Застава, к бою! (СИ)

Глава 19

— Младший сержант Селихов по вашему приказанию прибыл, — проговорил я, когда Пуганьков как-то испуганно обернулся ко мне.

Он в своей манере быстро-быстро заморгал. Приоткрыл рот, что бы что-то сказать, но так ничего и не сказал. На несколько мгновений между нами воцарилась тишина.

— Вам не кажется, товарищ лейтенант, — нарушил я ее, что строить бойцов прямо посреди боя, пусть он и притих, не самая лучшая идея?

— Нет… — Не сразу, пару секунд поискав слова, ответил лейтенант, — не кажется.

— Очень плохо. Я бы посоветовал вам вернуть бойцов на позиции. Если духи нападут — на счету будет каждая секунда. Тем более те, что понадобятся бойцам, чтобы занять свои позиции.

— Когда надо будет, тогда и прикажу, — насупился Пуганьков, — вы меня поняли? А сейчас вопрос совсем не в этом…

— Если вы хотели поговорить со мной о том, почему я отослал отделение Бричника обратно на их позицию, то докладываю, — перебил я Пуганькова, — у нас здесь они будут только мешаться. Создавать неразбериху. Кроме того, вы зря открываете левый фланг, надеясь на одну только бронетехнику, что стоит на тех позициях. Левый фланг нельзя оставлять совсем без прикрытия.

Пуганьков застыл без движения. Казалось, он был возмущен от такой наглости.

— Селихов, на заставе сейчас командую я. И я…

— Скажите, это ваш первый настоящий бой?

— Что? — Задрал брови Пуганьков.

— Я спрашиваю вас, товарищ лейтенант, это ваш первый бой?

— Какое это имеет значение? Я командир!

— Ответьте на вопрос, — невозмутимо сказал я, — все же, от вас в определенном смысле зависят жизни бойцов. От меня тоже, потому, собственно говоря, я делаю то — что делаю. А вот вы, видится мне, заботитесь больше не о них самих, а том, чтобы выглядеть в их глазах хорошим командиром. Да только мне кажется, что ваши представления о хорошем командире очень сильно противоречат представлениям остальных пограничников.

Пуганьков молчал. Сверлил меня недовольным взглядом.

— На заставе много опытных командиров отделений, — начал я, — тот же Витя Мартынов. Черепанов, в конце концов. Таран никогда не брезговал тем, чтобы спрашивать их мнения, прежде чем принимать сложное решение. Вы видели это сами. Вместо того чтобы постараться неумело «прогибать» бойцов под себя, лучше бы послушали, что думают об организации обороны сержанты.

Пуганьков нервно сглотнул. Не выдержав моего взгляда, отвел глаза. Потом обернулся, глянул на суровых пограничников.

— Зайдите ко мне, товарищ младший сержант. Жду вас в канцелярии через пять минут, — бросил он, а потом торопливо пошел к зданию заставы.

Я проводил его взглядом. Погранцы, что стояли в строю, расслабились. Сами дали себе команду «вольно».

— Ну, братцы? — Сказал я, — и чего стоим как на параде? Давайте к бою. Если духам взбредет в голову пойти на нас снова, встретим их как надо.

Бойцы дружно, но вразнобой бросили мне свое «есть» и кинулись к позиции у забора.

Когда я шел к Пуганькову в канцелярию, по пути встретил Черепанова, что спускался по сходням и, по всей видимости, направлялся к позициям стрелковых отделений. Видимо, он уже дал лейтенанту свой «совет». И я знал какой.

— Старшина! — Позвал я его и ускорил шаг.

Заметив меня, Черепанов помрачнел, но задержался. Не стал делать вид, что не замечает меня, и не пытался убежать, уклоняясь от разговора.

— Что ты хотел, Саша? — Вместо этого вздохнул он.

— Ты был у Пуганькова?

Не ответив, прапорщик только покивал. Повременив несколько мгновений, Черепанов сказал:

— Пуганьков хочет остаться на заставе. Защищать ее, но наступательные действия не вести ни при каких условиях. Он поставил приказ удерживать Шамабад до прихода подкрепления. Если к этому моменту враг не отойдет сам, мангруппа из отряда, ну или резерв с соседних застав выдавят врага за реку вместо нас.

— Ты считаешь, что так должны действовать советские пограничники, да? — Спросил я холодно. — Просто отпустить врага и дать ему время снова накопить силы?

Черепанов поджал губы. Отвел взгляд.

— Наша задача — охранять участок. Охранаять Границу, — продолжил я. — Нужно встретить новую атаку врага, отразить ее, а дальше контаратаковать и выдавить их с советской земли. Силы и средства для успешного контрнаступления у нас есть. Пусть их больше, но в ходе атаки мы их ряды проредим. Нужно создать возможность. Ты же все это сам понимаешь, Сережа. Что с тобой?

Черепанов похолодел взглядом. Нашел себе силы заглянуть мне в глаза.

— Создать возможность, Саша? — покачал головой Черепанов отрицательно, — Пуганьков сейчас командует. Он отдал приказ, и мы должны ему подчиняться. Будем сидеть тут и защищать Шамабад.

— А какой бы приказ отдал Таран? — Спросил я решительно.

Черепанов изменился в лице. Брови его удивленно полезли вверх.

— Таран раненный лежит, не ему сейчас решение принимать… Ему бы остаться живым.

— С Тараном ничего не будет, — убежденно сказал я, — он мужик сильный. Выкарабкается. Да только Таран не такой службе учит парней на Шамабаде. Да, иногда и он сомневался, но всегда выбирал путь решительных действий. Он бы отсиживаться не стал.

— Да знаю я, что не стал бы! — Вдруг взорвался Пуганьков, — ну и что? Вон, он и в начале боя не отсиживался! И куда это его привело⁈ В койку больничную, вот куда! Я с Тараном с самого первого дня службы вместе! Он сам меня, молодого прапора зеленого, учил как тут, на Шамабаде все устроено! Как в местных условиях службу нести! Как бойцов воспитывать…

Черепанов осекся. Выдохнул, беря себя в руки. Потом добавил:

— Не, Саша, давай уж дождемся подкрепления. Без лишних движений дождемся. Мы уже достаточно сделали всей заставой. Удержали Шамабад. Недали его взять. Мы заплатили немалую цену, чтобы удержать заставу. Даже кровью заплатили. Все, хватит. Пусть с духами резерв из отряда разбирается.

Я посмотрел на Черепанова волком. В глазах еще после его взрыва все еще плясали угасающие искорки внезапно вспыхнувшего гнева.

— Резерв может просто не успеть, старшина. А через две недели эти же бандиты снова будут охотиться на наряды. — сказал я, — Нас учили исполнять свой долг, а не отсиживаться в уголке, Сережа. И ты сам знаешь, какой у нас сейчас долг. Нам нужно защитить наш участок. Защитить Границу. Показать всем этим бармалеем, что лезть на советскую землю — себе дороже.

— А мы, Саша, по-твоему, не этим занимаемся? — Как-то горько и даже грустно сказал Черепанов, — не защищаем Границу?

— Нет. Мы отсиживаемся, когда нужно действовать, — сказал я. — Помнишь тогда, когда мы с тобой попали в бой на берегу Пянджа? Когда Славу Нарыва ранили?

— Тут забудешь, — вздохнул Черепанов.

— А что ты тогда сделал, а? — кивнул я старшине, — ты под пули полез, чтобы помочь нам со Славой до укрытия добраться. Тебе стыдно стало, что я за ним пошел, а ты остался в укрытии. И ты жизнью рискнул, чтобы нас с Нарывом вытащить. А теперь что? Или тогда, на берегу, то другой Черепанов был? Не ты?

Прапорщик потемнел лицом. Глаза его вдруг остекленели от воспоминаний, и он машинально снял фуражку. Пригладил мокрые от дождя волосы и как бы невзначай потер шрам на затылке, что оставила ему пуля, едва не убившая прапорщика.

— Тогда дело было другое. Не то что сейчас… — Нерешительно сказал прапорщик. — Тогда я только за свою жизнь отвечал. Потому и рискнул ею. А сейчас все не так.

— Также, — отрезал я. — Если б ты тогда нам не помог, неизвестно, остались ли мы с Нарывом живые, или нет. В тот раз ты не сомневался. А сейчас, что с тобой стала, Сережа?

Черепанов вдруг нервно сложил руки на груди так, будто хотел обнять себя за предплечья. Потом все же просто сплел их, словно бы сжался. Вздохнув, поджал губы и быстро-быстро заморгал.

Я не выдал удивления, когда увидел, как глаза прапорщика заблестели.

— Тоху Фрундина я посоветовал Тарану поставить на ту позицию, — хрипловатым, изменившимся голосом сказал Черепанов, — Толя хотел его сунуть в середину. В бойницу. А я настоял поставить пулемет на фланг. У него так линия обстрела была бы шире.

Черепанов замолчал, проглотил неприятный ком, что явно застрял у него в горле. Потом все же решился договорить:

— Таран меня послушался. И что теперь с Фрундиным стало? Если б не я, он бы, может быть, остался живой. А так…

Так вот, в чем было дело…

Черепанов всегда был стойким, я б сказал, несгибаемым солдатом. Как бы туго ни шло дело, он всегда оставался сосредоточенным, внимательным, готовым в любой момент исполнять боевую задачу. Пусть в обычной жизни на заставе старшина был тем еще невыносимым занудой, но каждый знал — в бою на него можно положиться. Потому никому, даже мне, в голову не могло прийти, что Черепанов мог бы распустить нюни.

А выходит, он все это время винил себя в смерти Антона Фрундина.

Сначала, видать, держался, не подавал виду. Но когда Таран слег, то и Черепанов стал ломаться. Потерял решительность и стал сомневаться в своих решениях. Ну ничего… Я его сейчас встряхну. Приведу в чувство.

— Сергей, идет война, — сказал я, немного помолчав. — Ты свой долг исполнял, а Антона убили не твои, как тебе кажется, неправильные решения. Духи его убили. Они в его смерти виноваты.

— Если бы я Тарану его не посоветовал туда поставить…

— Мог бы не Антон погибнуть, а кто-то другой, — перебил я Черепанова.

На лице старшины отразилось какое-то горькое сомнение. И даже теперь упрямый Черепанов сказал:

— А может быть, никто бы не погиб.

— Может быть, — согласился я, — может быть, к полудню мы все поляжем. Кто его знает?Духов больше сотни, а нас чуть меньше пяти десятков. Там может нам всем тут дружно лечь и ждать, пока убьют?

Я ухмыльнулся Черепанову и тот тоже показал мне мимолетную улыбку, которую почти сразу задавил.

— Но знаешь, что я тебе скажу наверняка, — проговорил я, — Антона уже не вернешь. Он свой долг выполнил. У него сомнений не было: а надо ли ему пулеметную позицию занимать, или не надо. Он просто выполнил. Теперь за него мы можем только отомстить. Фрундин не сомневался. Так чего ж ты сомневаешься?

Черепанов нахмурился. Казалось, прапорщик не решался заглянуть мне в глаза. Но зрачки его растерянно бегали, словно он раз за разом проматывал в голове какие-то одному только ему известные мысли.

— А как бы Таран поступил, если бы мог командовать? — Повторил я свой вопрос.

— Таран бы задушил их наступление, и сам пошел наступать, — сказал Черепанов.

— Верно.

Прапорщик наконец-то заглянул мне в глаза. Покивал.

— Но Пуганьков поставил приказ держаться на заставе.

— Пуганьков неопытный командир, — покачал я головой, — он принял позицию, что б не накосячить. Боится предпринять хоть что-то, потому что не уверен в своих силах как в командире. И правильно, что не уверен. Понять его можно. Опыта нету.

Черепанов молчал, поджав губы.

— Но проблема его в том, что он и остальных по себе судит, — продолжил я, — он видит в командирах наших отделений неопытных пацанов, который без батьки-Тарана не могут и шагу ступить. А мы с тобой знаем, что эти парни, несмотря на возраст, хлебнули уже как надо. И уж духа добить они точно смогут.

Слушая мои слова, Черепанов от секунды к секунде будто бы расцветал. Лицо его просветлело, а глаза наполнялись решимостью. Сдвинув ровные светлые брови к переносице, он сказал:

— Ты хочешь начхать на Пуганьковский приказ?

— Идут! Идут! — Внезапно закричал кто-то со стороны дувала.

Мы с Черепановым почти синхронно глянули туда. Там уже суетились пограничники. Они занимали свои места, хватали и перезаряжали автоматы, готовились к бою.

— Мне надо к моим, Сергей, — сказал я. — держим связь. Радиостанцию взяли?

Черепанов покивал.

— Сейчас главное — оборониться. Ну давай! Я к своим!

С этими словами, совершенно начхав на то, что Пуганьков вызвал меня к себе, я помчался к позициям отделения хвостов.

— Сашка! — Крикнул Черепанов мне вдруг.

Я обернулся.

— Смотри мне, Селихов, — Закричал Черепанов, — не помри!

— Взаимно, старшина!

Бой начался. По фронту заставы стала звучать все нарастающая стрельба.

Когда я подошел к своему отделению, увидел, что бойцы сидят без дела. Они внимательно смотрели в проем. Чутко напрягали органы чувств, чтобы не пропустить врага, который мог пойти справа. Да только врага не было.

Я подбежал к Малюге, лежащему за мешками с песком. Сел за бетонной секцией, рядом с Матузным.

— Идут? — Спросил я у них.

— Не видать, — сказал Малюга, не отвлекаясь от наблюдения. — Ни одного духа с нашей стороны не видать.

Я тоже глянул в брешь. Равнина, что раскинулась за забором заставы, была пуста, если не считать тел душманов, которые остались лежать там после недавнего боя.

— Они тут не пойдут, — сказал я.

— Не пойдут? Почему? — Удивился Малюга.

— Рассвело. Тут они будут как на ладони.

— А если нападут? — Недоверчиво поглядывая на меня, спросил Матузный.

— Послушай, — сказал я и сам прислушался. — Что ты слышишь?

— Что-что… — Матузный даже удивился. — Стреляют, вот что. Бой идет с фронта, где дувал.

— Правильно. Слышишь пулеметы слева?

И Малюга и Матузный нахмурились. А потом вразнобой покачали головами.

— Все потому, что духи и слева не идут. Бояться пулеметов нашей бронетехники. В ночи они могли успешно маневрировать, мы бы их не заметили. А теперь уже дело другое. Потому не решаются идти в обход, с флангов.

— В опорник пойдут, — поднял брови Матузный.

— Вряд ли, — сказал я, — все равно засечем. Да и обходить слева очень долго будет. Не решаться. У них, по всей видимости, план другой.

— Какой? — Спросил Малюга с напряженным лицом.

— Душман, которого мы взяли, сказал, что артиллерии у них нет. Проблемы с переброской патронов тоже имеются. Пулеметов у духов там кот наплакал. А вот живой силы… Живой силы почти в три раза больше нашего.

Пограничники переглянулись. По их лицам я понял, что до них мало помалу начинает доходить.

— Пойдут всей толпой по фронту, — выдал первым Малюга.

— Верно, — я кивнул, — там у нас всего два стрелковых отделения. Два пулемета. Канджиев с СВД. Если организовать достаточно массированное наступление, плотности нашего огня просто не хватит, чтобы сдержать их напор.

— Если ты прав, Саша, — помрачнел Матузный, — то что нам делать?

— Черепанов должен сразу понять, что делать. Ну и подсказать Пуганькову.

Внезапно ко мне прибежал один из наших парней с рацией в подсумке. Он опустился рядом, прижал гарнитуру к уху.

Пограничник был ефрейтором по званию, а по имени тоже Сашей. Только фамилия у него была Журавлев.

— Сашка! Черепанов на связи!

Я многозначительно глянул на Матузного с Малюгой.

— Пуганьков приказывает части сил твоего отделения перейти к дувалу, — сказал Журавлев.

Я кивнул. Поднялся.

— Отделение, слушай мою команду! Пятеро — за мной. Остальным быть здесь. Наблюдать. В случае появления противника доложить и огонь вести по усмотрению. Ждать дальнейших указаний. Журавлев!

— Я! — Ефрейтор оторвал взгляд от рации и поднял на меня глаза.

— Будешь за старшего.

— Есть!

Я и еще пятеро бойцов, среди которых были Малюга и Сагдиев, помчались к дувалу, где уже шел ожесточенный стрелковый бой.

Пограничники безжалостно отстреливали духов, что цепь за цепью продвигались к нам.

Они шли волнами. Первая волна, невзирая на огонь пограничников, продвигалась как можно дальше и залегала, пытаясь обратить все свое внимание погранцов на себя. За ней следовала вторая, которая должна была достигнуть и усилить первую.

Потом вместе обе волны начинали снова наступать, а за ними шла третья. Так, усиливая друг друга, они пытались продвинуться ближе.

Замысел я сразу понял: подобраться к нашим позициям как можно ближе. Желательно метров на тридцать или пятьдесят, а потом просто забросать пограничников гранатами.

Простая тактика, без затей и экивоков. Главный ее минус — слишком серьезные потери среди личного состава. Но насколько я понял, для оставшегося командира душманов, для этого Имрана, потери были вовсе не проблемой.

— Огонь! Огонь! — Кричал Пуганьков, засевший в средней части дувала и не рисковавший поднимать головы.

Я подскочил к Черепанову, который держал оборону у разрушенного края стены, рядом с Мартыновы.

Дав несколько очередей сквозь бойницу, я спрятался от ответных выстрелов, что выбили крошку из камней дувала.

— Плотно идут, Падлы! Очень плотно! — Кричал Мартынов, меняя пулемету коробку с лентой на новую, — мы просто плотности стрельбы такой не обеспечим!

Черепанов, стискивая автомат, внимательно смотрел в бойницу. Я видел, как на лбу его пульсирует напряженная жилка.

— Мы не сможем, — согласился я. Потом глянул на Черепанова. — Кажись, парни, надо нам уже козырем сыграть.

— Хочешь фланги оголить? — Зыркнул на меня Мартынов, готовившийся снова открыть огонь по врагу.

— Вот именно!

Взгляд Мартынова сделался хитроватым. Он ухмыльнулся и выдал:

— Давно пара!

Черепанов, слушавший все это время наш разговор, оторвался от бойницы. Глянул сначала на Мартынова, потом на меня. Наконец, он кивнул. Надел гарнитуру от рации. Заговорил:

— Броня-1! На связь!