Семья Вишневских двигалась медленно, неслышно, цепляясь взглядами за каждый поворот. Технические коридоры метро напоминали кишку мертвого зверя: узкие, с облезлыми стенами, металлическим привкусом на воздухе и редкими вспышками тревожных звуков. Здесь даже собственное дыхание казалось громче музыкального оркестра. Где-то далеко раздался глухой стук. Может вода, может, нечто иное. Никто из них не хотел проверять.
— Привал. — глухо бросил Евгений Викторович, останавливаясь у покосившейся металлической двери, ведущей в сервисную нишу. — Тихо, свет не включаем, располагайтесь внутри.
Он замер, вслушиваясь в гул над собой. Где-то в верхних уровнях что-то двигалось. Но, к счастью, пока не здесь.
— Артём, проверь запасы, которые у нас есть. Всё до последнего. Алиса, помоги маме, осмотрите друг друга. Любые ссадины, любые царапины – обрабатываете и докладываете. Ясно?
Голос был сдержанным, ровным, но внутри него жила натянутая струна. Он осмотрел свою семью: уставшие лица, плечи, сгорбленные от прохлады и напряжения. Они держались, но чувствовалось, что на пределе.
Когда его взгляд остановился на полу за их спинами, губы незаметно сжались в тонкую линию. Капли. Три, может четыре. Кровь. Кто-то из них ранен и молчит. Либо это чья-то, кто шел тут до них.
— Женя… — прошептала Вероника Павловна, опираясь на стену. Голос её звучал глухо, словно она разговаривала во сне. — А ты?
Он замер. Внутри всё уже было решено, но перед тем как сказать, дал себе секунду подумать, как подать это. Потом выдохнул и выбрал правду, врать им не хотелось.
— Я пойду дальше. Проверю ближайшие переходы. Надо знать, что нас ждёт впереди. Возражения не принимаются. — он говорил ровно, тихо, но в его голосе не было ни капли сомнения в собственном выборе и решении.
Ответа ему не последовало, лишь молчание сопровождало взгляды. Алиса прижалась к матери, Артём поднял глаза, полные тревоги и сдержанного страха.
— Эй. — он вдруг чуть улыбнулся. Потрепал сына по плечу, потом аккуратно поправил прическу Алисе. — Всё будет нормально. Я рядом. Далеко не пойду. Берегите маму, и друг друга.
Он кивнул Веронике. В этом кивке было всё: любовь, страх, прощание. Пусть и не навсегда, но на случай, если всё пойдёт не так, как он задумывал.
Евгений шагнул в тень, и она тут же поглотила его силуэт. Тусклый свет аварийных ламп угас за поворотом, оставив семью в полумраке. Тишина снова сомкнулась вокруг, как свод над головой. Только теперь казалось, будто она слушает их в ответ.
Шаг. Пауза. И ещё один шаг. Вдох сквозь сжатые зубы. Выдох беззвучный, как исповедь в темноте. Евгений Викторович двигался вдоль бетонной стены, прижимаясь к ней плечом. Ладонь сжимала какой-то камень, который он успел подобрать по ходу движения. Тот отдавал прохладой в руке. Каждый скрип подошвы отдавался внутри ушей, как если бы рядом били в колокол.
Коридор тянулся неровно, уходя то вправо, то вниз по пологим лестничным маршам. Где-то там, в темноте, мигнула искра, может, остаточное напряжение, может… нет, лучше не додумывать.
Гул под землёй шел ровным и неестественным. Иногда подрагивал воздух, казалось, кто-то медленно, размеренно дышал в соседнем отсеке. Но когда Евгений замирал и затаивал дыхание, то всё стихало. Как будто это место разговаривало с ним.
Он миновал тройку ржавых шкафов, прислоненных к стене и покосившейся перегородки. В пыли под ногами виднелись отпечатки ботинок. Обрывочные. А рядом с ними борозды, что-то поработало тут когтями. Один из отпечатков был гораздо глубже других.
Он сглотнул. Сердце билось уже не в груди, а в самом в горле, в висках, под кожей.
Евгений свернул за угол. Узкий пролёт, с одной единственной лампой, висевшей на проводе и медленно покачивающейся. Вокруг неё клубилась мёртвая пыль. Коридор расширялся в нечто вроде технического зала. Похожий на щитовой зал.
И тут он увидел это.
На полу, будто кто-то высыпал из мешка, лежали камни. Пять. Нет, шесть. Гладкие, грани выточены, как у драгоценных кристаллов. Чёрные, с клубящейся тьмой внутри. Он ощущал, как они еле заметно пульсировали.
Что это?
Он сделал шаг ближе, наклоняясь, и чувствуя, как спина покрывается испариной. Осторожно, не касаясь руками, присел на корточки. Включил фонарик на самый минимум. Неяркий луч побежал по их гранёным поверхностям.
Каждый камень словно впитывал свет, не отражая его, а поглощая.
— Причудливо… — выдохнул он сам себе, и голос его отозвался в пустоте слишком громко.
Он не знал, откуда они, но помнил, что такие же остались после смерти чудовища. В этот момент за его спиной что-то тихо щёлкнуло.
Он резко обернулся, потеряв равновесие, и покачнувшись вниз.
Тишина.
Только лампа на проводе качнулась чуть сильнее. И откуда-то с бокового коридора донёсся еле слышный скрип. То ли металл, то ли… голос. Протяжный, гортанный.
— Всё, Женя, хватит на сегодня. Ещё комната и обратно. — выдохнул он, сунув горсть из камней в карман.
Он отступал спиной, ни разу не повернувшись. Только нащупывая ногой обратную дорогу. Коридор словно стал длиннее. Воздух тяжелее. Где-то за стеной снова что-то заскреблось.
И ты оставил семью за спиной… один. — пронеслось внутри головы.
Он шагал уже быстрее. Сердце всё ещё колотилось, хоть и не было на первый взгляд видимых причин. Но то и дело, оно просилось наружу.
Дверь в боковой коридор была приоткрыта. Деревянная с металлической обивкой, облупившееся краска и криво висящая табличка: ТЕХНИЧЕСКОЕ ПОМЕЩЕНИЕ / РЕЗЕРВНАЯ ГРУППА. Сначала Евгений прошёл мимо. Но интуиция или холод в позвоночнике, заставили его остановиться. Он вернулся, и прижал ладонь к полотну самой двери. После чего потянул, и та мягко, без скрипа, открылась внутрь.
В нос ударил запах машинного масла, и запах крови. Он не сразу увидел.
Сначала только темнеющее пятно у стены. Затем неровная тень, с разломом посередине. А только потом само тело. Полусидя, прислонённое к силовому шкафу, в том самом положении, в котором, возможно, и умер. Солдат. Из групп охранения. Наверное один из тех, кого они видели.
Теперь же он был мертв.
Шлем слетел набок, и валялся под рукой. Бледная кожа, местами с липкой чёрной коркой. Глаза были закрыты, а рот приоткрыт. Кажется, что он хотел сказать что-то в последние секунды.
— Прости... — выдохнул Евгений, присев рядом. — И спасибо, что ты дошёл до сюда.
Он быстро осмотрел тело. Повреждения были чисто механические. Скорее всего, он умер от потери крови. Если судить по пятнам рядом.
Рядом валялась часть его вещей. Видно, что разгрузку он сам пытался снять, но руки уже его не слушались.
Евгений снял автомат, тот был с небольшим надломом у приклада, но в остальном цел. Отщёлкнул магазин, проверил боезапас, около половины ещё было. Да и на самой разгрузке виднелась пара магазинов, где ещё могли быть патроны. Оружие старого поколения, но надёжное. Классический АК.
Пистолет, в кобуре на поясе, выглядел целым. Проверил затвор, всё привычно. Надёжно. Как кирпич.
Нож был в ножнах на поясе. Боевой, тяжёлый, с зазубринами. Судя по виду, им явно хозяин работал, и не единожды.
Разгрузка ещё порадовала наличием аптечки, и пачкой сухпайка. А в последнем кармане виднелась стопка фотографий.
Евгений на секунду замер. Пальцы коснулись бумаги. Он посмотрел на изображение, там была женщина и двое детей. Кто-то из них рисовал фломастером на снимке. Он аккуратно вернул фотографии обратно, и застегнул застежку.
— У тебя была семья. У меня тоже. И я их не могу подвести. — тихо проговорил он, застёгивая на себе ремни разгрузки.
— Покойся с миром. — и вышел в коридор, прикрывая за собой дверь.
Коридоры встретили его иначе, нежели прежде. Тьма словно приглядывалась с опаской. Евгений шел быстро, не по безрассудству, а потому что знал, слишком долго он ходил на разведку. А там его семья.
Свет от фонаря выхватывал знакомые участки стены. Поворот. Скользкий поручень. Всё казалось одинаковым, но именно это и напрягало в этих помещениях. Жуткое чувство, что стены могли сдвинуться, и ты даже не поймешь, в чем ошибка.
За очередным поворотом показался силуэт Артема. Сын стоял у стены, ожидая отца, или просто охраняя покой матери и сестры. Лицо у него был бледное, но взгляд острым.
— Всё в порядке. — коротко сказал он, подавая знак сыну. — Свои.
Вернувшись в их временное укрытие, Евгений услышал, как облегчённо выдохнула жена. Алиса приподнялась с пола, подталкивая к отцу его часть пайка.
— Живой и здоровый. — бросил он просто.
— Жень… ты… — начала Вероника, но он поднял ладонь.
— Там один из солдат. Погибший. Нашёл у него оружие. Нам повезло.
Он вынул пистолет, затолкал его в кобуру на боку. Автомат снял с предохранителя и протянул сыну.
— Артём. Знаешь как обращаться? — голос был твёрдым. — Шесть патронов в магазине. И две обоймы. Стреляй аккуратно, по стенам не шмалять.
Сын взял оружие осторожно, как будто в его руках оказалась не боевая машина, а хрупкая реликвия.
— Ты уверен? — хрипло спросил он, поднимая взгляд.
— Уверен. Ты же уже не ребёнок. — Евгений коротко кивнул. — А у меня есть пистолет. Да и нож теперь, вполне себе хороший. — он похлопал рукоять, выступающую из ножен.
— Нам пора двигаться дальше. — проговорила Вероника, собравшись с силами. — Я… я готова. Пойдём. Пока ещё можем.
— Правильно. — сказал Евгений, затягивая ремни на груди. — Долго тут задерживаться нельзя.
Он рассказал семье расклад по ближайшим коридорам, и отметил предполагаемое место перехода к следующей станции.
— Туда и пойдём. Возможно, в ближайшее время выйдем туда. Там могут быть люди.
Артём проверил предохранитель, кивнул. Алиса забросила на плечо рюкзак, хрупкие руки сжались на лямках. Вероника встала, не опираясь. Евгений последним осмотрел помещение.
— Готовы?
— Да. — ответили они почти хором.
— Тогда двигаем. Медленно. Внимательно.
Он первым вышел в темноту коридора. А за ним вся семья, сжавшаяся в единое звено. И шаги их были тихими.
***
— Здравия желаю, товарищ капитан. — голос бойца эхом разлетелся под сводами ангара, когда Никаноров вошёл в полутёмное помещение.
Стальной каркас ангара скрипел от вибраций работающих генераторов и проезжающих автомобилей. Где-то глухо стучали ящики, падающие на пол. Что-то вдалеке разгружали. Вдоль стены стояли разные бронемашины в два ряда, каждая уже со следами боев: местами обгоревшая броня, запекшаяся пыль, и лопнувшие шины.
— День добрый. — коротко кивнул капитан, не теряя ходу. — Машины с трёхсотой по триста десятую в порядке?
— Так точно! — отрапортовал солдат, по возрасту ближе к сорока, с мятой фуражкой и засаленным воротом. Он машинально поправил ремень и повернулся в сторону машин. — Но... тут такое дело, товарищ капитан... — боец почесал затылок, сплюнул в пыль и явно подбирал слова. — Боезапас только на три единицы по максимуму. Или делим по чуть-чуть... сами понимаете.
Никаноров скривился, будто проглотил несвежий рис из сухпая.
— Понимаю. — его голос не стал громче, но от этого звучал только жёстче. Он прищурился, оглядывая машины, и прикидывая, какие из них ещё способны выдержать ад поверхности. — Тогда делаем так: вот эти пять. — он показал пальцами, не терпящими возражений. — грузим по возможному максимуму. Через одну делаем рассадку. А вот в пустые рассаживаем людей и часть боезапаса для солдат.
— Есть, сделаем! — кивнул тот, и сразу метнулся к другим бойцам. Гулкий голос команд заполнил ангар, двигатели нескольких БТРов начали слегка покашливать при запуске.
Воздух здесь был насыщен гарью, маслом и запахом соляры. В каждом углу, в каждой щели, в каждой погнутой плите пола чувствовалась какая-то усталость. Этот ангар раньше, возможно, был технической базой для резервных машин, и тех автомобилей, которые обслуживали тоннели метро. Теперь он был и ремонтным блоком, и парковкой, и иногда даже местом для хранения части припасов.
Никаноров задержал взгляд на одной из машин. На броне темнело пятно засохшей крови. Кто-то не вернулся, и это уже никого не удивляло. В этих условиях каждый рейд мог стать последним.
Он обернулся к своему сопровождающему.
— Вызови кого-нибудь из обеспечения. Быстро. И там тоже, кого-то порасторопнее.
Боец коротко кивнул и исчез за дальним проходом, ведущим к складским помещениям. Никаноров провёл рукой по затылку, вздохнул сквозь зубы и снова бросил взгляд на технику.
Со стороны дальних помещений, находившихся в дальнем крыле этой зоны, мигал светильник. Там, среди штабелей ящиков и коробок с едва читаемыми маркировками, за столом сидел младший сержант в разгрузке без погон, дежурный по снабжению, к которому подбежал его боец. Спустя пару секунд, они бегом возвращались к капитану.
Когда они только приблизились, без лишних церемоний, Никаноров бросил. — Начинаем погрузку. Мне нужно четыре комплекта палаток, одна из которых обязательно должна быть медицинской. Обязательно тёплые спальники, аптечки. Всё по полной программе, в соответствии с боевым распорядком. Рационы минимум на неделю для трёх сотен человек. И ещё модули обогрева, если остались.
Сержант недовольно глянул в сторону капитана. — Товарищ капитан, с палатками напряг. Дали бы хотя бы две, на остальных скомпонуем спальники. Модули обогрева… так это вообще спецфонд. Мне потом голову за них открутят.
Никаноров подошёл ближе, почти вплотную. Голос не повышал, но в нём появилось то, что заставляло и более старших офицеров давать заднюю.
— Если выживем, то я за тебя лично объяснюсь. А если не выживем, то тем более никто головы откручивать не будет. Он сделал паузу. — Давай без бюрократии, сержант. Мы не экскурсию в лес собираем, понял?
— Понял. — выдохнул тот, резко крутанувшись к шкафу с ключами. — Ещё что?
— Боекомплекты под 5.45, на то же количество людей. Всё грузить в ящики. Запасные магазины и гранаты. Тяжелое оружие тоже берем, десяток гранатометов, с запасом гранат. Проверь лично, чтоб без сюрпризов. Медикаментов минимум три ящика. Включая плазму, гемостатик, антишок.
Сержант скрипнул зубами. Его сейчас раздевали прямо до гола, от чего его хомячья натура всячески сопротивлялась.
— С плазмой напряжёнка…
— Выдавливай. — Никаноров взглянул прямо. — Или я вызову старшего офицера по складу, и мы всё организуем по-другому. Выдавлю и его и твою. Вам это не понравится.
Пауза затянулась, но в конце концов сержант махнул рукой.
— Ладно. Получите всё. Только, товарищ капитан, по бумагам все подписи прямо сейчас. А то из-за всяких умников, у меня уже три наряда вне очереди висят из-за таких выездов.
— Смотри, чтоб четвёртый не появился. — бросил Никаноров на прощание. — Через десять минут хочу видеть погрузку у броневиков и грузовых машин.
Он развернулся и ушёл, тяжело ступая по бетонному полу, оставляя за собой ощущение сжатой пружины.
В ангаре уже вовсю началась загрузка. Бойцы переговаривались коротко, отрывисто. Пыль под ногами поднималась мелкой бурей, воздух пах металлом, потом и тревогой. Подготовка к выходу шла в полную силу.
В соседнем помещении, рядом с ангаром, построились три сотни человек. Подразделение выглядело слишком разношерстно. Две трети чистые новички. Лица уставшие, в глазах струится беспокойство с нотками страха. Кто-то держал шлем под мышкой, а кто-то поправлял разгрузку, привыкая к весу полной амуниции.
Капитан Никаноров вышел к ним шагом, неторопливо, но без лишнего простоя. За ним стояла троица командиров взводов и пара связистов.
— Бойцы. — начал он резко, без предисловий, — у нас есть боевая задача. Простая, как кирпич, но очень необходимая для мирных людей.
Он провёл взглядом по шеренгам. Идиотов, на первый взгляд, не обнаружил. Все внимали.
— В секторе D-3 сохранился один из самых крупных торговых центров нашего города. Нам нужно подготовить плацдарм для вывоза ценностей. Но, надо учитывать. Рядом много монстров. Вероятно, есть “Альфы”, и не одна.
— А значит — он сделал шаг вперёд. — Работаем на пределе внимания и осторожности. Будем стараться закрепиться без сражений.
— Так точно! — гулко ответила одна сотня глоток металлическим голосом. Остальные две едва-едва дотягивали.
— По подразделениям: Первая сотня, на вас основная нагрузка по зачистке и охвату территорий. Вторая – удержание периметра и эвакуация к штабу. Третья – в резерве. Будете привлекаться по необходимости. Боеприпасы экономим, но не жмём. Время выхода – сорок минут. Командирам сдать списки подразделений. Включая раненых, вооружения штата и дополнительной нагрузки. У вас пятнадцать минут.
Он на секунду замолчал. Сквозняк прошёлся по строю. Где-то вдалеке захрустела несмазанная дверь. Развернувшись, он махнул рукой.
— По машинам! Начинайте погрузку.
И строй начал двигаться. Один за другим они садились в машины. Без криков, без суеты. Каждый на своём месте. Каждый с оружием, с задачей, с мыслью о тех, кто, возможно, ещё жив.
Никаноров стоял у одного БТРа и смотрел, как закрываются люки. Ему не нужно было говорить напутствий. Всё уже было сказано.