Завтрашний Ветер. Луна-и-Звезда [СИ]

Назвался Нереварином — полезай. Уршилаку, Когорун

— И как, по-твоему, мы заставим корпрусную тварь расплакаться?

Лин с Эдвиной переглянулись и расхохотались.

— Это плесень… — сообщила магичка, вытирая набежавшую от смеха слезу. — Редкий алхимический ингредиент.

— И ценный, — тряхнул хвостом волос Тьермэйлин. — Не знаю уж, почему она растет там, где водятся корпрусники. Придем вот и спросим.

— Вечно шуточки ваши! — натопырил губы Зайчик. Пикстар сочувственно похлопала его по пухлому предплечью. Актриса вообще вела себя на удивление мирно: внимательно слушала и больше не вещала о своем нереваринстве, что Аррайду непременно насторожило бы, если бы так не клонило в сон.

Они рано разошлись по шатрам. Внутри пахло дымом и сухими травами. И сквозь дремоту позванивали за стенкой костяные колокольчики, отгоняющие зло.

Ночь к утру сделалась вовсе знобкой, огонь погас, и Аррайда до носа зарылась в шкуры, спала глубоко и безмятежно, пока ее грубо и резко не потрясли за плечо.

— Вставай! Вставай!

— Что-о еще… — сонно пробормотала она.

— Звездочка сбежала.

— На краденом гуаре.

— В Когорун. И Зайчик с нею.

— Боги! Вы это серьезно?

— Да куда уж серьезнее, — прижал уши к голове Черрим.

Аррайда сбросила одеяла и стала одеваться, влезая в опостылевший, хотя и удобный доспех. Вроде в нем наемница должна была согреться, но ее продолжало трясти.

По ходу дела ей поведали подробности случившегося. Эдвина раздала каждому по сухой лепешке и кубку горячего травяного взвара.

— Мы успеем нагнать этих двоих, если поторопимся, — утешал подругу Тьермэйлин, — и двинемся по прямой. Вождь обещал нам проводника.

— Он…

— Бесится, — Черрим хмыкнул. — Но держит лицо. А вот от старой карги… пророчицы мы наслушались. Самое малое — как опасно связываться с дураками.

— Придержи язык, — буркнула Эдвина.

Снаружи едва рассвело. Небо в дымке, серое и розовое, и земля в тумане, ознобном холоде, прихваченная инеем. Аррайда поправила шлем, радуясь, что он держит холод снаружи. Страшновато было за кончик носа — а ну как отмерзнет?

— Мы втроем ночевали, — на ходу жаловался Лин. — Когда меня Черрим растолкал, его уже не было. Сумки и лука тоже.

— А вот записка была. Что он не может иначе. И чтобы не винили и не искали, потому что его сердце и его душа принадлежат ей одной, — яростно фыркнул хаджит. — Ушастый дурень! Я же слышал сквозь сон, как он возится. Но решил, он по малой нужде пошел!

У восточных ворот были привязаны к перекладине четыре оседланных гуара, полностью готовых к дороге. На пятом возвышался ашхан племени Сул-Матуул в своем пероподобном доспехе, на шлем с личиной был наброшен капюшон дорожного плаща. Рядом яростно била пяткой в землю Нибани Меса. Тряслась бахрома на одежде. Звенели серьги и цепочки. Щеки темнели сердитым румянцем. Похоже, вождь с шаманкой к приходу гостей успели обменяться всеми гадостями и колкостями, какими только возможно, и ничуть друг друга не убедили.

— Я еду с вами, — бросил данмер с седла. Меса обожгла всех алым взглядом и развернулась спиной. Хаджит, приладив сумки, подсадил магичку на гуара. Лин придержал для Аррайды второго. Вот и мужчины в седле.

— Тронулись!

Глухо загудел кожаный барабанчик, задавая шаг.

Собственно, дороги, как таковой, не было. Тянулась во все стороны холмистая голая степь. Гуарьи лапы туго ударялись в замезшую землю, прыжки становились жесткими, и Эдвина в седле то испуганно вскрикивала, то сжимала зубы, опасаясь за них. Но солнце поднималось, растапливая иней; пепел курился над степью, и все чаще встречались похожие на свищи грязевые колодцы, окруженные коркой запекшейся лавы. К их теплу льнули, цветя жарким цветом, огненные папоротники, и тянула колючие коричневые стебли трама. Густые заросли объезжали, где пожиже — перескакивали. Огибать еще приходилось торчащие там и сям крученые каменные столбы. Матуул назвал их Зубами пророчиц. Черрим похмыкал, решая, то ли пророчицы Уршилаку сильно зубасты, то ли зубы им проредили, но вслух делиться с вождем рассуждениями не стал.

— А почему их так зовут? — спросила Аррайда, вскидывая голову, чтобы рассмотреть острую вершину скалы, мимо которой они как раз проезжали.

— На рассвете и на закате они «поют». Издают странные то ли вой, то ли свист, мы считаем это предупреждением. Довольно… страшно… это звучит, — признался он.

— Сдвижки в породе, от тепла камень расширяется, от холода сжимается, вытесняя воздух из пор и трещин, — пробурчал Тьермэйлин. — Обычное природное явление.

Сул-Матуул взглянул на аптекаря с жалостью, Эдвина же согласно кивнула.

— Заночуем в степи, сами услышите, — вождь хмыкнул, словно отрок, вырвавшийся на прогулку от строгой мамочки, — тогда и скажете, природное то явление или духи говорят с нами.

Но когда на закате флейты-столбы запели, даже ашхану, казалось, привычному, расхотелось веселиться. Тонкий тоскливый звук заполнял небо, проходил сквозь землю, заставлял ныть кости и больно отдавался в голове. Он бередил, вызывая желание стать невидимым и маленьким и забиться в любую щель, и резко прекратился, когда упала темнота.

Еще до этого отряд стал лагерем, и хаджит готовил на костерке в ложбине простенький ужин, пока магичка с Тьермэйлином обходили стоянку, укрывая ее защитными и сторожевыми заклинаниями.

— Аж в зубах засвербело, — помянул Черрим вечерний вой. — У меня шерсть дыбом. Как от ее духа-покровителя.

Сул-Матуул распахнул глаза, глядя на Аррайду.

— Но… ты же не данмер.

— Так получилось, — она подтянула к груди колени, обняв руками, и уставилась в них. — Лландрас погиб из-за меня…

— Не из-за тебя, — горячо возразил Тьермэйлин, — а из-за тех мстительных ублюдков, Камонна Тонга.

— Давайте подумаем о насущном, други, — бойцовый кот потянулся. — Что ждет нас в Когоруне? Ведь это вроде бывший стольный град Шестого Дома? Как там по-нашему: «Вечный Дом»? Или «Вечный Очаг»? Как-то не хочется мне туда вслепую соваться и старинные ловушки на своей шкуре пробовать.

— Так пусть впереди бежит эта сладкая парочка, — растянул в ехидной усмешке губы Лин, — а мы пойдем сзади живые и целые.

Эдвина покосилась на него с укоризной: шуточек подобных она не одобряла.

Ашхан кивнул, прекрасно поняв кошачьи намеки, и вытянул из сумки стопку шуршащей тростниковой бумаги, расправил на коленях. Бумагу покрывали строгие черные линии — вечные чернила, сваренные из ягод коммуники, сажи и гуарьего жира.

Аррайда подумала, что последнее время ей постоянно приходится запоминать карты и планы. Покои Болвина Венима, особняк Брары Морвейн; собственные заметки по «утюгу» Андасрэта. Записи Косадеса и волшебная карта Тесси Хараскель, отмечающая систему пещер Иллуниби… По сердцу полоснул старый страх… И тепло при воспоминании о спутниках, что были с нею. В погребальные пещеры Уршилаку она шла без планов, но там на помощь явился Лландрас Белаал. А впереди еще Когорун и твердыни Дагота на Красной Горе…

Она постаралась отвязаться от мыслей и сосредоточиться.

— …Пропильонной башни там нет, — вел Сул-Матуул пальцем вдоль листа. — Или сровняли во время одной из войн, или в общее связующее кольцо крепость не входила. Да и от самой столицы сохранилось не так уж много. Основание. Большую часть его на заходе занимают зал Фисто — вот этот, с изгибом — и надстройка — зал Бдительного Прикосновения. На полуночи вот этот квадрат — Храм Обреченных. На восходе — две круглые башенки: Медвежья Башка к полуночи, а к полудню — Собор женщины Поллока.

И ответил на удивленные взгляды:

— Представления не имею, кто они такие — Поллок и его «женщина». Может, это вовсе «вечер» или «канун», кто теперь помнит. По поводу Фисто тоже не просвещу.

Он свободной рукой подбросил топлива в костер и отметил пальцем входы:

— В главные покои можно войти здесь и здесь. В последний раз ничего серьезного там не было. Просто веет жутью и попадаются корпрусные твари. Но Когорун потому Когорун, что там может все измениться почти мгновенно. Нам заповедали пристально за ним наблюдать.

— Не рискну спросить, кто именно заповедал, — сплел пальцы Тьермэйлин и улыбнулся с легкой насмешкой. — Но хотелось бы знать, как часто вы за Когоруном наблюдаете и когда были там в последний раз?

— В прошлом месяце. А время подсказывают сны Нибани Месы.

Вождь вздохнул.

— Теперь подробнее…

Лист за листом разглаживал он в зыбком свете костра, и, следуя за нарисованными линиями, разворачивались в воображении коридоры, лестницы и чертоги. Святилища с каменными сводами в обрамлении узорчатых карнизов; круглые, точно женские груди, купола. Двери с выжженным узором из цветов и трав; залитые водой тоннели — в голове отозвалось «Фарватер Набит». Пещеры с лужами лавы, проступающей кровью из ран, и Шепчущие колодцы даготских склепов. Аррайде казалось, будто кто-то или что-то, живущее внутри нее, пробует прорваться на поверхность, рассказать то, что она давно уже знает, но забыла по какой-то надуманной причине. А может, виновато было мельтешащее пламя, чарующее и загоняющее в сон.

Девушка тряхнула тяжелой головой и, сосредоточась, разглядела светящиеся глаза Черрима, старательно перерисовывающего планы с тростниковых листков. Над второй их стопкой, так же светя глазами, трудился Тьермэйлин, явно наколдовавший себе кошачье зрение.

Хаджит оглядел исчерканные бумаги, погрыз грифель белыми зубами:

— Ничего не пропустили, кажется.

Сул-Матуул отобрал у него планы и аккуратно уложил в сумку.

— Надеюсь, вам это поможет, — он зевнул. — Мы проводим сударыню Аррайду до крепости и подождем ее…

— И ты дашь загнать ее в Когорун в одиночестве? Даже не показав дорогу? — возмутился Черрим.

— По условиям испытания она должна… — ашхан опустил глаза. — И так я нарушил все установления и пошел против Нибани Месы, отправившись с вами и прихватив древние планы крепости.

— О! Вот отчего провидица так разозлилась! — хаджит покосился на вождя, обменявшись взглядом с остальными:

— Вынужден тебя разочаровать. Мы с сестренкой пойдем. Потому что она нам живая нужна, а не труп может быть Нереварина. Прогонит, чтоб тебе угодить — все равно будем тащиться следом. Потому что это наш выбор, собственный.

Аптекарь и магичка согласно кивнули.

Черрим втянул холодеющий воздух.

— Небось, когда ты защитником веры становился, мечтал встретить воплощение Неревара, во сне видал здорового такого данмерского мужика с мечугой, который придет и все расставит по местам? Дагота пинком вышвырнет в Обливион? Так, да? Ну, не срослось с мужиком. Но ведь в ней, — хаджит кивнул на Аррайду, — есть свое чудо. Иначе, как думаешь, поперлись бы мы за ней по пепельной пустыне, забросив собственные дела? И ведь ты поперся тоже, гнева пророчицы не убоялся. Трудно принять в ней божество — просто помоги человеку.

Какое-то время они молчали. Сул-Матуул застыл эбеновой статуей. Аррайда подбрасывала в огонь веточки, пряча горящее лицо.

— Вот что мне интересно, не выдержал затянувшегося молчания аптекарь. — Сродни ли видения Нибани Месы тем снам, что навевает Дагот, или они имеют другую природу?

— Как представлю, что кому-то снюсь… — Эдвина передернула плечами. — Словно за мной раздетой кто-то подглядывает. Нет, хуже, чем раздетой!

— Снюсь… — мечтательно завел очи Лин.

— К снам провидиц следует относиться серьезно. Они предупреждают нас о грядущих бедах и помогают уцелеть. Они сберегают нашу веру во тьме и не отдают во власть злобных видений, навеянных Красной Горой.

— Кстати! — хлопнул себя по лбу аптекарь и поморщился. — Среди Уршилаку ведь не было спящих, тех безумцев, что в городе?

Похоже, и до диких земель добирались вести и объяснять ничего не пришлось. Ашхан торжественно кивнул.

— Сила Дагота велика, но над нами не властна. Нас бережет Луна-и-Звезда.

— А может, вас просто давить невыгодно, — буркнул Черрим под нос.

— Выгодно! Они знают такое, что может его остановить. Удивляюсь я Даготу…

— Знания есть в разных колодцах. Можно засыпать один, но пропустить остальные. Можно засыпать все, но тогда вода прорвется где-нибудь еще. Кроме того, Нереварин — отражение шармата, врага. И тот будет искать сражения с ним, а не с нами. Вам… я не должен этого говорить.

— Так поздно, уже сказал, — оскалился котище веселой улыбкой. — И вообще, будем прятать знания один от другого, так и разобьют нас по-одиночке. А ведь нам придется драться рядом, вождь. У жены под юбкой не спрячешься.

— У меня нет жены.

— В примитивных культах всегда имеется дуаль благостного бога и его вечного врага, и они постоянно ищут встречи, — сказал Тьермэйлин назидательно и скрылся в темноту. Ему с хаджитом первыми выпало сторожить. Сул-Матуул промолчал. Они с наемницей лежали у костра голова к голове. Аррайда нашарила в темноте и стиснула его руку:

— Я не обижаюсь, — шепотом отозвался ашхан, гладя девушку по волосам. — Я готов сказать тебе то, что не сказал бы никому другому. Не потому что ты молодая и красивая. Черрим прав. У тебя есть особое свойство склонять к себе сердца.

Аррайда рывком нырнула под шкуру, чувствуя, что краснеют уши.

— Дагот, Враг, это тоже умеет, — прожолжал ашхан. — Но посредством своего, черного волшебства. Вы с ним как тьма и свет. Когда светит солнце, всегда есть тень. Он всегда был тенью Неревара.

— Ворин был мо… его другом.

— Это было слишком давно. Не дай врагу обмануть себя, прикрываясь дружбой.

Его слова приснились Аррайде золотой сияющей нитью, за которую она держалась в темноте.

Пепельная буря налетела, когда путники уже несколько часов были в пути. Небо вдруг сделалось низким, красная пыль и мелкие камушки, поднятые ветром, завихрились в воздухе. Обнаженную кожу секло, стало нечем дышать. Аррайду и Сул-Матуула защищали закрытые шлемы, а Черриму с Эдвиной и Лину пришлось обмотать лица кисеей, и все трое спустили пониже капюшоны и крепче стянули завязки на них.

— Надо переждать! — перекричал вой ветра ашхан и направил гуара к груде высоких валунов, перекрытых каменной плитой, точно ворота.

— А если идти по или против ветра? — стал бурно допытываться Тьермэйлин, когда они спешились под валунами.

— Ветер крутит, меняет направление. Многие погибли в часе ходьбы от становища, двигаясь по кругу.

Камни укрывали путников сбоку, сверху и сзади. Спереди улеглись, заслоняя от секущего ветра, гуары. Буря заметала их сугробами красной пыли. Шуршала по туфу, насыпаясь в поры и трещины, словно тысячи паучьих лапок. Сипел ветер. День превратился в ночь.

Когда легко, то каждый сам по себе. Но когда вплотную, вот так прижавшись друг к другу, когда только вместе доступно выжить — какие-то совсем другие силы вступали в игру. Они таились где-то глубоко, спали до поры до времени; люди начисто забывали о них, пока… как кровь сквозь корку на ране, как лава сквозь взорванный базальт. И этой силе нечего противопоставить, она сильнее, чем раны или смерть, чем подленький гнусный страх, чем чужое презрение, зависть и жадность. Единение. Дружба.

Словами трудно передать то, что улавливалось в кровавой полутьме колдовской бури, в песке, скрипящем на зубах и забивающем горло, и в последнем глотке воды из баклажки, оставленном для тебя. И в понимающем пожатии руки.

Они забились в неровность скального столба с подветренной стороны, прижимаясь друг к другу. Рядом сбились в кучу гуары, с большего заслоняя людей от бури. Песчинки секли по натянутому над головами плащу. Летели колючки и мелкие камешки.

— Как там Зайчик, зараза ушастая? — почти беззлобно поинтересовался хаджит.

— Надеюсь, они тоже отыскали, где укрыться. А то найти сможем только случайно… лет через двести, скелеты, — скорбно, словно эпитафию, произнес аптекарь.

— Не суетись, такое не потонет. И не полная дура ведь.

— Не знаю, не уверен.

— А вдруг уже она наскребла той плесени и ныряет в фарватер Набит за щитом? — продолжал пугать и развлекаться Лин. — Прибежит с ними и найдет… наши скелеты.

Он засмеялся, Эдвина сплюнула и вытерла красный от пыли подбородок.

— Ну и что, что страшного случится, если Пикстар опередит нас? Принесет тебе этот щит? — прицепилась она к вождю. — Воровку признаете Нереварином?

— Нереварин может быть вором, может быть убийцей, благородство для него совсем не обязательно, — с достоинством отвечал Сул-Матуул. — Он просто сосуд для возрожденной души.

— Ну теперь уж точно нет! — рыкнул Черрим. — Если тебе так важны эти щит и чашка, я найду, как забрать их у этой дуры. А Зайчика просто выдеру.

— Мы спешим, чтобы помочь им, а не опередить. Чтобы не вляпались, — бросила Аррайда сердито.

— Боги, — простонал Лин. — Эти — могут.

— А к тому же, если они разворошат гнездилище, то нам будет намного труднее туда проникнуть и выбраться оттуда живыми.

— Не поверю, что у вас нет другого испытания, — сказал Черрим, — настоящего. Чтобы увидело душу этого вашего покойного полководца, а не только хитрость залезшего в Когорун мародера.

— Есть. Но я пока о нем не скажу.

Буря слабела. Порывы ветра делались реже, багровый чад, забивший воздух, оседал. Становилось видно не только на растоянии вытянутой руки и ясно, что до ночи еще далеко. Люди вытоптались из песчаного плена и стали прочищать гуарам ноздри и глаза.

— Двемерский когерер за возможность умыться, — простонала Эдвина, размазывая грязь по лбу.

Мутное солнце показало в пепле свой круг. Ашхан довольно кивнул. И указал направление.

По дороге им попался разбившийся скальный наездник. Он выглядел гнетуще, и путники уехали поскорее.

Вторую ночь скоротали они в развалинах неподалеку от Когоруна. Из песчаного холма торчали четыре стены с дверным проемом, к которому с радостным иканием с нечеловеческой силой поперли гуары, до того сохранявшие флегму даже во время песчаной бури. Поводов для радости у них было целых два — уведенные Пикстар и Зайчиком сотоварищи, привязанные к крюку в стене над здоровой охапкой трамы. Путы гнило хрупнули, и произошла радостная встреча, в которой наездники приняли весьма опосредованное участие. Кроме ашхана, принявшегося осматривать покражу и убедившегося, что с ездовыми ничего страшного не случилось.

Эдвина запустила заклинания, Черрим склонился над костровищем в углу, проверяя, как давно им пользовались.

— На пару часов мы от них отстали. Но сунуться в Когорун на ночь глядя, это ж надо додуматься!

— Определенный резон в этом есть, — пощипал губу аптекарь. Эдвина возмущенно зыркнула на него.

Аррайда посмотрела на небо с первыми звездами — крыши над руиной не было.

— Пойдем туда перед рассветом. Далеко отсюда?

— Час ходьбы, — отозвался Сул-Матуул. — Лучше выспаться здесь как следует, там слишком жутко, чтобы спокойно спать.

Утром Аррайда неохотно выбралась с нагретого местечка между Эдвиной и гуарьим боком и уселась, зевая, наблюдать, как смешно надувает щеки Лин, раздувая угли в костре.

— Ну, позавтракаем — и в путь? — бодро поинтересовался Черрим, расправляя когтями усы. — Ищем этих двоих и вещички?

— Быстро и скрытно, не увязая в бою, — повторила Аррайда загодя обговоренный план.

— И да благоволит нам Азура.

— И не пошлет крылатых баб с пустотой внутри, — завершил аптекарь, вынудив Эдвину громко фыркнуть.

— А ты? — посмотрела наемница на Сул-Матуула. — Заберешь гуаров в стойбище?

— Я пойду с тобой, — она встретила непримиримый алый взгляд.

— Я думаю… может, все же лучше одна? Корпрус мне не грозит…

— Здрасьте че удумала! — возмутился хаджит насмешливо. — А Дагота потом тоже одна пойдешь воевать? Против всех его могучих армий?

— Проберусь… как-нибудь, — рассмеялась девушка и вздохнула. — Понятно…

— Да ничего этим зверюгам не сделается, — Эдвина постучала по боку ближайшего верхового. — И за себя постоят, и за кого угодно.

И полезла еще раз проверить колдовские зелья.

— И дорогу домой сами найдут, — неожиданно поддержал ее вождь, выбирая из седельных сумок то, без чего точно не обойтись в пешем походе в Когорун.

Позавтракали они не торопясь и с шуточками. Между тем небо светлело и делалось из серого блекло-голубым, странно ясным для этих мест. Но Эдвина, заметив озабоченность спутников, пообещала укрыть всех заклинанием хамелеона и замести следы.

— Не сейчас, — возразил Сул-Матуул. — Стоит поберечь силы на будущее. А здесь вполне достаточно укрытий, чтобы добраться до крепости незамеченными.

Тьермэйлин связал пару веников из трамы, чтобы заметать следы там, где придется пройти по пыли. И отряд пустился в путь. Сеть заклинаний, раскинутая Эдвиной и аптекарем, не показала никакой жизни поблизости, исключая пару скальных наездников, кружащих высоко наверху. Пробирающиеся в Когорун странники как добыча их не заинтересовали.

Шершавая платформа, на которой стояла крепость, была начисто вылизана ветром, только к стенам привалило невысокие сугробы красной пыли. Плиты были уложены так плотно, что ни кустика, ни травинки не смогло пробиться между ними, даже пролезающей везде упрямой трамы тут не было. Здания, возведенные по древней данмерской традиции — из плинфы, скрепленной цемянкой на яйцах квама, — сужающиеся кверху, обведенные фигурными карнизами, казались заброшенными — что сама массивная крепость, что две пухлые башни под ржавыми куполами, что квадратный тесный храм с контрфорсами по углам. Да и не только казались. Заклинания твердили то же самое. И не ощущалось присутствия контрзаклинаний, должных обмануть не слишком опытного наблюдателя.

Путники взглянули на ашхана — тот кивнул. Все осталось, как было, с прошлого его похода сюда.

Осмотр начали с круглых башен и Храма Обреченных. Чувства отвращения, тревоги и горечи, испытанные ими, были лишь чувствами, такие навевают заброшенные здания, где кроме тлена и непонятных обломков, не осталось ничего, ни следа тех, кто заботился о надежности и уюте, растил детей, мечтал…

Еще были паутина, слой пыли на полу и густо истоптавшие эту пыль человеческие следы. Похоже, беглецы, Пикстар с Зайчиком, изрядно тут походили.

Сул-Матуул резко буркнул что-то, глядя на наклонную доску, прислоненную к стене, и к нему обернулись и хаджит, нырнувший носом в мебельные обломки, и все остальные.

— Чаша Дома Дагот здесь стояла, — вождь нахмурился и сердито выдохнул.

Черрим бамкнул себя лапой по шлему:

— Значит, больше не стоит. Надеюсь, плесень они не всю ободрали? Что-то я ее не наблюдаю, — он провел взглядом вдоль стен.

— Крепость большая, — утешил бойца аптекарь. — И для нас найдется что-нибудь. И за фарватер Набит можно в два раза меньше бояться, Зайчик плавать не умеет.

Черрим хлопнул Лина по плечу, заставив поморщиться:

— Ты вселил в нас надежду, друг.

Аррайда с магичкой рассмеялись.