— Похоже здесь, — кивнул Иванихин. — За холмом уже та самая зона. Сигналы пошли отсюда. Или рядом.

— Значит, работаем, — сказал я, запустив нейроинтерфейс. — «Друг», подключайся. Время начинать.

Я поднялся на невысокий холм, заросший выгоревшей травой и скрученными деревцами, больше похожими на кусты. Солнце уже стояло высоко, и жарило беспощадно, но ветер с океана слегка смягчал это пекло. Впереди — зелёно-рыжие холмы, колючие кустарники, акации, кактусы и встречаются низкорослые деревья до 5–8 м, без построек. Из живности заметил попугаев и игуан. Казалось бы, обычная кубинская сельская местность… но что-то в ней настораживало.

Я остановился и огляделся по сторонам, сдвинув козырёк панамы. Прямо передо мной, километрах в десяти, серел забор, уходящий за горизонт. Металлические вышки, контуры антенн, шпили радаров… Всё это составляло весьма характерный силуэт. Я прищурился.

— Гуантанамо, — тихо произнёс я, почти беззвучно. — Так вот ты какая, американская крепость на кубинской земле…

«Друг», мгновенно откликнувшись, показал проекцию с карты. Точка, которую я видел, совпадала с координатами базы ВМС США.

— Подтверждаю, — почему-то прошептал его голос. — Визуальный контакт с юго-восточным периметром базы. Расстояние — 9.4 км. Наблюдаю активность в районе инженерных сооружений и пары грунтовых дорог. Местность слабо охраняема, но возможны скрытые сенсоры движения.

Я перевёл взгляд чуть правее и заметил цепочку отпечатков. Кто-то недавно здесь прошёл. Широкий ботинок, и явно не кубинский стандарт. Углубления ровные, шаг тяжелый. Возможно — снаряжение.

— «Друг», возьми на анализ, — прошептал я. — Уровень угрозы?

— Вероятность присутствия наблюдателей — 62 процента. Характер следов не совпадает с движением местных крестьян. Возможен личный состав с базы.

Я тихо выдохнул, глядя на синеющий вдали океан. Подозрительно чистое небо и ровные облака делали картину почти безмятежной. Почти.

— Пора возвращаться. Но сюда мы ещё вернёмся, — произнёс я себе под нос. — И не с пустыми руками.