Солнце, впивалось в кожу, как будто напоминая: «Ты теперь в тропиках, дружок». На пирс подкатила белая «Волга» ГАЗ-21, слегка запылённая, но бодрая, с блестящими колпаками. За рулём — наш новый знакомый, помощник Измайлова.
Он молча кивнул, и открыл багажник. Мы с Инной погрузили чемоданы — аккуратно, как будто клали внутрь не вещи, а нашу прошлую жизнь.
— Садитесь, товарищи, — вежливо сказал он. Голос у него был не командный, а скорее спокойный и мягкий — как у человека, который всё видит, всё понимает и ничего не забыл.
Ехали минут двадцать. Дорога шла мимо казарм, аккуратных жилых домиков, пальм и аккуратно подстриженных газонов. Ветерок с моря дул в окно, пахло солью и солнцем. Где-то вдали слышался детский смех — вероятно, школа. Район был тихий, почти пригородный. Машина свернула на боковую улицу и остановилась у аккуратного одноэтажного домика с террасой, увитой чем-то вроде гибискуса.
— Это ваша каса, — сказал водитель. — Ваш начальник живет рядом, через один двор. Если что — обращайтесь.
Он помог занести чемоданы, пожелал доброго дня и уехал.
— Ну что, — сказал я, глядя на Инну. — Пойдём смотреть наши апартаменты?
Дом оказался чистым и светлым. Гостиная с большим окном в манговый сад, две спальни, кухня, где уже стоял новенький холодильник «Сарагоса» и электрическая плита. На полках аккуратно лежали кастрюли и сковородки, а в шкафу — постельное бельё, свежее и накрахмаленное. Видно, кто-то заранее позаботился.
— Мне нравится, — сказала Инна. — Не дом, а сказка.
На террасе мы только успели поставить стулья, как во двор вошла женщина лет пятидесяти, аккуратно причёсанная, в лёгком платье с пояском, и корзиной фруктов. Улыбнулась:
— Инна? Костя? Я — Жанна Михайловна, супруга Филлипа Ивановича Измайлова. Можно?
Инна пригласила её на террасу, я оставил их вдвоём — пусть поговорят без меня, познакомятся, найдут общий язык. Женщины быстро нашли темы — я слышал смех, фразы про «совсем другой климат», «загорите за два дня» и «а вы знаете, что тут делают варенье из гуавы?».
Я же прошёл в спальню, сел на край кровати и мысленно приказал:
— «Друг», вызови Измайлова.
И практически сразу раздался знакомый голос генерала:
— Костя, привет! Уже устроился?
— Филлип Иванович, благодарю за приём. Всё прошло как по нотам.
— Рад это слышать. Надеюсь, дом понравился. Постарались, — в голосе генерала звучало удовлетворение. — Обживайтесь. Завтра будет первое знакомство с базой. Сегодня отдых.
— Есть что-то срочное?
— Пока нет. Но не теряй бдительности. Тут, как в шахматах, — первые ходы сделаны, а конец партии ещё далеко.
— Понял. А как там Хорхе и Ямила?
— Их перевезли в санчасть при тюрьме, как придут в себя начнем плотно работать. За полковника не беспокойся, он под плотным колпаком.
— Тогда до завтра!
— Подойдешь к моей касе в восемь утра, вместе поедем на службу.
Связь прервалась, и я снова услышал голос Инны на террасе — она что-то живо рассказывала Жанне Михайловне. Я встал, посмотрел в окно — сад, пальмы, солнце. Всё было по-настоящему, и совсем по новому.
За всеми хлопотами, ночь опустилась незаметно. В касе, которую нам выделили, пахло свежей побелкой и тропическим деревом. В окна лился влажный воздух с запахом моря, и далеко, за пальмами, щёлкали цикады — сначала одиночные, а потом целым хором, будто кто-то включил их по команде.
Мы с Инной долго не могли уснуть. Не потому что было жарко — кондиционер гудел под потолком, разгоняя духоту, — а потому что голова была забита разными мыслями.
Инна ворочалась, укрываясь простыней и снова скидывала её.
— Ты спишь? — спросила она в полутьме.
— Нет.
— Какое всё странное… будто во сне.
Я усмехнулся и повернулся к ней. Её лицо в лунном свете казалось другим — серьёзнее. Может, впервые за всё это время мы остались наедине с тишиной.
— Странное, да. Но настоящее.
Она протянула руку и коснулась моего лица.
— Знаешь, мне здесь не страшно. Хотя я боялась, что будет. Всё как-то… под контролем.
— Оно и есть, — ответил я, сжав её ладонь. — Просто не всегда мы об этом знаем.
Мы замолчали. Где-то хлопнула дверь — может, у соседей, может, ветер. Он здесь мягкий, как дыхание большого животного — ощущение уюта среди дикой природы. Инна придвинулась ближе, уткнулась в плечо. Снова щёлкнули цикады, и всё вернулось в привычную темноту.
— Ты правда думаешь, что мы здесь… надолго? — шепнула она.
— Думаю. И, наверное, это хорошо.
Она вздохнула. На этот раз — уже спокойно. Никаких больше чемоданов, вокзалов, кают.
— Тогда… спокойной ночи, — сказала она сонным голосом.
— Спокойной ночи, — ответил я и поцеловал её в макушку.
Утро на Кубе начиналось не с будильника, а с шума — птицы орали, как будто у них совещание, с улицы доносились голоса торговцев, а во дворе щёлкнула калитка.
Инна уже возилась на кухне, в майке и шортах, босиком. Пахло крепким кофе, поджаренным хлебом и чем-то новым, тропическим. Я подошёл, положил руки ей на плечи и поцеловал в висок.
— Buenos días, señora Borisenok.(Доброе утро, госпожа Борисенок.)
— Buenos días. ¿Lo quieres con azúcar o como hombre?(Тебе с сахаром или как мужчине?)— она улыбнулась и протянула чашку.
— Como un hombre. (Как мужчине.)
Мы завтракали прямо у окна, за небольшим столом, глядя на зелень во дворе. Внезапно у ворот посигналила машина.
— Волга? — Инна приподнялась. — Неужели он?
Я выглянул. Белая «двадцать первая» стояла у бордюра. Из машины вышел Измайлов. На нём была простая рубашка с коротким рукавом и светлые брюки. Он махнул рукой и пошёл к нам.
Я открыл дверь.
— Здравствуйте, товарищ генерал!
— Доброе утро, молодежь! — Он зашёл в прихожую, оглядел дом. — Ничего, удобно у вас. Надеюсь, вы Инна не в обиде на моё вторжение?
Инна улыбнулась:
— Наоборот. Мы вас ждали.
— Отлично. Заканчивайте завтрак и поехали. Пора показывать ваше рабочее место.
Инна посмотрела на меня, словно передавая инициативу. Заметив это, генерал приподнял бровь:
— Что-то срочное?
Инна кивнула.
— У нас… есть ОГРОМНАЯ просьба, Филипп Иванович. Личная. Не связанная с нашей работой здесь на Кубе…
— Любопытно, — генерал улыбнулся, но взгляд остался внимательным. — Слушаю вас.
— Мы перед отъездом из Польши сделали видеозапись театрального спектакля с очень близким мне человеком. Это постановка, в которой играет моя мама — Раиса Аркадьевна. Она всю жизнь работала в провинциальном театре, и это был, пожалуй, её лучший выход на сцену. Мы с Костей записали всё на плёнку, смонтировали, обработали — как смогли. Хотелось бы передать её в Москву на центральное телевидение. Чтобы мама знала, что не зря играла. И чтобы те, кто остался, кто ее знает и любит, могли её увидеть.
Генерал стал чуть серьёзнее. Он кивнул, будто что-то сверяя у себя в голове.
— Это несложно. Курьерская почта есть, через посольство или с одним из экипажей «Аэрофлота». Только дайте плёнку и адрес.
Я вытащил из папки аккуратно обёрнутую видеокассету.
— Вот, — Инна протянула пакет. — Адрес, если можно, не просто по почте, а чтобы кто-то из передал лично. Это важно. Мама упрямая, она может не поверить, что всё это не розыгрыш.
Генерал взял кассету, подкинул на ладони, будто проверяя вес, и положил на стол рядом с папкой со служебными документами.
— Сделаем. Такую просьбу выполнить несложно. И это… правильно. Люди должны знать, что о них помнят.
Он встал, посмотрел в окно.
— Знаете, в нашей работе редко бывает что-то настоящее. Всё игра, позиции, маски. А тут — реальность. Искренность. Спасибо, что напомнили.
Повернувшись, генерал снова стал строгим и деловитым.
— Ну а теперь — к делу. У вас есть сутки на адаптацию. Завтра — первый инструктаж. И прошу сразу: никаких самодеятельностей. Здесь другие правила. Не удивляйтесь наблюдателям и контролерам. Некоторые будут в самых неожиданных местах.
Инна кивнула. Я тоже.
Когда вышли из касы, солнце уже начало ощутимо припекать. Воздух был горячим и пах манговым сиропом.