— Граф? — выдохнул отец. Поёрзал на стуле, посмотрел на матушку, потом на меня. — Граф⁈ Правда?
Я кивнул, и тут он, неожиданно, прослезился. Затем торопливо отвернулся, потянулся за бутылкой.
— Это непременно нужно отметить, — полувсхлипнул, полупробормотал он. Потом резко поднялся, сказал:
— Совсем забыл!
И торопливо, пряча лицо, вышел из комнаты. Матушка проводила его хитрым взором, после чего взяла мою тарелку и принялась накладывать добавку. Пюре с луком и фрикадельками.
— Тут такой интересный магазинчик фермерских продуктов открылся, Миша. Мясо нежное-нежное и без жира совсем, — приговаривала она, накладывая. — Почти как у нас дома.
— Я не съем больше, ма, — жалобно сказал я.
— Ты на себя в зеркало посмотри. Кожа да кости. Нет здоровья в хлипком теле, — назидательно сообщила она. — Ты же граф! Ты лосниться должен!
Матушка придирчиво меня осмотрела:
— Вид у тебя, конечно, совсем не графский. Приодеться бы тебе не помешало. Ешь давай.
Спорить с родителями, пусть и не своими, последнее дело. Я терпеливо кивнул.
— Ты такой молодец, — матушка улыбнулась, с обожанием на меня глядя. — Скажу тебе прямо: никогда не видела твоего отца таким. Мы так тобой гордимся! Но что там было-то, а? Тебя ведь не просто так выдернули с вертолётом и вернули целым графом. Ты же не нашёл времени матери позвонить!
— Не могу сказать, — загадочно ответил я, стоически нацепив фрикадельку на вилку.
— Дела государственные? Понимаю, понимаю.
Она принялась накладывать себе салат из огурцов и помидоров, щедро заправленный сметаной, а затем, словно между делом, спросила:
— Так выходит, у вас со Светочкой уже может быть вполне себе равный брак, да?
Я замер с поднесённой ко рту вилкой.
— Или ты так увлечён этой твоей Князевой? — ложка чуть сильнее стукнула о тарелку. — Слышала я о ней, слышала. Миша, ты совсем не думаешь о своём будущем. Ты теперь важный человек. В твоём окружении не должно быть людей вроде… Князевой!
— Ма, я не буду это обсуждать, — заметил я.
— Мы и не обсуждаем, Михаил! Тебе нужно думать о будущем. Тебе нужно думать о своём роде. Ты сумел сделать невозможное, но этого ведь только первый шаг.
Матушка перестала есть, глядя мне в глаза.
— Тебе нужны наследники, тебе нужны связи. Что скажут люди, когда узнают о твоих интригах с… Этой женщиной! Это пятно на твоей репутации. И посмотри на Свету. Красивая, умная, воспитанная, влюблена в тебя беззаветно. Земли у неё успешные, родителей нет. Женихи уже сватаются один за другим. И бёдра! Я говорила тебе про бёдра?
Я, наконец, положил фрикадельку себе в рот и принялся её методично разжёвывать. Покосился в сторону двери, за которой спрятался отец.
— Будет хорошей матерью Света, вот побожиться могу! — продолжала матушка, уже не глядя на меня, а перемешивая в очередной раз салат. — А эта?
Её передёрнуло:
— Ты вообще слышал, чем в её заведении занимаются? Это же публичный дом! На твоих, между прочим, землях! Непотребство, Михаил. Богопротивное дело. А каков поп, знаешь ли, таков и приход! Тебе нельзя общаться с этой девочкой.
— Не подскажешь, откуда такая осведомлённость? — усмехнулся я, наливая себе брусничного морса из графина.
— Ну, Миша! Твоя мама много на свете пожила и много видела. А говорить и слушать я всегда умела, — всплеснула руками матушка, но сдалась под моим взором. — В церкви была, подошла ко мне монахиня одна. За тебя молится денно и нощно и видит, в какую преисподнюю тянет тебя эта женщина.
Я понимающе кивнул, пряча улыбку. Значит, Ирина не бездействует. Надо будет прочистить мозги монашке, чтобы держалась подальше от семьи.
Отворилась дверь, и вернулся отец. Он решительным шагом прошёл к столу, налил себе в стопку из бутылки, резко поднял её и сказал:
— Горжусь.
Голос почти дал петуха, но в следующий миг отец опрокинул напиток в себя, выдохнул и порывисто наклонился, похлопав меня по плечу.
— Горжусь! — повторил он, снова совершив фокус со стопкой, но в этот раз добавил, — за твоё сиятельство!
Матушка промолчала, умилённо посмотрев на супруга. Дождалась, пока тот сел, и вкрадчиво заметила:
— Мы тут про Светочку говорили.
— А? Что⁈ — обернулся отец на матушку, и та сделала большие глаза, чуть кивнув в мою сторону. — А! Да, хорошая девка, Мишаня! Бери, не раздумывай! Славная, работящая и красива, чертовка!
Он на миг застыл, выпучил глаза, старательно не глядя в сторону матери, и с нажимом добавил:
— Но до твоей мамы ей как до Луны на дирижабле, конечно. Тут не обессудь. Лучших я уже забрал.
Матушка осторожно положила нож для масла и мило мне улыбнулась, а отец продолжил:
— И запомни, Мишка: ты теперь граф. Ты теперь дворянин, а вокруг враги!
Он сделал значительную паузу, пытаясь увериться, что я правильно его понял, а затем продолжил:
— Поэтому тебе нужно думать о будущем твоего рода. Будущем нашего рода.
— И тебе нужна жена, — вставила матушка. — Света прекрасный вариант!
Отец же снова прослезился, наклонившись ко мне:
— Знаешь, неважно, кто будет рядом с тобой. Важно, чтобы этот человек тебя любил!
— Иван! — повысила голос матушка.
— Как я твою маму, — подмигнул он мне. — Но о будущем рода тебе нужно думать уже сейчас.
— Понимаю, отец, — тихо сказал ему я. — Уже в процессе.
Вечер пятницы подходил к концу. К себе я вернулся за полночь, оставив счастливого и пьяного отца на попечение матушки. Прошёл в пустой дом, принял душ, налил себе стакан воды в задумчивости.
— Хозяин, — возник за моей спиной Черномор. — Вы просили напомнить о церемонии принесения клятвы. Я взял на себя смелость провести информационную подготовку с разъяснением некоторых вопросов по сущности Клятвы, а также провёл уточнение вероятных заявок на работу с представителем Палаты. Начало предполагается завтра в двенадцать часов, но если вам будет угодно, то я смогу перенаправить человеков на более удобное для вас время.
Я обернулся. Точно. Палата Клятв. Отец как в воду глядел. У меня с этими вторжениями Скверны сие событие просто из головы вылетело.
— Ты молодец, Черномор, — сказал я искусственному интеллекту.
— О, Хозяин, если бы это было правдой, — горько вздохнул он. — Вы очень поздно ложитесь, и у вас были тяжёлые дни, как я могу судить по биометрии вашего организма. Должен ли я перенести ритуал?
— Нет. Пора с этим уже разобраться. Надо бы, конечно, на вечер что-нибудь организовать, раз такое дело.
— Ваше решение порадовать человеков выдаёт в вас мудрого стратега, Хозяин, — низко поклонился Черномор.
— Пу пу пу, — надувая щёки, выдохнул коротышка в форменном тёмно-сером мундире Палаты Клятв. Роберт Джекович Лоб, так он представился. Скорее всего, его отец — один из первых беженцев в Российскую Империю. Ещё до окончательного раскола Америки и кровавой войны. — Ваше сиятельство, со всем уважением, вам следовало бы сообщить об объёме работ заранее.
Я оставил комментарий без ответа, хотя сам оказался удивлён, пусть и не показывал этого. Возле административного здания, где должен был проходить ритуал принесения Клятвы Рода, собрались почти все Вольные Охотники и большая часть моей гвардии. Прибыл и Конычев, гармонично затерявшийся в толпе. Также постепенно подтягивались и простые зеваки. Вепрь в парадном костюме быстро организовал оцепление, чтобы отсечь любопытных от участников ритуала. Вдали слышался стук молотков. Гудков выделил с лесопилки десяток мужиков, и сейчас они возводили за «Логовом друга» большую площадку со столами. Да и в самом трактире бурлила жизнь. Девочки Паулины все как одна занимались подготовкой к вечернему празднику.
Машины, проезжающие по холму, притормаживали, чтобы разглядеть столпотворение. А ведь несколько месяцев назад здесь только одинокие солдаты прохаживались, да деревенские пьяницы, возвращающиеся домой.
— Ладно. До вечера управимся, если не будем терять время, — сказал коротышка, подумав, и махнул рукой. Представитель Палаты прибыл на служебном автомобиле, возле которого стояли двое молодых помощников. Юноша и девушка. Оба в деловых костюмах, с серебристыми отметками, оба в аккуратных очках с тонкими оправами и оба, уверен, обладают прекрасным зрением. Просто для солидности, чтобы не одним возрастом поражать «клиентов».
— Позвольте поинтересоваться, ваше сиятельство, вам известна процедура? — осведомился коротышка.
— В общих чертах.
Он широко улыбнулся, пристально изучая меня.
— Нам потребуется несколько ваших подписей, ваше сиятельство. Было бы неплохо, если бы вы ознакомились со всеми правовыми документами. Ну и ваше присутствие на ритуале обязательно, как вы понимаете. Прошу вас, покажите помещение, в котором мы будем работать. Впрочем, если вы хотите, мы можем провести ритуал и на улице, публично. Однако бумаги требуют бережного обращения, и я настоятельно прошу вас сделать всё где-нибудь под крышей. Сейчас очень холодно.
Роберт Джекович с надеждой улыбнулся.
— Хорошо, господин Лоб, — кивнул ему я.
Других помещений, кроме зала совета, у меня не было. Так что именно там мы и расположились, прямо за круглым столом. Молодёжь сразу погрузилась в бумаги, а коротышка снял фуражку, явив лысеющую голову, и принялся распаковывать контейнеры с оборудованием, которые помогли притащить мои люди.
Я читал выданные мне документы. В основном пункты касались недопустимости различных противозаконных действий, используая последствия ритуала. Сроки за такое грозили вполне себе серьёзные. Перечень впечатлял, и его существование наводило на разные мысли. Если в нём есть пункт о запрете любых сексуальных действий в отношении принёсшего Клятву — значит подобные «эксперименты» кто-то из благородных господ в своё время проводил. Правила ведь часто пишутся чьей-то кровью. Впрочем, иные моменты и вовсе казались преступлением против человечности.
Под каждой страницей необходимо было подписаться, и всё это старательно фиксировалось командой Лба. Я поглядывал на Роберта Джековича, которые медленно облачался в очень интересный и громоздкий костюм. Технологии пусть и допотопные, но берущие старанием.
Представитель Палаты Клятв, разумеется, был психомантом высокого ранга. Не уверен, что архонт, но то, что уровень не ниже арканиста — точно. А наряд Лба, напичканный массивными усилителями дара, весил почти как латы средневекового европейского рыцаря. Интересный они сплав использовали для фокусировки. Тяжёлый, но работающий.
Когда последний листок был подписан, а Лоб превратился в карлика-киборга, то Роберт Джекович сделал пару шагов по залу и посмотрел на меня.
— Не угодно ли начать, ваше сиятельство?
Я только кивнул. И сразу же девушка подошла к двери, открыла её и торжественным голосом объявила:
— Церемония принесения Клятвы Рода графу Михаилу Ивановичу Баженову объявляется открытой.
Первым в зал вошёл Вепрь. Он держался уверенно, но челюсти охотника были сильно сжаты. Лысый бородач с военной выправкой вошёл в уже знакомое ему помещение, посмотрел на своё место, занятое сейчас юношей в очках, потом покосился на монструозного коротышку Лба.
— Прошу вас, присаживайтесь, — произнёс Роберт Джекович, указывая ему на стул.
— Прежде чем мы приступим, господин, мы должны заполнить и подписать несколько бумаг, — склонилась рядом с ним девушка, чуть касаясь грудью его плеча. Вепрь взял бумажки, прищурился, читая. Я наблюдал за ним со своего места. Лидер охотников нервничал, пусть и не показывал этого. Он быстро подмахнул все бумаги и выпрямился в ожидании.
— У вас указан бессрочный контракт, господин, — заметила девушка.
— Я знаю, — твёрдо сказал Вепрь, глядя мне прямо в глаза.
— В таком случае нужно будет подписать ещё несколько бумаг.
Когда вся волокита закончилась, девушка выпрямилась и торжественно произнесла:
— Ваше сиятельство, граф Баженов, принимаете ли вы Клятву Рода от Павла Фёдоровича Кабанова?
— Принимаю, — тихо сказал я. Роберт Джекович тяжело двинулся через всю комнату к Вепрю. Охотник сидел недвижимо, стиснув челюсти.
— Процедура совершенно безболезненная. Возможно небольшое головокружение. Мы проводим небольшое внедрение в некоторые отделы сознания, — тихо говорил Лоб. — Ваше мышление, ваши устремления, ваши желания останутся без изменений. Для вас почти ничего не изменится. Кроме того, что сама мысль о принесении Михаилу Ивановичу Баженову вреда действием или бездействием, а также о том, чтобы принести вред действием или бездействием в адрес Михаила Ивановича Баженова — станет для вас неприемлема. Мы не делаем из вас раба. И вы увидите, что почти ничего не изменится. Просто вы будете считать, что поступать против интересов Михаила Ивановича также плохо, как есть человеческую плоть.
Роберт Джекович остановился, уточнив:
— Вы же не едите человеческую плоть?
— Начинайте уже, — сказал Вепрь.
Лоб подошёл к нему.
— Я прошу не разрывать зрительный контакт с его сиятельством, — проговорил психомант, остановившись за спиной Вепря. Его руки легли на голову охотнику. На несколько секунд, после чего Роберт Джекович отступил.
— Вот и всё, — сказал он.
Вепрь нахмурился, обернулся на него. Рядом с ним появилась девушка:
— Как вы себя чувствуете?
— Но ничего же не изменилось, — растерянно сказал охотник.
— Так оно и работает. Изменения вы, скорее всего, никогда не почувствуете, — отметил Роберт Джекович. — Анфиса, давайте продолжать. Я бы очень хотел вернуться домой до полуночи.
Следующим вошёл Саньков. Гвардеец, предпочитающий большое оружие. Я тепло улыбнулся ему, но он совсем не переживал за будущий ритуал, подписав контракт на год. Процедуру выдержал даже с некоторой улыбкой.
Затем был Лис. Затем Шустрый. После Макар. Все они выбирали годовой контракт, и все смотрели прямо, без страха. Лица сменялись. Кто-то боялся, кто-то нет. А Конычев, усевшийся в кресло, скорее горел любопытством, жадно изучая инструментарий своего коллеги. С ним, кстати, работа шла дольше, чем с другими. Вплоть до того, что Роберт Джекович кашлянул и сказал:
— Я впечатлён вашими талантами, господин, но, пожалуйста, дайте мне сделать свою работу быстро и безболезненно для вас.
Мой будущий штатный психомант лишь хмыкнул, глядя мне в глаза с отсутствующим выражением. Когда процесс закончился, то Конычев помассировал виски. Нахмурился, обменялся взглядами с коллегой, и Роберт Джекович со значением произнёс:
— Для надёжности.
Конычев ничего не сказал, поднялся и откланялся. Когда стемнело, в представителях Палаты Клятв уже проступила усталость. Очередь желающих подходила к концу, но надежды Роберта Джековича отправиться домой таяли на глазах.
Когда на пороге появился Снегов, то я нахмурился. Витязь ничего не говорил о таких планах. Станислав Сергеевич в своём выходном костюме, в котором ехал из Петербурга, сел на стул, с лёгкой насмешкой во взоре. И подписал пожизненный контракт.
— За вами будущее, Михаил Иванович, — ответил он на мой изумлённый взгляд.
Последней в зал советов вошла Ирина. Монахиня грациозно села за стол, глядя на меня большими карими глазами. Девушка Анфиса отработала программу, не скатываясь в бубнёж, а действительно объясняя всё новому участнику ритуала. После чего Ирина погрузилась в бумаги, ручка зависла над бумагой. Но вдруг лицо красавицы изменилось. Она растерянно посмотрела на Анфису, затем на текст. Её ручка коснулась какой-то строчки, и красивые брови вопросительно изогнулись.
Щёки Анфисы зарделись, как у девочки, и помощница Лба кивнула. Монахиня отложила ручку в сторону, поднялась.
— Мне не нужны клятвы, чтобы служить тебе, — сказала фанатичка и вышла. Помощница Лба выглянула во двор, с надеждой обернулась на начальника, а затем ступила на порог, торжественно приглашая следующего.
Никто не ответил.
— Ну, слава богу, — проговорил Роберт Джекович и без сил опустился на стул. Мой живот заурчал от голода и, наверное, это услышали все присутствующие, но никто не подал вида. Хорошо быть графом. С улицы доносился радостный гомон и громкая музыка. Там, наверное, вовсю жарят мясо.
Живот заурчал ещё громче.
«Михаил Иванович, вы должны это видеть! Срочно!» — пришло сообщение от Орлова.