Земля: Начало

Глава 23

Всё, что только что вывалили на меня майор и человек в белом халате, по имени Лаврентий Павлович, укладывалось в голове с трудом. Будто кто-то попытался вложить в старую флешку всю Московскую библиотеку. Слишком много терминов, несостыковок и… вопросов. И главное — ощущение, что у меня нет иного пути, кроме как сыграть по их правилам. Диалог выглядел вежливым, но вся конструкция беседы имела один подтекст: выбора, Алекс, у тебя нет.

— Итак, Александр, вы готовы подписать бумаги и поработать с нами? — спросил Лаврентий Павлович, чуть склонив голову набок, как будто изучал не человека, а природное явление. Его белоснежный халат был выглажен до безукоризненности, а седина на голове сверкнула при повороте, как серебро под солнечным светом.

— Полагаю, выбора у меня всё равно нет. — отозвался я, стараясь держать голос в нейтральных тонах. — Но всё же хочу знать: что именно вы собираетесь от меня получить? До того как я приму окончательное решение. Это ведь допустимо, верно?

— Разумеется. — почти с весёлой лёгкостью ответил учёный, словно речь шла о чайной беседе, а не о чём-то, что пахло интригами, подписями кровью и тайной на уровне государства. — Майор, пожалуйста.

Марков, не произнеся ни слова, опустил руку в дипломат, который был у него в руках, и достал несколько листов, скреплённых клипом. Бумага была плотной, слегка шершавой на ощупь, как настоящая, старая офисная бумага, а не глянцевые современные распечатки. Сканируя глазами текст, я быстро понял — это соглашение о неразглашении. Классический формат. Без конкретики, без намёков на будущую работу и то что будет дальше. Пока.

Я подписал, смысла тянуть никакого нет. Сухо. Без пафоса. И протянул листы обратно.

Майор молча взял бумаги и убрал в дипломат, а затем замер словно манекен в витрине. Ни взгляда, ни движения. Только лёгкий скрежет, когда застёжка защёлкнулась.

— Теперь, когда формальности позади. — сказал Лаврентий Павлович и, будто по сигналу, развернулся на каблуках. — позвольте показать вам нечто действительно интересное. Пройдёмте.

Он подошёл к одной из глухих стен около экранов, и та, едва слышно щёлкнув, начала отъезжать в сторону, открывая проём, ведущий в соседний зал. За этим металлическим зевом скрывалась иная реальность.

Я вошёл следом. И мгновенно почувствовал, как воздух стал плотнее, суше, чище. Здесь царила не просто стерильность — почти агрессивная чистота, которая казалась чужеродной, неестественной. Комната напоминала анатомический театр, но в стиле футуризма. Белые глянцевые стены, пересечённые вшитыми в панели световыми линиями, создавали ощущение, будто ты находишься внутри не здания, а огромного медицинского устройства.

По периметру зала расположены сложные приборы: голографические панели, матовые дисплеи, консоли, обвитые жгутами кабелей. Они шипели, пульсировали, мигали разноцветными огоньками, будто были не машинами, а организмами, готовыми к операции.

И в самом центре — капсула. Овальная, почти как кокон из фантастических хроник, она казалась живой. Её полупрозрачная поверхность переливалась мягким серебристым светом, будто ртуть, пойманная в момент дыхания.

Первой мыслью, мелькнувшей в голове, была неожиданно бытовая: "Чёрт, не отказался бы сейчас от горячей ванны." Но в этом странном устройстве явно не шла речь о комфорте.

Капсула была наполнена жидкостью — густой, с лёгким синим свечением, больше напоминающей амниотическую среду, чем воду. Внутри угадывались платформы и механизмы фиксации тела. Их было слишком много, как и тонких удерживающих рам, созданных не просто для поддержки, а для изоляции. Пучки кабелей сплетались в подобие корней, тянущихся от устройства к консольным стойкам по периметру зала. Всё пространство вибрировало от её присутствия, капсула дышала, жила собственной, отстранённой жизнью.

— Александр, подозреваю, у вас стало ещё больше вопросов, чем было до этого. — негромко произнёс Лаврентий Павлович. В его голосе не чувствовалось вопроса — это была просто констатация факта. Он не оборачивался. Он знал: я слушаю.

— То, что вы видите перед собой. — он подошёл ближе к капсуле и скользнул по её поверхности ладонью, словно гладил зверя. — это технология, полученная от наших… гостей. Для них, по сути, мусор. Примитивная, устаревшая машина. Но для нас… это технологический прорыв.

Он помолчал, как будто дав мне время переварить сказанное, затем повернулся, легко поправил безупречно белый халат и, сверкая острыми глазами, продолжил свой обход вокруг устройства.

— Уверен, вы неплохо разбираетесь в современных технологиях. Это сразу стало ясно, когда вы… выпотрошили данные дата-центра "Око". Очень элегантно, кстати. Не без изящества.

Внезапно он резко вскинул руку вверх, указательный палец уставился в потолок, будто собирался призвать молнию научного откровения.

— Именно поэтому вы нам интересны, Александр. — его голос стал более собранным, обволакивающим, — Как вы, наверное, знаете, уже почти год официально ведутся разработки в области квантовых вычислений. Выращивание квантовых процессоров для коммерческого использования идет полным ходом.

Он сделал паузу. Улыбнулся как профессор, ловящий студента на неудачном ответе.

— Но вы ведь не идиот, верно?

— Ну, нет… — я немного мотнул головой, чувствуя, как между нами завязывается странная, почти театральная игра. — Не идиот.

— Отлично. — довольно кивнул он, и его голос снова стал похож на аудиогид в палеонтологическом музее. — Для обывателей квантовые компьютеры — это всё ещё что-то из будущего. Прототипы. Тестовые стенды. Заголовки в научных журналах. — он подчеркнул каждое слово, как будто рисовал ими формулу. — Но реальность, как вы понимаете, куда прозаичнее. Большинство крупных держав уже давно используют их. Для чего? Для работы с передовыми направлениями науки, медицины, неизвестным… И, конечно… чтобы более эффективно уничтожать себе подобных.

Он хмыкнул. Почти добродушно.

Щёлкнули переключатели, и ближайший терминал сменил изображение. На экране вспыхнули строки — параметры капсулы. Плотность среды. Вычислительная мощность. Пропускная способность. И ещё множество данных и показателей, о значениях которых я мог только догадываться.

— Это… — я сглотнул. — Это ведь не просто капсула-компьютер? Это некая симбиотическая платформа. Вроде интерфейса прямого внедрения, но… она адаптируется под носителя? Что-то вроде фантастических нейроинтерфейсов?

— Прекрасно подмечено, — Лаврентий Павлович одобрительно поднял брови. — Устройство отлично дополняет работу оператора. А самое главное, что оно помогает “проникнуть” внутрь сети. Где вы сможете напрямую манипулировать и работать с виртуальной реальностью. — тут он несколько замешкался, и слегка покашливая продолжил. — Мы называем это виртуальной реальностью, но всё намного глубже. И, честно говоря, мы не до конца понимаем куда попадаем.

Ученый шумно выдохнул, будто к чему-то готовясь, его плечи осунулись, и он медленно повернулся ко мне.

— Есть одна… особенность. — голос Лаврентия Павловича прозвучал тише, почти с оттенком внутренней печали. — Аппарат не со всеми вступает в контакт. Некоторых он просто… отвергает.

Он медленно покачал головой, словно прогоняя из памяти что-то тяжёлое, личное. Взгляд его потускнел, а губы сжались в тонкую линию.

— Но так было не всегда. — продолжил он, отрываясь от созерцания капсулы. — Вы, возможно, помните из нашего прошлого разговора: первый контакт с представителем внеземной расы — тем самым послом, шёл вполне стабильно. До тех пор, пока он внезапно не перестал выходить на связь. А затем пришёл новый. И вот с его появлением всё… изменилось.

Он неторопливо подошёл к ряду терминалов у правого крыла зала. Лёгким движением руки активировал голографическую панель и перед нами, как по команде, ожили экраны. Поток изображений понёсся перед глазами: краткие сводки, списки пропавших без вести, кадры из досье и, наконец, снимки… куда более мрачные.

Тела. Разорванные, обезображенные, словно не просто убитые, а разобранные по частям и собранные обратно во что-то более ужасное. Без логики. Без смысла.

Меня подташнивало. В горле застрял вязкий ком, словно тело на инстинктивном уровне пыталось вытолкнуть эти образы наружу. Давление в висках нарастало, как будто комната становилась теснее.

— Простите, Александр. — голос учёного был сух, но не без участия. — Картина неприятная. Но я обязан был вам это показать. Вам нужно было это увидеть, чтобы понимать всю серьезность ситуации.

Он вновь провёл рукой по панели и изображения исчезли. Пространство снова наполнилось ровным гудением машин, словно и не было этих жутких кадров.

— Конечно, можно было бы списать всё на маньяков, террористов или неудачные эксперименты. Совпадения. Но, увы… Все исчезнувшие люди были связаны с программами, касающимися внеземного происхождения. — он сделал паузу, выразительно глядя мне в глаза. — И ещё один факт. Следов не остаётся. Ни цифровых, ни физических. Даже наше самое чувствительное оборудование бессильно. А это уже говорит о том, что дело не в людях. Дело в них. В гостях из других миров.

Он подошёл ближе, опёрся на корпус капсулы, как на что-то давно знакомое и почти родное. Скрестил руки на груди, заговорил тоном доверия.

— Теперь к тому, чем именно вы можете нам помочь.

Несколько секунд он просто смотрел мне в глаза. Ни угроз, ни принуждения — только ожидание и холодная аналитика.

— Когда-то, при одном из контактов, наша капсула установила связь с неким внешним источником. Не земного происхождения. Аппарат, дрейфующий на орбите, стабильно сохраняет позицию над столицей нашей родины. Всегда. Независимо от траектории планеты и её движения. Это отследить мы смогли вполне успешно. Устройство не реагирует на попытки установить с ним связь, за исключением лишь контактов с капсулой.

Он посмотрел в потолок, словно через бетон и металл пытался заглянуть в чёрное бездонное небо.

— С того самого момента и начались проблемы. Капсула стала… избирательной. Мы не можем выявить алгоритм, по которому она допускает кого-то к взаимодействию. Случайность? Биосовместимость? Психотип? Или… нечто иное?

Учёный сделал жест Маркову, что-то коротко шепнул. Тот, кивнув, и тихо удалился из зала слегка кивнув мне. Лаврентий Павлович между тем подошёл к одной из боковых стен. Из гладкой панели выехал овальный, почти органически гладкий стул. Он беззаботно опустился в него, будто обретая давно знакомое кресло.

— Мы наблюдали интересную закономерность: каждый раз, когда между капсулой и орбитальным объектом происходит обмен данными — мы фиксируем новый тип сигнала. Впервые он показался бессмысленным… шум, пустые строки, испорченный код. Но потом…

Он щёлкнул пальцами, и на одном из экранов замелькали схемы, графики, кластеры данных, выстроенных в странные, почти художественные структуры.

— Мы покопались в старых архивах, и нашли информацию, что встречали подобное. Десятилетия назад. Во времена первых космических прорывов. Только теперь они… другие. Структурированы. Имеют какую-то свою логику, но расшифровать её мы не в силах. Некоторые наши предположения сводятся к тому, что это похоже на мыслительный процесс. Но звучит натянуто, согласитесь.

Он откинулся в кресле, сцепив пальцы.

— Александр, мы уверены, что в этих данных если и нет ответа, то есть подсказка к нему. Расшифровав их, мы поймём, что именно попало к нам на Землю. Или кто. И главное зачем. Вы нам нужны сейчас как очень одаренный программист, который, возможно, сможет получить доступ к системе. Поверьте, вы не единственный и не избранный, чтобы вы себе там не воображали. Слегка почесав подбородок, ученый продолжил.

— Мы хотели привлечь Сергея к работе, но это не вышло по понятным причинам. Кстати, его уже доставили сюда. Как жест открытости с нашей стороны, не хотите пойти и пообщаться со своим другом?

Пауза. Тишина. Свет капсулы мерцал как пульс.

— А теперь. — сказал он тихо. — Выбор за вами.

Мы двигались по боковому коридору комплекса — уже не тому, где пахло кофе и озоном из воздухоочистителей. Здесь всё становилось другим.

Свет уходил в тень: тёплые оттенки ламп плавно сменялись на стерильный сине-серый, словно кто-то незаметно выкрутил температурный фильтр нашей реальности. Стены, прежде гладкие и отделанные материалом, напоминающим полированный карбон, постепенно приобретали рельеф — как будто мы спускались в утробу неведомого зверя.

Металл вытеснял пластик. Двери больше не были мягкими и гладкими, теперь это были массивные створки, снабжённые бойницами и блокировками. Всё окружение кричало о своей сущности. Это зона изоляции.

Встретившийся нам поток людей тоже изменился. Белые халаты исчезли. Их заменили черные бронежилеты, повседневная форма, автоматы и пистолеты на быстросъёмных креплениях. Все они выглядели… настороженно, готовые бросится на опасность в любой момент.

— Правильно понимаю, Сергея вы держите здесь? Он заключенный? — спросил я наконец. Вопрос звучал почти риторически, если учитывать, что по сути мы спустились в закрытую тюрьму, окружённую людьми с оружием.

Марков, как и всегда, отреагировал без лишнего драматизма.

— Не совсем так. — он не обернулся, продолжая идти вперёд с отточенной военной выправкой. — Сергей сейчас… враг сам себе. И не только себе. Вы всё поймёте, когда увидите его.

Сомнение кольнуло в груди. Каждый наш диалог с майором вызывал усталость и некоторый страх. Потому что от Маркова всегда веяло тем спокойствием, что обычно носит человек, готовый к непоправимому. Как врач, уже принявший исход операции, но всё равно её продолжающий.

На очередном посту нас встретил молодой офицер. Лейтенант — это видно было сразу по его погонам. Лицо знакомое, очень похож на того, кто вез нас сюда за рулем авто.

— Здравия желаю, товарищ майор! — бодро щёлкнул он каблуками, вскинув руку в приветствии.

— Лейтенант, объект внутри? Есть изменения? — сухо отозвался Марков, отступив чуть в сторону, чтобы мы все могли видеть друг друга.

— Так точно. Объект на месте, устойчив. После введения двойной дозы НС-398 — состояние стабилизировалось.

Слова он произнёс чётко, но движение шеи выдало волнение: он нервно дёрнул головой, словно хотел что-то добавить, но не решался.

Марков, не теряя маски, чуть склонил голову.

— Гена, говори прямо. Здесь не строевой плац, а я не пришел тебя уговаривать. Если есть сомнения — выкладывай.

— Товарищ майор… — лейтенант сглотнул, опустив глаза. — Медики говорят, препарат может потерять эффективность. В ближайшее время. Каждый следующий срыв… опасен. Ответственный врач сказал, что у них просто может не быть времени разработать альтернативу. Просят либо дать ресурсы на разработку новых препаратов, либо они ничего не смогут сделать.

На пару секунд в воздухе повисла тишина, напряжённая как струна.

— Принято. Свободен. Подготовь третью допросную, Александр будет с ним говорить. И да, сообщи им что будут ресурсы. — Марков отдал распоряжение быстро, почти машинально, и снова повернулся ко мне.

— Всё не так просто, как хотелось бы. — голос стал чуть тише, выдавая вселенскую усталость. — Внутри, вы сможете поговорить с Сергеем один на один. Мы, естественно, будем рядом. На случай… эксцессов.

Он сделал паузу, давая понять, что "эксцессы" могут быть не просто эмоциональными.

— В общем вы и сами всё слышали: мы не знаем, что с ним. Ни природы его состояния. Ни причины изменений. Проведенные исследования на самом современном оборудовании тоже ничего не дали. Физически — всё в порядке. А если препарат перестанет работать окончательно, думаю, что случится что-то непоправимое.

— А что делает этот препарат? Как его там… НС — 398? — не смог удержаться я от вопроса, уверен, что он мне не расскажет правды. Но намек о том, чем пичкают моего друга — я смогу получить.

Марков совсем не удивился вопросу, даже казалось, что ждал его, и гораздо раньше, чем он был озвучен.

— Всё очень просто, НС — это нервный стабилизатор. Воздействует на когнитивное и психологическое самочувствие, очень сильный препарат. Обычно его используют в виде транквилизатора. Но как понимаете, на Сергея он действует лишь в виде успокоительного. От этого наши врачи испытывают неподдельное недоумение, а некоторые… — осекся он на секунду, и сразу спохватился. — Впрочем не важно.

Он замолчал. Спереди, через пару проходов от нас, открылись массивные створки. Свет изнутри комнаты был едва заметен — ровный, искусственный, без единого отблеска живого тепла.

Марков посмотрел на меня безразлично, и пригласил пройти с ним. Как я понимал — в третью допросную.

— Пойдём? Сергея сейчас тоже приведут.

Внутри было прохладно. Не то чтобы комфортно — скорее, как в серверной: прохлада стерильная, техническая, чужая. Воздух словно не касался кожи, а скользил по ней, оставляя ощущение пустоты.

Стены — тёмные, глухие, поглощали свет. А он здесь был неприятный, выжженный, из потолочных панелей, отбрасывающий резкие блики на отполированный металлический стол. Даже звук шагов, когда я вошёл, отскакивал от стен с неохотой, будто место было намеренно выстроено так, чтобы ломать тех, кто в него попадал.

Я отодвинул стул. Скрежет металла по полу как выстрел. Сел. Вдохнул полной грудью и попытался успокоить мечущуюся мысли.

Позади остался майор. Молчаливый, тяжёлый, как и тень, которую он отбрасывал. Стоял у двери, будто не человек, а элемент интерьера. И хоть он обещал не вмешиваться, но в его взгляде можно было прочитать иное.

Прошло несколько минут. Сначала тишина. Потом шаги. Несколько глухих, вразнобой. Тени легли по полу. Большие фигуры, вероятно охранников. И третий.

Его ввели. Сергей.

Человек, который был мне названым братом, спутником, компаньоном, другом… казался исчезающим призраком себя прошлого.

Он двигался неестественно медленно, словно всё его тело состояло из ржавых шарниров. Щёки впали, скулы проступили, как камень под тонкой кожей. Губы потрескались. Волосы спутались и легли жирными прядями на лоб. Он не смотрел ни на меня, ни на майора. Только вперёд, в какую-то точку, которую видел только он один.

Его посадили напротив. Руки в наручниках, закованные до крови. Я непроизвольно дёрнулся, хотел протянуть руку, сказать что-то простое, человеческое. Но тут же отдёрнул. Не самая подходящая ситуация. Как и все обстоятельства встречи.

Он молчал.

— Серёжа… — я выдохнул. Слова прозвучали глухо, как будто сам воздух не хотел их передавать. — Это я. Саша.

Молчание. Длинное. Густое. Волнительное.

И потом еле заметное движение. Его плечи чуть дрогнули. Он медленно поднял голову.

И в этом взгляде я совсем не узнавал человека, которого знал раньше.

Лицо выжженное. Не физически, нет. Душевно. Потрескавшееся. В уголках губ кровь, запёкшаяся, как печать молчания. Ссадины на скулах. Под глазами синяки, будто от бессонницы и ударов одновременно. И взгляд… мутный, но полный боли, из которой выстроена тюрьма.

— Сашка… — прошептал он. Голос был сорван, как после долгого крика, как будто он разговаривал с кем-то, кто не слышал его совсем. — Я им всё рассказал… Прости…

Он опустил голову, как будто ждал удара. Или, наоборот, прощения, которое не рассчитывал получить.

— Неважно. — тихо сказал я. — Главное, что ты жив. Всё остальное можно исправить. Главное, что ты здесь. Мы ещё можем всё объяснить. Они хотят сотрудничества…

Тишина. Только редкий щелчок лампы над нами да слабое шуршание вентиляции.

— Значит… это был ты, — хрипло прорезал он. Не подняв взгляда. Но в его голосе… в голосе звенела сталь. Горькая, ржавая.

— Что?

Он медленно вскинул голову — и я инстинктивно отпрянул. Там, где когда-то был Сергей, сейчас жило нечто другое. Осколки — разбитые, перекошенные. В его взгляде острое обвинение, страх, и… безумие.

— Это ты сдал нас. Ты… ты подвёл. Меня. Риту. Компанию. — он говорил тихо, но каждое слово было словно наждаком по горлу. — Я ждал тебя. Я верил. Мы договорились встретиться. Думал придешь… разберемся… А ты…

Он замер на секунду. Потом резко дёрнул запястьями и звякнули наручники, оставляя на запястьях свежие потёки крови. Его повествование словно теряло часть смысла, я одновременно понимал её, но сама суть непрерывно ускользала.

— Серёжа, нет! Я никого не сдавал! Я вообще не понимаю, о какой встречи речь? — инстинктивно двинулся вперёд, но стул скрипнул, и я застыл. — Я ничего не знал! Меня втянули. Через тебя. Через… Позавчера, когда проснулся…

— Молчиии! — рвано, срываясь, закричал он. Губы вспенились, в уголках рта собралась белая пена. Глаза стали стеклянными. — Я звонил тебе… ты не пришёл. Ты назначил встречу, а потом они пришли за мной! — голос его рвался, хрипел, исчезал и вновь всплывал, как будто говорил за него кто-то другой. А не мой друг.

Пальцы с силой вцепились в край стола, ногти заскрипели по металлу как когти. Он закачался вперёд-назад.

— Из-за тебя! — выкрикнул он. — Из-за тебя я… я слышал, как они говорят через стены… слышал, как ты смеёшься с ними, когда они… Мои кости… моё тело… у меня не было выбора… Рита… Я СЛЫШАЛ, САША!

В коридоре послышался резкий крик Маркова. Потом гул топающих сапог.

Сергей не замечал.

Он метался. Дёргался. Кричал, что-то рыча и срываясь на нечленораздельные звуки. Его голос — изломанный, как магнитофон с порванной плёнкой. Наручники дрожали на кольцах, кровь хлестала из запястий, как будто он хотел выдрать из себя этот адский проигрыватель.

Дверь распахнулась, вбежала четверка охранников и медики. Один из них со шприцем в руке. Другой — с подобием смирительной рубашки.

— Не трогайте его! — я вскочил, не помня, как. — Он не опасен! Он…

Но он уже кричал снова. Громко, надрывно.

— ПРЕДАТЕЛЬ! НЕНАВИЖУ! — он захохотал. Безумно. Как сломанный клоун в клетке. — Я же обещал… я ВСЁ сделал! А вы?! Ты?! АХАХАХАХ! — смех срывался и превращался в хрип. — Убью… убью тебя. Всех. Всех… перегрызу горло, я слышу вас… слышу!

Охрана навалилась. Руки держали, он рвался, выгибался. Словно в него заложили силу нескольких волов. Шприц с хлюпом воткнулся в шею. Второй. Третий.

— НЕТ! — я кинулся за ними, пока его тащили по коридору. Голос Сергея — превращённый в крик, напоминал орущего зверя. — Я НЕ ВЕРЮ! САША! Я НЕ ВЕРЮ! СПАСИТЕ!

И глухой удар.

Я вырвался в коридор. Марков торопливо шёл рядом. Но он даже не пытался меня остановить.

И тогда нашему взору предстала картина.

Сергей. Весь в крови. Он вырвался на миг из крепкой хватки охраны, и начал с силой биться лбом о металлическую стену. Раз. Два. Три. Отлетающая кровь, треск костей, капли на полу.

Их снова навалилось трое. Сломали. Вкололи. Скрутили.

Он больше не кричал.

Просто тихо содрогался всем телом.

— Видите, Александр? — Марков стоял рядом. Спокойный. Каменный. Безразличный. — Вот о чём я вас предупреждал. И я заверяю вас, мы не имеем к этому никакого отношения. Иначе, мы бы и противодействие нашли. Но всё что мы можем, это на время ослаблять его приступы.

Я не ответил. Я не мог. Во мне всё оборвалось. Что это было? Кто с ним говорил? С кем говорил он?

Почему он думает, что я предал?

Почему я начинаю сомневаться в собственной памяти?