Завтрашний Ветер. Луна-и-Звезда [СИ]

Суета сует. Грейзленд

— И что, ты пойдешь туда без доспехов? — Тьермэйлин постучал согнутым пальцем по лбу. — А, нет, понимаю. Первую стрелу ты отобьешь мечом, вторую поймаешь зубами, а все остальные придутся в меня…

— …такого красивого, — подсказал Сул-Матуул. Лин онемел — зелейщик не ждал, что его побьют собственным оружием иронии и насмешки, да его же выражениями. От кого угодно — но не от сурового ашхана.

Аррайда засмеялась и тут же посерьезнела.

— «В доспехах ты чувствуешь себя „блохою“ в панцире, но уязвима со всех сторон. Но если ты станешь ветром — ни стрела, ни меч не смогут тебя настичь»…

Сул-Матуул уважительно кивнул, касаясь ее руки.

— Но хоть меч-то возьмешь? — воззвал к рассудку Нереварина аптекарь.

— Нет. Здесь священная земля. У костров племен мне ничто не угрожает.

Альтмер покривился:

— Счазз! Знаю я эти сборища. Усядутся выпить кубок мира да тем же кубком и приложат по маковке. Насмерть.

— Она пойдет без меча. Но у защитника веры в Нереварина меч есть, — Сул похлопал себя по бедру. — И у тебя твоей магии никто не отнимал. Кроме того, Нереварина хранят духи Предков.

— И где ж они?

— Здесь, — ехидный Сул-Сенипул соткался из воздуха, ледяной ладонью хлопнув Лина по плечу. Рядом возник Лландрас Белаал.

— Разве все плохо? — спросила у дедки Арри.

— Все хорошо, — ответил дух-хозяин Когтегрыза. — На священной земле иногда можно почувствовать себя почти живым, посидеть у костра и принять участие в сотворении истории.

И обнял сына.

— Ты все правильно делаешь, мальчик, — шепнул он на ухо вождю Уршилаку.

— Да, — Матуул поглядел на Аррайду. — Нибани Меса приносит свои извинения, что не пришла тебя встретить. Она у костров беседует с другими провидицами.

— Готовит почву? — обрел голос Тьермэйлин.

— Угу, вроде того. Пойдем.

В священной долине горели костры. Советники племен установили шатры кругами — каждый у своего огня. А общий костер под тонким кожаным навесом не был пока зажжен. Его время настанет, когда пепельноземцы договорятся.

Палатки каждого племени были своего цвета, кроме того, новые, яркие, еще не вылинявшие от солнца и непогоди.

— Ты готова официально принять титул Нереварина от Уршилаку? — наклонившись к Аррайде, спросил Сул-Матуул. А призрак его отца прибавил:

— Так будет проще договариваться с упрямыми гуарами из других племен. Сын старался изо всех сил, но каждому многого хочется, и даже самую мелочь они готовы повесить на героя.

— Некоторые задания тебя позабавят, — ашхан подвел Аррайду к костру Уршилаку и налил ей кислого гуарьего молока.

— Все идет медленней, чем мы хотели, — вздохнула девушка, отпивая по глотку. — Черрим пытается договориться с Хлаалу, Эдвина — с Великим Домом Телванни.

— Хотя гильдию магов они недолюбливают, — вставил Лин, — и это мягко сказано. Только Редоран за нас. И то без Венима.

— Но тянуть с нереваринством я не стану, раз уж я здесь.

— Хорошо, — Сул кивнул. — Пошлю за Нибани и начнем.

— А почему у костра сидят с такими промежутками? — спросил аптекарь, проводив взглядом в спину гонца. — Народу здесь мало? Или чтобы избегать конфликтов?

— Многие заняты в охране совета. Но это не пустые места. На них сидят духи предков, чтобы советовать живым. А провидицы доносят до нашего слуха ими произнесенное.

Но сколько Аррайда ни всматривалась, духов предков, кроме Сенипула и Белаала, так и не разглядела.

Через четверть часа примерно явилась раздраженная Меса, схватилась за чашку с молоком:

— Да чтоб их! Вечно требуют решать за них ерунду. Притязания удалось умерить, но побегать придется. А Эрабенимсуны и вовсе недоговороспособны. К их вождю Улат-Палу и соваться нечего. Все кругом для него враги, все покушаются на его власть и воруют его гуаров. Пойдем сразу к Манирай, их пророчице, хоть она там вменяемая, может, присоветует чего.

Нибани вытерла локтем потное лицо и пустила чашу по кругу.

— Никто из нас не сомневается, что ты, Арри, достойна звания Нереварина Уршилаку. Не завидую тебе, девочка, божеством быть трудно.

— Слишком много конкурентов, — вылез Лин.

Меса торжественно кивнула.

— Перед лицом предков, греющихся у священного огня, — Сул-Матуул надел Аррайде на шею эбонитовый медальон с кровавым камнем, — нарекаю тебя Нереварином нашего племени. «Зубы Уршилаку» тому порукой.

— Действительно зубы?

— Нет. Но хорошая защита от паралича, — дедка Сенипул хмыкнул. А Сул добавил: — Прости, что все так скромно, но сейчас не до пышных торжеств.

— Я не обижаюсь.

Аррайда прислушалась к себе, пытаясь уловить изменения, тряхнула головой:

— Я готова идти к остальным. И принести продуманные подарки.

— Вернее, выслушать жалобы и поручения? Ох, я и так за день натопталась, — Нибани тяжело встала. — Я так думаю, ты еще хочешь узнать, кто убил Звездочку?

Нереварин дернула щекой.

— Пришли новые вести от Ашулки из Гнисиса?

— Нет. Но кое-что рассказала Синнамму Мирпал, провидица Ахеммуза. Им не позавидуешь, у них нет защитника-вождя. Синнамму приходится все разгребать самой. Если ты не голодна, пошли. Все равно там накормят.

Но Нереварину при упоминании убийц Звездочки стало не до еды.

— Если я правильно помню, убийцы скрылись на лодке от наших разведчиков? — переспросила старуха. Аррайда кивнула:

— Мои защитники даже видели парус в море, лодка шла на восток. И след: где ее стянули с берега. Чуть подальше Зубов Айрана.

— Так вот, Синнамму рассказала мне, что на острове, где они обычно ищут убежища в годину бедствий, видели ординаторов. Это к северу от Вварденфелла и становища Ахеммуза. Среди мелких островков там есть один достаточно большой. Ординаторы прогнали рыбаков, якобы, те возят еду адептам Шигората, поселившимся в руинах Альд Даэдрот. Индорильские доспехи, «желтки с гребнем», — Нибани скривила губы. — Ну, выкуривать «язычников» они будут долго. А еще у Ахеммуза увели трех лучших гуаров. Причем, первого… — провидица хмыкнула. — Расспроси сама Мирпал или пастуха. Пусть тот краснеет.

Желтые аккуратные шатры Ахеммуза вблизи оказались не новыми. Хотя были ярко раскрашены и заплатаны там, где это было нужно.

Над костром висел котел, распространяя запахи приправ. Лин чихнул. Морщинистая данмерка, мешающая варево в котле, проворно разогнулась.

— Вас мне показывал сон или не вас? Вы разбираетесь в лечьбе?

— Хм-м… — избежал подробностей альтмер, предчувствуя подвох. — Мир тебе, добрая женщина.

— И вам, странники. Я Уршамуса Рапли, лекарка племени. Мне снился сон о белом гуаре. Кто побежит за ним — найдет исцеление нашим хворям. Мор жесток, мои отвары помогают слабо.

— Может, сразу им рецепт зелья дать? — наклонился к уху подруги аптекарь. — Не уверен, правда, что нужные травы здесь растут, — он повертел головой, разглядывая камни вокруг и под ногами, и чихнул опять. — Хотя если бы не пепельные бури и Дагот, тут бы цвели сады. Потрясающая земля.

— Надо будет послать к Ахеммуза Ажирру…

— Надо.

— Кто побежит за белым гуаром… — тянула Рапли.

— Единственный белый гуар, что я здесь видел, твой, — Лин подмигнул Нереварину. — Спутан и пасется с остальными. Так и быть, я мог бы за ним побегать.

Лицо лекарки просияло надеждой. Тьермэйлин вздохнул.

— Эх! Надо было отправиться в Вивек с Черримом, — и отсалютовав просительнице, отправился на выгон.

Провидица Ахеммуза Синнамму Мирпал оказалась такой же морщинистой и ворчливой, как Меса. Худая, в золотистом кожаном платье с красным ожерельем, с диадемой на совершенно седых, гладко причесанных волосах. Склонив голову к плечу, она иронично рассматривала Аррайду.

— Это Нереварин?.. Больно длинная да тощая…

— А еще нвах.

Нибани придержала девушку за локоть:

— Тихо.

— Знала я другого Нереварина. Другую. Шкода, Предок прости. Хотя нехорошо так о мертвой. Ночевала у нас, ела наш хлеб и пила молоко. Хвостом мела. А потом с лучшим гуаром усвистала.

— Была за ней особенность верховых красть.

— И не только! Парня-пастуха с толку свела, как суранская шлюха.

Аррайда подумала, что слава дома земных наслаждений госпожи Дезель достигла самых глухих уголков острова, если провидица поминает ее чаровниц с таким знанием дела.

— Облапошила дурня несчастного! А потом сверху по голове получил. И еще двух верховых как не бывало.

— От кого получил?

Мирпал пожала узкими плечиками:

— От кого-то здорового, женщина с такой силой не ударит. Ну, если не ты, конечно. Сверху пришлось, значит, выше пастуха. Левша.

— У Пещеры воплощения гуаров не было. И гуарьих следов.

— От зараза!

Синнамму покосилась на Луну-и-Звезду на пальце Аррайды.

— Жаль, что прежняя померла. Но ездовых этим не вернешь.

Сул-Матуул достал и отдал старухе тяжелый кошель. Нибани сморщилась, но промолчала.

— Ну, так я не против признать тебя Нереварином, девушка…

— Аррайда.

— Ага. Но мое племя страдает от мора, мы лишились вождя. И жены с детьми, которые не могут воевать, должны получить надежное убежище. До сих пор в годину бедствий мы прятались в Альд Даэдроте. Там можно укрыть три племени таких, как наше. Храм древний крепок, в нем имеются подземелья, потайные чертоги, запасы пищи и воды. Стеноломным орудиям и то его не взять. Но плясуны Шигората и ординаторы… Уговори воюющих пропустить нас. И когда я убежусь, что самые слабые в безопасности, то провозглашу тебя Нереварином Ахеммуза и дам лучников и разведчиков в твое войско, — выдала Синнамму на одном дыхании.

— Да.

Сул одобрительно кивнул.

— Когда отправимся? — деловито спросила провидица.

— Прежде я должна поговорить с предводителями других племен.

Старуха фыркнула, но согласилась. Указала место у костра и предложила ужин.

— Как выглядели гуарьи воры, пастух вовсе не разглядел? — поковыряв кашу, спросила Аррайда. Мирпал крякнула.

— Не… думаю. Слишком был разочарован исчезновением девицы после обещания сладостных утех. Но как-то слишком много совпадений, чтобы считать их случайными. И гуары… И парус после был в нашу сторону, но никто не причаливал. Мимо нашего берега, кстати, на заход чужая лодка не шла. Разве что пробиралась в тумане рано утром или поздно вечером. Но в те дни, о которых Нибани выспрашивала, тумана не было. Рыбаки выходили на лов, а мы тщательно следим за округой. А вот в нашу… Да я говорила уже. Парус обычный, вымпела не было. Мелькнул и исчез между островками.

— А в Восе твои люди что-либо узнали, Сул?

— Звездочку там запомнили, деревня невелика, все на виду. А вот преследовал ли ее кто? Никого особенного не заметили. Если шпионы храма сопровождали ее от Гнисиса до Воса, то там сменились, скорее всего, на кого-то из местных.

— Значит, среди островов…

— Мы дознаемся. Я обещаю. Но сама в это не лезь.

— Да.

Чего ей это стоило, Аррайда и сама не знала пока.

— Твой гуар меня невзлюбил, — жаловался Лин, вернувшись к середине ужина, — и так дернул, что мы с пастухом верхами едва его настигли. Наши гуары чуть ноги не переломали на камнях, хоть солнце еще не зашло. Пастух подстрелил скального наездника. Толковый паренек и в следах шарит.

Он уселся, вытянув длинные ноги, и надолго припал к долбленке с сывороткой.

— Кисленькое, хорошо-о… А когда нагнали белого, тот мигом сделался паинькой, стоит, траму жует. И на меня пялится. А под кустом нашли тело. Оно высохло давно, одежда обветшала, но по размерам и платью женское. И не здешнее. Платье шерстяное, с богатой вышивкой. Вдруг в остатках сумки что-то блеснуло. И вот! — зелейщик протянул на ладони медальон с цепочкой, — амулет исцеления.

— Погоди-погоди…

Меса поднесла вещичку к глазам. Прищелкнула языком:

— Амулет Ашаману! Лечит всякие хвори. Добрый сон Уршамусе приснился. Спасла племя.

Приглушила голос, чтобы не слыхала Мирпал:

— Они не могут себе позволить покупать у оседлых дорогие зелья…

— Ну, с лекарствами и зачарованными оберегами мы поможем, — Лин наивно хлопнул ресницами.

— Да уж, поможете, — захихикала Нибани. — Большое дело надо делать сообща. Иди, порадуй Рапли и догоняй нас. Повеселишься.

Шатры Зайнаб, стоящие сразу за Ахеммуза, были роскошные, яркие, из паучьего шелка. Самые большие на совете.

Вождь Каушад — тоже в самом расцвете, каким положено быть ашхану сильного племени. Но… несколько расплывшийся, чуть более упитанный, чем следует. Возможно, он участвовал в каких-то ритуалах навроде «догони белого гуара», попади копьем в мишень, но мишень эта была ненастоящая. Из-за богатства можно было не прикладывать реальных усилий в борьбе за добычу и выживание.

И огорошил Зайнаб Аррайду мечтой о крутобедрой данмерской женщине из рода телванни. С хлаалу у него и так уже был союз, основанный на торговле эбонитом. А телванни под боком, что тоже следовало учитывать.

— Это мы еще отговорили его приставать к тебе с убийством вампира, — подмигнула Меса, видя выражение лица Нереварина. — У Каушада язык без костей, услал бы тебя в дальние дали до Красной горы, хотя на деле гробница Нерано с этим вампиром в двух шагах от становища. И вообще, мы сами с кровососом справились.

— Пст, — окликнула их пророчица Зайнаб на выходе из шатра Каушада. Подхватила Аррайду под локоть. Завела в собственный, шуганув девчонку, колдовавшую над жаровней и горшками. Усадила гостью на кошму. Протянула руку:

— Сонумму Забамат меня звать. Не знаешь, с чего начать? — усмехнулась, в глазах мелькнули веселые искорки. — Тут такие дела творятся! А ему вздумалось заняться продолжением рода.

— Понятное желание оставить наследника, накануне войны, — отозвалась Нереварин нейтрально.

— Кагути блудливый, — не меняя выражения лица, шепнула Меса.

— Как же, знатные телваннийки перед шатром его толпой выстроились! Свои девушки красавицы того гляди подадутся в мабригаш, пока он аристократку ищет. Да, это придало бы весу торговле. И уравновесило хлаалу, которые у нас имеют интерес.

— Это свидетельство мудрости ашхана.

Лицо развеселившейся Забамат собралось в морщинки, как печеное яблоко.

— Вполне понятное желание купца породниться с аристократом, — стояла на своем Аррайда, полагая, что Сонумму не выдержит и наконец начнет говорить по делу. И скажет даже чуть больше, чем собиралась.

— Зайнаб богаты и преуспели в торговле. Это наше преимущество и наша беда. Слишком высоко заносит парня. Не на ровню засматривается, забывая, кто мы есть. А мы не Великий Дом, чтобы с нами знатные телванни рвались породниться. Тем более, что чванства у них поболе, чем у остальных оседлых будет.

Полная, уютная, округлая, она угостила гостей масляными лепешками.

— Но где я достану аристократку телванни? — не лез Аррайде кусок в горло.

— А и не нужно, — провидица Зайнаб ухмыльнулась. — Ни к чему посторонней бабе им вокруг пальчика крутить.

Лин подмигнул желтым глазом и одними губами шепнул:

— Ну еще бы! Крутить молодым вождем — дело провидицы Зайнаб, исключительно. Благородная дама не потерпит конкуренток.

— Слушай сюда, — шаманка доверительно наклонилась к Арри. — Отправишься в Тель-Арун. Или доверенных людей отправишь.

Вручила Аррайде костяной гребень с изящной резьбой.

— Отдай это Савиль Имайн, торговке рабами. И скажи, что мне нужен особый товар. Она поймет, что ты от меня.

Выйдя из шатра, Аррайда вдохнула полной грудью. Воздух пах ледяной свежестью и дымом. Тот легким флером тянулся над поярчевшими кострами, соединялся и подымался вверх, к темно-сапфировому небу, на котором все ярче проступали созвездия — рис, ледяное крошево, цветные фонарики. Луны восходили из-за шатров, огромная, ноздреватая багряная и мелкая белая, похожая на яйцо, который жарил в небе великан. Сети лун тянулись через зенит, пока еще слабо различимые, как туман.

— Идем спать. И набегались за день, и наговорились — язык во рту застревает.

— А Эрабенимсун?

— С Манирай можно и утром поговорить. Даже лучше утром. Мало ли что Улат-Палу померещится с пьяных-то глаз. Мацтом зенки позаливает и ну кулаками махать. Тьфу, — Нибани злобно фыркнула. — Хан-Амму должен был наследовать отцу. Но мальчик скромный, тихий, а эти зверюки, Пал с дружками, наложили лапу на его наследство. Другие мужчины племени их поддержали, чему сами теперь не рады. Я вообще удивляюсь, что Улат явился на совет.

— Только чтобы позлить меня, — бросил Сул коротко.

— И все-таки… — Аррайда повернула голову туда, где возвышались чуть подсвеченные пламенем коричневые шатры самого воинственного племени пепельноземцев. — Идем к Манирай.

— Да она уже все мозги сломала, как и я, — бросила Меса в сердцах. — Если бы Хан-Амму захотел и сумел взять власть, то он бы сделал тебя Нереварином Эрабенимсунов непременно. Но он ничего не хочет, он всем доволен! У него амбиций меньше, чем у гуаров, которых он пасет. Матуул взывал к его чести, к уважению предков, к памяти отца… все равно что скальным наездником по бревну стучать.

— Я поговорю с ним.

Лин зевнул, прикрывая рот широкой ладонью:

— Думаешь, получится? Такие вещи лучше на тверезую голову решать и кумекать.

Аррайда дернула плечом:

— Все равно по дороге.

И зашагала к костру, сиявшему, как звезда, в двух шагах от места, где они спорили.

Костер плевался искрами, дымил, потрескивал. Молодой пепельноземец жарил над ним колбаски на палочке. Худой, просто одетый, сидел на корточках, перемазавшись в пепле так, что лицо и руки стали из серого черными. Алые глаза вожделели колбасы.

— Вечер добрый, — сказала Нереварин у него над плечом. Парень подпрыгнул. Но справился с собой.

— И вам здоровья. Был ли легок ваш путь?

Нереварин улыбнулась.

— Нет. Но спасибо, что спросил…

— Хан-Амму, — назвал тот свое имя и опять повернулся к костру. Жир, капая на огонь, зашипел.

— Это — мальчик? — Лин хмыкнул.

— Мальчик, — пробурчала Меса. — Гуар упрямый. И ты для меня тоже мальчик, между прочим.

Тут уж захрюкал невидимый дедка Сенипул. Хан вздрогнул.

— Манирай у себя? — спросила Нибани ворчливо.

— Да. Но я опять скажу «нет». Я не хочу вносить раздор в наше племя и не чувствую себя вождем. Отец был хорошим ашханом для нас, я — нет.

— Идет война.

— Я знаю. Но Улат-Пал не станет участвовать в ней. И не даст вам воинов.

— А ты бы дал? — спросила Аррайда прямо.

— Я?.. — он уставился испуганными круглыми глазищами на Луну-и-Звезду, блестевшую на ее руке. — Я плохо понимаю в войне. Я хороший пастух.

— Завел, как мельница, — провидица Уршилаку погрозила парню сухим кулачком. Откинула полог юрты, заглядывая в темноту. Темнота зашевелилась. Высунулась распатланная голова старой данмерки:

— Заходите тихо. А ты, Хан, молчи.

Парень закивал.

— Совсем Улат зашугал парня. Он и на меня руку готов поднять, но духи предков не дозволяют, — с порога огорошила Манирай. — Ты, девушка, если хочешь стать Нереварином Эрабенимсунов — верни Хану украденное наследство. Разберись с Улат-Палом и его присными. А я сделаю из парня доброго вождя для нас.

Она оглядела гостей.

— Не вступайте с Улат-Палом в разговоры и не поворачивайтесь спиной. Потребуйте украденное. Если что — отберите силой.

— Проливая кровь в сваященной долине?

— Ну, подождите, пока мы вернемся домой. Но Хан может туда и не доехать, — возразила провидица резонно.

— Мы сделаем, — произнес Сул с неохотой.

— Зато далеко бегать ненужно, — фыркнула Нибани. — Идем.

— Оставайся со мной, Меса, — сказала Манирай. — Иногда стоит закрыть глаза, чтобы самый лучший сон сбылся. А я жду давно.

В шатре Улат-Пала смердело. Прокисшим пивом, немытым телом, мочой. Сам он в обнимку с приятелем развалился на узорной яркой кошме среди подушек и битых кувшинов и уставился на Аррайду с нехорошим пристальным удивлением. Сама она, привыкшая к чистоплотности пепельноземцев, тоже была обескуражена.

— Как-то даже слишком предсказуемо, — она поскребла щеку.

— Стоило бы здесь прибраться, — заметил дедка Сенипул едко.

— Нвах… — Улат-Пал свел на гостье мутные глаза. — Что ты забыла здесь?

— Пришла за тем, что ты украл.

— А я думал… будешь умолять… назвать тебя Нереварином…

— Много чести!

— Эй, Ахаз, Ашу-Аххе, Ранаби! — заорал он. — Приветствуйте гостью!

Толкнул спящего. Поднялся и, растопырив руки, пошел на Нереварина, готовый удушить или переломать кости в смертельном объятии. Или устрашить одним видом, чтобы девчонка, визжа, убежала прочь.

Одним скользящим движением Сул оказался между ним и Аррайдой. Глянул с презрением, склонив голову к плечу. Улат-Пал рыгнул.

— Прочь! Щенок.

Огреб поддых. Согнулся пополам, тяжело, с присвистом дыша. Ашхан Уршилаку спокойно пережидал, пока Улат-Пал снова сможет двигаться. Призраки удержали взмахнувшего ножом Ахаза. Лин подставил ногу вломившемуся Ашу-Аххе. Аррайда кинула в Ранаби кувшином, в котором грелся на треножнике мацт. Ранаби заорал и свалился на Ашу, сбитый с ног Ханом-Амму, влетевшим в шатер последним.

— Ты?!.. — ашхан Эрабенимсунов грязно выругался, лицо его сделалось темно-серым от прилива крови.

— Нельзя! Обижать не дам! — пастух толкнул Улат-Пала плечом.

Они словно играли в «петуха», когда руки складывают за спиной, прыгают на одной ноге и толкаются плечами. Пал выхватил нож. Пастух икнул и отшатнулся. Аррайда не раздумывая прыгнула, роняя Улата в кучу-малу. Кто-то яростно взвыл, сверкнули молнии, и в сопящей куче наступила тишина.

Сул-Матуул помог Нереварину подняться. Притянул за плечо:

— Цела?!

— Да. Как остальные?

— Живы и даже не поцарапаны, — гордый дедка Сенипул соткался над поверженными врагами. — Свяжите эти морды и выкиньте наружу. Лландрас, полог откинь, пусть проветрится.

Заколыхался над испуганным пастухом:

— Ты храбро повел себя, Хан. Пора бы Айран-Амму появиться и сказать, что ты честно отвоевал свое наследство.

Хан-Амму прижал руки к груди:

— Не надо. Пожалуйста.

— Ну, не надо так не надо, — Сенипул помотал перед ним ключом на шнурке. — Не стой столбом, в сундук загляни.

Пастух, послушавшись, присел у сундука. С великим почтением вынимал он и называл каждую вещь.

— Амулет. Огненное сердце Санит-Кила, великого ведьмака. Он дает отвагу в бою, смелость, которой мне не хватает. Если я хочу… принять ответственность за мой народ — в моем сердце должен гореть этот огонь.

Сул-Матуул одобрительно наклонил голову.

Хан-Амму достал скруток сияющей ткани:

— Мантия… Одеяние Эрур-Дана Мудрого. Она позволяет обдумывать и принимать верные решения. Это не просто одежда, — обернулся он, как новорожденного гуарчика, поглаживая ткань. — Это знак того, каким следует быть правителю.

— И без мантии ты рассуждаешь мудро, — уважительно заметил Тьермэйлин.

— Я видела Эрур-Дана в Пещере воплощения, — Аррайда вспомнила воина в доспехе, сияющем так ярко, что больно было глядеть. — Он… гордился бы тобой.

Хан-Амму коротко кивнул, пряча повлажневшие глаза. И вытянул последнюю вещь.

— Топор моего отца, — проговорил будто в забытьи. — Он дает силу держащей его руке. Дает доверие племени.

— Но это доверие нужно оправдать, — прозвучало словно эхом. — Топор для руки ашхана, который защищает свой народ.

Хан-Амму оглянулся:

— Вы тоже слышали? Я… не боюсь. Больше не боюсь, Айран-Амму… отец. Я принимаю на себя ответственность за племя Эрабенимсун. Я понял твой урок. И твой, — он поклонился Аррайде, коснувшись ладонями пола. — Как только меня назовут вождем, я нареку тебя Нереварином, даю тебе мое слово. А пока прими от меня.

Хан-Амму протянул ей на раскрытой ладони Огненное сердце — алый прямоугольный камешек с продольной полоской и завитками крепления, на золотой цепочке:

— В тяжком походе, в невзгодах пусть с тобой будут наши сердца.