Застава, к бою! (СИ)

Глава 3

— Парни рассказывали, ты там один оказался, — сказал Малюга, стоящий конвоем у зданьица бани.

Второй пограничник-стрелок в звании ефрейтора, звали которого Владиком, поплевал на бычок сигареты. Кинул окурок себе под сапоги и, вдобавок, растоптал.

— Что, и правда рассказывали? — Ухмыльнулся я.

— Ну, мне тоже, — добавил Владик. — Витя Мартын говорил, когда они сцепились с духами у Красных камней, решили, что будут там до ишачей пасхи сидеть. Ждать подмоги. Ничего ж не видать. Темень.

— Когда дали ракету, — продолжил Малюга, утирая засопливившийся нос, — Витя решил, пришло подкрепление. А потом говорит, душманы кинулись к реке. Чужие выстрелы загремели, и духи стали падать один за другим мертвые.

— Димка Синицын был с Витей, — добавил Влад, — рассказывал, что решил, будто на подмогу пришло целое отделение.

— Ну, — покивал Малюга, — а потом оказалось, что это никакое не отделение! А один только Сашка Селихов к душманам подполз, и давай им на орехи раздавать!

— Расскажи, Сашка, как это у тебя так ловко все вышло? — С любопытством в голосе спросил Владик. — Как ты решился в одиночку на врага напасть? Это ж, считай, как самоубийство могло получиться!

Ответить я не успел. Со крипом отварилась дверь предбанника. Наружу, пригнув голову и придерживая фуражку, вышел Таран. Приблизившись к нам, он внимательно заглянул мне в глаза.

— Думаешь, мысль твоя сработает? — Спросил он холодно.

— Вы ведь тоже, товарищ старший лейтенант, считаете, что нам подвернулся пленник, которого очень удачно можно будет обменять на прапорщика Вавилова. Так ведь?

— Я бы так и сделал, на месте командования, — Таран пожал плечами, — но я ж не могу в голову начальству заглянуть.

— Я рассуждаю так, — начал я, — раньше у духов был пленный, которого мы хотели получить назад. У нас же с их стороны, только такой, что им и не нужен. Да мы и сами его отдать не можем. По понятным причинам.

Поняв, что речь идет о брате Тарана Сергее, шеф помрачнел лицом. Черты его стали жестче, а желваки принялись переваливаться под скулами.

— Это был отличный вариант для Юсуфзы затягивать переговоры, — продолжил я, не поведя и бровью, — и в то же время подготовиться к нападению на заставу.

— Какому нападению? — Удивился Малюга, стоявший за спиной Тарана.

— Разговорчики, — обернулся к нему шеф.

— Виноват…

— А теперь мы находимся в таких условиях, — продолжал я, — что обеим сторонам хотелось бы вернуть пленных.

— Это я понимаю, — Таран кивнул, — ну и что?

— А то, что теперь у нас есть рычаг давления на Юсуфзу. Если просить за целого его сына не только прапорщика, но и девушку, у них не останется никаких других возможностей навредить нам, кроме как устроить самоубийственную атаку на заставу. Причем такую, о которой мы будем знать. Тогда не придётся жертвовать ни Климом Вавиловым, ни девчонкой.

— Ты все же считаешь, что атака будет? — Задумался Таран.

— Вы говорили с Мухтааром? — Спросил я.

— Перекинулся парой слов.

— Я вытяну из него подтверждение моим догадкам, — сказал я. — а потом этим же займутся еще и особисты. Я уверен, начальство быстро сообразит, что к чему. Если даже у кого-то из штаба округа или отряда все еще и остались сомнения, то теперь их не будет.

Таран молчал. Ждал, что я скажу.

— Я постараюсь не допросить его. А поговорить, — дополнил я.

— О чем? — Удивился Таран.

— Подготовка душманов к нападению проваливается этап за этапом, — сказал я, — они это понимают, но подчиняясь слепой вере, отрицают. Я хочу это поправить. Хочу, чтобы душман это понял. А когда вернется домой — передал своему отцу.

— А он захочет тебя слушать? — С сомнением в голосе спросил начальник заставы.

— Я его заставлю, — улыбнулся я.

Таран нахмурился.

— Не волнуйтесь. Без рукоприкладства.

— М-да-а-а-а, Саша. Откуда у тебя в голове такие идеи берутся? И это, по-твоему, сработает? — Вздохнул Таран.

— Возможно, это их все же остановит. Ну а если они действительно решатся на атаку, то быстро поймут, что средний сын Юсуфзы Мухтаар был прав. И не станут сражаться слишком уж упорно, — продолжал я. — А они поймут это. Ведь уже потеряли все козыри, что у них были. Последним оставался эффект неожиданности.

— Это что-то вроде, психологической войны? — Подумалось Тарану, — психологическая накачка противника на поражение?

— Можно сказать и так, — я кивнул.

— Ну что ж. Пробуй, — старший лейтенант глянул на наручные часы, — только постарайся успеть за пятнадцать минут. Офицеры особого отдела скоро будут здесь. Не хотелось бы объясняться еще и с ними, если они увидят тебя беседующим с задержанным.

— Хорошо. Но у меня еще есть одна просьба.

— М-м-м-м? — Таран вопросительно приподнял бровь.

— Попросите Алима Канджиева мне помочь. Мухтаар плохо знает русский язык. А мне надо, чтобы он понял каждое мое слово.

Шев хмыхкнул.

— Хорошо. Сейчас его пришлю, — Таран хотел было уже уйти, но замер, позвал меня: — Знаешь, Саша, если бы я от какого другого сержанта услышал тоже самое, что от тебя, решил бы, что он бредит просто. Но учитывая твои прошлые заслуги…

Начальник заставы отвел глаза. Вздохнул, а потом продолжил:

— Но учитывая твои прошлые заслуги, Саша, я тебе верю. Вот глянешь тебе в глаза, и сразу, кажется, будто ты знаешь больше, чем говоришь.

— Пришлите Алима, пожалуйста, — ответил я с улыбкой. — Время не ждет.

В бане было прохладно. В выделанной сухой древесиной парилке стоял сухой смолянистый запах.

На длинной лавке, у стены, сидел связанный по рукам Мухтаар.

Пограничники сняли с него буквально все лишнее, чем сын главаря банды мог бы воспользоваться для побега.

Отобрали военную куртку защитного цвета, куфию, кушак, которым он подпоясал свою длинную рубаху. Даже жилетку. Да что там говорить — вытащили шнурки из ботинок.

Сейчас этот молодой мужчина сидел в одних только все еще влажных после купания в Пяндже шароварах и рубахе.

Язычки его крепких армейских ботинок, скорее всего, импортного производства, безвольно оттопырились вперед. Ослабшие берцы торчали в стороны.

Всклокоченный, с грязной и мокрой бородой, он наградил Алима суровым взглядом, когда Канджиев вошел первым.

А вот когда вслед за ним в парную зашел я, в глазах Мухтаара блеснул страх. Потом он сменился явным стыдом. Духу было стыдно за наш с ним рукопашный бой на берегу реки.

Тем не менее Мухтаар попытался скрыть эти эмоции. А потому вновь сделал очень бесстрастное лицо. Взгляд сына главаря душманов стал отстраненным.

Эмоции эти было крайне сложно уловить. Слишком уж мимолетно Мухтар их показал. Но главное — показал. И именно на них я и хотел сыграть, чтобы добиться своей цели.

— Ну привет, Мухтаар, — сказал я, — узнаешь?

Мальчишка молчал. Он уставился в одну точку, сделав вид, что нас с Алимом нет в бане.

Я пожал плечами. Ну что ж. Видимо, сначала парня придется разговорить.

Пройдя глубже в помещение и заняв лавку напротив душманенка, я сел. Уперся кулаком в бедро, другим — подпер подбородок.

Алим сесть не решился. Чуткий и внимательный, словно сторожевой пес, он остался стоять, не сводя колкого взгляда с Мухтаара.

— Алим?

— М-м-м? — Глянул на меня Канджиев.

— Я буду говорить, а ты переводи. Этот умеет изъясняться на русском, но слабо. Боюсь, может что-нибудь не так понять.

Не ответив, Алим кивнул.

— Ну как тебе тут дышится, Мухтаар? — Спросил я очень сухим, очень неприятным тоном прокурора-обвинителя. — Хорошо ли себя чувствуешь?

Мухтаар снова не отреагировал. Монотонно моргая, он продолжал сверлить взглядом пол перед собой.

И хотя он делал вид, будто не слышит, или не понимает меня, а Канджиев переводил каждое мое слово, я видел, как от одного только моего голоса у молодого душмана едва заметно подергивается веко.

— Знаешь, что я хочу сказать? — Продолжил я. — Жаль, что ты не решился принять смерть там, на берегу Пянджа.

Мухтаар на миг поджал губы. Он сделал этот мимический жест сразу после того, как прозвучали мои слова. Он прекрасно понимал меня.

— Ты бы мог погибнуть с честью, как настоящий воин, — пожал я плечами. — Однако — струсил. Теперь твои отец и братья не встретят тебя, как это у вас там говориться: «По правую руку Аллаха».

Мухтаар раздул ноздри, выдохнул.

— Я знаю, что замыслил твой отец, — продолжал я. — Знаю, что вы хотели перебросить оружие на этот берег Пянджа, чтобы взять его с собой в бой, когда придет время. Знаю, что на Белой Скале, у кишлака Комар, ваши люди должны были организовать артиллерийскую позицию. Ни то ни другое у вас не вышло.

Душман все еще молчал. Однако я заметил, как побелели костяшки его пальцев, когда он стиснул кулаки.

— А еще знаю, что тринадцатого мая вы собираетесь напасть на заставу.

Тут я попал в точку, ведь Мухтаар, внезапно вздрогнул и заглянул мне в глаза.

— Да, знаю, — продолжил я. — Это тебя удивляет?

— Ты и твой народ умирать, безбожник, — показав большие, кривоватые зубы и неприятно растягивая слова, проговорил Мухтаар.

— Пока что «умирать» только твой народ, — я пожал плечами, — «Джихад» ничего не поделать, да? Ну что ж, ты бы мог к ним присоединиться и стать мучеником. Если бы у тебя хватило духу принять смерть от моей руки. Однако ты не смог. И теперь в глазах твоих людей ты останешься лишь трусом.

Мухтар хмыкнул, делая вид, что ему все равно. Однако я прочитал в его глазах то, на что и рассчитывал. В них туманной дымкой колебалось беспокойство.

— Твой отец и твои братья придут на Советскую землю в середине мая, — продолжил я, — здесь их будут уже ждать шурави. И тогда погибнут много моджахеддин. Много будут схвачены. А знаешь, что в этот момент будешь делать ты?

— Шурави может говорить что хочет, — подался вперед Мухтаар.

— А ты будешь сидеть за решеткой и жалеть, что у тебя не хватило духу умереть в нашем с тобой бою.

— У шурави в рот гнилой язык, — бросил Мухтаар уже раздражительнее.

— И ты, сын лидера, будешь понимать, что твои люди отправились к Аллаху… — невозмутимо продолжал я.

— Молчать… — Протянул сквозь зубы сын Юсуфзы.

— … А ты остался здесь из-за собственной трусости. Из-за того, что не решился принять достойную смерть в бою. Все будут знать Мухтаара, сына Захид-Хана Юсуфзы, как простого труса, что сидел в застенках, пока его отец и братья гибли под Шамабадом.

— Молчать! — Крикнул Мухтаар и вскочил с лавки.

Я тоже резко поднялся. Алим подступил к нему на шаг.

Мухтаар глубоко дышал, скалился, словно зверь, и смотрел на меня, не отрывая полных злобы глаз. Однако кинуться в драку явно боялся. Слишком яркими были воспоминания о том, как я победил его на берегу реки.

— Но ты еще жив, — продолжил я холодно, — жив, потому что в тебе взыграл страх. А еще здравый смысл. Он же, этот здравый смысл, может спасти твоих людей. И тогда ты уже не будешь трусом. Ты будешь человеком, кто сохранил жизни своих моджахеддин. Не дал потратить их просто так.

Я говорил, а Алим торопливо дублировал мои слова на пушту. Мухтар слушал внимательно. Внезапно он отвел взгляд.

— Они пойдут на заставу боем, — продолжил я, — пойдут и все бесславно погибнут. Мы знаем каждый их шаг. Однако у тебя все еще есть возможность с честью выйти из этого боя. Спасти души своих людей. И мы, шурави, поможем тебе в этом.

Проговорив эти слова, я просто пошел на выход. Краем глаза заметил, как Мухтаар проводил меня взглядом.

— Шурави могут только убивать, — протянул Мухтаар, — вы прийти на нашу землю. Вы ставить на ней свои правила. Вы оскорблять, как мы живем.

Я замер, обернулся. Совершенно наобум бросил:

— За то время, что люди твоего отца воюют с нами, погиб один пограничник. Сколько погибло людей твоего отца? Сколько раз твои браться были на волосок от смерти?

Дослушав перевод Алима, Мухтаар сузил глаза, сморщил нос, словно оскалившийся пес.

— Сейчас, здесь, мы защищаем свою землю, — продолжил я, — а вы на нее нападаете. Вы воюете на нашей территории. Сейчас вы — никакие не защитники «своей земли». И теперь скажи мне, Мухтаар, кто гонит твоих людей под советские пули? Твой отец? Сомневаюсь, ведь с каждым погибшим он становится только слабее. Тогда кто?

Мухтаар вдруг опустил взгляд. Сел на лавку и свесил голову, оперев ее на кулаки связанных рук.

— Подумай, кто твой враг на самом деле, Мухтаар, — сказал я и отправился навыход из бани.

— Шурави, — внезапно позвал пленный душман.

Я замер на месте. Обернулся.

Дверь в парную приоткрылся. К нам заглянул Малюга.

— Саша! — Проговорил он вполголоса, — шухер!

— Тихо, — невозмутимо ответил я.

— Особисты…

— Тихо.

Удивленный Малюга несколько мгновений таращился на меня, а потом исчез за дверью.

Я глянул на Мухтаара.

— Что ты хотел сказать?

— Мой отец много говорить с американец, — проговорил Мухтаар.

Я молчал, ожидая, пока он закончит. Алим медленно переводил напряженный взгляд от меня, к задержанному душману.

— Алла-Да, Абба и я думать, американец управляет. Думать — отец беда, — продолжал сын Юсуфзы, — Наби и Имран думать — американец помогать убивать шурави.

— Ты знаешь имя американца? — Спросил я.

— Да. Как это правильно сказать? Стон… Его звать Стон. Американец давать песи… — замялся парень, — то есть, как это по-русски? А… деньги. Еще давать оружие…

Прятавший все это время от мня взгляд душман, поднял глаза. Уставился прямо на меня и добавил:

— Взамен требовать, чтобы на Граница быть война.

— Ты можешь закончить войну. Покрайней мере на нашем участке. А можешь ждать весть о смерти своего отца и братьев. Выбирай.

Внезапно после моих слов глаза парня заблестели. В лице его читалось настоящее отчаяние. Отчаяние, а еще страх.

Тогда я просто вышел из парной в предбанник. И… совсем не удивился, когда наткнулся на внимательный взгляд Рюмшина, стоящего там, прямо передо мной.