Застава, к бою! (СИ)

Глава 17

Таран задумчиво посмотрел на душмана, назвавшегося Наби. Тот в ответ уставился на начзаставы, не сводя с него глаз. Потом заговорил.

Алим прислушался. Когда дух закончил, Канджиев принялся переводить:

— Он говорит, что может помочь, если мы пообещаем, что их не тронут.

Таран глянул на меня. Потом на Витю Мартынова, и наконец на старшину Черепанова. Прапорщик ничего не сказал начзаставы, только недоверчиво поморщился.

Тогда Наби продолжил. Проговорил еще несколько фраз.

— Он говорит, что в обмен на жизнь и хорошее обращение, он может передать сведения о численности и позициях его людей, — перевел Алим, — может рассказать, сколько у них оружия.

— Банда Юсуфзы — шииты, — сказал Пуганьков, наблюдающий за всем происходящим у правого плеча Тарана, — Сам Юсуфза пытался сделать политическую карьеру в одной из партий «Шиитской восьмерки». Довольно радикальные ребята. А в его банде существовали признаки религиозной исламской секты. Я бы не стал доверять ни единому их слову. Даже не стал бы с ними разговаривать.

— Он чего-то хочет, — сказал я, — если может поделиться ценной информацией прямо сейчас, считаю, стоит его послушать.

— Обманет, — буркнул старшина Черепанов.

Таран поджал губы.

— Послушаем, что он скажет. Потом решим, как это применить. Алим?

— Я, — отозвался Канджиев и встал от Наби.

— Спроси, что мы готовы его послушать. Что он хочет сказать?

Алим передал. Наби заговорил.

— Он хочет, чтобы вы пообещали, что с ним ничего не сделают, — ответит Алим, — Он слышал, что советские войска хорошо обходятся с пленными. Но все равно переживает, что после того, что было этой ночью, ему может угрожать опасность.

Наби снова что-то добавил, и Алим опять прислушался к его словам. Потом сказал:

— А еще он переживает, что враги распускали о людях его отца лживые слухи, которые мы могли слышать.

— Лживые слухи? — Спросил Пуганьков.

— Эти сукины дети любят резать нашим головы, — ответил на вопрос замполита старший сержант Витя Мартынов. — Да и вообще, это никакие не слухи.

— Пусть не переживает, — сказал Таран, немного погодя, — у нас тут самосудом не привыкли заниматься. Мы не такие, как его отец. Можешь прямо так и передать.

Алим передал. Таран явно хотел задеть этими словами сына Юсуфзы, однако, не задел. Тот просто растянулся в совершенно невинной улыбке, которая на лице душмана смотрелась как-то совершенно неестественно.

Однако я почти не наблюдал за реакциями самого Наби. Внимание мое было приковано к мальчишке, что стоял рядом с сыном Юсуфзы на коленях.

По мере того как его командир Наби говорил, мальчишка несколько раз переменился в лице. Сначала на нем взыграло легкое удивление. Когда Наби сам предложил поделиться с нами информацией, удивление парня превратилось в настоящее изумление. Когда Таран согласился — мальчишка помрачнел лицом.

«Как бы чего не выкинул» — подумал я в этот момент.

— Отведите этих двоих в баню, — сказал Таран, — приставим караул…

— Товарищ старший лейтенант, — обратился я.

Таран обернулся ко мне.

— Слушаю, Саша.

— Разрешите задать пленному несколько вопросов.

Таран прислушался. Потом обратил свой взгляд к дувалу, где стрелковые отделения следили за обстановкой перед заставой. Затем начальник глянул на часы.

— Ну давай, Саша. Разрешаю.

— Алим, — обратился я к Канджиеву, — спроси у этого, кто командуют духами, если он здесь?

Алим спросил. Когда Наби ему ответил, Канджиев передал нам:

— Его брат Имран.

— Сколько у него людей?

— Он говорит, — продолжил Алим, когда передал пленному вопрос и послушал ответ, — с учетом потерь должно остаться чуть больше сотни человек.

— Как он считает, при имеющихся силах и средствах, его брат решится на новое наступление?

Алим передал мой вопрос.

Наби помрачнел. Поднял на меня взгляд и что-то спросил у Алима. В его словах я услышал собственную фамилию, исковерканную пуштунским акцентом.

Канджиев кисловато передал его слова:

— Он спрашивает, не ты ли тот самый Селихов, что взял в плен троих из его братьев.

— Четверых, — ухмыльнулся я.

Алим, кажется, так и передал. Тогда Наби сказал еще что-то.

Канджиев тоже помрачнел. Зыркнул на меня.

— Что он сказал? — Спросил я.

— Он говорит, — решился Алим, — о тебе знают в их банде. И…

Алим вдруг осекся.

— Продолжай, Алим.

— Говорит, что если бы его люди знали бы тебя в лицо, то каждый посчитал бы великой доблестью тебя убить.

— Вон оно как, — хмыкнул Стас Алейников, — ты у нас, Саня, даже среди душманья настоящая знаменитость. Даже немножко завидно.

— А мне вот совсем не завидно, — угрюмо бросил Мартынов.

— Передай ему, что они могут попробовать, если им представиться такая возможность, — сказал я холодно.

Алим передал. Тогда сын Юсуфзы улыбнулся. Заговорил.

— Он говорит, — начал Алим, — что теперь, когда он встретился с тобой лично, он бы отговаривал своих людей от такой глупой затеи.

— Пусть отвечает на поставленный вопрос, — сказал я.

Канджиев поторопил Наби, а когда тот ответил, он передал его слова:

— Он почти уверен в том, что его брат организует новое наступление.

— Это глупо, — вдруг сказал Пуганьков, — уже светает. Скоро подойдут наши. Застава удержалась. У них все меньше людей. Потому я думаю, что это все просто бессовестный блеф. Только и всего. Они отступят за Пяндж.

— Не думал, что скажу это, товарищ старший лейтенант, — вклинился Черепанов, — но я согласен с лейтенантом Пуганьковым. Теперь уже им нет никакого смысла нападать. Времени слишком мало.

Наби заговорил, хотя никто его ни о чем не спрашивал. Все внимательно посмотрели на духа. Алим прислушался, потом перевел:

— Он говорит, что его брат хочет прославиться как боевой командир, который не боится шурави и без страха сражается с нами на нашей же земле.

Все молчали. Таран не отводил от душмана своего задумчивого взгляда. Казалось, потонув в собственных размышлениях, начальник заставы даже позабыл о боли, которую приносило ему его осколочное ранение.

— Я так понимаю, — Таран кивнул на Наби, — этот не готов так рисковать своей жизнью, как его братец.

— Спросить у него? — Подал голос Алим, оторвав взгляд от вопросительно вытянувшегося лица Наби.

— Нет. Не нужно. Увести обоих, — сказал начальник заставы, — мы с тобой допросим его немного позже.

Пограничники подступили к задержанным духам. Витя Мартынов жестом приказал Наби подняться. Тот сразу послушался.

А вот когда ко второму, молодому, подступил сержант Ара Авакян и тоже приказал ему встать, парень глянул на него волком. Кажется, он совершенно не спешил исполнять указание.

— Ну и что ты как барашка? — Зло сказал ему Ара и обратился к Канджиеву: — Алим, скажи этому, чтобы он тоже встал. А то он какой-то непонятливый.

— Мож контузило, — пожал плечами Стас.

Алим не успел ничего сказать юноше. Тот встал сам. А в следующее мгновение бросился на Ару.

Я заметил, что душман умудрился как-то избавиться от пут, что связывали ему руки за спиной. Их ему обездвижили какой-то тряпкой, что нашлась под рукой, и он, видимо, успел выпутаться, когда мы разговаривали с пленными.

Душманенок бросился на Ару, повалил его. При этом молодой что-то громко и немного сдавленно орал на своем.

Я тут же кинулся его оттаскивать. Еще несколько погранцов бросились следом.

Вцепившись духу в одежду, я стянул его с Ары, рывком перевернул на спину. В следующее мгновение, окружающие меня погранцы ахнули.

В руках лежавший на земле душман держал гранату Ф-1 и уже успел выдернуть чеку, зажимая спусковую скобу. Видимо, вытянул из подсумка Авакяна.

Он что-то крикнул, однако я успел на него налететь, схватил его руку, прижал пальцы к рубашке гранаты так, чтобы он просто не мог их разжать. Да так и остался на нем лежать.

Душман орал что-то. Дубасил меня по спине и затылку свободной рукой. Погранцы, увидев, как я отреагировал, тут же налетели. Стас схватил душмана за руку.

— Ну-ка… Давай сюда… — Процедил я сквозь сжатые зубы и отобрал у него гранату.

Дух схватил меня за одежду. Вереща что-то, он просто не хотел меня отпускать, опасаясь, что его прямо сейчас насмерть забьют ногами.

Подоспел Алим и схватил его за вторую руку. Я встал, сжимая гранату.

— Есть у кого иголка? — Спросил я мрачно.

Пока погранцы учили уму-разуму отчаянного духа и пинали его по ногам и почкам, ко мне приблизился Витя, достал иголку, которую носил в своей панаме и протянул мне. Я сунул ее в отверстие для чеки, отдал ему Ф-1. Мартынов принялся ловко выкручивать из Ф-1 запал, чтобы чего доброго не рвануло.

Духа успокоили быстро. Поученный армейскими сапогами, он уже не кричал и не брыкался, а просто обмяк в руках парней, когда те потянули его к бане.

— Отчаянный, — сказал Черепанов, провожая пограничников, что тащили духа, взглядом.

— Радикал, — добавил задумчиво Пуганьков.

Наблюдавший за всем этим Наби тоже проронил какое-то отрывистое слово.

— Что он сказал? — Спросил Таран у Алима.

— Я думаю, тут и переводить не надо, — проговорил я с ухмылкой.

— Он сказал, что этот душман — глупец, — все равно перевел Канджиев, пожав плечами.

— Выходит, они и сами в контрах? — Задумчиво спросил Черепанов.

Светало. Утром стало очень холодно. Мерный, немного усилившийся дождь, монотонно барабанил по крыше навеса, под которым мы собрались. Привычным делом, были тут офицеры и командиры отделений.

— Да, — кивнул Таран, у которого уже не было сил стоять.

Потому начзаставы сел на сырую лавку, что стояла под навесом, и прильнула к зданию заставы. Таран побледнел и его колотило то ли от холода, то ли от жара. На лице его отражалась невероятная усталость.

Остальные посматривали на начальник с настороженностью и беспокойством.

— Этот Наби считает… — С трудом продолжил Таран, — что его брат — просто дурачок. Он хочет заиметь себе репутацию бесстрашного вожака. Ну и, так сказать, сделать карьеру…

Внезапно Таран скривился от боли, нагнулся вперед, и мне показалось, что он вот-вот завалится на землю. Мы с Витей Мартыновым поспешили к нему, чтобы поддержать.

— Все нормально… Нормально… — Сказал Таран. — Че-то кольнуло.

Он выпрямился на лавке, жестами показал нам, что все в порядке.

— Осколок застрял, падла такая, — сказал начальник заставы, — колется, будто все глубже норовит пролезть.

— Я считаю, товарищ старший лейтенант, — начал я, — что вам следует передать командование заставой и отправиться к раненным.

Услышав мои слова, остальные командиры покивали.

Таран глянул на Пуганькова, который растерянно поморгал ему в ответ.

Если начальник передаст командование, то только лейтенанту Пуганькову. А тот, по всей видимости, совсем не горел желанием его принимать.

— У нас опытные и умелые командиры, Анатолий Сергеич, — сказал я, — сдюжим. А вы и так уже много крови потеряли.

— Селихов верно говорит, — покивал Витя Мартынов.

— Я тоже с ним согласен, — подтвердил Черепанов.

Остальные командиры тоже покивали, принялись поддакивать. Молчал только Пуганьков.

— Не, Селехов, — покачал головой Таран, — очень благодарен вам за беспокойство, братцы, но я вас в такой час не оставлю. Останусь на позиции до талого.

Что ж, настаивать я не стал. В конце концов, я бы поступил на месте Тарана точно так же.

Таран вздохнул. Добавил:

— Со слов этого Наби, внутри банды разлад. Сам Юсуфза не пропал, как полагала наша разведка, не залег на дно. Он погиб.

Таран замолчал. Видно было, что он снова борется с очередным приступом боли. Покривившись, начзаставы продолжил:

— Как и двое его сыновей. Осталось всего трое. Самый младший находится в одном из близлежайших кишлаков. Наби указал где. Сейчас группировкой руководит только самый старший оставшийся в живых Имран.

— Алим докладывает, что духи не отошли, — сказал Мартынов, — они все еще на берегу Пянджа. Готовятся.

— В сложившихся обстоятельствах мы можем положить конец их банде, — сказал я.

Сержанты все как один глянули на меня. Таран тоже поднял усталые глаза.

— Они попытаются атаковать снова, — я продолжил, — если удержать их натиск и перейти в контратаку, пока духи не успели перегруппироваться, то у нас есть шанс уничтожить группировку. Захватить или уничтожить их лидера.

— Селихов, нас всего пятьдесят человек, — возразил Пуганьков, — скоро подойдет подкрепление. Целесообразно будет просто оставаться на заставе и ждать.

— Если духи узнают, что всего одна застава смогла не просто защититься от нападения, но еще и разбить их в контрнаступлении, — продолжил я, — они больше не сунутся на Границу. Просто побоятся.

— Тем более, на нашей стороне бронетехника, — сказал Черепанов, поразмыслив несколько мгновений, — Утро. Под прикрытием пехоты танки в наступлении уже не будут так уязвимы, как ночью. В общим и целом, сил и средств для маневра контрнаступления у нас хватает.

— Я не вижу большого смысла рисковать личным составом, товарищ прапорщик, — сказал Пуганьков строго.

— Смысл есть, — вдруг хирпловато ответил ему Тарана, — отбросим их, и это покажет всем боевикам, что даже на отрезанные от подкрепления заставы лучше не соваться. Этим мы окажем услугу всем нашим парням не только в отряде, но и на Афганской Границе вообще. Однако тут нужно взвесить все за и…

Таран недоговорил. Внезапно для всех начальник заставы замолчал. Его суровое лицо расслабилось и словно бы омертвело.

Я заметил, что он медленно заваливается набок и вот-вот упадет.

Мы с Черепановым и Витей Мартыновым снова бросились к нему, чтобы поддержать.

— Толя! — Крикнул старшина, вцепившись Тарану сначала в одежду, а потом взяв его лицо в ладони, — Толя, очнись!